Heridas tiernas

      — Спокойной ночи, Таня, — весело улыбается Ольга и выбегает из комнаты сестры. Она слишком торопится к себе, чтобы услышать горькое «И тебе добрых снов». А Татьяна, закрыв дверь, пугливо обнимает себя за плечи и не спешит тушить свечу. Ее свет еле-еле разрезает тьму, но с ней, с этим маленьким солнышком, девушка чувствует себя увереннее.       И все же… Все же страх не отпускает ее.       Этой ночью — она знает точно — все повторится. Снова будет тот сон (или же явь?), снова Таня будет дрожать от холода на широкой кровати и снова придет она.       Словно подслушав ее мысли, огонек свечи задрожал, силясь потухнуть. Но Татьяна сама решилась задуть его. Зябко поведя плечами, она легла под тонкое одеяло, которое обязательно сбросит потом, и заснула — на удивление быстро.       Впрочем, ненадолго. Ведь почти сразу в темноте начали зажигаться огоньки, приближающиеся к девушке. Они сияли все ярче и ярче, создавая ореол и привлекая к себе мрак.       Она ступила так тихо, что невозможно было уловить ни звука — ее фигуру соткали за мгновение черные ленты, замершие в итоге длинным платьем на своей хозяйке. Она была ирреально-прекрасна, хоть и кривила губы в усмешке.       Длинные пальцы с острыми ногтями коснулись тонкой кожи спящей девушки и прочертили невидимые линии от плеча к запястью. Татьяна вздрогнула и открыла глаза. Несколько мгновений она вглядывалась в темноту, пока, наконец, не смогла разглядеть хоть что-то.       — Ты, — прошептала она, чувствуя легкое прикосновение женской руки и тепло, распространяющееся от нее по своему телу.       — Я, — согласилась ночная гостья и внезапно встала коленями на кровать, приближаясь к Татьяне, заставляя ту отползти к самому изголовью, — словно охотник свою жертву.       — Кто ты? — девушка вжалась в деревянную спинку всем телом. Она не боялась своей странной собеседницы, вовсе нет. Но вот чувства, что бушевали в самой Тане, пугали ее — она ведь ждала каждую ночь, надеялась на встречу и отрицала это, тянулась к тому огню, что предлагал ей сам Дьявол в женском обличье, и тут же испуганно отступала назад.       — Разве ты сама не догадалась? — алые губы изгибаются в улыбке. — Зови меня Мар, как яростное море, как непроглядный лес, как бездонную пропасть и как саму тьму*.       Этот шепот — чуть хрипловатый и слишком чувственный — подчиняет Татьяну своей воле. Она уже не помнит, о чем только что спрашивала и что вообще происходит, главное для нее — наблюдать за тем, как вспыхивают отражения огоньков в глазах Мар.       Ее пальцы — длинные, изящные — обхватывают запястья девушки и с неожиданной силой поднимают ее вверх. Таня дрожит от холода, привычно тянется за покрывалом, но ее останавливают.       Тепло чужого тела поначалу обжигает, но это слишком приятно, чтобы отстраниться — и с глухим стоном девушка отдается во власть этого демона, что соблазняет ее так противоестественно-правильно.       Они взлетают к самым звездам, но их свет не в силах заглушить мерцание огней в глазах. Они падают со скалы прямо в море, но его волны не могут сравниться по своей силе с тем наслаждением, что прокатывается по двум сплетенным в объятиях телам. Они шагают в костер, но его жар не сравнится с тем огнем, что сейчас бежит по венам вместо крови.       — Слишком… прекрасно… — рвано выдыхает Татьяна, отрываясь от плена чужих губ, но снова бросается в этот омут с головой. Она чувствует все то, чем была и есть Мар — и море, и лес, и тьму, и пропасть, над которой они балансировали так недолго, предпочтя сорваться вниз, но вместе.       «Это грех», — думает Таня, откидываясь на подушки и выгибаясь навстречу легким поцелуям. Она комкает в пальцах шелк простыней и еле сдерживается от криков наслаждения. — «Но разве может быть греховным рай?».

***

      Утро наступает слишком быстро, забирая с собой чувства и возвращая холод. Татьяна кутается в покрывало, но никак не может согреться. Она кого-то неразборчиво зовет и испуганно вскрикивает, когда, разбуженная няней, понимает, что все это было лишь сном.       Но простыни смяты, а губы у девушки припухли. И она улыбается отражению, в котором видит свое ночное искушение.