Morning stars

Звонок настиг Каору на пути из домашней студии в гостиную. На пороге стоял Дай, который принес с собой зимнюю свежесть холода и легкое мерцание снега. Он пришел с улицы, которая светилась оранжевыми огнями вечернего света и неоновыми вывесками рождественских распродаж. – Не ожидал тебя увидеть, – сказал Каору, улыбнувшись одними глазами, в которых по контрасту читалось отсутствие всякого удивления. – Я думал, ты после своего дня рождения еще неделю отходить будешь. – Не смешно, – Дай шагнул за порог и стряхнул снег со своих длинных темных волос. – Не ты ли сам сказал, что до нового года не выпустишь нас из студии? – Не помню. Может, и сказал. Ну, а как с вами по-другому, – Каору стоял и ухмылялся, скрестив руки на груди и глядя на то, как Дай стягивает куртку. – Тебе… как обычно? – Да, черт возьми! Там так холодно, что у меня зуб на зуб не попадает. – Проходи в комнату, сейчас все принесу. Когда Каору появился в гостиной с бутылкой виски, ведерком льда и двумя стаканами, Дай уже расположился на диване. Каору не мог не отметить про себя, насколько тот был задумчив. Однако, увидев лидера, а, главное, то, что тот принес, Дай немного оживился. – Вот за что я люблю тебя, Каору, так это за то, что ты умеешь пить. С этими тремя даже не выпьешь нормально. Каору придвинул к дивану столик, на котором расположил сей нехитрый натюрморт, налил им по хорошей порции виски и уселся рядом с Даем. – У тебя что, дома пойло закончилось? – решил он подколоть гитариста. – Иди к черту! Как будто я просто так зайти не могу, – возразил Дай без особого энтузиазма и сразу осушил половину стакана. – Ага. Очень убедительно, – сдержанно усмехнулся Каору и сделал пару небольших глотков, поглядывая в сторону Дая. Тот рассеянно смотрел, как плавится лед в его стакане. – Что-то случилось? – Да нет… Ничего особенного. Просто вспомнил кое-что. Каору отставил стакан, взял со столика сигареты и пододвинул к себе пепельницу. Дай смерил его взглядом, который, казалось, мог сровнять с землей целый город. – До сих пор не можешь бросить? – До сих пор завидуешь? – засмеялся Каору и закурил. – Вот еще, – буркнул Дай и вернулся к своему медитативному занятию – наблюдению за тем, как светлеет виски в его стакане. – Као, а ведь тогда… десять лет назад. – Одиннадцать, – Каору загадочно улыбнулся, и Дай понял, что может не продолжать. Лидер понял его с полуслова. Дай благодарно улыбнулся в ответ. – Ты думаешь о том, как много всего изменилось, или о том, как много всего осталось прежним? – спросил Каору. Дым отбрасывал на его лицо легкие тени, а приятный полумрак гостиной смягчал черты, отчего было сложно прочесть его выражение. – Пожалуй, обо всем сразу, – признался Дай. – Вспомнил, как мы отрывались после концерта. И тогда, на крыше. – О да… – Каору засмеялся. – Тогда с тобой я потерял столько нервных клеток, что никогда в жизни не забуду эту историю, Дайске. Конец девяносто девятого года. Концерт в Осака Джо Холл. Удивительный, почти ошеломительный успех для молодых музыкантов. В то время многое только познавалось, ощущалось впервые, и мысль о собственной всесильности кружила голову. Можно было шептать слова своих песен и слышать, как их скандирует толпа. Как крики следуют за движениями твоих пальцев и губ. Как тонут в этом шквале голосов все твои чувства и мысли. Как всегда, на переднем плане два гитариста, два брата-близнеца, две красные башки, щетинящиеся колючками начесов. Четыре руки, терзающие струны своих девочек и ласкающие их корпуса. Улыбки и кривляния. Заигрывания с залом в духе «Покажите, на что вы способны» и «Не слышу вас, не вижу ваши руки». Вот Каору ощущает, как его пассажи тонут в овациях, и, окрыленный успехом, он с еще большим остервенением принимается насиловать гитару. В какой-то момент к нему подходит второй гитарист. Каору отклоняется назад, теснее прижимаясь к Даевской броне, черной и серебристой, и на его лице появляется воистину демоническая улыбка. Пока рука ритм-гитариста уверенно шарит по грифу его гитары, цепляет струны, Каору по-хозяйски поддерживает чужую гитару и шутливо дергает себя за колючки начеса. Чужая щека прижимается к жестким от лака малиновым волосам, и в этот момент у Дая настолько забавное, какое-то отстраненно-обиженное выражение лица, что кажется, его совсем не волнует то, что творится вокруг. Зал по-прежнему орет, но кажется, что в этом потоке звука можно расслышать чужое сердце. Чуть позже – бар, где спиртное льется рекой, звон стаканов тонет в оглушительном смехе, и мир задернут плотной завесой табачного дыма. – Мы звезды! Мы гребаные звезды! – доносится откуда-то со стороны красной башки, но из-за дыма, темноты и количества выпитого очертания стремительно размываются в густом душном воздухе. Каору шутливо отвешивает Даю подзатыльник, чтобы хоть как-то усмирить разбушевавшегося гитариста, тот пытается отмахнуться стаканом. Раздается звонкий смех – кажется, со стороны Тошии – и слышно, как Шинья барабанит по столу палочками для еды, а откуда-то со стороны белобрысого пятна замогильным голосом доносится: – Хочу домой. Спать. В конце концов, когда стрелка часов уползает далеко за полночь, бар пустеет, и за уставленным стаканами столиком остается только два красных пятна. Два изрядно размазанных красных пятна. – Ну что, возьмем еще виски? – предлагает Дай, пытаясь сконцентрировать взгляд на опустошенной бутыли. – Угомонись, – отвечает Каору строго, но заплетающийся язык его отчаянно выдает. – Ты хоть подумал о том, кто будет за все это платить? – Ребята же что-то оставляли, – ответил Дай, проделав неопределенный жест рукой в воздухе. – Оставляли, да. Но кому-то захотелось авансом выдать чаевых симпатичным официанткам. А потом угостить девушек за соседним столом. А потом спеть караоке… Я не понимаю, ты на концерте не напелся, что ли? – Да ну тебя, – отмахнулся Дай. – Мы же звезды. Можем уже не считать эти хреновы деньги. – Ладно, звезда, – Каору потрепал Дая по волосам, – будем считать, что ты всех угощал. Действительно, чего считать? Пей сколько влезет. Еще виски, да? Дай скользнул по расценкам в меню рассеянным взглядом и нахмурился. – Ладно, к черту все. Пошли отсюда. Все равно пойло тут отвратное. Наконец, душный туман бара сменился отрезвляющим зимним холодом, и до неприличия громкий смех двух гитаристов разрушил звенящую тишину пустой улицы. Казалось, они были лишними в этом мирке, который создавали приглушенный свет иллюминации, темное небо и синеватый ночной снег, словно на хмурый зимний пейзаж опрокинули яркие краски. В какой-то момент Каору ушел вперед, а Дай подотстал, но в ту секунду, когда лидер хотел поторопить гитариста, он ощутил легкий толчок где-то в районе затылка, а потом – холод, расползающийся по коже. Оценив свою снайперскую точность, Дай гордо усмехнулся. Каору как мог вытряхнул снег из-под воротника своего пижонского клетчатого пальто и страшным голосом прорычал: – Ну все, засранец, тебе не жить! Он присел, сгреб в охапку побольше снега и понесся за Даем. Тот смеялся и пытался убегать, впрочем, это у него выходило скверно: смех не давал разогнуться, а алкоголь лишил координации. Наконец, Каору настиг Дая, вцепившись в рукав его пальто, и осыпал снегом всю его красную шевелюру. Дай вырывался, матерился и хохотал еще сильнее, а потом кое-как вывернулся, сделал пару шагов в сторону ближайшего сугроба и навзничь завалился на снег, пытаясь отдышаться. Кажется, время остановилось, словно двух безумцев заключили в пустую коробку из мерцающего стекла, присыпав белыми хлопьями пенопласта. Дай вздохнул, достал из кармана сигареты, вложил одну между губ и с блаженной улыбкой человека, достигшего просветления, принялся смотреть в ночное небо. Снег поблескивал где-то в холодных высях, приземляясь на лицо мелкой ледяной пылью, и лишь вспыхнувший огонек зажигалки подарил секунду тепла. – Эй, ты. Долго собрался так лежать? – Каору склонился над Даем, перегородив тому полнеба. – Отстань, – процедил Дай, не выпуская сигарету изо рта. – Если ты думаешь, что я буду мерзнуть тут вечно, ты глубоко ошибаешься. – Отвали, Каору! Не порти момент. – Если ты сейчас же не встанешь, я пойду домой, Дай. Дай с усилием перевел взгляд на Каору и молча выпустил дым изо рта. Каору безразлично пожал плечами. – Я ухожу. Несколько десятков секунд канули в небытие, словно снежинки, тающие на коже Дая, и тишина снова вошла в свои пределы, вернув картине привычную статичность. – Као… – тихо позвал Дай, поежившись. Темное небо стало каким-то особенно близким и тяжелым. Казалось, еще минута – и оно раздавит землю. – Као… Каору, ты где? – повторил Дай уже громче, приподняв голову. – Каору! – Дай сел и огляделся по сторонам. Вокруг не было ничего, кроме холодных огней витрин и непроницаемой, плотной тьмы. Вот, значит, на что похоже это ощущение – быть единственным ярким пятном на серой картине. Неожиданно голову тряхануло, и тупая боль отдалась в висках. Шею укололи тонкие иглы холода, легким разрядом пройдясь по позвоночнику. Дай резко обернулся и увидел, как лид-гитарист торжествующе улыбается, стряхивая с рук снег. – Это была моя месть! Он подошел к Даю и протянул руку, помогая подняться. Даю даже не хотелось сердиться на него в тот момент. Он отряхнулся и рассмеялся: – Я думал, ты и вправду ушел. – Хотел, конечно. А потом подумал – замерзнешь тут еще... Где я найду второго такого гитариста. Дай закинул Каору руку на плечо, и они вместе шагнули глубже в плотную темноту ночи. – Дай, только не это. Я найду другого гитариста. Голос Каору спокоен… пока спокоен. Однако, уже чувствуется, что струны его нервов натянуты и вот-вот порвутся. Так же, как на концерте несколько часов назад. Как будто бы в прошлой жизни. Красная башка маячила где-то сверху, а ее обладатель с каждой секундой забирался все выше. – Да ладно тебе. Давай, поднимайся тоже. Думаю, скоро уже рассветет. – Если ты упадешь оттуда и сломаешь руку, черт возьми, Дайске, я правда найду тебе замену! Дай на время остановился и посмотрел на Каору сверху вниз. – Может, выключишь уже лидера? Сам-то от себя не устал? Он высунул язык, рассмеялся и полез дальше. – Надо было оставить тебя в чертовом сугробе, – в сердцах бросил Каору, уперся ногой в стену и подтянулся на торчащих из нее железных скобах. Где они были, в какой район забрели – это они оба представляли уже смутно. Темнота отступала, сменившись невнятными оттенками серого и сиреневого. Отогреваться сигаретами надоело, к тому же приятная пост-алкогольная легкость начинала постепенно выветриваться из головы, уступая место усталости. Наверное, имело смысл поймать такси и разъехаться по домам, но тут Дай заметил здание с покатой железной крышей, куда можно было попасть, забравшись по скобам на стене. Не успел Каору что-то возразить, как Дай уже был где-то у него над головой. Наконец, Дай добрался до крыши, покрытой ровным слоем свежего снега, и лицо его просияло. – Каору, ты даже представить себе не можешь, как тут круто! Каору взобрался вслед за Даем и посмотрел на него взглядом, полным скепсиса. – Это последний раз, когда я занимаюсь подобным бредом. Учти, Дайске. Дай стал забираться еще выше, балансируя на скользком от снега скате крыши, а Каору следовал за ним, отчаянно матерясь про себя при каждом его неверном движении. Наконец, они залезли на самый верх и сели рядом. Небо постепенно светлело и теперь больше походило на черничный мусс, бледно-сиреневый, и лишь где-то далеко на горизонте синева выцветала и приобретала новые тона, в которых неощутимо проступали золото и платина. – Черт, ну классно же, – сказал Дай, довольно разглядывая игру красок на рассветном небе, словно та была его личной заслугой. – Нормально, да, – согласился Каору, рассматривая небо со сдержанной улыбкой. – В такие моменты кажется, что нам принадлежит весь мир, – засмеялся Дай, затягиваясь очередной сигаретой. – Скажешь тоже… – Каору шутливо толкнул его в плечо. – Смотри, не зазнавайся. – Ну а что такого? – спросил Дай. – Неужели ты сам так не думаешь? Каору окинул взглядом пробуждающийся мир и, кажется, посмотрел на него с неким сожалением. Словно осознал, что нельзя объять необъятное. Но это длилось какие-то секунды, потом же он снова принялся подтрунивать над Даем. – По-моему, у кого-то уже началась звездная болезнь. – Можешь не признаваться. Я и так уже все понял. Дай зашевелился и, оттолкнувшись руками, съехал по склону крыши туда, где еще не было их следов. – Что тебе все неймется? – воскликнул Каору, морально приготовившись к очередной выходке. Дай уперся ногой в небольшой парапет на краю крыши и провел по снежному полотну рукой. Сначала начертил прямую линию, потом дугу. – Понимаешь, Као. За дугой последовала еще одна прямая линия. – Может, насчет всего мира – это я и загнул. Дай двигался по кромке крыши, переставляя ботинки, и все вычерчивал линии. Его замерзшие пальцы скользили по снежному полотну и тонули в холодной мягкости снега. – Но ведь бывают мгновения, когда ты можешь претендовать на небольшую его часть. Дай прочертил последнюю дугу, и в этот самый момент холодную тьму прорезал первый луч солнца. – И что-то менять вокруг себя. Каору улыбнулся и закрыл глаза, с удовольствием подставляя лицо зимнему холодному свету. – Ты ошибаешься. Дай вопросительно посмотрел на Каору, который в этот момент выпрямился во весь рост, словно бросал вызов самому солнцу. Он смотрел, как светлеет край неба, выселяя вечернюю муть, и как множатся холодные лучи, пронзая туманные клочки тьмы. – Не надо никаких полумер. Я хочу весь этот мир. Целиком. Дай задрал голову, и на солнце его красная шевелюра полыхнула огнем. Каору продолжал: – Пока он не наш, но так даже интереснее. Так у нас есть, к чему стремиться. Он протянул Даю руку, и тот забрался вверх по скату. Они снова сели рядом. – Когда-нибудь мир действительно будет принадлежать нам. В этот момент солнце окончательно оторвалось от земли и властно протянуло лучи через все небо. Кажется, его ледяной свет вспорол кожу выцветшего неба, и из этих прорех пошел крупный снег. На свету он казался серебряным или стеклянным. Дай не знал, сколько они просидели на крыше. Его начало отчаянно клонить в сон, и лишь близость, дыхание и тепло Каору удерживали сознание Дая, норовящее соскользнуть куда-то в уютную снежную пустоту. Он сидел, прижимаясь к Каору плечом, с трудом удерживая отяжелевшую голову. Смыкались его веки или нет – картина перед глазами все равно была мутной. Каору встрепенулся первый и тут же принялся отряхивать от снега Даевскую шевелюру. – Все, Дай, хватит на сегодня прогулок. Пошли, пока нас совсем не замело. Дай с трудом поднялся на ноги и ощутил страшную усталость во всем теле. От холода он уже не чувствовал пальцев рук, а каждый порыв ветра будто бы пронзал его до костей. Он застегнул пальто до верхней пуговицы и стал осторожно спускаться с крыши вслед за Каору. Наконец, они снова стояли на земле. Дай не знал, куда деть замерзшие руки: в карманы набился снег, и перчатки как назло отсырели. Каору посмотрел на него взглядом усталого родителя и сжал его руки в своих ладонях. Его теплое дыхание коснулось кончиков Даевских пальцев, и тот ощутил, как к ним с легким покалыванием возвращается чувствительность. – Это все твои художества, – сказал Каору скорее спокойно, чем укоризненно. – Спасибо, – только и смог выдавить из себя Дай. Наконец, картина вновь приобрела привычные очертания, и даже надписи, которые старательно вычерчивал Дай, скрылись под слоем свежего снега. «DIR EN GREY» – первая надпись все еще виднелась сквозь снег, обрамленная отпечатками Даевских ботинок и коленей, а вторая, совсем небольшая – «Каору – дурак» – исчезла почти сразу после начала снегопада. Спустя десяток минут Дай и Каору сидели в такси, и Дай что-то шептал сквозь сон второму гитаристу. – Когда-нибудь… да… когда-нибудь точно… – А потом мы поехали к тебе, ты напоил меня горячим шоколадом и уложил спать, – закончил Дай с легким смешком и допил свое виски. – Ну… Я просто как-то привык заботиться о ваших задницах, – засмеялся Каору. Оба гитариста замолчали. Тишина, наполнившая комнату, была немного неуютной. – И как ты думаешь, Као, все так и получилось? – задумчиво проговорил Дай несколько минут спустя. – В смысле? – спросил Каору. – Ты про тот бред, который мы тогда несли? Дай улыбнулся, но улыбка не затронула глаз. – Забей. И вправду бред. Разговор вновь оборвался, но Дай не дал молчанию затянуться, а зашевелился и поставил стакан на стол. – Ну, я, наверное, пойду. Ты меня убьешь, но я и вправду пока не брался за работу. К тому же, если ты выкуришь при мне хоть еще одну сигарету, я и сам не удержусь. Дай поднялся и направился в прихожую, но Каору окликнул его. – Дайске. Если ты думаешь, что я просто так оставлю этот мир в покое, ты идиот. Дай развернулся к нему, широко улыбаясь. Видимо, он услышал именно то, что хотел. – Да иди ты. – Представь, как было бы скучно, если б все так быстро сбылось. К чему тогда вообще стремиться? – Каору иронично взглянул на Дая с видом учителя, растолковывающего совсем очевидные истины. Дай шутливо погрозил Каору кулаком. – Поскольку это моя идея, я заберу себе большую часть. Так и знай. Он застыл на пороге, скрестив руки на груди, как будто ждал чего-то еще. Каору прищурился и посмотрел на него так, словно собирался заговорить о каком-то секрете, известном только им двоим. – И да. Может, хочешь горячего шоколада?

[12.2010]