Связанные кровью

Глава 1. Первая-сигма Боль не давала думать ни о чем другом. Если бы ему удалось хоть на что-то отвлечься… Северус открыл глаза. И сразу же закрыл их. Было больно. Ярко-белая вспышка пронзила голову, троекратно усиливая боль. Хорошо. Нужно начать с самого начала. Где он находился? И, что самое важное, в безопасности ли? На этот раз Северус с большей осторожностью открывал веки. Боль не отступала, но глаза медленно приспосабливались к свету, который оказался довольно тусклым. По мере того, как его зрачки фокусировались, окружающие предметы постепенно обретали очертания. Он был в безопасности в больничном крыле Хогвартса. Единственное, что не давало ему покоя, – Северус не помнил, как сюда попал. Ответы. Ему нужны ответы. И зельевар не собирался больше здесь разлеживаться. Пульсация в голове немного утихла, поэтому он решил, что раны не настолько серьезны, как показалось сначала. Решение пошевелиться или, по крайней мере, сделать попытку пошевелиться, оказалось далеко не самым разумным. Северус резко втянул в себя воздух, а затем безжалостно придушил все свои чувства. Неважно, насколько серьезно он ранен, но зельевар не даст своей маске соскользнуть. Именно она была его единственным козырем в создавшемся положении. Он справедливо решил, что двигаться пока не стоит. Похоже, он действительно был очень серьезно ранен, как и предполагал вначале, если не хуже. Северус был не из тех, кто дожидается, пока что-то произойдет, поэтому он решил сделать то единственное, что мог в этом положении – оценить серьезность своих ран. Стараясь двигаться как можно медленнее – было просто зверски больно, но он не мог позволить, чтобы это кто-то заметил – Снейп полусидя устроился на подушках. Голова кружилась от малейшего перемещения. Когда перед глазами немного прояснилось, зельевар взглянул на свое тело. Так. Руки не сломаны. Уже плюс. Плюс, который едва мог перевесить огромное количество минусов. На его теле не осталось ни единого целого кусочка кожи. Он был покрыт ожогами, синяками, рубцами, порезами и ссадинами всех цветов радуги с примесью черного и коричневого. Но это было еще не самое страшное. Из поперечной раны на животе сквозь повязку просачивалась темная венозная кровь, что говорило о кровотечении в печени. Обе голени были сломаны и странно перевязаны. На левой ноге не хватало нескольких пальцев. Правое плечо было вывихнуто, и Северус полагал, что у него не осталось ни единого целого ребра. Зельевар ничего не понимал. По-видимому, он уже долгое время находился в больничном крыле. Тогда почему он до сих пор в столь ужасном состоянии? Такое нельзя списать на вопиющую некомпетентность больничного персонала. К собственному раздражению, он всегда признавал, что Поппи Помфри – первоклассный специалист. Тогда почему его еще не исцелили? Северус попытался позвать медсестру. Но из его горла вырвался лишь сухой кашель с кровью. Трясущейся рукой он вытер рот. Так, значит, у него серьезные ранения не только снаружи, но и внутри. На мгновенье он невидяще уставился на свою дрожащую руку, а потом сжал ее в кулак, до боли впившись ногтями в ладонь. Если он надеялся, что острая боль поможет ему сосредоточиться, то он глубоко заблуждался: слабые покалывания были совершенно неощутимы в захлестнувшем его море боли. Несколько раз он тяжело сглотнул, надеясь хоть как-то восстановить голос. Северусу надо было кого-то расспросить. Нужен был кто-то, на кого можно накричать. Для зельевара это был проверенный метод отвлечься от страданий. Но ему необходим голос, чтобы хотя бы позвать кого-то перед тем, как пускаться в тирады. Он отважился на еще одну попытку. На сей раз ему удалось что-то проскрежетать. Северус стиснул зубы, и его горло будто стянули веревкой. Он был почти готов заплакать от разочарования. Почти. Северус Снейп не плакал. И никогда не сдавался. Зельевар собрался заговорить в третий раз, но ему это не понадобилось. Из-за занавесок, отделяющих его кровать от остального помещения, раздались голоса Альбуса Дамблдора и Поппи Помфри. И они как раз обсуждали его, Северуса. Последний решил, что будет благоразумно поберечь силы до тех пор, пока они действительно не понадобятся. Если они сейчас ответят на все его вопросы, то нет никаких причин давать им знать, что он пришел в сознание. – Его еще не исцелили? – в голосе Дамблдора проскользнули обвиняющие нотки, и Северус молча согласился с таким тоном. – Я уже говорила тебе, Альбус, что мы не можем идти на такой риск. Снейп дернулся. Почему, во имя всего святого, нет? За занавеской Дамблдор откашлялся. – Поясни еще раз. Повисла тишина, и Северус почти видел, как Поппи собирает все свое терпение, чтобы сладить с сердитым старым волшебником. В другом случае, зельевар бы с ней согласился. Но не сейчас, когда он хотел услышать объяснения помимо тех, что медперсонал уделил ему недостаточно внимания. – Просто он потерял слишком много крови. Те, кто сделали… – еще одна пауза, и Северус мог поклясться, что услышал, как Поппи сглатывает ком в горле, – с ним… это… они знали, на что шли. Ему специально пустили кровь. И теперь у него едва хватает крови, чтобы не расстаться с жизнью. Ты, конечно, помнишь, что исцеляющие чары должны быть подкреплены силами самого пациента? Если применить чары, когда он в таком состоянии, то это его убьет. Воцарилась многозначительная тишина. У Северуса сжалось сердце. Он знал, что сейчас будет. – Хорошо, так что мы можем для него сделать? – Северусу необходимо переливание крови. – Тебе нужно мое разрешение? Поппи, если мальчик действительно в этом нуждается, то сделайте ему переливание. Вновь тишина. Северус покачал головой, зная, что там за занавеской медсестра повторяет его движение. – Нет? Но почему? – Не так все просто, как кажется, Альбус. Должна соответствовать не только группа, но и магический тип крови. – Боюсь, что я не понимаю. Северус фыркнул. Альбус явно приуменьшил. Тем не менее, он позволил Помфри пояснить: – Ты знаешь, что существуют разные магические типы крови, и некоторые из них не совместимы друг с другом? – вероятно, Дамблдор кивнул, потому что Поппи продолжила: – Так же есть и разные группы крови. И для переливания должны соответствовать и тип, и группа крови, иначе тело ее не примет, и наступит шок. Дамблдор тяжело вздохнул, но Северус знал, что дальше будет хуже. – К сожалению, у Северуса самая редкая комбинация крови. Первая группа и тип сигма. Мне очень жаль, Альбус, но по моим записям больше ни у кого такой комбинации нет. Северус закрыл глаза, полностью смирившись. Он это знал, но услышать такое от кого-то другого… – Но… ведь… – кажется, Дамблдор не мог найти слов. – Прости, Альбус. Возможно, у кровных родственников будет нужный тип крови, но мы оба знаем, что у Северуса нет никого в живых из семьи. Ну, данные сведенья не совсем правдивы. И Северус был очень рад, что Дамблдору это неизвестно. Зельевар был уверен, у директора и в мыслях не возникнет втягивать сюда мальчишку. Много лет назад Снейп решил, что унесет эту тайну в могилу. И если выходит, что он намного ближе к могиле, чем полагал, то так тому и быть. Северус жалел лишь о том, что у него не будет никакой возможности в последний раз увидеть мальчика. Дамблдор по ту сторону занавески сделал какое-то движение и с самодовольством в голосе произнес: – Кровный родственник? Насчет этого не знаю, но, думаю, мне известен один человек, у которого, возможно, тот же магический тип крови, что и у Северуса. Зельевар застыл. Черт. Старый чудак знал! У него не было ни малейшего понятия, как чертов директор узнал, но он знал! Нет. Северус не мог позволить ему связаться с мальчиком. Настало время нарушить тишину. Он собрался с силами и был чрезвычайно доволен, что голос его не подвел. – Альбус, – звук совершенно не походил на его голос, но, по крайней мере, его услышали. Занавески разошлись в стороны, и к нему торопливо подошла Поппи, принявшись проверять его состояние. За ней следовал Дамблдор. Северус проигнорировал медсестру, сверля пристальным взглядом директора. – Северус, как хорошо, что ты наконец очнулся. Должен сказать, что ты нас очень напугал, когда… Снейп резко перебил директора: – Альбус, я запрещаю вам вовлекать мальчишку. Что ж, по крайней мере, вездесущий старик умолк. – Понятия не имею, как вы о нем узнали, но я не позволяю вам с ним связываться! – К сожалению, его силы, кажется, были на исходе. Северус поспешно заговорил, надеясь переубедить упрямого волшебника, пока не стало слишком поздно. – Альбус, у нас нет никакого права что-либо ему говорить. Я не хочу его здесь видеть, и мне не нужна его кровь! Поппи переводила взгляд с одного собеседника на другого, пытаясь понять, из-за чего так разволновался ее пациент. – Северус! Успокойся! У тебя откроются раны, – убедив зельевара контролировать свои эмоции, она повернулась к Дамблдору. – Альбус, о чем он говорит? Ты знаешь человека, у которого тот же магический тип крови, что и у Северуса? – Нет! – произнес зельевар. – Да, – одновременно с ним сказал директор. Поппи запуталась еще больше. – Один говорит да, а другой – нет. И кто из вас прав? Мне нужно знать, есть ли возможность найти донора! – Нет такой возможности! Я никого не знаю с таким же магическим типом крови, что у м… – Северус внезапно вновь потерял голос, но на сей раз причиной послужил взмах палочки Дамблдора. Директор обратился к мадам Помфри: – Я до конца не уверен, но, подозреваю, что есть один человек, у которого такой же магический тип, что и у Северуса, – он повернулся обратно к раздраженному Мастеру зелий. – Сейчас, мой мальчик, я сниму чары, если ты согласишься проявить благоразумие. Северус смерил его тяжелым взглядом, но все же кивнул. Дамблдор развеял чары, и зельевар тут же заговорил: – Альбус, я не хочу, чтобы он узнал! Разве я не сказал бы ему раньше, если бы хотел, чтобы он знал? Здесь вы не можете не считаться с моими желаниями! Если я не открылся ему за те несколько лет, пока он был в Хогвартсе, то что заставляет вас думать, что сейчас я изменю свое мнение? Нет. Я запрещаю вам к нему обращаться, – Северус посмотрел на директора, который сохранял невозмутимое выражение лица. Черт. Черт, черт, черт! Упрямый старикашка! Он не собирался уступать, ведь так? Теперь зельевар смотрел с подозрением. – Как только вы выйдете отсюда, то отправитесь к нему и заберете его, да? – с осуждением произнес он. Дамблдор имел нахальство улыбнуться. – Мне никак не убедить вас в обратном, так? Улыбка директора, которая приводила его в ярость, стала еще шире. – Хорошо, – Северус понял, что в его голосе звучит обида, но сейчас ему было все равно. – Но если вы ему хоть что-то скажете, я тут же уволюсь, а прессе буду все отрицать. Теперь голубые глаза замерцали. – Северус, конечно же, я буду молчать. Сообщать такое не в моих полномочиях, – с этими словами Дамблдор вышел из палаты, а зельевару оставалось лишь сверлить взглядом его удаляющуюся спину. Директор отправился за Гарри Поттером. ><><>< Тетя Петуния закричала. Дадли заверещал и вылетел из кухни с немыслимой для него скоростью. Лицо дяди Вернона приобрело доселе невиданный пурпурный оттенок. Тетя Мадж упала в обморок и, не удержавшись на стуле, с грохотом приземлилась на пол. Ее пес Бульдозер с громким визгом выбежал из комнаты, поджав хвост. А Гарри зажимал ладонями рот, чтобы не рассмеяться, глядя на нелепые действия магглов, с которыми он жил. Кто бы мог подумать, что аппарация волшебника в центр кухни может вызвать такую негативную реакцию? Кстати о волшебнике… Поттер сделал несколько глубоких вздохов, шагнул вперед и обратился к новоприбывшему: – Профессор Дамблдор? Он пришел к выводу, что директор посреди маггловской кухни выглядит крайне эксцентрично. Конечно, нельзя пренебречь тем фактом, что Дамблдор сейчас сидел в центре обеденного стола с перевернутой тарелкой печенья на голове, а в руке у него была чашка горячего чая. Гарри усилием воли подавил смех. Директор поднял взгляд на гриффиндорца. – Ах, Гарри! – он рассеяно сделал глоток чая, потом опустил чашку и слез со стола, по пути стряхивая с себя печенье. – Именно вас, молодой человек, я и искал. – Но, сэр… прошу прощения, а… – Почему я здесь? – Гарри молча кивнул. – К этому моменту я перейду чуть позже. Ты не представишь меня своим родным? Гриффиндорец иронично оглянулся по сторонам. Тетя Петуния в глубоком обмороке присоединилась к Мадж, дядя Вернон укрылся за ними, кидая убийственные взгляды на профессора и явно подумывая о том, чтобы со всей прыти кинуться к двери. – Я… эм… думаю, они сейчас очень заняты. Давайте пойдем в гостиную, чтобы им не мешать, – Гарри указал на дверь, и профессор Дамблдор последовал за ним в нужном направлении. Дадли и Бульдозер, нашедшие укрытие за диваном, с громкими воплями бросились вверх по лестнице. Дамблдор проводил их взглядом. – Гарри, у тебя странные родственники. Тот фыркнул, предложил профессору сесть и уселся сам. – Профессор, если вы не возражаете, то я хотел бы узнать, почему вы здесь? Лицо директора внезапно стало серьезным, и гриффиндорцем овладело плохое предчувствие. – Гарри, я приехал просить тебя, чтобы ты вернулся в Хогвартс. Ситуация приобрела такой оборот, что только ты можешь помочь. Гарри побледнел. – Это как-то… связано с Волдемортом? На мгновенье лицо Дамблдора приняло изумленное выражение, будто подобное ему даже в голову не приходило. Поттер успокоился, но потом подумал, что же такое могло произойти, если только он мог помочь? – Нет, Волдеморт тут ни при чем. Тем не менее, речь идет о жизни и смерти. Сегодня рано утром Хагрид нашел профессора Снейпа на границе школьных земель. Он был в плохом состоянии. Как оказалось, это было хуже, чем обычное столкновение с Упивающимися. Гарри задрожал. – С ним все в порядке? – Нет, Гарри, боюсь, что нет. Мадам Помфри не может исцелить его, так как профессор потерял очень много крови. До применения любых исцеляющих чар ему нужно сделать переливание. И тут на сцену выходишь ты. – Я? Дамблдор кивнул. – Я думаю, у тебя и профессора Снейпа одинаковый магический тип крови. Гриффиндорец пришел в замешательство. – Магический тип? Дамблдор вновь кивнул. – Существуют различные магические типы крови, как и различные группы крови. Чтобы сделать переливание волшебнику, должны совпадать магический тип и группа крови. Гарри растерял все свое красноречие и лишь охнул. – Так получилось, что ты наиближайший волшебник с таким магическим типом крови, который совпадает с типом профессора Снейпа. И мне нужно знать, Гарри, – Дамблдор слегка наклонился вперед, пристально глядя в глаза собеседника, – согласишься ли ты вернуться со мной в Хогвартс и стать донором для Северуса? Гарри не колебался ни секунды и кивнул в знак согласия. Пусть Снейп в его глазах и не самый лучший человек на свете, но он не мог допустить, чтобы зельевар умер, если в его власти ему помочь. – Замечательно! – Дамблдор широко улыбнулся и, хлопнув в ладоши, поднялся с места. – Я только пойду и скажу твоему дяде, что ты уезжаешь, а ты пока собери вещи. Поттер ошеломленно на него уставился. – Сэр? – Возьми сундук, метлу и сову. Уверен, они тебе понадобятся в течение всего лета. – Вы хотите сказать?.. – А? Ну да! Ты до начала учебного года останешься в школе. Вдруг с профессором Снейпом случится рецидив? Гарри быстро сложил вещи, метлу и клетку с Хедвиг, просто не веря в свою удачу. Он проведет лето в Хогвартсе! И ценой будет лишь небольшое количество его крови. Глава 2. А вам доводилось сталкиваться с пиявкой-вампиром? Гарри с дрожью рассматривал большую белую пиявку. Лишь три часа прошло с тех пор, как он подавал чай Дурслям, мечтая оказаться где угодно, но только не на Тисовой улице в доме номер четыре. А сейчас его желание исполнилось – он находился в Хогвартсе, школе магии и чародейства, и внимательно изучал белесую тварь, которая будет сосать кровь у него из вены. – Вы хотите сказать, что это… существо будет брать кровь из моей руки? – гриффиндорец с отвращением скривился. – Разве нельзя воспользоваться иглой? – он взглянул на медсестру, стараясь даже не поворачивать голову в сторону искалеченного человека на соседней кровати. Профессор Снейп лежал не двигаясь. По словам мадам Помфри, он очнется лишь через несколько дней, и она убедила Гарри, что это очень хорошо. Поттер действительно хотел этому верить. Просто он в жизни не мог себе представить, что кто-то, получив столь ужасные травмы, все еще мог продолжать дышать. Гарри был очень доволен, что его магический тип крови подходил профессору. По приезде в школу директор сразу повел его в больничное крыло и с огромной радостью передал в руки мадам Помфри. Медсестра была очень удивлена, когда тесты показали, что у него группа и тип крови – первая-сигма. Гриффиндорец заметил, как она бросила ошеломленный взгляд на директора, который буквально лучился самодовольством. Поппи подвела Гарри к кровати и с удобством его там расположила. Затем она отдернула занавески, отделяющие кровать профессора Снейпа, и Поттер побледнел. Его замутило, и он отвернулся, внезапно обрадовавшись тому, что он давал кровь, а не получал ее. Гарри только хотел бы, чтобы сам процесс переливания не был таким отвратительным. Мадам Помфри торопливо подошла к кровати гриффиндорца, неся с собой предмет Гарриного отвращения. Она положила бледного слизняка на прикроватную тумбочку. – Гарри, – начала объяснять медсестра, взяв его левую руку, – пиявка-вампир в магической медицине очень полезное животное. Гриффиндорец вздрогнул. Вот, даже от названия тошно. Мадам Помфри улыбнулась, заметив такую реакцию, и похлопала его по руке, потом она засучила его рукав до плеча и перевязала руку выше локтя. – Мистер Поттер, все очень просто. Я помещу пиявку вот сюда, – она указала на внутреннюю сторону локтя, – она высосет пол-литра крови и отцепится. А потом пиявка присосется к руке Северуса, и твоя кровь перельется в его тело. При этих словах Гарри слегка позеленел и закрыл глаза. Он резко открыл их, почувствовав, как что-то холодное и скользкое прикоснулось к внутренней стороне левой руки. Мадам Помфри без долгих колебаний положила туда пиявку, которая была длиной около пяти сантиметров и два сантиметра в обхвате. Поттер почувствовал подступающую тошноту. И только он подумал, что хуже быть не может, как тварь укусила его. Она впилась острыми зубками в его кожу на изгибе локтя и начала сосать. Гарри в полной мере ощутил, как это неприятно, когда кровь перетекает в слизняка. С нездоровым интересом он наблюдал, как пиявка разбухает, медленно меняя цвет с белого на розовый, а потом на бледно-красный. Когда пиявка наконец отклеилась от Гарриной руки, она была размером с два кулака и цвета крови, которую поглотила. Рука гриффиндорца онемела, а кончики пальцев покалывало. Мадам Помфри забрала разбухшую пиявку, а на его коже остался идеально круглый синяк. Внезапно у него закружилась голова, и потемнело в глазах. Медсестра вложила ему в руку плитку шоколада и настойчиво посоветовала есть, что он беспрекословно сделал. Через несколько мгновений Гарри почувствовал себя намного лучше и оторвался от подушек, чтобы было удобней смотреть, как мадам Помфри управляется с профессором Снейпом. Правая рука зельевара лежала ладонью вверх, мадам Помфри перевязала ее точно так же, как недавно руку Гарри. Когда она отошла, чтобы взять пиявку-вампира, то мальчик заметил кое-что, чего раньше никогда не видел. На внутренней стороне правого запястья Снейпа была отметина. Выглядела она как родимое пятно, но была слишком правильной формы. Гарри наклонился ближе, пытаясь рассмотреть более подробно. Отметина походила на удлиненную звезду, разрезанную пером. Мальчик нахмурился. Точно не татуировка, но рисунок был слишком четким, чтобы оказаться естественным родимым пятном. Гриффиндорец спросил у мадам Помфри, что это такое. – Это? – казалось, ее мысли были очень далеко, когда она рассеянно провела большим пальцем по отметине. – Это магическое пятно. – Магическое пятно? – переспросил Гарри. – Ммм, – мадам Помфри проверяла, как пиявка выпускает кровь в вену Снейпа, – это как родимые пятна у магглов, только магические передаются из поколения в поколение. Поттера такой ответ удовлетворил не полностью, но он видел, что медсестра занята. Сейчас пиявка уже вернулась к своему первоначальному размеру и цвету, и мадам Помфри ее отняла и достала палочку. Гарри зачарованно смотрел, как она накладывает нужные исцеляющие чары. Первым делом она занялась кровоточащей раной на животе. На глазах у замершего от нетерпения Гарри кровотечение остановилось, и рана начала затягиваться. Только когда на коже остался лишь розоватый след, медсестра переключилась на другие повреждения. Она чарами залечила сломанные ноги. Гриффиндорец стиснул зубы, когда кости с хрустом стали на место, и был рад, что профессор все еще без сознания. Наконец мадам Помфри вправила вывих плеча и срастила порванные мышцы. Проделав все это, она опустила палочку и отступила на шаг от кровати. Гарри беспомощно посмотрел на нее, потом на все еще израненного Снейпа и обратно. Мадам Помфри заметила выражение его лица. – Я знаю, что ты хочешь спросить. Почему я не закончила исцелять его? – Гарри молча кивнул. Мадам Помфри вздохнула и слегка хлопнула его по бедру, пока он не подвинулся, давая ей место сесть на край кровати. – Для дальнейшего исцеления у него все еще недостаточно крови. – Но вы только что перелили ему целых пол-литра, – возразил Гарри. – А он, наверное, потерял в шесть раз больше! Для полного выздоровления ему понадобится еще кровь. Я взяла у тебя столько крови, столько ты мог дать за одно переливание. Гарри проглотил комок в горле. Ему не было жалко крови для Снейпа, но… – Вы хотите сказать, что мне еще раз придется перенести процедуру со слизняком? Мадам Помфри рассмеялась, заметив ужас на его лице. – Да, мистер Поттер, вам еще раз придется перенести это, – она поднялась и натянула одеяло до Гарриного подбородка. – А теперь я хочу, чтобы ты отдохнул. Через пару часов мне опять понадобится твоя кровь. Внезапно веки Гарри словно налились свинцом, и он подумал, что, наверное, медсестра добавила в шоколад успокоительное. Когда мадам Помфри зашторила занавески за собой, глаза гриффиндорца закрылись против его воли. ><><>< Гарри стоял у изножья кровати профессора Снейпа и наблюдал, как он спит. Прошло три дня, как профессор Дамблдор аппарировал в Суррей и вернулся в школу с Гарри. За это время он отдавал кровь пять раз. Наверное, теперь у него на предплечье навсегда останется синяк – слишком часто прикладывали туда пиявку, чтобы успеть залечить кровоподтек. Гриффиндорцу позволили покинуть больничное крыло в первый вечер. Поттер обнаружил, что его вещи перенесли в гостевую комнату на первом этаже замка. Он быстро распаковал сундук и сразу с «Молнией» отправился на поле для квиддича. Но Гарри быстро понял, что когда нет компании, то летать одному не так весело. В конце концов, он завис высоко в воздухе над золотыми кольцами и лег на метлу, покачиваясь на ветру и наблюдая, как день растворяется в сумерках. Его мысли перекидывались с одного на другое, пока не остановились на Мастере зелий. Как ни старался, он не мог сдержать свое воображение, которое рисовало перед ним подробные картины того, что нужно было сделать с профессором Снейпом, чтобы довести его до такого состояния. Лучи заходящего солнца блеснули на стеклах очков, заставляя Гарри очнуться от своих мыслей, и он полетел обратно в школу. По пути в комнату, которую ему выделили, Гарри никого не встретил, но обнаружил на столе поднос с едой, на которую жадно накинулся, не осознавая до этого, насколько сильно был голоден. Потом он упал на кровать и тут же уснул. Гриффиндорец быстро понял, что вернуться в Хогвартс на целое лето не так здорово, как ему показалось вначале. На самом деле, было довольно… скучно, ведь все студенты и большинство преподавателей были на каникулах. К своей досаде, Гарри обнаружил, что с нетерпением ждет встречи с пиявкой-вампиром, чтобы хоть как-то убить время. И между регулярными визитами к мадам Помфри он возвращался мыслями в больничное крыло и к пациенту, который там находился. Три дня, пять переливаний и необходимые исцеляющие чары улучшили состояние Снейпа. Запекшейся крови уже не было, а большинство синяков и ссадин стали бледно-желтыми, зелеными и розовыми. Обе ноги были в гипсе, ребра туго перебинтованы, как и плечо. Кожа приобрела более здоровый оттенок, но зельевар все еще не приходил в себя. Мадам Помфри сказала Гарри, что организм профессора почти полностью восстановился, и зельевар уснул крепким исцеляющим сном. По ее словам, он очнется не раньше, чем через день. Но это не остановило Поттера, который стоял у изножья кровати и смотрел на Мастера зелий так, будто мог лишь силой мысли разбудить его. Гриффиндорец не был до конца уверен, откуда взялась эта… навязчивая идея – более точно слова он подобрать не мог – наблюдать за зельеваром. Возможно, то было желание, чтобы он проснулся, и Гарри удостоверился, что с ним действительно все в порядке. Или, может быть, он хотел, чтобы Снейп очнулся, и Гарри рассказал ему, что расплатился сполна и больше не должен профессору за спасение жизни. Или, вероятно, он просто хотел поговорить хоть с кем-нибудь. Гарри вздохнул. Не важно, почему он здесь. Важно лишь то, что он не мог уйти отсюда. Именно тогда Гарри заметил, что на прикроватной тумбочке появилось кое-что новое. Он приблизился. Кто-то в промежутке между его последними посещениями оставил фотографию, прислонив ее к стакану с водой. Поттер шагнул еще ближе. У него разгорелось любопытство. Гриффиндорец хотел узнать, чей это был снимок, и кто его здесь оставил. Замерев в полуметре от изображения, Гарри разглядел одну фигуру. Это был молодой Северус Снейп. Черные волосы затянуты в хвост, и взгляд у Мастера зелий был совсем не мрачный. Вообще-то, он почти улыбался. В руках Снейп держал сверток. Поттер не сразу понял, что то был завернутый в одеяльце младенец, черноволосый младенец. У Гарри мелькнула мысль, что в глазах ребенка есть что-то странное. Он посмотрел на второго человека на фотографии. Некто темноволосый стоял позади Снейпа. Лицо было не разглядеть из-за непослушных волос, а сам человек склонился над ребенком. Было ясно, что фотография волшебная, но никто на ней почти не двигался. Казалось, они слишком поглощены друг другом, чтобы обращать внимание на что-либо еще. Гарри сделал третий шаг и уже намеревался взять снимок, чтобы лучше рассмотреть, как бледная рука с длинными пальцами перевернула фотографию вниз лицом и прижала к поверхности тумбочки. Поттер поднял взгляд и встретился с черными глазами Мастера зелий. Гриффиндорец застыл, не в силах отвести глаз от лица Снейпа, и одной рукой все еще тянулся к фотографии. Не отрывая взгляда от Гарри, зельевар взял снимок с тумбочки и прислонил к груди. Наконец он отвел взгляд, и Поттер моргнул. Снейп быстро посмотрел на изображение, потом еще крепче прижал его к себе и уставился в потолок. Не глядя больше на Гарри, он спокойно сказал: – Это личное, мистер Поттер. Что, по вашему мнению, вы делали? – Я… – Гарри запнулся, – я не думал… – Это очевидно, что вы не думали. Гарри тихо фыркнул. Очевидным было то, что схватка со смертью вообще никак не повлияла на Снейпа… – Надеюсь, в будущем вы больше не станете совать ваш любопытный нос в то, что вас не касается. И вот снова… Гарри заметил, как Снейп краем глаза странно на него посмотрел. Но он не успел и глазом моргнуть, как зельевар быстро перевел взгляд обратно на потолок. – Поттер, сейчас я болен, и ваше присутствие меня утомляет. Гриффиндорец стоял с опущенными руками. Он не знал, чего ждет, – профессор дал ясно понять, что больше не хочет его видеть. Но казалось, будто в воздухе витает что-то недосказанное. Гарри не знал, о чем речь или кто именно должен это что-то произнести, но факт оставался фактом, и он очень хотел это услышать. Очевидно, Снейп подобного желания не испытывал. Черные глаза впились в Гарри, и на этот раз зельевар резко произнес: – Вы специально отправили ваши мозги на каникулы, Гарри? Я же велел вам уйти. Мальчик невольно среагировал на командный тон и, развернувшись, направился к выходу. Только дойдя до двери, ему удалось вернуть контроль над собственным телом, и он повернул голову, чтобы перед уходом бросить последний взгляд на зельевара. Гарри увидел, что Снейп почти с тоской смотрит на фотографию в своей руке. Других эмоций в глазах Мастера зелий ему рассмотреть не удалось. И только достигнув лестницы, Гарри понял, что профессор назвал его по имени. Глава 3. Кровь и ее свойства На столе было разложено несколько толстых томов с солидными названиями: «Магическая анатомия», «Наследие магов» и особо любимая Гарри «Кровь и ее свойства». Именно эта книга сейчас лежала раскрытой перед ним. Он сразу же приступил к чтению об особенностях крови первая-сигма, пусть и ненадолго заинтересовавшись этой темой, как весьма действенным способом убить время. Будучи лишенным нового любимого времяпрепровождения – наблюдения за Снейпом, Поттер перебрался в библиотеку в поисках чего-нибудь, чем можно себя занять. Какое-то время он шатался между полок с книгами в надежде на то, что внезапно наткнется на нечто достойное внимания. Так и произошло, почти в буквальном смысле этого слова. Расстроенный слишком малым количеством литературы, которая могла бы его заинтересовать, гриффиндорец прислонился к полке, случайно стукнувшись об нее затылком, что привело к падению одной из книг. Том упал и приземлился углом прямо на большой палец его ноги. Схватившись за ногу и несколько раз прокляв все книги на свете, Гарри замер на мгновенье и взглянул на то, что упало ему свыше. И именно тогда он заметил название на обложке – «Кровь и ее свойства». Он ею заинтересовался, прежде всего, в силу причины, по которой оказался в Хогвартсе летом. Наконец-то Гарри нашел книгу, которая могла бы хоть ненадолго привлечь его внимание. Он изучил полки в поисках других трудов по схожей тематике, после чего расположился со своими находками за одним из читательских столов. Отыскав нужную страницу, гриффиндорец раскрыл книгу и склонился над ней. «Магический тип крови первая-сигма», – прочел он. Тип первая-сигма является одним из самых интересных типов магической крови, так как обладает самыми необычными свойствами. Остальные типы крови никак не влияют на использование магии. В то время как первая-сигма любопытным образом сопротивляется воздействию чар, зелий и заклинаний, оказывающих влияние на внешность ее носителя. Обычно действие чар иллюзии просто сокращается по времени, но было доказано, что тип первая-сигма воздействует обратно пропорционально. Иными словами, чем сильнее маг, тем короче действие магии иллюзии. Первая-сигма так же необычна тем, что может подойти для донора с любым другим типом, но сама может принять лишь схожий тип. Носитель магического типа крови первая-сигма может повысить магическую силу заклинания любого мага, но сам может принять помощь лишь от другого носителя с таким же типом. До сих пор неясно, почему… – Гарри! Вот ты где! – он оторвал взгляд от страницы и увидел Почти Безголового Ника, гриффиндорское привидение, выплывшее ему навстречу из книжных полок. – Сэр Николас, как ваши дела? – Гарри сложил руки на книге и переключил внимание на дружелюбного призрака. – Ох, да ты и сам знаешь как, – гриффиндорец не знал, потому что никогда привидением не был, но все равно кивнул. – Все еще пытаюсь присоединиться к Безголовой братии. Хотя не думаю, что это случится, пока во главе нее находится сэр Патрик Делэни-Подмо… Гарри быстро прервал призрака. Как бы ни был он рад передышке, но его не прельщала перспектива слушать жалобы Почти Безголового Ника по поводу главы Безголовой братии с отрубленной по всем правилам головой. – Ник, вы меня разыскивали? Кажется, именно поэтому вы здесь. – Хмм? – призрак выглядел слегка расстроенным, что Гарри, по всей видимости, не очень хотел слушать его разглагольствования, но тут он вспомнил, почему его искал. – Ах, да! Мадам Помфри попросила меня найти тебя. Кажется, в больничном крыле снова нужен ты и твоя кровь. Гарри вздохнул, но все же оторвал себя от стула. Он надеялся, что профессор Снейп наконец-то очнулся и гриффиндорец больше никогда не встретится с отвратительной пиявкой. По-видимому, все было иначе. – Спасибо, что сказали, Ник, – Гарри оставил книги разложенными на столе, говоря себе, что после больничного крыла он еще к ним вернется. ><><>< На этот раз профессор Снейп был в сознании, что сделало для Гарри всю процедуру переливания более неприятной, чем обычно. Он старался не смотреть на зельевара, лежащего на кровати, которую Поттер про себя уже называл «профессорской». Зная весь процесс наизусть, гриффиндорец протянул левую руку и даже не вздрогнул, когда мадам Помфри приложила к его коже пиявку-вампира. Хотя он никак не мог расслабить мышцы, когда пиявка начала качать кровь из вены. Гарри все время ожидал едких замечаний от профессора. Но их не было. Он наконец рискнул краем глаза взглянуть на профессора. Снейп с бесстрастным лицом смотрел на гриффиндорца. Гарри поежился. Мастер зелий вел себя совершенно необычно, и это тревожило. Гарри зашел в палату, ожидая тут же стать мишенью для саркастических замечаний Снейпа и его едкой критики. Ведь едва проснувшись, он целый день был прикован к постели, и сейчас, по идее, зельевар должен быть разъярен, как самка дракона, у которой украли единственное яйцо. А на ком срывать раздражение, как ни на Гарри Поттере – самом презираемом им студенте? Гриффиндорец решил не испытывать судьбу и не спрашивать, каково самочувствие профессора. Возможно, Снейп только этого и ждет. За четыре года в школе он научился давать зельевару как можно меньше поводов для нападок. Хотя, быть может, с его стороны плохо думать, что Мастер зелий оскорбит его, если Гарри поинтересуется здоровьем профессора. Вероятно, Снейп бы просто рыкнул на него и вновь напомнил о том, чтобы тот не лез не в свои дела. Гарри вздохнул. Мадам Помфри и профессор Снейп быстро взглянули на него, медсестра пытливо, а зельевар… Сначала гриффиндорец заметил лишь полное безразличие. Хотя из-под маски Снейпа что-то прорывалось наружу, но он не мог ни разобрать, что же это было, ни сравнить с чем-либо. В ответ на взгляд медсестры Гарри покачал головой и улыбнулся, когда она сняла с его руки располневшую пиявку. – Вот и все, Гарри, – мадам Помфри погладила его по руке и вручила привычную плитку шоколада. – Больше тебе «со слизняком» иметь дело не придется, – она улыбнулась ему, а он усмехнулся в ответ. Поттер приподнялся на локте, когда медсестра подошла к кровати профессора и начала подготавливать его руку для переливания. Гарри хотел посмотреть, как Снейп отреагирует на пиявку-вампира. Кажется, профессор уже немного пришел в себя, потому что он с отвращением скривил губы, когда мадам Помфри приложила к его коже кроваво-красную надувшуюся пиявку. Но Снейп продолжал хранить молчание, и Гарри очень заинтересовало, почему. Просто сидеть и позволять ухаживать за собой, не отпуская при этом едких замечаний о чужой некомпетентности, невнимательности, абсолютно не походило на поведение того зельевара, которого знал мальчик. Пиявка начала перекачивать кровь в руку Снейпа, и Гарри с изумлением увидел, как от ощущений, вызванных этим процессом, на лице Мастера зелий отразилась странная смесь отвращения и удивления. Гриффиндорец хихикнул и заработал мрачный взгляд. Ему пришло в голову, что у профессора что-то случилось с голосом, потому что такое молчание было для него совершенно не характерным. Гарри решил больше не испытывать судьбу, поэтому уставился на пиявку, наблюдая, как она уменьшается в размерах. Его взгляд скользнул ниже по руке Снейпа и остановился на любопытном магическом пятне. Он до сих пор ничего нового об этих пятнах не узнал. Мальчик решил, что обязательно найдет о них информацию, когда вернется в библиотеку. Вероятно, зельевар заметил направление нового интереса Гарри, потому что внезапно бледные пальцы прикрыли магическое пятно, и Поттер ощутил обжигающий взгляд на своем плече – ближайшей к соседней кровати части его тела. Гриффиндорец почувствовал, как сам стремится взглянуть в черные глаза. Даже зная, что потом пожалеет, Гарри не мог не поднять взгляд. И вот он погрузился в эту загадочную темную бездну. В ее глубине он увидел то, что не мог и предположить: водоворот мыслей и эмоций. Они кружились и вертелись, разрастаясь и захватывая Гарри, стараясь затянуть еще глубже. Гриффиндорец был беспомощен перед этим напором. Но вдруг из общего хаоса отделились два чувства, и он, наконец, смог хоть что-то различить. Первым был, как и ожидал Гарри, гнев. Но этот гнев был направлен внутрь, на источник, его вызывавший. Поттер понял, что Снейп злился на самого себя. Но за что? За то, что попался в ловушку к Упивающимся? Но это может с каждым произойти. По тому, что Гарри было известно о зельеваре, тот всегда гордился тем, что держал все под контролем и достоверно знал, что происходит. Конечно, в этом искусстве он был вторым после профессора Дамблдора, но Мастер зелий был достаточно проницателен, чтобы довольно часто ловить Гарри. Поэтому, вероятно, он гневался на себя из-за того, что вовремя не разглядел ловушку. Но злость, пусть даже по такому поводу, никак не вязалась с той ожесточенной яростью, которая плескалась в его взгляде. Чувство казалось более личным и конкретным, чем некое абстрактное недовольство из-за происшествия в прошлом, которое уже не изменить. Складывалось впечатление, что Снейп сам себя терзает, и этот гнев был лишь отголоском той борьбы, что шла внутри него. Второе чувство еще больше сбивало с толку и с трудом поддавалось определению. Гарри никогда не думал, что сердце зельевара на такое способно. Нежность. Нежность, которая рвалась наружу, прочь из глубин его души. Поттеру показалось, что Снейп боролся с ней, стараясь избавиться от нее, будто то была осознанная слабость. Это повергло Гарри в шок. Он понимал, что это наивно, но всегда думал, что у Мастера зелий нет слабостей. Он вечно был таким сдержанным, таким уверенным в себе, и гриффиндорцу никогда в голову не могла прийти мысль, что эта броня может дать трещину. Вдруг Гарри обнаружил, как прошедшая между ними мадам Помфри в единый миг разрушила это наваждение. Он моргнул и освободился от темного взгляда Мастера зелий. Внезапно гриффиндорец почувствовал, будто из него высосали все эмоции, которые его только что переполняли, но в то же время он ощутил облегчение, что освободился от этого потока чувств. Когда мадам Помфри отошла от Снейпа, забрав с собой уменьшившуюся в размерах пиявку, на лице профессора вновь застыла маска безразличия. Если бы Гарри не был поражен силой эмоций, которые только что видел, то его бы одолели сомнения, что они вообще имели место быть. Сейчас Снейп смотрел на него с арктическим холодом во взгляде. Больше там ничего не было: ни намека на гнев или презрение, ни тени благодарности. Просто… ничего. Безупречная маска, доведенная до совершенства годами практики. Сквозь нее ничто не пробивалось наружу, а на собеседников она наводила ужас. И почти пятнадцатилетний Гарри не был для нее достойным противником. Смутившись из-за внезапной перемены, он нашел самый простой выход – спасся бегством. Пока медсестра склонилась над профессором Снейпом, Поттер выскользнул из кровати, и через мгновенье он уже был за дверью. Глава 4. Под сенью благословенных залов Гарри брел по коридору, ничего не видя вокруг и пребывая в полном смущении из-за своего позорного бегства из больничного крыла, как вдруг он на что-то налетел и приземлился на пятую точку. Поттер сидел посреди коридора, не делая попыток встать, и тихо ойкал. Он считал свое падение вполне заслуженным, проклиная себя за то, что не смотрел, куда идет, но, прежде всего, сокрушаясь по поводу того, что сбежал из больничного крыла. – Ай-ай-ай, – застонал он, не найдя лучших слов. Гарри все еще сидел на полу и не поднимал головы. Его мысли были полностью заняты произошедшим в палате, поэтому гриффиндорец вздрогнул, когда то, на что он наткнулся, заговорило. – Гарри? – тот вскрикнул и посмотрел вверх. – Ты в порядке? С беспокойством на усталом лице сверху вниз на него глядел Ремус Люпин. Гарри с трудом поднялся на ноги. – Профессор! Что вы здесь делаете? – он понял, как это прозвучало и, покраснев, поспешил исправиться: – То есть я хотел сказать… Ремус рассмеялся: – Все в порядке, Гарри. Я понял, что ты имел в виду. И, пожалуйста, не называй меня профессором. Пока я – не твой преподаватель. Я просто друг твоего папы. Гриффиндорец улыбнулся своему любимому профессору Защиты, испытывая радость от встречи с оборотнем, которого уже год не видел. Но потом он нахмурился, не понимая, почему Люпин здесь. – Но… почему вы в Хогвартсе? Если, конечно, это не секрет. Ремус улыбнулся и указал жестом на скамью у стены. – Вообще-то, я здесь по двум причинам. Сейчас, – Ремус сделал небольшое ударение на этом слове, – я навещаю старого друга, который, по моим сведеньям, болен. – Вы имеете в виду профессора Снейпа, – понял Гарри. Оборотень кивнул. Поттер собрался заметить, что не знал об их дружбе. Наоборот, он готов был поклясться, что они враги. Но, услышав, дальнейшие слова Люпина, гриффиндорец совершенно забыл об этом. – Тем не менее, я остаюсь в школе, чтобы по просьбе Дамблдора вернуться к преподаванию Защиты в новом учебном году. Гарри почувствовал, как его губы расплываются в улыбке, и попытался сдержать этот порыв. – Правда?! Да это же здорово! Ремус тоже улыбнулся. – Я рад, что вы одобряете, мистер Поттер. Они посидели немного, поговорив обо всем, начиная с восстановления в должности Ремуса и заканчивая предположениями, где может находиться крестный Гарри. Последний раз Люпин видел его пару дней назад, перед своим возвращением в Хогвартс. Сириус отправился на какое-то задание Дамблдора. И никто не знал, когда он вернется. Поттер уже начал думать, что нескоро увидит своего крестного. Гриффиндорец не был столь наивен, чтобы поверить, что Ремус Люпин вернулся в Хогвартс только потому, что он лучший профессор Защиты, который у них когда-либо преподавал. Было что-то еще, чего Гарри не понимал. Он вспомнил, как профессор Дамблдор в конце прошлого семестра упомянул о Ремусе, как о человеке, принадлежащем к «старой компании», и было совершенно неясно, что он имел в виду. Он решил, что это как-то касается борьбы с Волдемортом. Но Гарри предпочитал не задумываться о Темном лорде и обрадовался, когда Ремус поднялся, завершая разговор. Поттер провел его по коридору в сторону больничного крыла, намереваясь потом отправиться в свою комнату. Оборотень остановился у входа в палату. – Увидимся за ужином, Гарри, – тот кивнул, и, улыбнувшись, Люпин зашел внутрь. Мальчик замер на мгновенье у открытой двери, бездумно глядя перед собой и размышляя. Он действительно был рад возвращению Ремуса в Хогвартс. Присутствие друзей Джеймса создавало иллюзию близости с отцом, ведь благодаря им Гарри мог лучше его узнать. Гриффиндорец подумал, не согласится ли оборотень рассказать ему больше о Сохатом, когда появится свободное время… Гарри понял, что Ремус говорит что-то Снейпу, и ему вдруг стало любопытно понаблюдать за проявлениями дружбы, о которой упоминал Люпин. – Люпин, – произнес Снейп привычно резким голосом, хотя Ремус ответил очень доброжелательно. – Северус. Ты выглядишь лучше, чем я ожидал. Мастер зелий что-то пробормотал, и Гарри осторожно заглянул внутрь. Оборотень сидел на стуле для посетителей у кровати Снейпа и улыбался. Зельевар же привычно хмурился и смотрел куда-то мимо Ремуса, едва его замечая. Люпин повернул голову и взглянул туда же, куда смотрел Снейп, – в сторону двери. Он заметил, как Гарри подглядывает, подмигнул ему и повернулся обратно к больному. – Северус, по крайней мере, ты мог бы обратить на меня внимание. Ведь я все же пришел навестить тебя. Все еще не отводя взгляда от двери, Мастер зелий коротко ответил: – Так как я не просил тебя приходить, то не вижу причин, почему я обязан тебя веселить. Я же поздоровался с тобой, да? Ремус фыркнул. У Гарри не было ни малейшего повода предположить, что между этими двумя есть что-то кроме вражды. – Ладно, по крайней мере, ты еще не выставил меня за порог. Снейп не обратил на него внимания. – И ты веселишь меня. Это вызвало ответную реакцию Мастера зелий, хотя и не очень сильную. Гарри увидел, как профессор быстро взглянул в лицо Ремусу и потом вновь устремил взгляд на нечто, привлекшее его внимание. – Да? Я бы никогда не догадался. Ты должен простить мне мой промах, – с сарказмом заметил Снейп, и Поттер вздрогнул от сострадания к Ремусу. Тем не менее, оборотня, кажется, это ничуть не задело, и он вновь улыбнулся. – Очень весело наблюдать, как ты сердито смотришь на мальчика. Гарри подпрыгнул. Он не понял, что это на него смотрит зельевар. Гриффиндорец быстро отпрянул от двери и поспешил прочь. Уже когда он заворачивал за угол, до него донесся ответ Снейпа: – Я не прихожу в восторг от того, что за мной шпионят докучливые дети. Ремус рассмеялся, а Гарри так и не понял, что Мастер зелий слишком долго ждал, чтобы ответить оборотню. По пути в свою комнату гриффиндорец мысленно прокручивал услышанный разговор, пытаясь уловить хоть намек на дружбу между двумя профессорами. Если предположить, что он ничего не упустил, то Поттер не видел ничего, что бы указывало на доброжелательное отношение Снейпа к Люпину. Вообще никаких признаков дружеского расположения. Гарри отметил лишь, что Снейп, по-видимому, преодолел то, что заставляло его хранить молчание во время последнего переливания крови. И, честно говоря, он не мог не испытать облегчения от того, что зельевар, кажется, вернулся к своему привычному на всех рычащему «я». Просто очень неуютно было находиться рядом со Снейпом, который молчал. Гарри понятия не имел, как с ним обращаться в таких случаях. Он никогда бы не подумал, что почувствует облегчение от того, что Мастер зелий будет оскорблять других, но, по крайней мере, с этим он мог смириться. Гарри добрел до своей комнаты и рухнул на кровать, уставившись в полог. В тот день он до библиотеки так и не добрался. ><><>< На следующий день Поттер понял, что вновь очутился в коридоре рядом с больничным крылом. Он не знал, что здесь делает, просто его опять тянуло в ту палату к ее обитателю. Конечно, теперь, когда больной пришел в сознание, Гарри туда зайти не мог. Снейп его просто размажет по стенке. Поэтому гриффиндорец был вынужден прохаживаться вдоль коридора, каждый раз украдкой заглядывая в палату. Он уже все перепробовал, чтобы избавиться от этой странной тяги. Поттер занялся домашним заданием, но сдался, поняв, что в седьмой раз читает один и тот же параграф и до сих пор не понимает его содержания. Он пробовал летать, но, сделав один круг над полем, приземлился и отправился обратно в замок. Гарри решил навестить Хагрида, но потом вспомнил, что полугигант отправился на очередное задание. Ремус и Дамблдор отсиживались в кабинете директора, а в библиотеке сегодня его ничто не могло удержать. Итак, Гарри ничего не оставалось, как ходить туда-сюда, заглядывать и раздумывать, что же такое на него нашло. Он подумал, что, возможно, причиной его поведения стала недосказанность, повисшая в воздухе в первый день, когда Снейп очнулся. Поттер до сих пор ничего не понял, но отчаянно хотел бы узнать, о чем речь, и был бессилен бороться с этим наваждением. Гриффиндорец подпрыгнул, когда его размышления прервал низкий голос. – Да что за!.. Мистер Поттер! Гарри осторожно показался в дверном проеме. Снейп сидел в кровати, а на прикроватной тумбочке лежала раскрытая книга. Очевидно, он пытался кого-то заставить угрозами – наверное, домашнего эльфа – доставить из его комнат мантию, но его запугивания не оказали должного эффекта, так как профессор был прикован к кровати. Сейчас он хмуро рассматривал Гарри, который стоял на пороге. – Ну, что вы там стоите? Входите! Гарри покорно подчинился. Профессор Снейп больше ничего не сказал, поэтому Поттер, немного поколебавшись, сел на край кровати, соседней с той, что занимал Снейп. Гриффиндорец уставился на свои руки, сложенные на коленях, ощущая на себе взгляд Мастера зелий. – Поттер, есть причина, по которой вы ошиваетесь в коридоре? – прорычал Снейп. Гарри молча покачал головой, не рискуя отвечать, чтобы не навлечь на себя еще больший гнев. – Тогда почему вы этим занимаетесь? – Снейп спрятал руки в рукава, настойчиво прожигая гриффиндорца взглядом. Гарри набрался смелости и поднял голову, старательно не глядя в черные глаза. – Я просто… я думал… – он сам пытался понять, что же ему говорить. – Поттер, да скажите уже, наконец! – воскликнул Мастер зелий. – Я просто хотел узнать, как вы себя чувствуете, – Гарри дерзко задрал подбородок, посмотрел в глаза Снейпу и почувствовал замешательство от того, что там увидел. Пусть всего лишь на несколько мгновений, но мальчику вновь удалось прочесть эмоции в темных глазах. Зельевар был удивлен заявлением гриффиндорца и… тронут? Гарри испытал шок. Профессор растрогался от того, что он поинтересовался его здоровьем?! Но какое ему до этого дело? Ведь Мастер зелий ненавидел Гарри!.. Не так ли? На бледном лице вновь застыла маска. – Ясно, – бесстрастным тоном произнес Мастер зелий. – Как, по вашему мнению, я должен себя чувствовать после того, как дюжина Упивающихся сделала из меня кровавое месиво? Ответ был настолько характерным для Снейпа, что Гарри засомневался в том, что увидел минуту назад. Он покраснел и поднялся, чтобы уйти. – Я лишь надеялся, что вам стало хоть немного лучше. Простите, что потревожил вас. Он был уже на полпути к выходу, когда зельевар произнес: – Гарри, постой! – гриффиндорец застыл. Вот снова. Снейп снова назвал его по имени. Он медленно повернулся. Казалось, на Мастера зелий вдруг навалилась невероятная усталость. Глубокие морщины, оставленные болью и обычно скрытые равнодушной маской, сейчас четко обозначились в углах рта и возле глаз. Снейп поднял левую руку и потер глаза, и когда рукав его мантии скользнул вниз, Гарри увидел, что метка Волдеморта была темней, чем обычно, и кожа вокруг покраснела. Гарри ощутил внезапный прилив сострадания к профессору. Неважно, что было под маской, которую он так хорошо носил, Поттер знал, что, зельевар, по меньшей мере, был храбрым человеком. Согласиться следить за Волдемортом, зная, что в любой момент тебя могут раскрыть как шпиона, – на это требовалась невероятная смелость. Снейп уронил руку, и ткань прикрыла метку. Профессор сверлил Гарри взглядом, но в его глазах вновь нельзя было ничего прочесть. Он молча указал мальчику на кровать, и тот послушно сел. Повисла тишина. Наконец зельевар произнес: – Думаю, я должен поблагодарить вас, – его лицо вообще ничего не выражало, и гриффиндорец не имел ни малейшего понятия, что у Снейпа на уме. Он начал возражать, что ему не нужно никаких слов благодарности, но профессор единым взглядом заставил его замолчать. – Дайте мне закончить, – он продолжал пристально смотреть на Гарри, пока тот окончательно не успокоился. – Я понимаю, что вы… спасли мне жизнь. И пусть мое желание спастись было невелико, вы заслужили благодарность, – зельевар скривился, будто эти слова горечью отдавали на языке. Гарри робко улыбнулся, но ему никак не ответили. – Эммм… всегда пожалуйста. Снейп быстро кивнул, поджав губы. гриффиндорец молча посидел немного, болтая ногами. Профессор ничего не сказал в ответ, поэтому Гарри решил высказаться: – Я имею в виду, что я бы это сделал для любого человека. Потому что я могу. Я читал о магическом типе крови первая-сигма, и там говорилось, что мы можем для всех быть донорами, но сами можем получать кровь лишь от людей с таким же типом. Поэтому я стал одним из тех немногих, которые могли бы стать вашим донором, и… эм… Он поймал себя на том, что начал лепетать, за что удостоился от Снейпа его самого неприятного взгляда. Гарри решил, что улучшение налицо. Раньше профессор наорал бы на него и снял баллы. Конечно же, сейчас каникулы, и баллов он снять не мог, но накричать – всегда пожалуйста. Гарри сообразил, что вновь лепечет, только на этот раз про себя. Он вновь робко улыбнулся. Теперь Снейп вздохнул и отвернулся. – Мистер Поттер, можете идти. Гриффиндорец кивнул, хотя профессор на него даже не смотрел, и направился к выходу. В этот момент открылась дверь, впуская Ремуса Люпина. Профессор Защиты улыбнулся Гарри, когда проходил мимо. Тот улыбнулся в ответ. Потом он замер на пороге и вновь повернулся к зельевару. – Сэр, надеюсь, вам скоро станет лучше. Снейп снова вздохнул и, не глядя на мальчика, произнес: – Спасибо, мистер Пот… – в это мгновенье он повернул голову и заметил Ремуса Люпина, который стоял у двери и усмехался, – …тер, – закончил зельевар довольно скомкано. Гарри вновь кивнул, бросил быстрый взгляд на Ремуса и закрыл за собой дверь. Но даже сквозь деревянную преграду он услышал разговор в палате. – Только попробуй это сказать, и клянусь, следующая порция Волчьего зелья будет горчить от яда, – пригрозил Снейп не очень уверенным голосом. Но тон оборотня был подкупающе невинным, когда он ответил: – Что сказать? Я лишь хотел заметить, что, кажется, ты очень хорошо ладишь с молодым мистером Поттером. Он услышал, как Снейп что-то прорычал, а Ремус тут же рассмеялся. Гарри вдруг захотелось, что бы они повременили немного перед тем, как продолжить разговор после его ухода. Хотя он не мог не отметить, что Ремус сделал особое ударение на его фамилии. И от этого гриффиндорец еще больше запутался. Глава 5. Передается из поколения в поколение Не придумав себе никакого занятия, Гарри расположился в нижнем ряду зрительских трибун, установленных вокруг поля для квиддича. Он твердо решил избегать встреч с Мастером зелий, которые только сбивали с толку, а сделать это было лучше всего, находясь вообще за пределами замка. Поэтому сейчас он в одиночестве сидел на скамейке и играл с золотым снитчем. Как маггловские дети подкидывают в воздух мяч и ловят его, Гарри отпускал снитч, а потом быстро хватал его, не давая улететь в Запретный лес. Конечно, если бы он постоянно не оттачивал свои навыки ловца, то крылатый мячик уже давно бы упорхнул. Только Поттер в очередной раз отпустил снитч, как услышал позади себя голос. Он вздрогнул, а потом подпрыгнул, чтобы поймать мячик, который рванул за ограждение. Сердце Гарри от неожиданности быстро забилось в груди, и, крепко сжав трепыхающийся снитч, он повернулся, желая узнать, кому принадлежит этот голос. Позади него несколькими рядами выше сидел Ремус Люпин, и, похоже, уже довольно давно. Гарри даже не слышал, как он появился. – Прошу прощения? – Поттер отвел челку с глаз. – Я сказал, что у тебя отцовские руки, – Ремус поднялся со своего места и сел на нижнюю скамью рядом с Гарри. Гриффиндорец тем временем слегка разжал пальцы, которыми держал снитч, и посмотрел на свою руку, будто видел ее впервые за пятнадцать лет. Его чрезвычайно интересовало любое упоминание о родителях, и если Ремус говорил, что у него руки отца, то он собирался их хорошенько рассмотреть. Люпин молча сидел рядом с Гарри, пока тот вертел кистью, детально ее рассматривая. Лишь с помощью тонкого слуха оборотня ему удалось различить едва слышное бормотание: – Я всегда представлял, что у моего папы более грубые руки, чем у меня, – с этими словами Поттер покачал головой, посмотрел на Ремуса и улыбнулся широкой улыбкой победителя, при виде которой Люпин всегда вспоминал своего старого друга. – Все говорят, что я похож на папу, – Ремус как-то странно закашлялся, но Гарри не обратил внимания. Его глаза затуманились. – Но о маме мне никогда не рассказывают. Если не считать замечаний о том, что у меня ее глаза, – он отвел взгляд от поля. – Расскажите мне о маме, а? Люпин молча смотрел на него. Было нечестно, что такому юному человечку пришлось без поддержки родителей столько всего пережить. Оборотень знал, что Гарри еще многое предстоит пережить перед тем, как все закончится. И Ремус был не в силах ему помочь. Он лишь мог говорить, когда Гарри этого хотел, и слушать, когда Гарри в этом нуждался. А сейчас Поттер хотел, чтобы он рассказывал. – Значит, ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о твоей маме, – он молча кивнул, и Ремус повторил его движение. – Ну, хорошо. В школе мы с Лили не особо общались. Я узнал ее лучше после окончания Хогвартса. Она была замечательным человеком. Доброй, хорошей и красивой. Она очень дорожила семьей. Ты для нее был целым миром. Тебя назвали в честь ее отца, твоего дедушки. Гарри повернулся к Ремусу, и тот заметил, что глаза Поттера странно блестят. Обортень промолчал. – Правда? – гриффиндорец криво улыбнулся. – Да. Отца Лили звали Гарольд. Или это было его второе имя? Неважно. Твои родители назвали тебя в его честь. Несколько мгновений они молча сидели. Гарри первым нарушил тишину. – Все говорят, что у меня мамины глаза, – говоря это, он все еще смотрел за ограждение. Отвечая, Ремус взглянул в ту же сторону. – Лили как-то сказала мне, что унаследовала цвет глаз от своей прапрабабушки, которая, кажется, была ирландкой. От нее у Лили и рыжие волосы. Гарри молчал, усваивая новые сведения о своей семье. – О, – помедлив, произнес он. – Я не знал. Ремус крепко сжал руки на коленях, устремив взгляд на солнце, лениво ползущее к кромке Запретного леса. – Не думаю, что ты мог такое знать. Гарри отпустил снитч, мгновенье наблюдал за его полетом, а потом выбросил руку вперед, ловя его. Ремус любовался закатом, краем глаза поглядывая на него. Они сидели на трибунах, пока солнце почти полностью не скрылось из вида. ><><>< Гарри невидящим взглядом уставился на страницу учебника по Зельям, пытаясь хоть как-то разобраться в проклятом тексте, в котором не было никакого смысла. Ладно. Он вновь перечитал вопрос. Поясните (с примерами) эффект взаимодействия измельченной в порошок раковины перуанского ирчлида со шкуркой бумсланга, и опишите, как может быть достигнут тот же результат, если использовать ингредиенты из ваших личных запасов. Хорошо, что такое «шкурка бумсланга» он знал. На втором курсе Гермиона украла ее из личного хранилища профессора Снейпа, когда они варили оборотное зелье в туалете у Плаксы Миртл. Но Гарри в первый раз слышал об «измельченной в порошок раковине перуанского ирчлида». Откуда ему знать, что произойдет, если она вступит в реакцию со шкуркой бумсланга? Не говоря уже о том, чтобы воспроизвести подобный результат при помощи его скудных запасов ингредиентов. Гарри вновь пролистал учебник, ища любые упоминания о перуанском ирчлиде. И в очередной раз он ничего не нашел. Как, по мнению профессора Снейпа, магглорожденные студенты должны выполнить это задание, если в учебнике нет никаких сведений об одном из главных компонентов? Но опять же, Поттер понимал, что, может быть, рассуждает не совсем справедливо. Ведь в обычной маггловской семье ребенка не били, если он говорил, что магия существует, не говоря уже о том, чтобы запрещать ходить в волшебную школу. Гриффиндорец завистливо вздохнул. Без сомнения, родители всех остальных студентов позволяли им посещать Диагон-аллею, где можно было найти все необходимое. А что говорить о студентах из магических семей? Наверное, у них в библиотеках куча книг о таких вещах. Только у Гарри возникало столько проблем с подобными заданиями. Внезапно его охватило желание побиться головой об стол. Конечно, у него же сейчас нет доступа ко всей библиотеке Хогвартса! Не говоря уже о самом Мастере зелий, если только гриффиндорец наберется смелости попросить его о помощи. Гарри не мог поверить, что имел глупость забыть, что он пробудет в Хогвартсе до самого сентября и может сколько угодно пользоваться библиотекой. Собрав свитки, перья, чернила и учебники, он отправился в библиотеку, не переставая ругать себя за тупость. Мадам Пинс на целое лето уехала отдыхать на Багамы, и огромное помещение с книгами и любой читательский стол на выбор были полностью в Гаррином распоряжении. Он уселся за стол, который был до сих пор завален томами после его набега на библиотеку два дня назад. Гриффиндорец разложил свои вещи, отставив в сторону небрежно сложенные книги. Он пообещал себе, что вернется к ним позже, когда покончит с заданием по Зельям, и отправился вдоль полок искать труды о перуанском ирчлиде. Пятнадцать минут спустя он еле шел к столу, сгибаясь под тяжестью томов «Магия юга: путеводитель по магии в Южной Америке», «Зелья инков» и «Полный справочник по малоизвестным ингредиентам для зелий». Учитывая еще книги о шкурке бумсланга, Гарри был уверен, что теперь справится с заданием. ><><>< Через два часа его начали одолевать сомнения. Он опустил голову на скрещенные руки и вздохнул. А как хорошо все начиналось! Гарри узнал целую кучу всего о перуанских ирчлидах, их использовании и свойствах из книг, которые взял на полках. Он даже был в состоянии соотнести эти сведения с информацией о шкурке бумсланга и определить, какой получится результат при их взаимодействии. Поттер только не мог понять, как в реакции с далеко необычными составляющими поменять компоненты на ингредиенты из его собственных запасов. Большинство из тех, что находились в его распоряжении, не давали должного эффекта при взаимодействии. И он не мог определить, что же ему нужно. Минут десять побившись головой об учебник, Гарри решил, что выход у него только один. Он попросит профессора Снейпа ему помочь. Даже если эта помощь будет заключаться в простом разрешении воспользоваться лабораторией. Он собрал свои вещи и направился к выходу. На полпути сообразил, что забыл отнести назад книги со стола. Гарри скривился, но решил вернуться позже. Если он остановится сейчас, то, наверное, ему придется несколько дней набираться смелости, чтобы еще раз попросить профессора помочь. Прижав свитки и учебник к груди, гриффирдорец поспешил по знакомому пути в больничное крыло. ><><>< Когда Гарри вошел, профессор Снейп с хмурым видом читал утренний выпуск «Ежедневного пророка». Не желая мешать ему, Поттер остановился у изножья кровати, переминаясь с ноги на ногу и ожидая, когда зельевар заметит его. Две минуты спустя тот, наконец, обратил на него внимание. – Что на этот раз, мистер Поттер? – раздался резкий голос из-за газеты, которую даже не опустили. Гарри не нравилось беседовать с газетой, но, кажется, Снейп не оставлял ему другого выбора. – Я насчет летнего задания по Зельям. Печатное издание чуть опустилось, и Мастер зелий взглянул поверх него на студента. Гарри бросил ответный взгляд, поудобней перехватывая груду бумаг. Снейп сложил газету на коленях, опустив руки поверх нее. – Оно же не вызвало у вас затруднений, не так ли, Поттер? В устах любого другого учителя подобные слова являлись бы проявлением заботы, но в устах Снейпа больше походили на оскорбительное замечание об его умственных способностях. Или так было в прошлом году?.. а сейчас просто констатация факта. Гарри торопливо покачал головой. – Нет! – Снейп долго изучающе смотрел на него, и Гарри сдался: – Ну… да. Но только с последней частью. В библиотеке я нашел нужные книги, чтобы разобраться с первой. Гарри вновь переступил с одной ноги на другую в ожидании ответа профессора. – Мистер Поттер, я не верю, что вы пришли сюда в надежде услышать от меня ответы. Что вам нужно? Гриффиндорец подозревал, что в этом замечании был скрыт сомнительный комплимент, но у него не было возможности подумать над этим, потому что Снейп пристально смотрел на него в ожидании ответа. – Я хотел спросить, можно ли мне воспользоваться классом Зелий, чтобы провести опыты со своими ингредиентами? – он с надеждой смотрел на профессора. – Понятно, – зельевар протянул руку, и Гарри с непониманием на нее уставился. Пальцы дернулись, будто что-то захватывая. – Ну что же, не стойте столбом. Покажите свои записи. Гарри поспешно сгрузил пергаменты на край кровати и вытащил нужный из кучи бумаг. Он передал его Снейпу. Тот развернул свиток и начал внимательно просматривать его заметки. Наблюдая, как профессор читает, гриффиндорец подавил порыв погрызть ногти. Наконец, Мастер зелий прочел весь пергамент и аккуратно свернул его. – Думаю, вы захотите подправить третий и четвертый параграфы. Предпосылка неверна, – Гарри округлившимися от изумления глазами уставился на Снейпа, покуда тот отдавал ему пергамент. Гриффиндорец машинально взял его, все еще пытаясь переварить мысль, что зельевар не только не раскритиковал его работу, но и дал совет, как ее улучшить. Очевидно, профессор заметил его состояние, потому что он с ухмылкой продолжил: – Если мой класс будет не в том виде, в каком я его оставил, мистер Поттер, то вы до конца года будете драить котлы на отработках. От изумления Гарри не сразу сообразил, что профессор Снейп только что дал ему завуалированное разрешение воспользоваться классом. Он улыбнулся. – Спасибо вам, профессор, – он собрал свои бумаги и направился к двери. Уже собравшись выходить, он услышал, как Снейп произнес: – Поттер. Гриффиндорец замер и обернулся. – Шкурка бумсланга и растертая в порошок раковина перуанского ирчлида есть в моем личном хранилище. Вы можете взять немного, чтобы самому проследить за их реакцией. Просто прикоснитесь к дверце шкафа, и он откроется. Улыбка Гарри стала еще шире. – Да, сэр. Спасибо, сэр, – он опять повернулся, чтобы уйти. На этот раз Гарри был уже у двери, когда Снейп вновь заговорил. Гриффиндорец глянул через плечо, но зельевар на него не смотрел. Он уже взял газету и, делая вид, что вернулся к чтению, проронил: – Гарри, еще кое-что. Если я обнаружу, что недостает каких-то других ингредиентов, то ваш факультет будет каждый день за это расплачиваться в течение всего учебного года. Гриффиндорец понял, что не может со всей серьезностью отнестись к этой угрозе. Не после того, как профессор Снейп только что в третий раз за многие годы обратился к нему по имени. Глава 6. Золотое трио снова вместе Воскресным утром Гарри сидел на ступеньках, ведущих к главному входу Хогвартса. Но, вопреки обыкновению, в его руках не было снича, а взгляд он устремил на дальние ворота. Восемь дней прошло с тех пор, как он приехал. Пять дней – как очнулся профессор Снейп, четыре дня – как появился Ремус Люпин. И ровно одна неделя осталась до его дня рождения. И гриффиндорец ждал. Ждал, когда распахнутся ворота и впустят одну из множества школьных карет, что передвигались сами по себе без помощи лошадей. Утром за завтраком Дамблдор сообщил Гарри, что ему позволено пригласить Рона и Гермиону на две недели в Хогвартс, чтобы он мог отметить день рождения с друзьями. Он был взбудоражен и теперь сидел на твердых каменных ступенях, хотя гости должны были приехать лишь после полудня. Пока Гарри ждал, мимо него прошло несколько человек. Огромный волкодав Хагрида, Клык, подсунул твердолобую голову под его руку, требуя ласки, но и он потом ушел, оставив ожидающего гриффиндорца одного. Наконец, большие часы в холле пробили без четверти двенадцать, ворота открылись, и на подъездной аллее показался безлошадный экипаж. Даже на таком расстоянии Гарри видел, как рыжий юноша высунулся из окна повозки и махал встречающему, пока кто-то внезапно рывком не затащил его внутрь. Гарри рассмеялся. Он готов был поклясться, что это Гермиона втянула Рона в карету и сейчас отчитывает его за то, что он, рискуя собственной жизнью, вылез из окна. Гриффиндорец поднялся и отряхнул брюки. Ожидая прибытия экипажа, он спустился на нижнюю ступеньку. Дверца резко открылась, и Рон, не дождавшись, пока остановится карета, соскочил на землю. – Гарри, дружище! – он радостно похлопал Гарри по спине. – Наверное, оказаться в школе летом так непривычно? Поттер улыбнулся лучшему другу. – Теперь вы с Мионой здесь, и все станет гораздо лучше, – он повернулся к карете, чтобы поприветствовать Гермиону, и как раз успел подхватить тяжелую сумку, которую та ему бросила. Он согнулся под ее весом. – Гермиона! Что у тебя там? Она вытащила из кареты еще одну сумку, которая была лишь немногим меньше по размеру, чем та, что держал Гарри. – Привет, рада тебя видеть. – И я тоже, – он состроил рожицу. – Так что в сумке? – Учебники. Рон, стоящий позади Гарри, закашлялся. Гермиона одарила его взглядом. – Я подумала, что если еду в Хогвартс, то просто не могу упустить шанс с выгодой воспользоваться библиотекой. У ребят отвисли челюсти, и они в один голос воскликнули: – Гермиона! Рон продолжил: – Миона, сейчас же каникулы! По идее, тебя не должны заботить уроки. Та закатила глаза и вручила свою сумку Рону. – Просто я хочу получить хорошие оценки на СОВАх в следующем году. Кроме того, – сказала она, поднимаясь по ступеням, – я почти закончила. Хочу лишь проверить пару моментов. Гарри с Роном дружно возвели очи горе и последовали за подругой в замок. ><><>< В тот вечер юноши сидели на Гарриной кровати и играли в волшебные шахматы. Днем Гермиона куда-то пропала, а так как было подозрение, что она отправилась в библиотеку, то разыскивать ее никто не стал. Они знали, когда ее жажда познаний временно утихнет, то она появится. И тогда Гермиона их разыщет, и они смогут пообщаться. А пока два гриффиндорца коротали время, играя в шахматы. Точнее сказать, Рон громил Гарри по всем флангам. Сейчас одна из пешек рыжего несла – довольно учтиво для волшебных шахмат – белого короля противника к краю доски. Она сбросила его вниз, а потом самодовольно потерла ладони. Признавая поражение, Гарри поднял руки. Пока это была его самая неудачная партия. Рон собирал фигуры, и его друг был уверен, что тот собирается предложить сыграть еще раз. Гарри судорожно придумывал причину для отказа, когда распахнулась дверь, и в комнату зашла Гермиона. Гарри спрыгнул с кровати и подошел к ней. – Гермиона, где ты была?! – друзья не оценили вопрос, странно посмотрев на него, но Гарри не обратил внимания. – Я была в библиотеке. Кто-то, – она одарила Гарри взглядом, – на одном из столов оставил кучу книг, а мне пришлось расставлять их по местам. Ничуть не смутившись, Поттер улыбнулся ей. Быстро взглянув на сумку подруги, он отметил, что, кажется, та стала немного толще. Гарри мог поклясться, что Гермиона взяла несколько томов для «легкого чтения». – Ладно, хватит обо мне, – она уселась на кровать рядом с Роном. – Мы хотим услышать, почему ты приехал летом в Хогвартс. Дамблдор в письме ничего не пояснил. Рон переставил шахматную доску и фигуры на прикроватную тумбочку и вновь сел, присоединяясь к вопросу гриффиндорки: – Ага, что случилось? Их интерес не стал для Гарри неожиданностью. На самом деле, он даже удивился, что они так долго тянули с расспросами, и был уверен, что первое, чем поинтересуются друзья сразу по приезде, это причиной его пребывания здесь. Тем не менее, он тяжело вздохнул. Но у Гермионы с Роном это не вызвало никакого сочувствия, они все также выжидающе смотрели на него. – Хорошо, – Гарри раздраженно взмахнул рукой. – Подвиньтесь, и я все расскажу, – и друзья освободили для него место. Он сел и вновь посмотрел на них. – Хотя рассказывать особо нечего. В прошлую пятницу на Тисовой улице появился Дамблдор, как раз когда Дурсли пили чай, – вспомнив этот момент, гриффиндорец улыбнулся. – Вы бы видели! Только тетя Петуния потянулась за печеньем, как через миг посреди обеденного стола сидел директор. Тарелка с печеньем оказалась у него на голове, а в руке – чашка чая. Рон захохотал, и даже Гермионе пришлось сделать усилие, чтобы не рассмеяться, представив себе картину, описанную Гарри. – Дамблдор сказал, что приехал забрать меня в Хогвартс, если я не против, пояснив, что дело идет о жизни и смерти. Гермиона охнула, а Рон побледнел. – Это не… – рыжий указал на Гаррин лоб. Поттер машинально поднял руку к шраму. – Нет, Волдеморт был ни при чем. Рон скривился, услышав имя темного волшебника. – По крайней мере, все обошлось без его прямого участия. Упивающиеся смертью избили профессора Снейпа. Я не знаю, что точно произошло, – Гарри пожал плечами, – он потерял много крови, и ему было необходимо переливание. И только потом мадам Помфри могла воспользоваться исцеляющими чарами. – Они что, не могли найти кого-то другого, чтобы перелить Снейпу кровь? – перебил его Рон. – Почему это должен быть именно ты? Гарри покачал головой. – Я был самым близким волшебником с подходящим магическим типом крови. Мадам Помфри использовала для переливания пиявку-вампира, – он засучил рукав и показал друзьям отметину, которая до сих пор не сошла с его кожи. Гермиона взяла его за кисть и потянула ближе. – И как это происходит? – захотела узнать она. Поттер пустился в объяснения, а Рон на заднем плане кривился от отвращения, полностью разделяя отношение Гарри ко всей процедуре. Когда он закончил рассказ, друзья посидели немного в тишине. У Гермионы было задумчивое выражение лица, а Рон все еще морщился от омерзения. Внезапно он воскликнул: – Фу! Ужас какой! При виде его лица Гарри рассмеялся. – А представь себя на месте того, кому переливают кровь при помощи огромной мерзкой пиявки! – Гарри! – внезапно прервала его гриффиндорка. – Ты говорил, что был ближайшим человеком с нужным магическим типом крови, так? Тот кивнул, и они с Роном осторожно посмотрели на Гермиону, теряясь в догадках, что она хотела этим сказать. – Мне просто интересно… А какой у тебя тип? Гарри заметно расслабился. – Первая-сигма. – И ты оказался ближайшим человеком с нужным типом? – уточнил Рон. Тот кивнул, не отводя глаз от Гермионы. Ее лицо вновь приняло задумчивое выражение, будто она пыталась что-то вспомнить. За прошедшие годы Гарри научился с опаской относиться к этому выражению ее лица. Обычно оно означало, что Гермиона намеревается затащить его с Роном в библиотеку в поисках какой-то книги. – Первая-сигма, – пробормотала себе под нос Гермиона. Внезапно она вскочила с кровати, от чего ребята вздрогнули. Грейнджер метнулась к сумке у двери и стала в ней рыться. Гарри понял, что был прав: у нее в сумке было несколько книг из библиотеки. А сейчас она листала очень знакомый том. Когда Гермиона вернулась к кровати с книгой в руках, то Поттер понял, что это «Кровь и ее свойства», тот самый труд, который он читал, чтобы узнать о магических типах крови. – Ха! – вскрикнула она и с ликованием бросила книгу на кровать. – Я была права! – Ты про что? – поинтересовался Рон, когда они с Гарри склонились над томом. Гарри понял, что книга была открыта на той самой странице, которую он читал. – Профессору Снейпу действительно повезло, что у тебя оказался тот же магический тип крови, что и у него, Гарри, – она указала на абзац, до которого тот тогда так и не добрался. До сих пор неясно, почему только этот тип активно взаимодействует с магией. О первой-сигме известно мало, если не считать того факта, что это самый редкий магический тип крови, который чаще передается лишь от родителя ребенку. На пять тысяч детей волшебников только один является носителем этого типа… – Здесь говорится, что из-за редкости этого типа чаще всего донором может стать лишь член семьи. А разве у Снейпа не все родственники мертвы? Поэтому ему очень повезло, что у тебя тот же тип. Гарри закрыл книгу и отставил ее в сторону. Рон сел удобней и тихо фыркнул. – Ага, только нам от этого везения не легче,– проворчал он. – Если бы не это, то нам бы не пришлось терпеть в следующем году Зелья с мерзким злобным ублюдком, который потворствует слизеринцам. – Рон! – в ужасе воскликнула Гермиона. С видом разъяренной фурии она приготовилась отчитывать его, но Гарри успел первым. – Рон, прекрати, ладно? Его ранили, когда он шпионил для Дамблдора. И, кроме того, я не думаю, что он такой уж плохой. Друзья с изумлением посмотрели на него, пытаясь переварить тот факт, что Гарри только что встал на защиту самого ненавистного преподавателя во всей школе. Под их взглядами Поттер передернул плечами. – А что? – воскликнул он, а потом тихо произнес: – Он позволил воспользоваться классом, чтобы провести опыты, не говоря уже об его ингредиентах. ><><>< – Есть новости от Бродяги? – спросил Рон. Трое друзей бродили по коридорам в поисках Ремуса Люпина. Гермиона с Роном его еще не видели, и им не терпелось с ним поговорить. Только утром его не было за завтраком, поэтому приходилось искать неуловимого оборотня. Гарри покачал головой. – Ремус был последним, кто его видел. По-видимому, профессор Дамблдор отправил его на какое-то задание. Бродяга не сможет выйти на связь, пока его не выполнит. Вот уже две недели от него ничего не слышно, – в его голосе звучало беспокойство за крестного. Вероятно, Гермиона это заметила, потому что она в утешение опустила ладонь на его руку. – Уверена, с ним все в порядке. Бывало такое, что от него не было писем и больше, чем две недели. – Да, но… – Гарри попытался избавиться от беспокойства. – Но тогда он не выполнял секретные задания Дамблдора. Миона, с ним могло произойти все, что угодно. Та дала легкий подзатыльник рыжему и шикнула на него: – Рон! Тот сразу понял, что сказал что-то не то, и поспешил исправиться. – Но я уверен, что он в порядке! Письмо, наверное, просто задерживается. Гарри не смог сдержать смех при виде попыток друзей его подбодрить. Он беспокоился о крестном, но Гермиона права: скорее всего, с ним все в порядке. Нет причин волноваться. Тем более что Поттер все равно не мог ничего поделать. Он сообразил, что их троица только что завернула в коридор, ведущий к больничному крылу. – Да что такое с этим местом? – пробормотал он себе под нос. – Что? – его нечаянно услышал Рон. Гарри покачал головой. – Ничего. Раз мы уже здесь, стоит посмотреть в палате. Возможно, Ремус навещает профессора Снейпа. – Зачем ему это нужно? – поинтересовался Рон. – Не знаю. Ремус сказал, что они друзья. Но если это так, то у них самая странная дружба, которую мне доводилось наблюдать. Снейп все время рычит на него. Гарри направился к двери, ведущей в больничное крыло, Рон с Гермионой шли следом. Он был в трех метрах от входа, когда услышал голоса. Поттер сделал знак друзьям, чтобы те вели себя тихо. Они подкрались к двери, и троица замерла, пытаясь подслушать разговор. В палате находились Ремус и профессор Снейп. Оборотень был настроен необычайно серьезно. – Северус, рано или поздно, но тебе придется ему все рассказать. И лучше рано, чем поздно. Голос Снейп звучал саркастично и немного обижено: – Не понимаю, с чего бы это? – Упрямый тупица, все ты понимаешь, так же, как и я! – рявкнул Ремус. Гермиона охнула, а Рон ухмыльнулся. Гарри жестом призвал их к тишине. Он хотел услышать ответ Снейпа. – Очевидно, что нет. Было заметно, что зельевар не настроен продолжать этот разговор, но Ремус не сдавался. Сквозь стиснутые зубы он процедил: – Ладно! Если ты хочешь, чтобы я тебе все объяснил, то я это сделаю. – Будь так любезен, – последовал равнодушный ответ, и Гарри мог себе представить, как Мастер зелий, говоря это, рассматривает свои ногти. – Мальчик имеет право знать, кто его… Гриффиндорцы так и не услышали, что имеет право знать какой-то мальчик. Позади них из стены выплыл полтергейст Пивз и увидел ребят, стоящих у двери и подслушивающих разговор профессоров. Назойливое существо просто не могло упустить такой возможности. Он подкрался к троице и, опрокинув рыцарские доспехи, загоготал как сумасшедший, визжа: – Противные детки! Противные детки шпионят за профессорами! От грохота Рон, Гарри и Гермиона подскочили на месте. Не останавливаясь, чтобы узнать, что послужило причиной такого шума, они кинулись бежать к ближайшему повороту. Только край юбки Гермионы скрылся за поворотом, как дверь палаты резко распахнулась, и раздался возглас Ремуса: «Пивз!». Гриффиндорцы остановились лишь у берега озера. Тяжело дыша, они как подкошенные упали на землю, в тень под дерево. Гермиона начала хихикать. Когда Гарри с Роном посмотрели на нее, то она лишь покачала головой и засмеялась еще громче. Смех был заразительным, поэтому очень скоро мальчики присоединились к ней. Все закончилось тем, что они катались по земле, задыхаясь от хохота. В конце концов, громкий хохот перешел в смех, а затем в тихое хихиканье. Потом им удалось занять вертикальное положение и восстановить дыхание. – Как думаете, о чем они говорили? – спросила Гермиона, утирая слезы, выступившие от смеха. Рон пожал плечами и, подобрав какой-то камень, запустил его по поверхности озера. Гарри лежал на земле, сложив руки под головой. – Не знаю. Я даже не знаю, о ком они говорили. Гермиона легла рядом с ним, скрестив руки на груди. – Мы никогда не поговорим с Ремусом. Они замолчали. Гермиона и Гарри рассматривали облака и изредка отпускали комментарии об очередном камне, который пускал по поверхности озера Рон. Немного спустя Рону надоело такое времяпрепровождение, и он лег с другой стороны, опустив голову между голов Гарри и Гермионы. Гарри поднял руку и указал на облако, которое сейчас проплывало над ними. – Вот это похоже на Норберта. Гриффиндорка немного повернула голову. – А я подумала, что оно похоже на Клювокрыла. Рон фыркнул. – Ничего подобного, – он заговорил фальцетом, копируя профессора Трелони: – Это Грим! Гарри рассмеялся, а Гермиона раздражительно хмыкнула, услышав о профессоре Прорицаний. Остаток дня троица провела, пытаясь превзойти друг друга в разгадывании очертаний облаков. Глава 7. Книги все расскажут, дай им только шанс Рон посмотрел на хижину Хагрида, когда они с Гарри спускались с холма. – Интересно, а где сейчас Хагрид? Гарри перекинул полотенце через плечо и взглянул в ту же сторону, что и Рон. – Кто знает? Может, он на континенте и от имени Дамблдора пытается наладить контакт с гигантами. Я не спрашивал. По холмам разнесся громкий приветственный лай – ребят заметил Клык и подбежал к ним. – Кто же тогда присматривает за Клыком? – спросил Рон. Гарри пожал плечами. Он не знал. Поттер посмотрел на прохладную гладь озера. Они с Роном шли купаться. За пять дней, что его друг провел в замке, для них это стало утренним ритуалом. Они пытались звать с собой Гермиону, но та решительно отказалась. Гарри не мог понять причину. Рон прошептал ему на ухо, что, наверное, «это те самые дни». После этого Гарри решил, что больше не будет упрашивать гриффиндорку с ними поплавать. Он решил, что еще не дорос, чтобы иметь дело с женскими проблемами. Хотя непонятно, дорастет ли вообще. Поэтому они оставили Гермиону в библиотеке, а сами отправились к озеру. – Клык! Оффойди! – волкодав подбежал к гриффиндорцам и прыгнул на Рона, пытаясь на радостях облизать его лицо. Тот оттолкнул пса и приказал ему идти рядом. Клык послушно подчинился, радостный, что у него появилась компания, и потрусил следом за ребятами. – Как думаешь, мадам Максим с ним? – продолжил Рон разговор, снимая рубашку. – Если это так, то, надеюсь, что он не взял с собой тот волосатый коричневый костюм, – Гарри положил полотенце на песок и, стоя спиной к Рону, начал стягивать рубашку. Рыжий рассмеялся позади него. – Тот ужасный с оранжевым галстуком? Ага, тогда, наверное, все его шансы будут равны нулю, если… Эй, Гарри! – Рон резко сменил тему. Гарри через плечо посмотрел на друга. Рон указывал на его спину. – Я не знал, что у тебя есть магическое пятно! – А? – тот не мог понять, о чем говорит Рон. У него же нет магического пятна, да? – На плече! – Рон все еще указывал на его спину. – Наверное, оно у тебя от папы. Гарри повернул голову, пытаясь рассмотреть отметину. Наконец, неудобно выгнувшись, ему удалось рассмотреть заднюю часть руки и магическое пятно. Оно напоминало ему метку на запястье профессора Снейпа, только у Гарри доминировало перо. Его магическое пятно было в виде пера, лежащего накрест поверх кинжала. Гриффиндорец пришел в замешательство. Почему он никогда не замечал этого рисунка? Он продолжал рассматривать пятно, пока тело не начало болеть от неудобной позы. Гарри отпустил плечо, завел руку за голову, чтобы снять напряжение, и с любопытством посмотрел на друга. – А у тебя такое есть? – поинтересовался он. Тот почему-то покраснел. – Ага, – пробормотал Рон. – Где? У Рона еще больше заалели щеки, и он что-то буркнул. – Что? Рыжий, не зная, куда деть глаза, ответил: – На ягодице… Гарри рассмеялся. Рон засопел и притворился, что сейчас даст другу в глаз. Гарри увернулся и побежал к озеру, крикнув через плечо: – Тебе нужно показать это Мионе. Она в восторге от магических пятен! – он уже был по пояс в воде, когда его поймал Рон и потянул на дно. Они вынырнули, отплевываясь и смеясь. К ним присоединился Клык, и Рону с Гарри пришлось уворачиваться от лап с острыми когтями. ><><>< Когда Гарри с Роном нашли Гермиону в ее комнате, их волосы еще до конца не высохли после купания. Как и следовало ожидать, та читала, и если судить по количеству книг, разложенных на кровати, читала она несколько томов сразу. Шарахаясь от книг, как от чумы, Рон развалился в кресле в противоположном углу комнаты. Гарри был храбрее, поэтому уселся на кровати рядом с Гермионой, подтянув к себе одну из книг. – Миона, что читаешь? Она посмотрела на том, который пролистывал Гарри. – О, эта книга очень интересная! – восторженно сказала гриффиндорка. – Она одна из тех, которые ты оставил тогда на столе. Называется «Наследие магов». Там про магические черты, которые в семьях волшебников передаются от родителя к ребенку. Гарри рассеяно кивнул, перелистывая страницы. Он краем уха слушал, как Гермиона начала ему рассказывать про то, что узнала из книг, занимавших все свободное место вокруг нее. Одна из глав привлекла внимание Гарри, и он невольно задержал на ней взгляд. Магические пятна Магические пятна не имеют никакого отношения к дефектам при рождении, которые магглы называют «родимыми пятнами». Магическое пятно – это, по сути, наследственная метка, которая передается из поколения в поколение в чистокровных семьях и проявляется по мере взросления ребенка. В древние времена семьи часто отказывались от ребенка, если к совершеннолетию у него не проявлялось магическое пятно. Тем не менее, сейчас к таким пятнам относятся лишь с любопытством, не придавая им особого значения. Хотя они до сих пор являются несомненными признаками древности рода. Магическое пятно ребенка никогда не является точной копией меток его родителей. Оно сочетает в себе элементы рисунка каждого родителя и образует новое изображение, которое является уникальным… И так далее в том же ключе. Внизу страницы был список распространенных меток самых древних семейств. Гарри скользнул взглядом по рисункам, пока ему в глаза не бросилось одно изображение. Он застыл. Рядом с фамилией Снейпов была точная копия пера, которое украшало Гаррино плечо и запястье профессора Зелий. Он начал судорожно просматривать список в поисках фамилии Поттер. Рядом было пустое место. Зеленые глаза против воли метнулись обратно к изображению пера рядом с фамилией Снейп. Гарри слышал, как Рон ему что-то говорил, но ответить был не в состоянии. В голове проносились мысли, а он, будто заколдованный, впился взглядом в рисунок, который расставил все кусочки головоломки по своим местам. И сейчас перед глазами Гарри мелькали обрывки воспоминаний. Голос Ремуса, заявляющий: «У тебя отцовские руки». Бледные длинные пальцы, совсем как у Гарри, прижимают фотографию к груди. Та фотография. Ребенок на руках у Снейпа смотрит на Гарри его собственными зелеными глазами. Вновь голос Ремуса, который обращается к Снейпу: «Рано или поздно, но тебе придется ему все рассказать… Мальчик имеет право знать, кто его…». Голос Гермионы: «Я была права!.. Донором может стать лишь член семьи…». Магическое пятно на внутренней стороне запястья Снейпа, такое же на плече у Гарри. Он еще глубже окунулся в прошлое и вспомнил вечер распределения. Голос Сортировочной шляпы, шепчущий на ухо: «Ты можешь стать великим, и Слизерин поможет тебе достичь этого величия». – Господи, – прошептал Гарри. И в это мгновенье ему все стало ясно: Джеймс Поттер не был его отцом. Его отец – Северус Снейп. Гриффиндорец вскочил на ноги, не обращая внимания на книгу, упавшую с колен. Через несколько мгновений Гарри уже бежал по коридору, не помня, как вообще покинул комнату Гермионы. Но сейчас это было не важно. Главное то, что он скоро доберется до больничного крыла и бросит Снейпу правду в лицо. Позади он слышал, как друзья зовут его, желая узнать, что случилось. Гарри не обратил на них внимания. Они могут подождать. Через секунду Рон и Гермиона последовали за ним. Позже Гарри пришлось признать: ему очень повезло, что он тогда ни во что не врезался. Он даже не видел, куда бежит. Поттер был в такой ярости, что у него перед глазами все плыло. Снейп все время знал, что он отец Гарри, но обращался с ним, как с пустым местом. Нет, хуже. Он допустил, чтобы его собственного сына растили те жалкие пародии на людей. И Ремус тоже знал, но ничего не говорил. И Дамблдор. Кажется, знали все, кроме Гарри. У него мелькнула мысль, а не из-за этого ли Сириус так ненавидит Снейпа? Гарри понял, что находится в больничном крыле. Он рывком распахнул дверь и подлетел к кровати у окна. Он схватился за железную спинку кровати с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Поттер вздохнул несколько раз, пытаясь успокоиться. Внезапно, гнев ушел, и Гарри понял, что мыслит совершенно ясно, отгородившись от замешательства и глубокой обиды. Профессор Снейп и Ремус, сидящий у кровати, с немым вопросом уставились на него, удивленные его внезапным появлением. Гарри еще раз вздохнул. Взгляд оборотня метнулся к двери, и Поттер понял, что в палату вошли его друзья. Но ему было все равно. Ему действительно было все равно, кто станет свидетелем того, что сейчас произойдет. Гарри лишь хотел получить ответ от Снейпа. Относительно успокоившись, он сквозь стиснутые зубы процедил: – Джеймс Поттер не был моим отцом, да? Вы – мой отец. Глава 8. Дорогой папочка В больничном крыле повисла мертвая тишина. Все застыли. Гермиона изо всех сил вцепилась в руку Рона. Они стояли на пороге комнаты, не в силах пошевелиться и прервать затянувшуюся паузу. С изумлением гриффиндорцы переводили взгляд с одного главного участника развернувшейся перед ними драмы на другого. Со своего места у кровати Ремус чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Оборотень старался не чихнуть, вдыхая щекочущий нос запах сильных эмоций. Вокруг него витали злость, шок, боль и замешательство. И самые сильные запахи исходили от Северуса, сидящего в кровати, и Гарри, стоящего у изножья. Снейп был напряжен, если не сказать больше. Все произошло слишком рано. Он не был готов к откровениям. Если это и должно было случиться, то зельевар бы предпочел, чтоб события развивались непременно на его условиях. А не так. Не когда он прикован к постели, а Гарри, сложив все вместе, пришел к соответствующему выводу. Северус прикрыл глаза. Не так. Все совершенно не так. Столько раз за многие годы он наблюдал, как растет его сын, и хотел обнять Гарри, сказать ему правду о его семье. Но Северус не сделал этого. Не рискнул. Поступи он так, Гарри оказался бы в опасности. А сейчас… сейчас слишком поздно. Гриффинорец знал слишком много, чтобы поверить любым объяснениям Мастера зелий. И несмотря на то, что Северус предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь, и не давать никаких объяснений, другого выбора у него не было. Он задолжал сыну правду. Профессор Снейп открыл глаза. Гарри до боли вцепился руками в край кровати, но почти не ощущал этого. Все его внимание было поглощено Снейпом, сидящим на больничной койке. Ему всю жизнь врали. Ему рассказывали, что его родители погибли в автокатастрофе. Ему внушали, что магии не существует. Ему сказали, что его родителей убил темный волшебник. Но ему никто не объяснил, почему этот злобный ублюдок охотился за его семьей. Ему никогда ничего не рассказывали про него самого. Годы ушли на то, чтобы выяснить, кем были его родители, а еще больше времени уйдет на то, чтобы примириться с теми, кто все от него скрывал. А сейчас земля вновь ушла из-под его ног. Теперь обнаружилось, что его отец вовсе не был его отцом. Гарри не понимал, кто он на самом деле. Его чувства пребывали в полном смятении. Ему было очень больно, потому что Снейп всегда знал, что он его сын, но не принял его. Он был сбит с толку: что за причина заставила скрывать от него правду? Но вместе с тем он был счастлив, потому что нашел, наконец, кого-то, кого мог назвать своим, ведь Снейп был только его отцом и ничьим другим. И был зол, потому что ему отказали в наследии. Гарри остановился на злости, как на самом простом и приемлемом чувстве. Он сосредоточился на гневе, находя в нем свою опору и полностью отдаваясь его власти. Поттер разжал пальцы, отпуская край кровати, и сжал их в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Он знал, что в глазах собираются слезы, и это еще больше распалило его гнев. Гарри почувствовал, как у него заныли скулы, когда он слегка расслабил стиснутые зубы, чтобы произнести слова, целью которых было только одно – причинить боль. – Вы все время знали и не говорили мне. Это потому что вам стыдно? Потому что вы изнасиловали мою мать?! Слезы брызнули из его глаз и покатились по щекам. Гарри стиснул зубы и сильнее вонзил ногти в ладони, отчаянно пытаясь не сорваться. Северус побледнел. Зельевар был готов к потоку злых и резких фраз, но эти слова причиняли боль, как бы он ни пытался держать себя в руках. Ремус гневно дернулся рядом с ним. Оборотень пришел в бешенство, услышав дикие обвинения, которыми бездумно разбрасывался Гарри, не удосужившись даже поинтересоваться истинным положением вещей. Люпин хотел было отчитать гриффиндорца. Но Снейп упреждающе положил ладонь на его руку, заставляя молчать. Ремус взглянул на друга. Северус был бледен; невзирая на то, что его взгляд был прикован исключительно к сыну, зельевар покачал оборотню головой. Тот неохотно откинулся на спинку стула, позволяя Мастеру зелий самому разбираться в этой ситуации. Спокойным голосом Северус обратился к Гарри: – Ты сделал неверные выводы… Тот не дал ему закончить. – Вот так, значит? Вы собираетесь отрицать, что вы – мой отец? – он резко повернулся и сдернул рубашку и плеча, давая рассмотреть магическое пятно. – Тогда как вы это объясните? Ремус был до глубины души поражен, насколько спокойно все воспринял Северус. Тот лишь мягко кивнул в ответ на обвинение Гарри. – Еще наши руки и наш магический тип крови, – спокойствие в тоне Снейпа, безмерная грусть и сожаление, которые Гарри явственно уловил под этой безмятежностью, заставили гриффиндорца прогнать неразумный гнев. Он надел рубашку, скрывая магическое пятно, медленно повернулся и кивнул. – Гарри, я не собираюсь отрицать, что я твой отец. Но ты ошибаешься. Поттер распахнул рот, чтобы запротестовать, но Северус поднял руку, призывая его к тишине. – Дай мне закончить. Я – твой отец, точно также как и Джеймс. Позади себя Гарри услышал, как Рон с Гермионой подавили удивленные возгласы, но он не обратил внимания. Он не думал, что вообще сможет пошевелиться. Он ничего не понимал. Снейп говорил какие-то несуразные вещи. Это было невозможно. У ребенка может быть лишь один отец… или нет? Обретя, в конце концов, контроль над своим телом, Гарри покачал головой, не веря услышанному. Он изумленно смотрел и молчал. Северус подвинулся к Гарри, питая слабую надежду, что если будет ближе к сыну, то сможет заставить его поверить своим словам. – Гарри, Джеймс был моим мужем, – со стороны входа вновь раздалось удивленное оханье, но никто на него не обратил внимания. Северус смотрел прямо в глаза сына. – Гарри, я носил тебя под сердцем девять месяцев в магически созданном лоне. Гиффиндорец замотал головой. Северус вздохнул. Его сына будет не легко переубедить. Он наклонился, взял что-то с тумбочки и передал Гарри. Машинально среагировав, тот протянул руку и посмотрел на предмет в своих руках. Это была та самая фотография, которая привлекла его внимание в день, когда очнулся Снейп. Молодой Северус Снейп до сих пор осторожно держал на руках черноволосого зеленоглазого ребенка, но сейчас второй мужчина выпрямился, и Гарри узнал в нем Джеймса Поттера. Он стоял рядом со Снейпом, одной рукой обнимая его за талию, а второй придерживая сверток из одеяла, в которое был завернут ребенок. Гарри не мог отвести взгляда от этого снимка. Мужчины на фотографии повернулись друг к другу, и лицо каждого озарилось нежной улыбкой. А когда пара вновь посмотрела на ребенка в руках у Северуса, то Гарри заметил, что у них на шеях одинаковые цепочки. Краем уха гриффиндорец слышал, как Северус ему что-то говорит, и именно этот голос вернул его к реальности. Он оторвал взгляд от фотографии и, посмотрев на зельевара, заметил серебряную цепочку у него на шее. И тогда до Гарри дошел смысл его слов. – Ты – мой сын. Мой и Джеймса. Гарри вновь замотал головой, еще резче, чем раньше. У него задрожали руки. – Нет, – прошептал он. Поттер встретился со взглядом настойчиво убеждающих в своей правоте черных глаз. На миг ему показалось, что там промелькнула надежда. Но это же невозможно, ведь так? Он закричал: – Нет!!! ><><>< Стоило только Гарри опомнился, как снимок полетел на пол. Гриффиндорец проскочил мимо друзей и скрылся за дверью. Ремус кинулся вперед и поймал фотографию, пока та не ударилась об землю. В комнате вновь повисла мертвая тишина. Рон и Гермиона с ошеломленным видом стояли в дверях. Лицо Северуса было бесстрастно, но глаза выдавали его с головой. Люпин ясно читал затаившиеся там эмоции. Оборотень взглянул на снимок в своих руках и улыбнулся, когда Джеймс ему помахал. – Что ж, – бодро сказал он. – Все прошло довольно неплохо? Заработав мрачный взгляд Северуса, оборотень решил, что с его стороны будет благоразумней замолчать. ><><>< Гарри удалось остановиться, лишь когда он упал. Он зацепился ногой за корень и растянулся, ударившись коленями об землю. Он не знал, сколько пробежал или где очутился. Да это было и не важно. Значение имела лишь наглая ложь, которую выдал ему сальноволосый ублюдок. Потому что правдой подобное быть не может. Какая-то чушь собачья. У Гарри не может быть два отца, которые ненавидят один другого. Его лицо превратилось в застывшую маску. В глазах не было ни слезинки. Он боролся. Делал все, чтобы узнать правду о своем происхождении. Прилагал усилия, чтобы справиться с эмоциями, которые его охватили. Пытался понять! Он всхлипнул, вкладывая в этот звук все смятение и безысходное отчаяние, которые испытывал. Гарри был в замешательстве. Совершенно сбит с толку. Это все очередная ложь, в которую он не собирался верить. В его жизни всегда была одна константа, которая никогда не менялась, чтобы ни происходило, – отцом был Джеймс Поттер, а матерью – Лили Эванс. За десять коротких минут – миг для вечности – его ощущение себя перевернули с ног на голову, а потом еще потрясли для лучшего эффекта. Внезапно он перестал быть сиротой. Ни с того, ни с сего у него уже не было родственников-магглов, которые его вырастили. У него вдруг не стало матери. Зато появилось два отца: один мертв, а другой ненавидит его лютой ненавистью. За одно мгновение Гарри уже не знал, кто он. Образ собственного «я», который он с такими усилиями выстраивал и поддерживал, распадался на куски, и Поттер был не в состоянии это остановить. Картина просто не укладывать в его голове. Снейп ненавидел Джеймса. Это было общеизвестно. Он его ненавидел, потому что всем остальным тот нравился, и потому что Джеймс спас ему жизнь. А еще он его ненавидел, потому что Джеймс был гриффиндорцем, а Снейп – слизеринцем. И среди всей этой ненависти они заключили брак и родили ребенка? Нет! А зачем, зачем лгать Гарри? Какое может быть оправдание отцу, который отвернулся от собственного ребенка? Он не понимал, как его могли растить магглы, которые относились к нему с презрением, если его отец был жив и мог о нем позаботиться. Почему ему никто не сказал? Гарри всхлипнул, придавленный осознанием еще одного факта. И стал оплакивать потерю матери, которую никогда не знал, но очень любил. Лили Эванс не была… его. Она не была его матерью, и он не имел никаких прав на память о ней. А они все лгали ему. Сириус, Люпин, Дамблдор, Снейп! Они лгали и называли Гарри ее сыном. А это не так. Он – не Гарри, сын Лили. И никогда им не был. И печаль обернулась дикой злостью. Каждый человек, который оказывал влияние на его жизнь, каждый, кого Гарри ставил себе в пример, обманывал его! Что еще хуже, с их легкой руки он жил во лжи! Каждый раз, когда Поттер, наконец, полагал, что знает, кто он на самом деле, тут кто-то появлялся и рассказывал что-то новое. Ему никогда не говорили всей правды. И никого не волновало, что это была его жизнь, и он имел полное право знать о себе! Все они вертели его жизнью, будто игрушкой, по своему усмотрению отправляя в очередной кульбит. Ему отказали в доме. Ему отказали в отце. Ему отказали в собственной личности, совершенно не считаясь с его мнением. Ему отказали в наследии, в знании того, кем были его предки, что какой-то его внучатый дядя Филберт создал новые чары или, что у его прапрапрабабушки был домашний дракон или что… Неважно, что еще. Неважно, потому что Гарри не знал! Не знал, ибо никому в голову не пришло, что он имеет право знать. Гриффиндорец потряс сжатыми кулаками. Он был в ярости. Но сквозь гнев пробивались лучи чистого счастья. Не имеет значения, как это произошло, или что от него так долго скрывали правду, – у него была семья. Был человек, которого он мог назвать отцом. Впервые в жизни он кому-то принадлежал. И ему больше не придется растерянно молчать среди друзей, если они заведут разговоры о родных, теперь у него есть отец. Если бы он был желанным… О Господи! И вновь всхлип вырвался из груди Гарри. Снейпу он не нужен, он его ненавидел! С первого мгновенья, как Поттер приехал в Хогвартс, зельевар ясно дал понять, что считает его пустым местом. А началось все не в школе. Четырнадцать лет назад, когда погиб Джеймс, Снейп мог забрать сына, но вместо этого позволил, чтобы Гарри отправили магглам, которые вовсе не хотели заботиться о «племяннике». Ни один отец, испытывающий хоть каплю нежности к сыну, не допустил бы, чтобы его ребенка воспитывали такие люди. Гриффиндорец сделал один единственный вывод: его так называемый отец презирал его. За четыре года, что он знал Снейпа, у него было достаточно поводов так считать. Ни тот мужчина не проявил ни малейшего сострадания, ни симпатии, ни родительского участия к сыну. Никто не заботился о нем настолько, чтобы рассказать правду о его происхождении. Гарри начал верить, что просто не достоин, чтобы его любили. Если его ненавидел собственный отец, то кто другой будет относиться к нему с симпатией? Гриффиндорец обнял себя за плечи и уткнулся лбом в землю. Кажется, водоворот эмоций внутри улегся, превратившись в море боли. Ему было больно! Больно… ужасно больно. Гарри не сменил позы, когда чей-то голос прервал его безрадостную задумчивость. – Он о тебе жутко волнуется. Поттер резко поднял голову. Он только сейчас понял, где находился. В своем сумасшедшем беге Гарри выскочил из замка и сейчас лежал на лужайке недалеко от озера. Рядом гриффиндорцем, устремив взгляд на водную гладь, стоял профессор Дамблдор. В нем вновь поднялась волна гнева. Не задумываясь особо о своих словах, Гарри выплюнул: – А вы что здесь делаете? Директор отвел взгляд от воды. Проигнорировав заданный вопрос, словно он его вовсе не слышал, Дамблдор продолжил: – Каждый раз, когда ты попадаешь в неприятности, Северус – точно по часам – появляется в моем кабинете, бледный и дрожащий, с криками о том, что я должен более пристально следить за твоими похождениями. Гарри уставился на директора, не испытывая ни малейшего желания слышать о переживаниях профессора Зелий. Но его взгляд никакого отклика у Дамблдора не нашел, ибо тот продолжал: – Вечером, после твоего первого матча по квиддичу, он пришел ко мне в кабинет. Северус хотел, чтобы тебя исключили из команды. Сказал, что это против правил школы позволять играть первогодкам. У него тряслись руки, Гарри. Ты когда-нибудь видел, чтобы у профессора Снейпа тряслись руки? Тот отвел взгляд. Директор кивнул. – А я видел. Интересно, что я замечал, как у него трясутся руки только тогда, когда ты в очередной раз подвергал себя опасности, – он ненадолго замолчал. – Северус угрожал уволиться, когда узнал, что я отдал тебе мантию-невидимку Джеймса. Говорил, что это запрещено и так далее. И у него опять дрожали руки. Повисла тишина. Директор продолжал стоять рядом, глядя куда-то в сторону. Гарри стиснул зубы. Он до сих пор злился на Дамблдора за то, что тот все эти годы так много скрывал от него. А сейчас он был совершенно не расположен выслушивать мудрые советы старого волшебника. – Куда вы клоните? – зло спросил он. – Я хочу сказать, что ты должен дать ему возможность объясниться, – сказал директор таким спокойным тоном, будто делал замечание о погоде. – А вам не все равно? – поинтересовался Гарри. – Конечно, не все равно, – просто ответил директор. Поттер сжал кулаки на коленях. – Настолько не все равно, что вы не потрудились сказать мне правду. Только сейчас Дамблдор перевел взгляд на Гарри. На его лице появилось выражение крайнего удивления, будто причина такого поведения предельно ясна и понятна. – Гарри, я не имею права. Только твои родители могут сообщать подобное. Гриффиндорец горько рассмеялся. – Тогда понятно, почему я не знал. Джеймс мертв, а Снейп меня ненавидит. Директор очень мягко сказал: – Северус не испытывает к тебе ненависти, Гарри. Тот не ответил и демонстративно отвернулся. Они очень долго молчали. Наконец Дамблдор первым нарушил тишину. Он повернулся к Гарри и произнес: – Несмотря на его поступки в прошлом, Гарри, он – твой отец, и поэтому заслуживает шанс все тебе объяснить. Он наблюдал за лицом Гарри, но когда тот так и не ответил, – казалось, он не слышал ни единого слова из сказанного – директор вздохнул и направился обратно в замок. Гриффирдорец должен сам для себя решить. Гарри проигнорировал уход Дамблдора, уставившись в сторону леса. Скоро он вновь погрузился безрадостные размышления, которые только еще больше сбивали с толку. Глава 9. В полночный час Северус, прихрамывая и тяжело опираясь на трость, медленно прошел через холл, бросив беглый взгляд на огромные часы. Стрелки на циферблате показывали половину двенадцатого. Полчаса до дня рождения сына. Мастер зелий не видел Гарри с тех пор, как день назад тот выбежал из больничного крыла. Снейп и не искал с ним встречи. Даже без советов Дамблдора и Ремуса он понимал, что лучше всего дать сына время, позволив самостоятельно примириться со случившимся. Но оставаться в стороне было непросто. И ни разу за четырнадцать лет Северус не сказал бы, что оставаться в стороне – это легко. Но последние полтора дня было особенно трудно противостоять искушению. Лишь от одной мысли о том, что сейчас его сын уже знает, кто его отец, было в тысячу раз труднее сдержать порыв обнять Гарри и наконец оплакать потерю Джеймса. Этой ночью четырнадцать лет назад, когда он пришел домой и обнаружил, что его муж мертв, а сын исчез, Северус наглухо закрыл часть своей души и с тех пор отказывался даже заглядывать туда. Туда, где он бережно хранил все чувства и воспоминания о семье. Тогда он убеждал себя, что у него просто нет времени разбираться с болезненными воспоминаниями. Он говорил себе, что если выкажет хоть намек на скорбь от смерти Джеймса Поттера и Лили Эванс, то совершит роковую ошибку, которую никогда себе не простит. Северус поклялся Дамблдору, что сожалеет лишь о том, что так бессмысленно тратит свою жизнь. Северус поклялся Волдеморту, что сожалеет лишь о том, что Гарри Поттер не умер вместе с родителями. Северус поклялся себе, что сможет справиться с собственным горем. Он лгал. Мастер зелий знал, что поступает правильно, скрывая все чувства от Волдеморта и Упивающихся смертью. Это было любому дураку понятно. Точно также Северус был уверен, что поступает правильно, переходя на сторону Света, но испытывал лишь угрызения совести, ибо его поступок подвергал опасности сына. Но в то же время в глубине души зельевар понимал, что действует, просто подчиняясь логике. Правда была в том, что он не желал захлебываться в потоке эмоций, ни сейчас, ни потом. Он никак не мог примириться с потерей семьи, да и никто не смог бы. Особенно, если был шанс их спасти. Больше всего Северус проклинал себя за то, что не был с ними в ту ночь, что не смог защитить единственных людей, которыми дорожил. И лишь один человек на свете видел его насквозь, единственный, кто знал всю правду. Ремус был доверенным лицом и другом Джеймса и Северуса почти с самого начала их отношений, еще в те дни, когда они все были выпускниками. А когда оборотень пришел к Северусу после той страшной ночи, желая успокоить и вместе погоревать, зельевар накинулся на него. Он бросил ему в лицо множество ужасных слов и обвинил в том, что Люпин не спас Лили и Джеймса. Северус скрыл свою боль за ледяной маской и оставил безутешного Ремуса в полном замешательстве. Многие годы Снейпу удавалось избегать невыплаканного горя. Никто ничего не замечал под бесстрастной маской, которая теперь стала его постоянной спутницей. Даже когда год за годом он стоял на Тисовой улице, напротив дома номер четыре, в надежде хоть мельком увидеть плод их с Джеймсом союза, у него получалось обманывать даже самого себя. Северус всегда был мастером обмана. После многих лет шпионской деятельности в рядах Упивающихся он просто не мог им не стать. Но искусство самообмана изменило ему, когда Гарри первый раз переступил порог Хогвартса. Даже зная, что роковой момент близок, и подготовившись к удару, он испытал безумную боль, когда двери Большого зала распахнулись, явив миру миниатюрную копию Джеймса. Он ясно вспомнил каждый момент с Джеймсом, каждую минуту с маленьким Гарри в семейном кругу, каждый взгляд, каждое прикосновение, каждое слово, каждое чувство. И эти воспоминания грозили, разрушив маску, отразиться на лице. Они ставили под удар его тайну и жизнь сына. Поэтому Северус сделал единственное, что было возможно. Единственное, что он мог себе позволить. Он выплеснул все на Гарри. Огромное желание обнять и лелеять сына, каждое воспоминание о семье, всю горечь скорби он обратил против этих же чувств. Северус превратил их в презрение и неприязнь и направил на сына, умышленно отдаляя от себя ребенка. Он специально поступал так, чтобы Гарри ненавидел и боялся своего профессора, и в тот день, когда тот наберется смелости и расскажет сыну правду, Гарри отвернется от него, и тайна останется в сохранности, как и жизнь единственного существа, напоминающего Северусу о любимом муже. Но как бы сильно Снейп ни старался, у него не получалось превратить показную ненависть в настоящую. Когда Гарри вздрагивал от звука его голоса, у Северуса сердце кровью обливалось. Он отгораживался от этой боли, подпитывая ею маску, которая становилась все тоньше каждый раз, когда сын чудом избегал смерти. Маска окончательно слетела с его лица тем погожим днем, когда Гарри потребовал правды. Северус еще никогда не чувствовал такого облегчения. Несмотря на то, что его сокровенным желанием было скрыть ото всех истину, у зельевара будто огромный груз свалился с плеч. С раскрытием его тайны все эмоции, порожденные гибелью Джеймса и Лили и утратой Гарри четырнадцать лет назад, вновь завладели его разумом и не собирались теперь так просто отпускать Северуса. Но даже они были не в силах затмить радость от мысли, что сейчас, наконец, он вновь сможет обнять сына. Это счастье быстро погасло, когда Гарри развернулся и выбежал из комнаты. Впервые за четырнадцать лет Северус плакал той ночью. Это была запоздалая реакция, которую он должен был пережить еще много лет назад. Он злился на Джеймса за то, что тот оставил его. Он злился на себя за то, что не уберег семью. Он злился на Волдеморта за то, что тот лишил его близких. Он злился на судьбу за то, что она допустила такое. Наконец он позволил себе примириться с потерей семьи. Утром Северус ощутил, что впервые за долгие годы у него так легко на сердце. Теперь ему оставалось наладить хорошие отношения с сыном. Мастер зелий надеялся, что Гарри простит ему все, что пришлось пережить по вине Северуса. У него никогда не было шанса побыть отцом, и он не думал, что из него выйдет хороший родитель. Зельевар лишь знал, что хочет стать папой для Гарри. Ему оставалось только надеяться и делать все возможное. Северус доковылял до статуи, охраняющей вход в комнату сына, и остановился. Она изображала – что было необычно для Хогвартса – Святого Антония, помощника в обретении утраченного, и Мастер зелий не мог не оценить всю иронию ситуации. Он услышал, как в холле часы пробили без четверти двенадцать. Мужчина собрался с духом и прошептал пароль, который после долгих и настойчивых уговоров согласились открыть друзья Гарри. – Сохатый, – тоскливая улыбка заиграла на его губах, когда Северус произнес последнее прозвище мужа. Он шагнул за отъехавшую статую и вошел в комнату. Гарри лежал посреди кровати, свернувшись калачиком и обняв подушку одной рукой. На бледных щеках были видны высохшие дорожки от слез, а уголки губ опущены. Черные волосы беспорядочно разметались по подушке. Спящий мальчик казался таким уязвимым. И Северус вспомнил – как и всегда глядя на сына – Джеймса. Во сне у его мужа всегда было такое же невинное и ранимое выражение лица, как сейчас у Гарри. Северус осторожно, чтобы не разбудить сына, опустил свою ношу на край кровати. Тяжело опираясь на трость, он подошел к изголовью. Зельевар надолго застыл, не сводя глаз со спящего. Впервые с тех пор как он держал сына на руках, Северусу выпал шанс насмотреться на своего ребенка. Гарри вздрогнул и застонал во сне, прядь волос упала ему на лицо. Машинально зельевар потянулся, чтобы отвести локон в сторону. Ему не хватило каких-то сантиметров, когда, одумавшись, он резко одернул руку. Северус повернулся, чтобы уйти, но дойдя лишь до кресла в углу, тяжело опустился в него. Зельевар с облегчением вздохнул, расслабив еще не до конца исцеленные ноги, но сейчас ему не было до них дела. Он, затаив дыхание, наблюдал, как спит его сын. Зельевар собирался задержаться лишь на мгновенье. ><><>< Проснувшись, Гарри сразу вспомнил о трех вещах. Во-первых, Северус Снейп был его отцом. Узнав об этом, он не мог думать ни о чем другом. Поттер не имел понятия, как к этому относиться, и не представлял, как строить отношения с человеком, который четырнадцать лет ни во что его не ставил. Если рассудить здраво, то Гарри задолжал Снейпу шанс объясниться, но его разум очень часто пасовал перед велением сердца, а сердце до сих пор ничего не решило. Во-вторых, наступил день его рождения. Впервые в жизни он сможет отпраздновать это событие с друзьями. Ему удалось лишь однажды отметить свой день рождения с человеком, который о нем заботился, это случилось, когда он встретил Хагрида. Но в этом году с ним будут Рон, Гермиона, Ремус, Дамблдор и… его отец. В-третьих, дальний край постели прогнулся под какой-то тяжестью. Гарри шевельнул ступней и что-то задел. Послышался шорох, и какой-то предмет упал ему на ногу. Он распахнул глаза, чтобы взглянуть, что произошло. На краю кровати были сложены разноцветные коробки всевозможных размеров, с запиской на каждом подарке. Гриффиндорец сел, взял ближайший пакет и прочитал на прикрепленном листке: «Тебе, Гарри, моему любимому сыну, в день твоего пятилетия. Твой отец, Северус». Поттер уронил странной формы сверток на колени и потянулся к следующему. Записка гласила: «Гарри, это тебе по случаю твоего десятого дня рождения. Твой отец». Он быстро перебрал все коробки, на каждой из которых были схожие послания. По подарку на каждый год его жизни. На каждый день рождения подарок от Северуса. Последний подарок, который Гарри взял в руки, был самым маленьким – коробочка, обернутая зелено-золотой бумагой, легко умещалась на ладони. На этот раз текст записки отличался: «Гарри в день его пятнадцатилетия. Джеймс и Северус». Слегка дрожащими пальцами он развернул упаковку. Внутри был маленький черный бархатный футляр, подобный тем, в каких хранят ювелирные украшения. Гриффиндорец быстро распахнул крышку и ахнул. На золотистом атласе лежала простая серебряная печатка с рисунком, точно повторяющим магическое пятно Гарри. Поттер выхватил кольцо и надел его на безымянный палец правой руки. Металл потеплел и начал уменьшаться в размере, пока кольцо не стало нужного размера. Гарри очень долго не сводил с него взгляда. После чего он переключил внимание на оставшиеся подарки и взял первый пакет, который лежал у него на коленях, предназначенный ему на пятилетие. Сверток был странной формы и длинной примерно с его руку. Гриффиндорец стал разворачивать бумагу. Когда он разорвал последний слой, ему на колени упала игрушечная метла. Он подобрал ее и погладил древко. В его глазах блестели слезы. И именно в этот момент из дальнего угла, где в тени стояло кресло, раздался голос: – Джеймс купил ее, когда узнал, что я в положении. Гарри резко дернулся. Он только сейчас понял, что не один. Поттер посмотрел на говорившего и встретился взглядом с темными глазами Снейпа, который сидел в кресле, чуть-чуть наклонившись вперед. – Он отказался нас слушать, когда мы с Лили пытались убедить его, что ты не сможешь летать на ней, пока тебе не исполнится хотя бы четыре года. Гриффиндорец вновь взглянул на метлу и провел по ней рукой. Он не знал, что сказать. Поттер был очень признателен Снейпу, когда тот больше ничего не произнес, а просто сидел и ждал, пока Гарри сам не сделает следующий шаг. Будто это какая-то чрезвычайно сложная партия в шахматы. Ему захотелось рассмеяться – он никогда не был искусен в этой игре. Так много вопросов нужно задать и столько всего нужно выслушать. Гарри просто не мог придумать, с чего начать… Или мог? С тех пор как он узнал правду, один вопрос не давал ему покоя. Не поднимая глаз, он спросил: – Кем была Лили? Северус моргнул. Он ожидал этого вопроса, но не думал, что он будет первым. Зельевар не стал притворяться, что не понял, о чем говорит Гарри. – Она была моей единокровной сестрой. Поттер хотел было вскинуть голову, но замер, уставившись на прутья игрушечной метлы. По напряженным плечам Северус понял, что его слушают. – В школе Лили была моим лучшим другом. Узнав, что мы родственники, она пришла в полный восторг… Ее мать была магглой. У нас общий отец, – зельевар улыбнулся, вспомнив о собственном отце. – Он обрадовался, когда мы поладили. Пару дней назад на трибунах для квиддича Ремус вскользь упомянул об этом. – Меня назвали в его честь? Северус встрепенулся. – Как ты?.. – но он решил, что лучше не спрашивать. – Да. Мы с Джеймсом решили назвать тебя в его честь. Гарри жестом указал на свое лицо. – А мои глаза? Только сейчас Снейп понял, что сын задает лишь безопасные вопросы, которые не затрагивают отношений между его родителями. О таком Гарри еще не готов думать. А Северус был только счастлив отвечать на любые вопросы, которые могут возникнуть у сына. По крайней мере, Гарри с ним разговаривал. – Когда я был ребенком, то очень хотел, чтобы у меня были такие глаза. У тебя с Лили они от твоей прапрабабушки из Ирландии. Гарри кивнул. Внезапно он себя вновь почувствовал немного собой. Кусочек его личности вернулся на место. Лили не была его матерью, она была его тетей. У него все же были на нее права. Гриффиндорец робко улыбнулся Снейпу, сидящему в кресле, но в глаза ему не посмотрел. Он взял другую коробку из горы сложенных подарков. Северус поднялся, потянулся и подхватил трость, которую он ранее прислонил к стене. Мгновенье он стоял и смотрел на сына. – Я оставляю тебя наедине с подарками. Гарри кивнул, но головы не поднял. Он был поглощен четырехмерной магической головоломкой, которая предназначалась ему на девятилетие. Уголки губ Снейпа на миг приподнялись. Джеймс никогда ни на чем так не сосредотачивался. Эта черта у Гарри была именно от Северуса. Снейп уже собрался уходить, но дойдя до двери, обернулся. Поттер сейчас тянулся к плоской коробке, в которой, как помнил Северус, был фамильный набор шахмат на четырнадцатый день рождения. – С днем рождения, Гарри. Тот поднял голову. На его губах играла широкая улыбка, точная копия улыбки Джеймса. – Спасибо… – прошептал он. Зельевар слегка улыбнулся и переступил порог. Вцепившись в наполовину развернутый подарок, Гарри наблюдал, как Северус выходит из комнаты. И только когда дверь за ним плотно затворилась и прошло несколько секунд, Гарри завершил фразу: – …папа. Глава 10. Как найти слова, чтобы все объяснить В тот день Гарри впервые отмечал день рождения. Приглашенных было немного: сам виновник торжества, Рон, Гермиона, Ремус, Дамблдор, мадам Помфри, Добби и Северус, бросавший на всех подозрительные взгляды. Но в честь юного гриффиндорца еще никто и никогда не устраивал вечеринок, и Гарри был бы счастлив в любом случае, даже если бы пришли всего два человека. Лишь второй раз в своей жизни он мог с кем-то разделить радость этого праздника. Он жалел только о том, что здесь нет Хагрида. Под строгим руководством Добби эльфы превзошли самих себя. Хоть Гарри настойчиво пытался пригласить и их тоже, пришел лишь Добби, – остальные оказались слишком застенчивы. Единственное, что, по мнению Поттера, могло сделать день еще лучше – если бы праздник случился на три дня раньше. Добби, не обращая внимания на напряженную обстановку, широко всем улыбался и постоянно желал Гарри «самого замечательного дня рождения от Добби, сэр!». Казалось, Ремус с Дамблдором просто сговорились. Внешне они чувствовали себя вполне уютно, весело желая Гарри всего самого лучшего. Мадам Помфри не делала вид, словно ничего не происходит, но хранила по этому поводу сдержанное молчание. Хуже всего вели себя Рон с Гермионой. Складывалось впечатление, что они просто не могут разговаривать с Гарри и при этом каждые две минуты не кидать взгляды на профессора Снейпа. Рон не раз открывал рот, порываясь что-то сказать, но, получив увесистый тычок от Гермионы, так ничего и не произносил. Сначала это зрелище было забавным, но раза после седьмого начало изрядно раздражать. Гарри уже с нетерпением ждал, чтобы они, наконец, хоть что-то сказали и успокоились. Он знал: Гермиону просто распирает от любопытства. Несмотря на то, что именно она чаще всех взывала к осторожности, гриффиндорка до последнего не признавала поражения, когда друзья бились над очередной тайной. А непростая ситуация со странным семейством Гарри была как раз по ее части. Рон же лишь хотел узнать, что происходит. Но им придется подождать, пока Гарри сам не разберется что к чему. А сейчас он не собирался ничего рассказывать. Когда гости устроились за праздничным столом, Поттер понял, что оказался между Ремусом и Роном. Северус сидел наискосок от него, как раз напротив рыжего гриффиндорца. Подобное расположение не вызывало у Гарри особого восторга. Его уже начали раздражать взгляды, которые Рон украдкой кидал на него и Снейпа. И Гарри все еще упорно не желал прощать Ремуса за то, что тот ему ничего не рассказал. Но обижаться на оборотня было нелепо, ведь Дамблдор был прав, говоря, что только Джеймс и Северус имели право открыть Гарри правду о его происхождении. Он немного отвлекся, когда подали еду. Стол ломился от изобилия блюд. Было все, что любил Гарри: пирог с почками, ножки ягненка, рис с шафраном и карри с курицей, отбивная и йоркширский пудинг. А на сладкое: лимонный пудинг, пирожные с клубникой, сливочный пудинг, заварные пирожные. И это лишь небольшой перечень всего того, что было на столе. В центре стола, как раз возле Гарри, стояло главное блюдо. Эльфы выпекли трехъярусный торт в виде Запретного леса, сверху полили его шоколадной глазурью, а по бокам вишневым сиропом. А еще был поднос с разнообразными шоколадными трюфелями. При виде всего этого изобилия Гарри захотелось сразу перейти к десерту. Когда все приступили к еде, Ремус наклонился к Гарри и прошептал ему на ухо: – Десять к одному, что Северус первым делом съест трюфель. Гарри повернул голову и с недоумением посмотрел на профессора. – Почему? Ремус подмигнул ему. – Твой отец их обожает. У него к ним особая слабость. Вот смотри. Люпин сказал это очень вовремя, ибо, взглянув на отца, гриффиндорец увидел, как тот придирчиво отбирает несколько пирожных с подноса. Гарри охнул, а Ремус подавил смех. Северус поднес было трюфель ко рту, когда его взгляд остановился на Гарри с Ремусом, которые широко улыбались, глядя на него. Он посмотрел на шоколад и мгновенно понял, что именно Люпин сказал его сыну. Зельевар одарил взглядом все еще ухмыляющуюся парочку и медленно отставил трюфель в сторону, потянувшись вместо этого за свиными ребрышками. Гарри и Ремус дружно рассмеялись. Рон вопросительно взглянул на них, в то время как Северус пристально разглядывал смеющихся поверх своего стакана со сливочным пивом. Когда с основными блюдами было покончено, и грязная посуда исчезла, в центре стола остался лишь торт. Через мгновенье появились подарки. Гарри, широко улыбаясь, уже было потянулся к яркой коробке, как Гермиона схватила его за правую руку. Он вздрогнул, но потом понял, что она заметила кольцо. – Никогда его не видела. Гарри, а что там нарисовано? Гриффиндорец даже не попытался одернуть руку. – Мое магическое пятно. Гермиона слегка повернула его кисть, чтобы лучше разглядеть. – Да? Я бы хотела посмотреть на пятно, хорошо? – она отпустила его руку. – Гарри, только вот откуда у тебя кольцо? Он не заметил, что внимание всех гостей сейчас было приковано к нему. – Это подарок на день рождения от моих пап, – сказал он и, взяв ближайший пакет, начал вслух читать надпись на открытке: – С днем рождения, Гарри. От Ре… – в это мгновенье именинник поднял взгляд и понял, что на него смотрят, только он не мог понять почему. – Что такое? Все тут же встрепенулись, и Ремус произнес: – Ты открываешь мой подарок? Надеюсь, он тебе понравится. Люпин подарил ему самоучитель по анимагии. Поттер от всего сердца поблагодарил оборотня, который лишь улыбнулся в ответ и подмигнул ему. Положив книгу на колени, Гарри потянулся к следующей коробке. Гора подарков рядом с ним постепенно росла. От Гермионы он получил книгу «Ловцы квиддича: величайшие игроки последнего тысячелетия». Разнопарные шерстяные носки от Добби. Гарри рассмеялся, когда открыл подарок Сириуса: набор из трех фигурок волка, пса и оленя, которые свернулись клубком в углу коробки. Пес облизал его ладонь, а олень боднул его в большой палец. Предпоследний подарок оказался таким тяжелым, что, пытаясь поднять коробку, Гарри чуть не уронил ее. Пришлось подтягивать ее к себе по столу. Он развязал ленту и открыл крышку. Наклонившись, чтобы заглянуть внутрь, гриффиндорец изумленно охнул. Его глазам предстала серо-голубая чаша, по ободу которой вился узор из рун. На дне ее плескалась яркая серебристо-голубая жидкость. Это был думоотвод. Возле чаши Гарри заметил записку и, достав ее, прочитал: «Гарри, Я подготовил для тебя несколько собственных воспоминаний о Джеймсе и Лили. Далее ты можешь использовать думоотвод, как посчитаешь нужным. Северус» Гарри поднял глаза. Ни единой эмоции не отражалось на его лице. Переведя взгляд на Северуса, он отметил, что лицо Мастера зелий было столь же бесстрастно. Гриффиндорец долго смотрел на Снейпа, а потом улыбнулся уголками губ. Северус молча кивнул в ответ, и Гарри потянулся за последней коробкой. Как и следовало ожидать, близнецы прислали ему набор умопомрачительных ужастиков Уизли, включая новые образцы канареечных конфет и помадок пуд-язык. После того как был открыт последний подарок, а праздничный торт разрезали и раздали, гости начали расходиться. Не успел Гарри встать из-за стола с куском торта на тарелке, как к нему наклонился Рон и тихо сказал: – Ты назвал его папой… ну тогда… Гарри в замешательстве взглянул на лучшего друга. Он задумался и вспомнил. Вот почему на него все так странно смотрели, когда он открывал подарок Ремуса. Гарри сказал Гермионе, что кольцо от его «пап», во множественном числе. А сам даже не заметил. Гриффиндорец вздрогнул. К покидавшим зал мальчикам присоединилась Гермиона. Ухватив Гарри за локоть, она потянула его подальше от взрослых, а Рон был только рад следовать за ними. Гарри подавил тяжелый вздох: значит, они, наконец, собрались у него все выпытать. Он не знал: то ли радоваться, что у него есть с кем поговорить, то ли гневаться на друзей, что они подняли такую шумиху. Но, если разобраться, Гарри при них же наорал на профессора Снейпа. Наверное, теперь он должен хоть что-то объяснить друзьям… Только добравшись до главного выхода, Гермиона отпустила руку Гарри. И тому стало понятно, что его лучшие друзья не отстанут от него просто так без объяснений. Внезапно он занервничал. Его охватила робость при мысли о противостоянии этой парочке. – Ну… – начал Гарри. Рон скрестил руки на груди, а Гермиона уперлась руками в бока. – Кажется, это вы хотели со мной о чем-то поговорить, – Гарри начал ковырять ложкой кусок торта, тарелку с которым все еще держал в руках. – Снейп действительно твой отец? – Рон решил первым озвучить больной вопрос. Гарри горько усмехнулся. – Ты еще спрашиваешь? Ты там был и слышал, что он сказал. – Да, но… – Никаких но. Он – мой отец, как и Джеймс. Хотя в это трудно поверить, – Гарри сам не мог принять этот факт, несмотря на видимую легкость, с которой ему удалось это сказать. – А как ты это выяснил? – Гермиона в любой ситуации всегда хотела знать как и почему. Он вздохнул и опустился на скамью у стены. Гермиона села рядом, а Рон, облокотившись спиной о стену, устроился на полу с другой стороны. – На самом деле, намеков было несколько, – Гарри вытянул перед собой руку, – Ремус сказал, что у меня руки, как у отца, – он опустил руку. – А помните ту фотографию, которую передал мне Снейп? Рон с Гермионой кивнули. Они видели, как Снейп давал Гарри снимок, но не знали, что на нем было изображено. – На той фотографии Снейп держит меня маленького на руках. Я увидел снимок несколько дней назад, когда Снейп впервые очнулся, но только в четверг я понял, что у того ребенка мои глаза. Еще вся эта история с магическими типами крови. Мне стало ясно, почему я мог стать его донором – ведь я его сын, – он потер то место на плече, где, как он знал, под рубашкой находилось пятно. – Но только с магическим пятном все встало на свои места. Я видел у Сней… у моего от… – Гарри не мог решить, как назвать Мастера зелий. Он сделал неясный жест рукой и продолжил: – Оно у него на правой руке на внутренней стороне запястья. Такое же перо, как и у меня. И тогда, в четверг днем… Знаешь, Миона, что за книгу я читал перед тем, как выбежать из комнаты? – Гермиона кивнула. – Там шла речь о том, что магические пятна передаются из поколения в поколение, и был список пятен, присущих каждому роду. Возле фамилии Поттер ничего не было, но… напротив Снейпов было перо. И тут, будто что-то щелкнуло и стало по местам. Еще, конечно же, была… – Гарри замолчал. Он собирался рассказать друзьям о предложении сортировочной шляпы отправить его в Слизерин. К счастью, никто не заметил его оговорки. Они были полностью поглощены историей с отцами Гарри. Рон подтянул колени к груди и обхватил их руками. – Но как же твоя мама, – он покраснел. – То есть… то есть Лили. Гарри поежился. Они добрались до вещей, о которых он и сам не знал. Ему было известно лишь то, что Лили была его тетей, но он еще не понимал, почему она покрывала его родителей. – Эм… Она была моей тетей… Рон и Гермиона в шоке уставились на него. Непонятно почему, но у Гарри запылали щеки. – Да, она была… Но он не успел больше ничего сказать, потому что его прервал низкий голос: – Гарри. Дети посмотрели вверх. Рон поднялся на ноги и отряхнул мантию, а Гермиона с Гарри невольно выпрямились на скамье. В какой-то момент разговора к ним подошел – бесшумно, как и всегда – профессор Снейп. В руках он держал новый думоотвод Гарри и бесстрастно смотрел на гриффиндорцев. Гарри откашлялся и поднялся. – У нас с тобой остались незавершенные дела, – Северус мысленно вздрогнул. Он не хотел, чтобы его слова прозвучали так… зловеще. Возможно, это и может показаться смехотворным, но Мастер зелий испытал облегчение от того, что Гарри ни капельки не побледнел, а лишь кивнул и поднялся, чтобы последовать за отцом, который уже развернулся и отправился в сторону подземелий к своим комнатам. Гарри отдал изуродованный кусок именинного торта Гермионе и пошел вниз по коридору за скрывшимся из виду профессором. Обернувшись через плечо перед тем, как завернуть за угол, он увидел, как его друзья боязливо смотрят ему вслед. Он ободряюще улыбнулся им и поспешил за Северусом. Он нагнал Снейпа, когда тот остановился у картины с пейзажем, недалеко от класса Зелий. Гарри с любопытством посмотрел на нарисованные унылые скалы, силясь понять, к кому там можно обратиться с паролем, пока не заметил, что у дерева, изображенного на переднем плане, было лицо. Северус поудобней перехватил думоотвод и, одарив Гарри усмешкой, произнес пароль: – Сохатый. Вздрогнув, Поттер устремил взгляд на того, кто был его отцом. Снейп без труда прочел вопрос, столь явно отразившийся на лице Гарри. – Я использую этот пароль, по крайней мере, раз в год с тех пор, как ты приехал в Хогвартс. Чистая случайность, что ты выбрал его в одно и то же время со мной, – на лице Северуса мелькнуло задумчивое выражение, – или… не случайность. Картина открылась, и он пропустил Гарри в свои комнаты. Когда Северус последовал за ним, ему пришлось сделать шаг в сторону, чтобы не натолкнуться на сына. Переступив порог, гриффиндорец застыл на месте, с удивлением озираясь по сторонам. – Тут нет ничего зеленого! – воскликнул он. Северус фыркнул. – Вопреки распространенному мнению, я не большой любитель этого цвета. Гарри покраснел, но не перестал рассматривать комнату, в которой очутился. Стены были не из голого камня, как в классе Зелий, – их покрывала темно-голубая краска в тон серому полу. Несколько гобеленов в теплых осенних тонах смягчали холодность обстановки. В дальнем конце комнаты стоял роскошный старинный стол красного дерева, заваленный разнообразными свитками и томами. Книжные полки были заставлены всевозможными предметами, не говоря уже об огромном количестве фолиантов. Странной формы бутылочки с зельями стояли бок о бок со статуэтками древнегреческих и древнеегипетских богов, в то время как золотой снитч соседствовал со скелетом летучей мыши. Рядом находился большой камин. И только две, словно живые, змейки, украшавшие каминные балки, указывали на то, что комнаты принадлежат слизеринцу. Роскошный ковер цвета темного янтаря перед очагом, и рядом два кресла, обитые темно-голубой парчой, – одно из которых явно указывало на то, что им часто пользовались, в то время как другое было лишь слегка потерто – довершали обстановку комнаты. Пустая стена над камином представляла собой весьма редкое явление, равно как и немногочисленное содержимое каминной полки, которое ограничивалось лишь серебряным подносом с парой бокалов и хрустальным графином с янтарной жидкостью и маленькой фотографией в рамке. Поттер подошел ближе. На этот раз Гарри был на руках у Джеймса. Гриффиндорец решил, что здесь ему около девяти месяцев. Отец крепко держал его над своей головой, и они оба смеялись. В кадре появился еще один человек и потянулся, чтобы взять Гарри. Это была Лили. Малыш протянул к ней ручки, и Джеймс передал ей ребенка, а потом обнял Лили. Все трое повернулись к фотографу. Джеймс послал камере воздушный поцелуй, и Гарри понял, что, вероятно, их снимал Северус. Гриффиндорец несмело поднял руку, чтобы взять фотографию, но тут же подскочил, услышав угрожающее шипение. Змея, обвившая ближайший столбик, подняла голову от камня, в воздухе замелькал раздвоенный язычок. Гарри поспешно отступил назад и отвернулся от камина. Северус поставил думоовод на столик между креслами и сейчас, прищурившись, смотрел на Гарри. Он ничего не сказал ни про фотографию, ни про змею, а лишь указал жестом на менее потертое кресло. Гриффиндорец расположился на указанном месте, и Снейп тоже сел. В воздухе повисла неуютная тишина. Ни один из них не знал, что сказать или с чего начать. Они до сих пор не нашли подходящей линии поведения, которая могла бы позволить им чувствовать себя комфортно в роли отца и сына. – Мне казалось, что вы ненавидели папу, – внезапно произнес Гарри. Северус дернулся. Он не знал: то ли ему радоваться, что сын прервал молчание, то ли злиться, что Гарри начал именно с этого. – Так и было, – зельевар решил быть предельно искренним, не желая больше, чтобы между ними хоть что-то осталось недосказанным, – с самого начала. Но особенно, когда он спас мою жизнь во время идиотской шутки Блэка. Северус скривил лицо в презрительной гримасе. Гарри с неохотой признал, что в то время как антипатия отца к Люпину была наигранной, Сириуса он ненавидел лютой ненавистью. Снейп постарался покончить с выражением неприязни в отношении крестного своего сына. Сейчас не время давать волю подобным чувствам. – Лили убедила меня дать ему второй шанс, – Северус улыбнулся давнему воспоминанию. – Вообще-то, она заперла нас двоих в комнате, чтобы мы согласились цивилизованно пообщаться друг с другом. Лили заколдовала двери, а так как она была намного лучше нас в чарах, то ни Джеймс, ни я не могли их открыть. Конечно же, сдаваться мы не собирались и даже не думали идти у нее на поводу. Джеймс был чересчур упрям для этого, а я слишком горд, чтобы позволить своей маленькой сестричке изменить мое мнение в лучшую сторону, – Северус скептично хмыкнул. – Нам пришлось стать временными союзниками. Мы объединили силы и преодолели чары Лили, правда, испепелив в процессе дверь. Лили пришла в негодование по поводу провала ее прекрасного плана, а мы с Джеймсом вернулись к былой вражде. Но прежней злобы больше друг к другу не испытывали. Гарри поймал себя на том, что сидит в кресле, немного наклонившись вперед, и жадно ловит каждое слово из рассказа Северуса о том, как зарождались их отношения с Джеймсом. Снейп смотрел куда-то вдаль, полностью погрузившись в путешествие по лабиринтам памяти. – Это было в конце пятого курса. – Лили всегда писала мне на летних каникулах. Мы слали друг другу сов. Тем летом она начала рассказывать мне, что нового услышала от Джеймса и все время держала меня в курсе событий его жизни. Позже Джеймс признался, что то же самое она проделывала и с ним, пересказывая ему все, что я писал ей, и неважно интересовало это Джеймса или нет. Лили следовало учиться на Слизерине: она с таким мастерством манипулировала нами. К началу шестого курса неприязнь между нами сменилась лишь видимостью вражды. Я… я начал спокойно к нему относиться. Но на этом Лили не остановилась. Как-то она мне сказала, что будет счастлива лишь тогда, когда «двое ее самых любимых мужчин полюбят друг друга так, как она любит их». – Ей пришлось очень непросто, – Северус мельком взглянул на Гарри, – не думаю, что мне приходилось сталкиваться с большим упрямцем, чем твой отец. Но и я со своей стороны тоже не пытался облегчить ей задачу. Я вовсе не собирался признавать, что, возможно, мое первоначальное мнение о Джеймсе Поттере, принце Гриффиндора, было ошибочным. Гарри не знал, как реагировать на услышанное. Профессор обычно скрывал все, что связано с его личной жизнью, но сейчас рассказывал все с полной откровенностью, совершенно ничего не утаивая. Черные глаза светились неподдельной искренностью, а ведь раньше них мало что можно было прочесть – гриффиндорец вспомнил те пару случаев, когда ему удавалось различить эмоции в глазах Снейпа. – Лили пользовалась каждым удобным случаем, чтобы свести нас в одном месте. В конце концов, мы с Джеймсом сдались. Мы вновь временно стали союзниками, но лишь затем, чтобы Лили прекратила раз за разом подстраивать наши встречи. Постепенно отношения стали развиваться. И мы превратились в… друзей. Обсидиановые глаза снова смотрели куда-то вдаль. – Летом после шестого курса мы время от времени переписывались. Не сравнить, конечно, с тем количеством сов, которые мне присылала Лили, но тоже прилично. К началу седьмого курса я уже ждал встречи с ним, как и с Лили, по которой я всегда скучал. Когда начался учебный год, мы все трое назначали друг другу тайные встречи. Мало кто знал, что мы с Лили были друзьями. И вообще никто не подозревал, что под масками, которые мы с Джеймсом носили на людях, скрывается что-то большее. Как-то через месяц после начала учебного года Джеймс и я ждали прихода Лили. Мы сидели рядом и о чем-то болтали. Джеймс без предупреждения повернулся и поцеловал меня. Северус поднялся с места, а Гарри, затаив дыхание, следил за каждым его движением. Мастер зелий подошел к камину и налил себе скотча из хрустального графина. Ему очень хотелось осушить бокал одним махом, но он заставил себя сделать лишь небольшой глоток, чтобы слегка промочить горло перед тем, как продолжить дальше. – Когда Джеймс отстранился, все, что я мог, – это только смотреть на него изумленными глазами. Мне неприятно признавать, но, придя в себя, я сразу сбежал. В этот момент на пороге как раз появилась Лили. Я слышал, как она зовет меня, пытаясь узнать, что случилось. Потом и Джеймс кричал мне вслед, чтобы я остановился. Целый месяц я избегал встреч с ним. По мере возможности, я избегал и Лили, но мне это редко удавалось. Я был в замешательстве. И дело было не в моих сексуальных предпочтениях – к тому моменту я уже несколько лет знал, что я гей. Я даже признал для самого себя, что нахожу Джеймса привлекательным. Просто я не знал, что ему было от меня нужно. Ты должен понять: дома ко мне проявляли привязанность лишь тогда, когда от меня что-то требовалось взамен. Моя мать была очень холодным человеком. Каждый ее поступок был просчитан, она добивалась цели, не считаясь с чувствами других. Если она была добра ко мне, то я точно знал, что ей что-то нужно. Она манипулировала мной с тех самых пор, как я научился ходить. Даже мой отец использовал меня, хотя он обладал довольно мягким характером. В семье верховодила моя мать, она использовала отца точно так же, как использовала меня и всех остальных. Он, в свою очередь, искал во мне ответную привязанность, которую не мог получить от жены, и я был чем-то вроде буфера между ними. Мною так часто манипулировали, прикрываясь любовью, что я был не в состоянии признать существование бескорыстных чувств. Северус вновь поднес бокал к губам и только сейчас понял, что выпил уже половину. Гарри не отводил взгляда от отца. После рассказа о родителях Северуса становилось понятно, почему последний всегда так холоден в общении. – Лили пришлось прочесть мне нотацию о том, как обращаться с ее друзьями, а Джеймс припер к стенке, чтобы убедить меня, что ему не нужно от меня ничего такого, чего я еще не готов ему дать, – Северус сделал глоток скотча, долил себе еще и лишь потом продолжил: – В тот раз первым поцеловал его я. Гарри неуютно поежился. Он очень хотел послушать про родителей, но лучше бы Снейп опускал… интимные подробности. Северус заметил его движение и ухмыльнулся. – После этого мы с Джеймсом стали… встречаться. Об этом никто не знал, кроме Лили, пока в один прекрасный день Ремус не решил проследить за твоим отцом, когда он шел на свидание со мной. Оборотень появился на пороге как раз в тот момент, когда я… здоровался с Джеймсом, – Гарри вздрогнул, и зельевар вновь усмехнулся. – Думаю, не стоит говорить, что он был шокирован, увидев нас вместе, а если еще учесть то, как мы стояли… Я относился к нему с подозрением, поэтому хотел стереть ему память, но Джеймс и Лили были против. Складывалось впечатление, что его словесного обещания молчать им было вполне достаточно. Должен признать, что обязательство он сдержал. Люпин ни разу и словом не обмолвился Блэку, который, кстати, до сих пор не знает правду о твоем происхождении. Гарри не удивился. Он был уверен, что Сириус, знай он правду, скорей всего, либо отказался бы от крестника либо уже прибил бы Снейпа. Северус злобно ухмыльнулся. – Нам стоит подумать над решением этой проблемы. В этот момент Гарри безвозвратно потерял надежду когда-либо увидеть Северуса и Сириуса вместе в одной комнате без того, чтобы они не пытались вцепиться друг другу в глотки. Снейп снова поднес бокал ко рту, и гриффиндорцу тоже захотелось выпить чего-нибудь крепкого, чтобы немного отвлечься, снять напряжение и нервозность. Вместо этого, он сложил ладони и начал рассеянно перебирать большими пальцами. – Мы окончили школу. Тогда мне казалось, что последовавшие за этим два месяца были самыми ужасными в моей жизни, – Северус горько рассмеялся. – К сожалению, я ошибался, – он еще раз отпил из бокала. – За два месяца я ни разу не видел ни Джеймса, ни Лили. Я даже начал скучать по Ремусу. Но самым страшным было не мое одиночество. К тому времени моя мать стала верной сторонницей Волдеморта, и ничто в мире не могло помешать тому, чтобы ее сын пошел по ее стопам. Я не желал иметь ничего общего с лицемерным самопровозглашенным Темным лордом. Я отказался. Или, по крайней мере, попытался это сделать. Каким-то образом моя мать узнала о нашей дружбе с Лили. К счастью, только об этом; она не подозревала, что Лили еще и моя сводная сестра. Но она стала шантажировать меня ею. Она угрожала уничтожить «мерзкую грязнокровку», как она называла Лили, если я не подчинюсь ей и не приму Темную метку. Я согласился, прекрасно понимая, что ни Лили, ни Джеймс не захотят больше общаться со мной, но я не мог позволить моей матери причинить боль сестре. Северус осушил бокал до дна и поставил его на поднос. Опершись руками о каминную полку, он уставился в пустую пасть камина. Гриффиндорец пристально разглядывал его спину. Этот человек был его отцом, и в детстве его обижали почти точно также как и Гарри. – Я не буду докучать тебе подробностями собраний Упивающихся смертью, которые я был вынужден посещать. Достаточно сказать, что это не те мероприятия, на которых я бы хотел присутствовать вновь. К несчастью, выбора у меня не было. Я прекратил посылать сов Лили и Джеймсу и не читал писем, стопка из которых росла на моем столе. Я успешно избегал их обоих, пока отец не помог им «выловить» меня. Он дождался, когда моя мать на длительное время покинула дом, и по каминной сети вызвал их прямо в мою комнату, – Северус все еще стоял спиной к Гарри, и, когда он продолжил рассказ, в его голосе звучало странное напряжение. – В конце концов, им удалось заставить меня во всем признаться: они отказывались уходить, пока я не расскажу, что случилось. Джеймс заверил меня, что они все равно меня любят. Он впервые сказал это. Что любит меня. Гарри заметил, что костяшки пальцев Северуса побелели – с такой силой он вцепился в каминную полку. На пару минут воцарилось молчание. Потом Снейп с заметным усилием заставил себя расслабиться и, не оборачиваясь, продолжил: – Джеймс с Лили заставили меня обратиться за помощью к Дамблдору. Он, – зельевар чуть ли не выплюнул это слово, – убедил меня стать шпионом. Я был молодым и глупым, поэтому согласился, полагая, что смогу предотвратить зверства, совершаемые Волдемортом. Нам обоим известно, как я тогда ошибался, – Северус, наконец, отошел от камина. Не бросив даже взгляда в сторону сына, он просто опустился в кресло и продолжил рассказывать. – Сперва все казалось так просто. Я был слишком молод, чтобы посещать все собрания. По большей части и Волдеморт, и Дамблдор почти не трогали меня. Я как можно чаще, но так, чтобы не вызывать подозрений, встречался с Лили и Джеймсом и изредка с Ремусом. Мой отец был единственным, кто знал об этом, но даже он догадывался обо всей правде. Лишь нам четверым было известно, что мы с Джеймсом вместе. Год спустя та же четверка присутствовала на моем с Джеймсом бракосочетании. Ремус организовал церемонию, а Лили была свидетелем. Чтобы сохранить все в тайне, нам с Джеймсом пришлось надеть кольца, которые были невидимы, благодаря чарам Лили, на цепочки и повесить их на шею. Северус потянул за цепочку на шее, и из-за ворота мантии показалось серебряное кольцо. Сняв через голову цепочку, зельевар передал ее Гарри. Тот осторожно взял украшение и принялся внимательно разглядывать широкое кольцо из серебра. У него на ладони лежало реальное доказательство того, что Джеймс и Северус были женаты и что они оба были его родителями. Он покрутил кольцо в руках и заметил надпись внутри: «Джеймс и Северус вместе навеки». Гарри был все еще погружен в изучение кольца, когда Северус выхватил его из рук сына, и мгновение спустя тот увидел, как его отец вновь надел цепочку на шею и аккуратно спрятал кольцо под мантию подальше от чужых взглядов. – Через месяц я узнал, что жду ребенка. Гарри выпрямился в кресле и впервые заговорил: – А как… – Как это возможно? – Северус предугадал вопрос. Он даже не стал дожидаться кивка Гарри и пояснил: – Это проще, чем можно себе представить. Оба волшебника должны быть могущественными магами и… – Снейп слегка скривил губы, – должны очень любить друг друга. Также должно быть желание, подсознательное или нет, иметь ребенка. Обычно беременеет волшебник, наделенный большей магической мощью, но это зависит еще от физического состояния, гормональной устойчивости и, подчеркиваю, в некоторой степени от магического типа крови. Северус слегка пожал плечами. – Забеременел именно я, – тон Снейпа стал более отчужденным, и впервые за вечер Гарри увидел на лице отца знакомое по былым временам выражение. – Но как бы с Джеймсом мы не были счастливы, моя беременность создавала много проблем и риска. Гарри на мгновенье переменился в лице, но Северус моментально это заметил и понял причину. Он прямо посмотрел в глаза сына. – Даже не думай, что мы не хотели тебя. Когда Лили намекнула на то, что, может, нам избавиться от тебя, я выставил ее из дома, а Джеймс неделю с ней не разговаривал. Он простил ее только потому, что именно она предложила решение проблемы, – Северус замолчал и выжидающе посмотрел на Гарри. Тот не сразу сообразил, что Снейп своим молчанием спрашивает, понял ли Гарри, что придумала Лили. При данных обстоятельствах это было не очень уместно, но Гарри не сдержался и фыркнул. Даже разговаривая с сыном, профессор умудрялся устраивать тому тест на умственные способности. Но у гриффиндорца было целое утро для размышлений на эту тему. – Лили предложила, что в глазах широкой общественности она и Джеймс притворятся супружеской парой, а когда я появлюсь на свет, то буду представлен, как ее сын? – на вопросительной ноте закончил он. Ему на мгновенье стало легче, когда Северус быстро кивнул. – Считанные единицы знали, что Лили – моя сестра, и еще меньшему количеству людей было известно, что мы с Джеймсом можем цивилизованно общаться друг с другом. Казалось, лучше плана не придумать. Лили притворится женой Джеймса, а когда родишься ты, то для всех будешь ребенком Лили. Я буду тайно навещать вас, но только если не будет риска быть замеченным рядом с домом. Лили даже нашла чары, которые перемещали все видимые признаки беременности с меня на нее. Я «пропал» на девять месяцев. Моей матери я сказал, что отправился на континент изучать зелья, что она, естественно тут же доложила Волдеморту. Я жил с Джеймсом и Лили в квартире возле Диагон-аллеи. Они не скрывали, что снимают там жилье. Но только Ремус знал, что и я живу с ними. Гарри заметил, как лицо Северуса напряглось, будто он с силой стиснул челюсти. – До твоего рождения и месяц после него ты, Джеймс, я и Лили были идеальной семьей. Единственным моим желанием было познакомить тебя с моим отцом. Все просто обожали тебя. Но мое время подошло к концу, и мне нужно было уйти. Я «вернулся» с континента с исследованиями по зельям, над которыми работал, пока вынашивал тебя. Меня радушно приняли обратно в ряды Упивающихся, и я занял там уже более высокое положение. Моя мать так мной гордилась. Затем впервые окупилась моя шпионская деятельность, и, господи, как бы я хотел, чтобы этого никогда не случилось. Первые полезные сведения, которые я достал для Дамблдора, были информацией о замыслах Волдеморта в отношении тебя, Джеймса и Лили. Северус впился пальцами в подлокотники. Гарри начало трясти. Снейп заговорил тихим зловещим голосом. – Я хотел придушить Волдеморта голыми руками, – его дрожащие ладони сжались в кулаки. – Но я мог только попытаться сохранить невозмутимый вид и отправиться к директору с докладом о том, что узнал, надеясь, что ему удастся найти способ защитить мою семью. Лили и Джеймс покинули Лондон и переехали в Годрикову Лощину. На несколько коротких месяцев это место стало нашим домом. Мне все еще удавалось лишь изредка навещать вас, а ты так быстро рос, пока меня не было. Дамблдор посоветовал Джеймсу и Лили воспользоваться чарами Фиделиус, чтобы скрыть их место пребывания, и предложил себя в качестве хранителя секрета. Тогда я был на задании. Я получил сову как раз вовремя, чтобы в последний раз посмотреть на тебя перед тем, как чары будут наложены. На роль хранителя они выбрали Блэка. Знаю, что он был лучшим другом Джеймса, но мне не нравился. На тот момент Джеймс и Лили подозревали, что в их ближайшем окружении завелся предатель, поставляющий сведения Волдеморту. Я вернулся в Годрикову Лощину, стремясь как можно больше времени провести с тобой. Но медлить с применением чар больше было невозможно, а меня ожидало очередное задание. В комнате повисла напряженная тишина, и теперь у Гарри дрожали руки. Северус намеренно не смотрел на сына – он уставился в какую-то точку на полке. Гриффиндорец вздрогнул, когда внезапно Снейп вновь заговорил: – Скорее всего, Блэк переубедил их в последний момент поменять хранителя, уже после того, как я уехал. На этот раз тишина была еще невыносимее. Гарри хотелось сорваться с места и выбежать из комнаты, чтобы избежать того, что, как он знал, сейчас последует. Он крепко обхватил себя руками. – Две недели спустя на моей руке Темная метка запылала огнем, а потом стала почти неразличима на коже. Мной овладело ужасное предчувствие. Я поспешно отправился в Годрикову Лощину, – Гарри увидел, как по щеке отца скатилась одинокая слеза. – Когда я добрался, там ничего уже не было. Не осталось и следа от тех, кто жил в этом доме, ни малейшего намека на то, что там вообще когда-то был дом, лишь груда остывающих камней. Джеймса и Лили больше не было, от них ничего не осталось. Тогда я думал, что тебя тоже убили. Слез больше не было, но боль, которую Северус до сих пор испытывал, отчетливо читалась в каждой черте его лица. А по щекам Гарри слезы катились ручьем – в голове проносились воспоминания, извлеченные дементорами из глубин его памяти, гриффиндорец вспомнил крики и те последние секунды жизни его отца и, как знал сейчас, его тети. Он холодными пальцами приподнял очки и смахнул слезы с ресниц. – Если бы я позволил себе хоть что-то чувствовать, то меня бы удар хватил от облегчения, когда я узнал, что ты выжил. Но в тот день я задавил все эмоции. Когда ко мне пришел Ремус, я принял его очень холодно. Я винил его в смерти Джеймса и Лили почти так же сильно, как я винил в этом себя. Невидяще уставившись в стену, Северус погрузился в молчание, пытаясь обуздать эмоции от воспоминаний, которые сознательно пережил вновь, чтобы поведать о них сыну. Слезы на щеках Гарри постепенно высохли. Услышанное проясняло многое, но далеко не все. Был вопрос, на который Снейп не ответил, вопрос, который больше всего его волновал. – Почему вы оставили меня у Дурслей? Зельевар вздрогнул. – В то время тебе там было безопасней всего. Вокруг все еще сновали Упивающиеся, которые пошли бы на все, чтобы убить тебя. Меня привлекли за пособничество Волдеморту. И понадобилось все влияние Дамблдора, чтобы меня отпустили. Мне бы никогда не разрешили забрать тебя. Как бы это выглядело со стороны? Я, бывший Упивающийся, нахожусь под подозрением у властей и вдруг предъявляю права на мальчика-который-выжил? Заявляю, что он – мой сын? – Северус горько засмеялся. – Я бы тут же оказался в Азкабане. Гарри задрожал. – А позже? Когда все немного улеглось? Мастер зелий повернулся и оценивающе посмотрел на сына. Ранее он решил, что будет говорить ему лишь правду, и теперь уже не собирался останавливаться. – Гарри, я испугался. Я всего боялся. Боялся, что без помощи Джеймса и Лили не смогу стать тебе хорошим отцом. Боялся, что ты возненавидишь меня. Боялся, что какой-нибудь сумасшедший Упивающийся попытается убить тебя. Но больше всего я боялся, что, если я попытаюсь предъявить на тебя права, то навсегда лишусь возможности быть с тобой. Я решил, что пусть лучше мы никогда не будем вместе, чем, проведя немного времени рядом, я потеряю тебя окончательно, – Снейп вновь отвернулся. – Я повел себя как трус и последний эгоист. Но таково прошлое, и его не изменить. Я лишь могу просить о том, чтобы однажды ты простил меня. Гарри кивнул, но Северус этого не видел. Между ними стояло еще кое-что. Вопрос, который требовал разъяснения перед тем, как Гарри сможет начать принимать этого человека как своего отца. – Почему, когда я приехал в Хогвартс, вы ко мне так плохо относились? – у него задрожал голос, и ему вдруг захотелось взять свои слова обратно и никогда не знать ответа. Но было поздно. Северус повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза. – Потому что так было проще. Гриффиндорец недоуменно моргнул, зельевар вздохнул и потер ладонью тыльную сторону другой руки. – Потому что я желал, чтобы ты был мне безразличен. Но это не сработало. Я все равно волновался за тебя. Когда Дамблдор отдал тебе мантию Джеймса, то мне хотелось придушить старика. Следить за тобой стало намного труднее. Каждый раз когда я кричал на тебя, я искажал все светлые чувства, все воспоминания и той болью бил по тебе. Я ни в коем случае не должен был подпускать тебя к себе, ибо всегда оставалась вероятность того, что я допущу ошибку, правда выйдет наружу, и ты окажешься в еще большей опасности, чем раньше, – Северус поднялся и подошел к камину. Он налил себе немного скотча и пригубил его. – Когда ты был на третьем курсе, Ремус принялся настаивать на том, чтобы я рассказал тебе правду. Я… отреагировал довольно резко, – Гарри фыркнул, а Снейп ухмыльнулся, держа стакан у губ. – Знаю, это я преуменьшил. Но я верил, что как только все откроется, ты подвергнешься еще большей опасности, а этого я ни при каких обстоятельствах допустить не мог. Гарри кивнул, не зная, что на это можно ответить. Северус допил скотч и поставил стакан обратно на поднос. Он вернулся к креслу и сел в него, ссутулившись. Зельевар тоже не знал, что еще можно добавить. Поэтому они оба сидели в тишине, и каждый вновь и вновь прокручивал у себя в голове этот непростой разговор. Он смотрел на профиль сидящего рядом отца и пытался в этом лице разглядеть себя. Конечно, все были правы, Гарри действительно больше походил на Джеймса, чем на Северуса. Но гриффиндорец решил, что очень хотел бы однажды посмотреть на Северуса Снейпа и сказать: «Видите его? Этой мой отец. Я на него похож в этом, в этом и в этом…» Когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас было слишком рано, слишком непривычно и внезапно. Гарри не мог вот так просто взять и простить Снейпу всю ту боль, которую он ему причинил. Но со временем… Будет нелегко, и им придется очень постараться, но Гарри верил – а лучше сказать надеялся – что в конце концов они смогут по-настоящему стать друг для друга отцом и сыном. Глава 11. Картины навсегда утраченного прошлого Тишина оглушала. Не в силах пошевелиться, они сидели в голубых парчовых креслах у камина в комнатах Мастера зелий и смотрели в разные стороны. Для Северуса неподвижность была естественным состоянием – очень сдержанный по своей натуре, Снейп никогда не совершал ненужных движений. Но если обычно при этом он был расслаблен внутренне, то сегодня являл собой воплощенное напряжение – готовый для решительных действий, способный в любую минуту сорваться с места и мчаться в неизвестном направлении. Слегка прикрыв глаза, он смотрел куда-то в сторону, не отводя взгляда от воображаемой точки в воздухе. Северус возвращал в глубь сознания старые и болезненные воспоминания. Или, по крайней мере, пытался. Но как некоторые постоянно расшатывают ноющий зуб, чтобы убедиться, что он все еще болит, так с каким-то извращенным удовольствием профессор продолжал до боли в глазах прокручивать в уме картины прошлого. Снейп ожидал, когда последняя капля прорвет плотину, сдерживающую его решительность, и бушующий поток его эмоций накроет их обоих с головой. В отличие от отца Гарри не имел обыкновения надолго застывать в неподвижности. Гриффиндорский ловец находился в непрерывном движении: постукивал пальцами, перебегал глазами с предмета на предмет, каждую секунду двигал ногой, выискивая более удобную позу. И было жутко видеть этого молодого человека таким спокойным. Гарри, не отрываясь, смотрел на гобелен, но совершенно не видел сложный тканый узор, выполненный в зеленых и желтых тонах; его обычно яркие глаза сейчас были затуманены сотнями мыслей, воспоминаний и эмоций. Часы на полке пробили пять вечера. Гарри подпрыгнул на месте и отрешенно моргнул. Он внезапно вспомнил, где и в чьей компании находится. Зеленые глаза метнулись в сторону зельевара. Гарри разглядывал его из-под полуопущенных ресниц. Тот сидел неподвижно. Гриффиндорца задело то, что, похоже, на Снейпа совершенно не давила вязкая тишина, повисшая в воздухе. Гарри стиснул зубы. Как бы он хотел, чтоб все было иначе, но должно пройти время, прежде чем он сможет простить всю ту боль, которую ему причиняли долгие годы. Он перевел взгляд на Северуса, сидевшего подперев подбородок руками. Глаза невольно задержались на его длинных пальцах, и Гарри посмотрел на собственные руки, лежащие на коленях. Достаточно веская причина, чтобы попробовать, ведь так? Неважно, на каком месте два дня назад в жизни Гарри находился Северус, тот факт, что они состоят в родстве, заслуживал шанса, правда? Гриффиндорец вздохнул. Даже если он искренне полагал, что Снейп не достоин еще одной попытки, то Гарри задолжал эту попытку самому себе. Его заветным желанием всегда было иметь семью, которую при любых обстоятельствах можно назвать своей. Глупо поворачиваться спиной к собственному отцу только потому, что не можешь простить внешнюю видимость. Из-за злости Гарри откажет себе в том единственном, чего всегда хотел. Ему нравилось льстить себе мыслью, что он – не полный идиот, чтобы так поступать. Но… …просто не сейчас. Для начала Гарри необходимо время. Время подумать. А это невозможно сделать, сидя в двух шагах от олицетворения своей эмоциональной дилеммы. Он решительно поднялся. Его внезапное движение привлекло внимание, и Гарри сообразил, что смотрит прямо в глаза Северусу. Он понимал, что, обмен взглядами это своего рода диалог, но не имел ни малейшего представления, о чем именно. Казалось, слова попадали прямо в подсознание, минуя бодрствующий разум. Северус кивнул, и Гарри отвернулся. Сейчас он понял сказанное. Поттер молча выразил желание построить отношения, но также указал на то, что ему потребуется время перед тем, как делать шаги примирения. Северус понял и, не сказав ни слова, ответил сыну, что даст ему время и дождется, когда Гарри будет готов. Кивком он подтвердил, что гриффиндорец – желанный гость в подземельях, если тот захочет сюда прийти. Хотя Гарри не обернулся, он чувствовал, как отец провожает его взглядом. Это ощущение пропало, когда он проскользнул за пейзаж и очутился в коридоре. Поттер отважился мельком взглянуть на закрывающуюся картину и увидел, что его отец вновь смотрит на стену, одной рукой обхватив кольцо, которое тайно носил на шее пятнадцать лет. ><><>< Почти семь часов Гарри разглядывал полог своей кровати. Он точно знал время – только что в отдалении часы пробили полночь. Удивительно, как много раз можно обдумывать одно и то же, и каждый раз приходить к одним и тем же выводам. Но что там говорил какой-то американец-маггл? Безумие заключается в том, чтобы делать одно и то же и надеяться на разные результаты? Гарри перевернулся на бок. Что ему сейчас действительно пошло бы на пользу, так это свежий взгляд, новая точка зрения, с которой ему еще не приходило в голову взглянуть на сложившуюся ситуацию. Ответ напрашивался сам собой – нужно с кем-то поговорить. А наиболее очевидными кандидатурами были Гермиона либо Рон. Но гриффиндорец не хотел обсуждать случившееся с друзьями, пока сам более точно не определится, что же думать по этому поводу. Он полагал, после разговора с ними в голове будет еще большая путаница, чем до. Естественно, Рон поддержит его, но все замечания Уизли будут приправлены глубокой неприязнью к Мастеру зелий, даже если он ради друга попытается сдерживаться. Гермиона, по мнению Гарри, выберет два пути. Она либо отметет все эмоции и будет рассматривать голые факты, либо их проигнорирует и посоветует слушаться веления сердца. Что сейчас никак помочь не могло, потому что Гаррино сердце говорило ему следовать в нескольких направлениях, а разорваться на части он был не в силах. Он подумал, что мог бы поговорить с профессором Дамблдором. Директор всегда готов выслушать. Но в этом случае Гарри получит лишь кучу недомолвок и полуфраз, в которых не будет никакого смысла, а потом они вообще перестанут иметь значение. Конечно, всегда был Ремус. Но Гарри быстро отмел эту идею. Ему нравился профессор, и любил он его как второго крестного отца. Оборотень мог внимательно выслушать, но сейчас, учитывая состояние Поттера, Люпин не казался человеком, способным на объективную и беспристрастную оценку происходящего. У гриффиндорца мелькнула мысль послать письмо Сириусу. Но он уже представлял себе это послание: «Дорогой Сириус, я только что узнал, что твой главный недруг был женат на папе и вообще-то мой второй отец. И я хотел спросить, что, по-твоему, мне делать?». И в итоге Гарри остался бы с убитым отцом на руках и, вероятно, лишился бы крестного. Скорее всего, потребуется немало времени и море самообладания, чтобы поведать анимагу все новости. Что ему сейчас действительно было нужно, так это поговорить с Хагридом. Он на мгновение отвлекся, представив, как первый настоящий друг Гарри пригласил бы его в хижину на краю Запретного леса. Как налил бы чаю и предложил что-то поесть, на что Гарри ответил бы вежливым отказом. Обсудив Норберта и последнее дополнение к зверинцу Хагрида, полугигант добрался бы до сути дела. Он бы тихо сидел, изредка кивая большой косматой головой, пока гриффиндорец изливал бы все страхи и тревоги. А по окончании повествования Хагрид дал бы свой совет. И его слова точно отражали бы самую суть, без малейшего предубеждения против Снейпа. Потом он бы громко рассмеялся и рассказал Гарри какую-нибудь забавную историю про родителей гриффиндорца, засевшую в его памяти еще с тех времен, когда они были учениками Хогвартса… И Гарри вдруг осенило. Думоотвод! Он совершенно забыл об артефакте, который был подарен ему на день рождения! В записке говорилось, что Северус добавил туда несколько своих воспоминаний. Наверняка там будут новые кусочки прошлого, которые помогут ему составить полную картину. И тут он вспомнил, где находится сейчас думоотвод. Поттер откинулся обратно на подушки, с досадой подумав, что оставил его на столике между креслами в комнатах отца. Необходимо просто дождаться утра и забрать его. Он вздохнул и перевернулся на спину. Гарри подскочил с кровати и метнулся к сундуку. Быстрым движением откинув крышку, он вытащил мантию-невидимку. Гриффиндорец решил, что он не выдержит долгого ожидания и просто свихнется, тупо пялясь в потолок до самого рассвета, в сотый раз обдумывая одно и тоже. Он накинул мантию и исчез. Опустилась крышка сундука, через мгновение распахнулась и закрылась за невидимкой дверь. ><><>< Когда чей-то голос прошептал пароль, мрачное дерево, за которым расстилался горный пейзаж, подозрительно обвело взглядом пустой коридор. Картина с неохотой отъехала в сторону, и невидимый Гарри проскользнул в комнату. В канделябре на стене горела всего одна свеча, но даже ее скудно света хватало, чтоб разглядеть, что больше никого в помещении нет. Гарри выдохнул с облегчением. Он отвел взгляд от закрытой двери, ведущей в спальню, и посмотрел в противоположный конец комнаты, где стоял думоотвод. На холодном потолке подземелья танцевали серебристые блики, отбрасываемые жидкостью из артефакта и похожие на размытые силуэты воспоминаний, заточенных в чаше. Гарри медленно подошел к столику, стараясь двигаться совершенно бесшумно. Мгновение он смотрел на думоотвод, размышляя, что увидит, если прямо здесь и сейчас заглянет в чашу. Поттер тряхнул головой. Здесь не место для подобных экспериментов. Он наклонился и взял каменную чашу. Но при этом допустил небольшую оплошность. Большой палец Гарри задел серебристо-белые нити воспоминаний, кружащиеся в думоотводе. Поверхность прояснилась, являя взору другую комнату, на первый взгляд пустую. Мантия-невидимка незаметно соскользнула с мальчишеских плеч. ><><>< Ничто не укрылось от черных глаз, внимательно наблюдавших из-за приоткрытой двери спальни: ни внезапное появление Гарри посреди комнаты, ни то, как он, не обращая внимания на мантию-невидимку, ручейком стекшую на пол, склонился над чашей. ><><>< Выскользнув из темного водоворота, который хорошо ему запомнился еще по прошлому году, Гарри обнаружил, что находится в почти пустой комнате, лицом к двери. Под ногами был холодный каменный пол, а вокруг – голые стены. Всю обстановку комнаты составляли перекошенная скамья и грубо сбитый колченогий стол, притулившиеся в углу. Окон не было вообще, поэтому он не знал, где именно находится, но его не покидало стойкое ощущение, что он в Хогвартсе. Казалось, Гарри был в комнате один, но это невозможно. Он не мог быть один внутри воспоминаний другого человека. Вдруг что-то заставило его обернуться. Прямо позади стоял мальчик и сквозь Гарри смотрел на дверь. Гриффиндорец решил, что тому не больше тринадцати лет. По волосам цвета вороного крыла и черным глазам Гарри сделал весьма логичный вывод, что перед ним юный Северус Снейп. Гарри шагнул ближе и наклонился, чтобы рассмотреть лицо Северуса. Оно было на удивление живым и выразительным. Ну… не совсем – Гарри подозревал, что отец никогда не был особо открытым человеком, даже в таком возрасте. Но сейчас на лице Снейпа было выражение такой открытости и нетерпения, какое Гарри никогда у него не видел. Он запросто мог читать по глазам. Северус ждал. И ждал довольно нетерпеливо. Даже начал постукивать ногой. Внезапно дверь позади Гарри распахнулась, лицо Северуса на мгновение просияло, но затем на нем вновь водворилось привычное хмурое выражение. Гарри не успел обернуться и посмотреть, кто мог вызвать такую реакцию, как ему посчастливилось испытать на себе каково это, когда прямо из тебя кто-то появляется – девчушка пересекла то место, где он стоял, и обняла слизеринца за талию. Гарри отступил к стене, чтобы сквозь него еще раз не прошли, ибо понял, что отнюдь не горит желанием испытать это вновь, и наблюдал, как перед ним разворачивается воспоминание отца. Когда Северус обратился к обнимающей его девушке, то его голос был решительным, а выражение лица строгим: – Ты опоздала. – Никогда не догадаешься, что я узнала! – протараторила она, уткнувшись ему в мантию. Северус положил руки ей на плечи и решительно отодвинул от себя. Увидев ее лицо, гриффиндорец охнул. Из-под копны золотисто-рыжих волос на Северуса смотрели зеленые глаза, точь-в-точь как у Гарри. Это могла быть лишь Лили Эванс, единственный друг Северуса на первых годах обучения в Хогвартсе. Слизеринец вздохнул, и Гарри заметил, как тот пытается сделать вид, что его вовсе не интересует причина волнения подруги. – Что ты обнаружила? Что у гриффиндорцев полностью отсутствуют любые признаки интеллекта? Лили хмыкнула и задрала подбородок. – Если ты будешь так себя вести, то я ничего не расскажу, – она надула губы. – Ха! – фыркнул Северус. – Ты не вытерпишь. Ты просто не в силах промолчать, когда тебе есть что сказать. – На этот раз смогу! А так как это и тебя касается, то… – у Гарри создалось впечатление, что его юная тетя скорее прикусит себя язык, чем допустит, чтобы тот сосвоевольничал и проговорился. – Мне все равно, – Северус скрестил руки на груди. – Ну и ладно! – огрызнулась Лили. – Ладно, – повторил слизеринец, лишь бы последнее слово было за ним. Повисла тишина. Друзья пытались переглядеть друг друга. Гарри прикрыл рот ладонью, чтобы сдержать смех, совершенно забывая, что его нельзя ни услышать, ни увидеть. Никто не спешил прерывать молчание, и Гарри уже начал думать, что больше в этом воспоминании ничего не произойдет. Но тут, идя на поводу у своего любопытства, заговорил Северус: – Ну, хорошо! Что ты обнаружила? – сердито спросил он. Лицо Лили тут же просияло, и она вновь начала подпрыгивать от того самого удовольствия, с каким влетела в комнату. – Северус, это просто изумительно! Я была в библиотеке, читала книгу по чарам… – слизеринец закатил глаза, и Гарри решил, что Лили очень похожа на Гермиону, – …и нашла чары Familius. – Всего-то? Это же просто старые бесполезные чары, которые показывают твою семью, – проворчал Северус. – Знаю! – воскликнула Лили. – Я ими воспользовалась. Они показали мне имя моей сестры, – Лили поморщила носик, и Гарри не мог с ней не согласиться, – затем имя мамы, но имени отца не было! – Что? – Гарри понял, что Северус невольно заинтересовался. – Я тоже удивилась. Но самое интересное случилось потом, когда чары показали мне следующее имя! – Лили замолчала на мгновение и одарила слизеринца ухмылкой начинающего маньяка. – И ты никогда не догадаешься, кто это был. Северус закатил глаза. – Лили, просто скажи. Ты же знаешь, как я ненавижу играть в угадайки. – Чары выдали имя «Северус Снейп», – медленно произнесла она. У слизеринца отвисла челюсть, и он с изумлением уставился на подругу. Гарри ухмылялся, смакуя выражение тихого шока, написанное на лице мальчика, который в будущем станет его отцом. – Что? Лили закивала головой. – А потом появилось имя твоего отца. Северус захлопнул рот. – Ты правильно произнесла чары? Она смерила его взглядом. – Конечно, правильно. Я их произносила еще два раза, чтобы все было наверняка. И снова с тем же результатом. Черты лица Северуса постепенно разгладились, и он широко улыбнулся, – такое Гарри видел впервые. – Ты – моя младшая сестра, – произнес он. Лили еще раз кивнула и вновь обняла Северуса за шею. Гарри увидел, как тот обнимает сестру в ответ, а потом сцена перед ним превратилась в расплывчатое марево и померкла. Через мгновение он перенесся в следующее воспоминание. Гарри понял, что находится у знакомого грота на берегу хогвартского озера. Время уже близилось к вечеру. Перед ним на траве сидели два черноволосых юноши. Гриффиндорец обошел их, пока не получил возможность разглядеть их лица. Молодые люди оказались его родителями, Джеймсом Поттером и Северусом Снейпом. Гарри решил, что им где-то по семнадцать – на вид оба были похожи на выпускников. Они сидели, подтянув колени к груди. Джеймс обвил правой рукой талию слизеринца, и тот переплел пальцы левой руки с пальцами Джеймса, лежащими на его правом бедре. Свободными руками юноши обхватили колени. Они молчали. Гарри смотрел на них, всем своим существом впитывая эту мирную картину. Он задумался, почему Северус дал ему именно это воспоминание. Несомненно, оно одно из самых любимых, которые бережно хранят в памяти. Зрелище было таким безмятежным, таким… хрупким и нежным. Гарри понял, что хочет, чтобы у него тоже был кто-то, с кем можно вот так сидеть на берегу озера. Джеймс пошевелился. Он нежно взял правую ладонь Северуса и повернул запястьем к себе. Юноша провел большим пальцем по месту, где, как знал Гарри, находилось магическое пятно. – Оно так сразу бросается в глаза, – прошептал он. Гарри напрягся, чтобы четче разобрать слова. Впервые на его памяти он слышал голос отца вне тех ужасных воспоминаний, которые вызывали у него дементоры. Северус заерзал на месте, стараясь высвободить руку, но Джеймс не отпустил. – Это магическое пятно. Ты же не думал, что оно будет невидимым? – резко ответил он. Джеймс не обратил внимания на тон. – Просто мое не на таком видном месте. – Неужели? – заметил Северус, пытаясь придать голосу полную незаинтересованность. Джеймс широко улыбнулся, и Гарри улыбнулся вместе с ним. – Оно на внутренней стороне бедра, – он сделал движение, будто собирался расстегнуть брюки. – Хочешь взглянуть? Гарри замотал головой, искренне надеясь, что отец не стал бы делиться с ним столь откровенными воспоминаниями! Очевидно, нет. Юный Северус тоже отрицательно мотал головой. – Нет, не хочу! По крайней мере, не здесь, – последнюю фразу он прошептал, и Гарри покраснел, а Джеймс понимающе ухмыльнулся. Он вновь обвел пальцем пятно слизеринца. – У меня рисунок в виде солнца над волшебной палочкой. Гарри вздрогнул. Но у него вторым элементом был кинжал! А у Джеймса такого вообще не было. Откуда тогда он у него взялся? У Гарри в животе внезапно похолодело. Может, Джеймс вовсе не его отец… После непродолжительного молчания Северус спросил: – А какой элемент передается по наследству у Поттеров? Джеймс пожал плечами. – Наверное, солнце. Слизеринец повернулся и с недоверием уставился на собеседника. – Ты не знаешь? – язвительно поинтересовался он. Гарри проникся сочувствием к Джеймсу. Складывалось впечатление, что Северус не отличался особым тактом даже в общении с людьми, которых любил. Казалось, Джеймс совершенно невосприимчив к шпилькам такого рода. Он вновь пожал плечами. – Наша семья в этом смысле уникальна: у каждого поколения рисунок пятна полностью меняется. Северус хмыкнул и тихо произнес: – Или так, или они все были бесплодными, а детей жены нагуляли на стороне. Джеймс пихнул его локтем в бок, но больше никак не отреагировал. – У моего отца был анх – крест с петлей наверху, у деда клевер. Еще были пламя и поднятый вверх лезвием кинжал, и эм… что было до этого, не помню. Едва касаясь, Джеймс провел ногтем по перу на рисунке Северуса. – Элементы повторяются где-то через поколение. У моего внучатого дяди было солнце. Гарри почувствовал, как ледяной ком в желудке исчез, и успокоился. Кинжал действительно был в одном из поколений Поттеров. Так что Джеймс Поттер в самом деле его отец. Пока Гарри раздумывал, Северусу наконец удалось высвободить ладонь из рук Джеймса. – Да, ну а я точно знаю, откуда происходит каждый элемент, составляющий мое магическое пятно. Джеймс закатил глаза, легко поцеловал Северуса в щеку и вновь перевел взгляд на озеро. И только сейчас Гарри заметил, что в течение всего разговора Джеймс не убрал руки с талии Северуса, а последний продолжал держать ладонь гриффиндорца в своей. Гарри долго смотрел на родителей, которые мирно молчали. Но когда Джеймс повернулся и увлек Северуса в поцелуй, Гарри поспешно зажмурился. Именно поэтому он не увидел, как картинка погрузилась во тьму, а затем перешла в другое воспоминание. Когда Гарри осторожно приоткрыл глаза, то понял, что находится в комнате. Из окна виднелся кусочек маггловской улицы. Он обернулся и сообразил, что стоит в спальне. А на кровати… На кровати лежали Северус Снейп и Джеймс Поттер. К счастью для Гарри, они были полностью одеты. Подложив под спину несколько подушек, слизеринец читал толстую книгу. Гарри не удивился, отметив, что это был труд по зельям. Джеймс лежал поперек кровати возле… своего мужа, понял Гарри, заметив на шеях мужчин одинаковые цепочки. Джеймс что-то говорил, и гриффиндорец с удивлением понял, что он обращается к животу Северуса. Присмотревшись внимательнее, Гарри обратил внимание на необычно округлую фигуру Снейпа. И тут Гарри все понял. Джеймс и Северус, уже женатые, сейчас жили в лондонской квартире, а Северус носил под сердцем Гарри. Было так странно стоять невидимым у окна и думать, что заметно подросший живот его отца – это на самом деле он. – Я буду каждый день летать с тобой, – тихо шептал Джеймс своему еще не рожденному ребенку. – Тебе очень понравится в небе, это так замечательно. Не отрываясь от книги, Северус хмыкнул, но Джеймс не обратил внимания. Вместо этого он придвинулся ближе и положил руку на живот мужа. – А когда ты выберешь свою первую палочку, тетя Лили научит тебя всем чарам, которые тебе когда-либо понадобятся в жизни, – к первой присоединилась вторая рука. – А твой папочка, который тебя носит… Северус опустил книгу и одарил своего мужа сердитым взглядом. – «Отец»! Я не желаю, чтобы меня называли «папочка»! Джеймс хитро посмотрел на слизеринца и продолжил: – Твой папочка научит тебя зельям. Северус открыл рот, чтобы ответить, но замер с изумленно-потерянным выражением лица. Гарри перевел взгляд на Джеймса и увидел, что тот с не меньшим удивлением уставился на свои руки, а потом широко улыбнулся. – Север, ребенок пошевелился! Пошевелился, слышишь? Ты почувствовал? – Конечно, почувствовал! Я же вынашиваю нашего сына, а не ты! Джеймс отвел сияющие глаза от живота Северуса и посмотрел ему в лицо. – Сына? Думаешь, у нас будет мальчик? – Я знаю, что у нас будет мальчик, – самодовольно произнес слизеринец и положил ладонь на свой живот рядом с рукой Джеймса. Тот накрыл его пальцы своими, прижимая обе руки к тому месту, где билось сердце их будущего ребенка, и продолжая смотреть на мужа. – У нас будет мальчик? – будто увидев чудо, он вновь посмотрел на свои руки, обнимающие живот Северуса. – Привет, сынок, – прошептал Джеймс. Гарри почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, и моргнул, стараясь их прогнать, хотя никто бы не увидел, вздумай он заплакать. Перед ним доказательство, что его родители хотели ребенка. Они с довольным видом лежали на кровати, и Джеймс не убирал рук с живота Северуса. Гарри чуть не подпрыгнул на месте, когда ощутил, как кто-то опустил руку ему на плечо. Он поднял взгляд и увидел, что рядом стоит отец. Он посмотрел на Северуса на кровати, а потом на Северуса возле себя. В его взгляде, устремленном на самого себя и лежащего рядом Джеймса, застыла горькая печаль. Не глядя на Гарри, он произнес: – Это первый раз, когда ты пошевелился. Джеймс несколько часов продержал меня на кровати, не убирая рук с моего живота, в ожидании, когда ты пошевелишься опять, – Северус с усилием моргнул. Гарри с подозрительным любопытством вгляделся в его лицо. Мастер зелий повернул голову и посмотрел на своего взрослого сына. – Гарри, ты переутомился. И тебе необходимо поспать. До утра остальные воспоминания никуда не денутся. Гриффиндорец с неохотой кивнул. Он в последний раз взглянул на кровать, потом почувствовал, как поднимается в воздух, и очертания окружающей обстановки начали расплываться. ><><>< Слегка пошатнувшись, Гарри все же устоял на ногах, очутившись в комнатах Мастера зелий. Он оторвал взгляд от серебристой поверхности. Рядом в парчовом халате стоял Северус и все еще держал Поттера за плечо. Зельевар слегка его сжал и убрал пальцы, наклонившись, чтобы подобрать что-то у ног сына. Он протянул Гарри нечто бесформенное, и тот понял, что это его мантия-невидимка. – Если ты хочешь сюда приходить, то нет нужды надевать эту мантию, Гарри. Ведь я разрешил тебе посещать мои комнаты, когда ты захочешь. Под строгим взглядом отца он покраснел. – Знаю, просто… я пришел за думоотводом, но не хотел вас будить. Северус что-то невнятно пробормотал. Он поднял думоотвод со стола и передал его Гарри. – На этот раз забери его с собой. Не удержавшись, Мастер зелий потянулся и погладил сына по щеке. Когда Северус опустил руку, то понял, что ошеломлен не меньше, чем Гарри. Он не хотел этого делать. Гарри уставился на него глазами, круглыми от изумления. Северус откашлялся. – Какое бы мне удовольствие ни доставляли полуночные разговоры, мистер Поттер, нам обоим нужен сон. Гарри молча кивнул и повернулся к двери. Он замер на пороге и кинул взгляд через плечо. – Спокойной ночи… папочка, – он ухмыльнулся при виде удивления, отразившегося на лице отца, и бросился бежать, пока Северус не опомнился и не отчитал его за подобное обращение. Глава 12. Сезам, откройся Северус мрачно посмотрел на закрытую дверь. Последние слова Гарри все еще витали в воздухе, переливаясь в ушах задорной насмешкой. Он боролся с двумя противоположными побуждениями, не зная, то ли рассмеяться над дерзостью сына, то ли разозлиться на столь ненавистный эпитет. В итоге, он ничего из этого не сделал. Северус подошел к серванту в противоположном углу комнаты. Взмахом палочки он открыл запертый чарами нижний ящик. Мастер зелий достал некий предмет, завернутый в ткань, и прошествовал с ним к камину. Удобно устроившись в кресле, он положил его на колени. Все еще держа в одной руке палочку, Северус ослабил узел и позволил ткани соскользнуть. Очень долго он просто разглядывал лежащую перед ним вещь. Зельевар поднял руку и погладил прохладный камень думоотвода. Серебряная жидкость воспоминаний едва не переливалась через край. Этот думоотвод ему подарил отец в день его пятнадцатилетия, и прошло уже почти десять лет, как он в последний раз доставал артефакт. Северус неспешно поводил палочкой в чаше, где клубились его воспоминания. Поверхность прояснилась, и в ожидании нужного момента он смотрел, как одно воспоминание перетекает в другое. Вот оно, переливается на поверхности думоотвода. Северус коснулся жидкости рукой и позволил артефакту затянуть себя в темный круговорот. Дымка рассеялась, являя знакомую комнату. Несмотря на то, что прошло целых четырнадцать лет с тех пор, как Северус был здесь в последний раз, он помнил все до мелочей, даже не прибегая к помощи думоотвода, так, будто это было вчера. Единственное кресло с аляповатой обивкой обращено к пустому камину. Французские двери, ведущие на балкон, распахнуты в тишину позднего летнего вечера. Через открытые двери в коридор видны волшебные часы, все четыре стрелки которых стоят на отметке «дом». Стол, на котором всегда что-то лежит. Как Северус ни пытался поддерживать порядок, там всегда оказывались раскрытые книги по чарам и трансфигурации, забытые инструменты из набора по уходу за метлой и детские игрушки, разбросанные по всей столешнице. Северус всегда помнил тот особый запах, присущий только этому месту. Заманчивый сладкий аромат диких цветов, букет которых стоит в вазе на каминной полке. Свежий запах озона, оставленный только что прошедшим теплым летним дождем. Благоухание выпечки. Из-за стеклянной дверцы шкафа, стоящего у входа в комнату, распространяется сладковатый запах ингредиентов и сухих трав. Он очень долго просто впитывал в себя атмосферу комнаты, которая была его святилищем в этом доме, несмотря на то, что сюда часто вторгались и другие его обитатели. Северус верил, что эти воспоминания никогда не сотрутся из его памяти. В том числе и это мгновение, запечатленное в думоотводе… Северус многие годы не вспоминал этот вечер, отгородившись от него так же, как и от других воспоминаний о времени, когда у него была своя семья. Этот эпизод не был ни особо болезненным, ни особо значимым. Он даже не отнес бы его к разряду любимых воспоминаний… Но последние слова Гарри воскресили картины давнего прошлого, и поэтому впервые за десять лет зельевар достал думоотвод. Северус пересек комнату, подходя к открытым французским дверям. Он знал, что с этого места комната видна вся, как на ладони. Встав спиной к балкону, он повернулся лицом к комнате. Отсюда Снейп прекрасно видел человека, облюбовавшего кресло. Зельевар разглядывал свою юную копию. Погрузившись в книгу, молодой Северус сидел, скрестив ноги, а в руке держал бокал с вином. Время от времени другой рукой он переворачивал страницу. У дверей на балкон взрослый Северус, сцепив руки и спрятав их в рукавах мантии, безмолвно наблюдал, как перед ним разворачиваются события далекого вечера. Только Северус в кресле поднес бокал к губам, как вдруг показались маленькие ручки и, схватив книгу, потащили ее вниз. Молодой Снейп не слишком крепко держал том, поэтому он соскользнул с его колен, оказавшись в плену детских рук. Северус удивленно уставился на крохотную фигурку, только что уронившую книгу на пол. Ребенок поднял взгляд, и теперь Северус смотрел в яркие зеленые глаза, блестящие из-под буйной копны черных волос. Он перевел взгляд с сына на дверь. Старший Северус сделал то же самое, уже зная, кого увидит. Небрежно облокотившись о косяк, в дверном проеме стоял Джеймс. Он выглядел таким же беззаботным и красивым, как и всегда. У Северуса перехватило дыхание. Он отдал бы почти все, что угодно, лишь бы на самом деле вернуться в это мгновение. Джеймс улыбался Северусу, сидящему в кресле. – Гарри уже скоро ложится спать. И он хотел пожелать тебе спокойной ночи. Молодому Северусу не удалось ничего ответить мужу, потому что его отвлекли. Схватившись за колени отца пухленькими ручками, Гарри пытался забраться ему на руки. Тонким голоском, коверкая слова, как это свойственно годовалым детям, Гарри попросил: – Пата, вех! Джеймс и Северус знали, что это переводится как: «Патер*, вверх!». Северус отставил бокал в сторону и, подхватив Гарри чуть ниже подмышек, поднял его на руки. Гарри тотчас обнял отца за шею и слюняво поцеловал в щеку. Затем он скользнул вниз, устраиваясь на груди у Северуса. Тот улыбнулся и поцеловал сына в макушку. Джеймс пересек комнату и сел на подлокотник кресла рядом с мужем и сыном. Одной рукой он обнял Северуса за плечи, и тот наклонил голову ближе к мужу. Гарри ухватился за мантию Джеймса, который положил ладонь на спинку сына. Эта троица была голова просидеть вот так до скончания времен, а Северус, стоящий у балкона, был согласен столько же наблюдать за своим молодым «я», вновь окруженным семьей. Но ничто не вечно, и очарование этого мгновения было разрушено Лили, которая появилась в коридоре. Она не была непрошенным гостем, но ее появление внесло разлад в эту мирную картину. Лили облокотилась о дверной косяк точно так же, как Джеймс до этого, и долго наблюдала за братом и его семьей. Из другого конца комнаты Северус с любовью смотрел на младшую сестру. Он никогда не понимал, что же такого сделал, чтобы заслужить таких близких. Вытирая руки о передник, наконец, Лили произнесла: – Джеймс, я думала, ты укладываешь Гарри в кровать. Джеймс поднял голову и улыбнулся золовке. – Так и было, но Северус устроил на нас засаду. Северус фыркнул из-под руки мужа. У него на коленях завозился Гарри и устало зевнул. Зеленые глаза сонно посмотрели на родителей. И Джеймс с Северусом улыбнулись сыну. Поттер взъерошил волосы Гарри, а Северус нежно поцеловал его в лоб, на котором еще не было никакого шрама. Стоящая в дверном проеме Лили покачала головой, глаза ее искрились весельем. – Хорошо, только проследи, чтобы он сегодня, наконец, добрался до своей кровати. Джеймс поднялся на ноги. – Уже забираю. Господи, ты же его тетка. Разве ты не должна баловать своего племянника? Лили усмехнулась, почти точь-в-точь копируя ухмылку Северуса. – Для этого у него есть родители, – уже повернувшись уходить, она добавила: – Кстати, ужин почти готов. Северус взял Джеймса за руку, потянул мужа вниз и легко поцеловал в губы. Как только он отпустил его, Джеймс, улыбаясь, выпрямился. Северус вернулся к Гарри, уснувшему у него на руках. Он осторожно встрянул сына. – Гарри, ты не можешь здесь спать. Давай просыпайся, чтобы твой отец уложил тебя в кровать. Гарри сначала свернулся клубочком, а потом потянулся у Северуса на коленях. Уцепившись за мантию отца, он подполз вверх и обнял его за шею, прижавшись щекой к щеке Северуса. Тот погладил сына по спине, затем поднялся и передал его в протянутые руки Джеймса. Джеймс крепко поцеловал Северуса и понес свой драгоценный груз укладывать спать. Гарри обхватил Джеймса за шею, устало опустив головку ему на плечо и сонно моргая. Когда Джеймс был уже у двери, Гарри на мгновение распахнул глаза, посмотрел на Северуса и улыбнулся. – Покночи, паочка, – пробормотал он. Джеймс рассмеялся, услышав обращение, а Северус всего лишь усмехнулся. – Спокойной ночи, Гарри. Отец с сыном скрылись в коридоре, и молодой Северус вернулся в комнату. Он рассеянно посмотрел на открытые французские двери, в то время как по его лицу пробежала непонятная тень. Взрослый Северус застыл у дверей. Эта деталь воспоминания вылетела у него из головы, и пару мгновений казалось, будто то его «я» смотрит из прошлого прямо на него с невыносимой печалью, едва различимой в глубине темных глаз. Молодой Снейп, чтобы закрыть двери, и Северус почувствовал, как его затягивает в темный круговорот прочь из думоотвода. ><><>< Северус бережно завернул думоотвод в коричневую ткань. Убрал в ящик серванта и чарами запер его. Выпрямившись, он подошел к серебряному подносу на каминной полке и налил себе хорошую порцию скотча. Какое-то время он разглядывал бокал на свет, любуясь цветом напитка. Зельевар не помнил, когда в последний раз столько пил за один вечер. Северус одним глотком осушил бокал. ><><>< Утром в понедельник Гарри завтракал с друзьями и размышлял о планах на день. – Мне нужно закончить эксперимент по Зельям, – заметил он. Подперев голову рукой, Поттер наблюдал, как каша медленно стекает из наклоненной ложки обратно в тарелку. При упоминании о домашней работе Рон скривился, он никогда не относил выполнение домашних заданий к разряду любимого времяпрепровождения. Но он ничего не сказал, вместо этого запихнул в рот еще омлета с беконом и принялся невозмутимо жевать. Гермиона прищурилась и сердито хмыкнула. Гарри тотчас посмотрел на нее. – Гермиона, не говори этого! Усмехаясь, Рон поднял взгляд, а Гермиона, раскрыв рот, посмотрела на Гарри. – Что? Я всего лишь собиралась сказать, что… – Что ты сделала все домашнее задание дома еще в первую неделю каникул, – хором закончили за нее Рон и Гарри. Рон рассмеялся, а Гарри, с трудом подавив ухмылку, продолжил: – Гермиона, до конца лета еще четыре недели. Я же не оставил все на последний момент, – Гарри положил ложку в тарелку с недоеденной кашей и отодвинул их в сторону. – Кроме того, думаю, что это задание не такое уж и сложное. Рон чуть не подавился тыквенным соком. – Гарри, ты с ума сошел? Разобраться, что перуанская раковина делает со шкуркой бумсланга, да еще потом добиться того же эффекта с собственными ингредиентами? Это же… это… – казалось, Рон не может слов подобрать, чтобы описать все, что он думает по этому поводу. – Раковина перуанского ирчлида, – поправила его Гермиона. Рон состроил ей рожицу, но она уже смотрела на Гарри. – Гарри, но Рон прав. – Правда? – ничуть не смущаясь, воскликнул Рон, изобразив крайнюю степень удивления. Гермиона проигнорировала это замечание. – Думаю, ты недооцениваешь сложность задания. Гарри беспечно махнул рукой. – С помощью книг в библиотеке я уже справился с первой частью. Ничего такого сложного там не было. Кроме того, – Гарри поднес кубок к губам, – профессор Снейп сказал, что я могу воспользоваться его личным хранилищем и взять раковину перуанского ирчлида и шкурку бумсланга, чтобы собственными глазами проследить за реакцией. Увидев, как изменились в лице его друзья, Гарри с трудом спрятал улыбку за кубком. Рон вытаращил глаза, а Гермиона просто позеленела от зависти. – Снейп сам разрешил тебе воспользоваться его личным хранилищем?! Гарри пожал плечами. – Я еще этого не сделал, – он лукаво посмотрел на Гермиону. – Думал, займусь этим сегодня после завтрака. Если вы уже закончили, то можете ко мне присоединиться. Гермиона яростно закивала головой, быстро доела тост, одним глотком допила тыквенный сок и так порывисто выскочила из-за стола, что опрокинула стул. – Я только учебники возьму! Встретимся в классе! – прокричала она через плечо, буквально вылетая из зала. Рон и Гарри захохотали при виде столь нелепого поведения подруги. Когда ему, наконец, удалось перевести дыхание, Гарри допил сок и поднялся. – Ты с нами? – спросил он Рона. – Могу с вами. Если вы с Гермионой целый день там проторчите, то что мне делать? – он пожал плечами и последовал за Гарри по коридору. – Кто знает, может, я даже научусь чему-нибудь полезному. Двое друзей обменялись улыбками, и Гарри похлопал Рона по спине. – Все может быть. Но обещаю, что я все равно останусь твоим другом. Рон захохотал. ><><>< Совершив по дороге небольшой крюк в комнату Гарри, чтобы взять учебники, гриффиндорцы отправились в подземелья в класс Зелий. Первое, что они увидели, придя на место, была их подруга, уже разложившая на столе книги. От нетерпения она даже стала постукивать ножкой, пока Гарри с помощью Рона раскладывал свои ингредиенты. – Миона, если тебе так не терпится начать, то пойди и достань раковину перуанского ирчлида и шкурку бумсланга, – эти слова, по замыслу Гарри, должны были удержать Гермиону от нотаций на тему «ради всего святого, ну можно быстрее», или других высказываний подобного рода. Она кивнула и скрылась в кабинете профессора Снейпа. Через мгновение из-за двери показалась ее голова. – Гарри, шкаф заперт. Профессор не давал же тебе ключ, правда? Поттер покачал головой, но взгляда от учебника по Зельям не оторвал. – Он сказал, что надо коснуться дверцы шкафа, и она откроется. Голова Гермионы скрылась в кабинете, но только лишь для того, чтобы через мгновение вновь показаться вместе со своей хозяйкой. Гермиона подошла к столу, который они заняли, и облокотилась об него. Рон посмотрел на нее. – А где ингредиенты? Гермиона покачала головой и обратилась к Гарри: – Что конкретно тебе сказал профессор Снейп? – А?.. А что? – Поттер наконец перестал листать одну из многочисленных книг, принесенных Гермионой, и поднял голову. Она пожала плечами. – Просто ответь на вопрос. Гарри нахмурил лоб, пытаясь вспомнить. – Он сказал… эм… «Просто прикоснись к дверце, и она для тебя откроется», – гриффиндорец передернул плечом. – Дословно не помню. – Вот в чем дело, – Гермиона схватила Гарри за руку и потащила в профессорский кабинет. Рон поспешил следом. – В чем дело? – поинтересовался он. – В том, почему мне не удалось открыть шкаф, – загадочно ответила она. Гермиона подвела Гарри к запертому шкафу с ингредиентами. Чтобы подтвердить свои слова, она прижала ладонь к дверце, затем попыталась открыть шкаф. Но он не поддавался. Она взяла Гарри за руку и прижала ее к створке. Дверца под ладонью Поттера на миг засветилась и со щелчком распахнулась. – Только Гарри может ее открыть. Рон, пожимая плечами, взял у Гермионы коробочку с измельченными раковинами перуанского ирчлида. – Ну и что? Наверное, Снейп зачаровал шкаф так, что только Гарри может его открыть. Гермиона возвела очи горе, вручая пакет со шкуркой бумсланга Гарри, и повернулась, чтобы закрыть шкаф. – Три дня назад он все еще был в больничном крыле, и ему до сих пор запрещено колдовать. Когда, по-твоему, он должен был сменить защитные чары? Конечно же, не до того, как был ранен. – Гермиона, – осторожно сказал Гарри, раскладывая шкурку возле маленького котла, под которым уже зажег огонь, – на что ты намекаешь? – Разве не ясно? – Рон и Гарри молча смотрели на нее. Гриффиндорка вздохнула и уселась на один из табуретов. – Даже несмотря на то, что профессор Снейп не сказал Гарри, кем ему приходится, он знал, что Гарри сможет открыть его шкаф с ингредиентами, – она выжидающе смотрела на друзей, лица которых выражали полное непонимание. – Причем здесь то, что Снейп – мой отец? – Чары, запирающие шкаф с личными запасами профессора, настроены на него. Он должен был знать, что присутствие Гарри будет равносильно его собственному, чтобы чары приняли Гарри, и он мог открыть дверцу. В глазах гриффиндорца засветилось понимание. – Ты хочешь сказать, что чары узнали меня, потому что я – его сын? Или потому что у меня такой же магический тип крови? Гермиона пожала плечами. – Думаю, сочетание того и другого. Друзья подпрыгнули на месте, когда позади них раздался голос: – Браво, мисс Грейнджер. Тяжело опираясь на трость, в дверном проеме стоял Северус Снейп. – Защитные чары были настроены на меня и на мой магический тип крови. Так как Гарри – мой сын и у него такой же тип крови, чары приняли его за меня, – черные глаза пристально посмотрели на ребят. – Конечно, я модифицирую чары, чтобы они стали более чувствительными, гарантируя, что впредь только я смогу открыть шкаф. Под взглядом зельевара гриффиндорцы покраснели. Северус хмыкнул, будто ничего другого не ждал, затем, хромая, подошел к столу и осмотрел ингредиенты, которые подготовили Гарри и Рон. Мастер зелий кивнул. – Можете попробовать борец с инжиром, – как бы между прочим заметил он. Рон и Гермиона уставились на него, раскрыв рты. Он не обратил на их реакцию никакого внимания, вместо этого повернулся к сыну: – Но это подождет. Гарри, ты должен отправиться со мной в кабинет директора, – сказав это, Снейп развернулся и грациозно – насколько это вообще можно было проделать с тростью – выскользнул из комнаты. Гермиона и Рон продолжали пребывать в ступоре. Рон наконец захлопнул рот. – Итак, кто это был и что он сделал со Снейпом, которого мы все знаем и так любим ненавидеть? Гермиона с шумом выдохнула: – Рон! – Но правда ведь! Он похвалил тебя, – Рон начал загибать пальцы, – не взбеленился, что мы обсуждаем его за его спиной, – еще один палец, – назвал его Гарри. И дал нам подсказку! Гермиона лишь ловила воздух ртом, но ничего на доводы друга возразить не могла. Она с мольбой посмотрела на Гарри. Тот пожал плечами. – Он сказал мне, что это все было лишь маской. Мне нужно идти. Гарри выскочил за дверь вслед за зельеваром, прекрасно осознавая, что опять оставил друзей совершенно ошеломленными. ______________________ *Патер – от латин. pater, букв. отец Глава 13. Дипломатия – тонкое искусство заставлять других поступать по-твоему Профессор Снейп стоял чуть дальше по коридору перед картиной, скрывающей вход в его комнаты. Гарри на мгновение задумался, можно ли попасть в класс Зелий из апартаментов зельевара. Заметив, что Гарри вышел за ним в коридор, Северус зашагал к лестнице, ведущей на верхние этажи замка. Поттер нагнал отца и шел теперь чуть позади по правую руку от него. Внимание гриффиндорца привлекла трость, на которую тяжело опирался Снейп. – Два дня назад вы ходили без трости, – заметил он. Северус нахмурился, но даже не взглянул на ненавистный предмет. – Я полагал, что справлюсь без нее. Очевидно, я ошибался. Сейчас за это расплачиваюсь. Профессор чувствовал на себе изучающий взгляд Гарри. Он посмотрел в зеленые глаза, в которых ясно читался вопрос, и вздохнул. – Весь вчерашний день я едва ходил. Поппи заставила меня лечь в кровать и пригрозила продержать там на две недели дольше положенного срока, если я не буду пользоваться тростью, – Северус с недовольством взглянул на упомянутый предмет. Гарри усмехнулся, чем удостоился пристального взгляда отца. И улыбка быстро покинула его лицо. ><><>< Гриффиндорец, устраиваясь в кресле, чувствовал себя неуютно, потому что не знал точно, о чем пойдет разговор. Северус с удовольствием отставил в сторону трость и опустился в соседнее кресло рядом с ним. Сидящий за столом директор мягко им улыбнулся. – Альбус, вы просили нас прийти. Что вы хотели обсудить? Дамблдор посмотрел на него с видом «будто ты сам не знаешь», но, учитывая неосведомленность Гарри, ответил на вопрос: – Необходимо решить, как мы будем действовать дальше. Простые слова, но столько скрытых смыслов. Выражение лица профессора Снейпа явно говорило, что ответ очевиден. – Как и раньше. Все должно остаться по-прежнему. Гриффиндорец почувствовал себя так, будто ему внезапно дали пощечину. Северус несколько дней пытался убедить Гарри, что тот желанный ребенок, а теперь, противореча самому себе, заявляет, что не признает сына. Гриффиндорец до боли впился ногтями в ладони, смутно понимая, что, скорее всего, смертельно побледнел. Пока Северус отвечал, Дамблдор наблюдал за Гарри, отмечая, как с его лица внезапно схлынули все краски. Яркие глаза директора за очками-половинками слегка потускнели. Зельевар насторожился и, проследив за взглядом Дамблдора, остановился на Гарри. И тогда он сообразил, как его слова прозвучали для сына. – Гарри! – резко произнес он, заставляя полные обиды зеленые глаза посмотреть на него. – Это не имеет ничего общего с тем, что я хочу заявить о своих отцовских правах. Это мое самое заветное желание. Но ты должен понять: я могу сделать больше, будучи шпионом, а не просто Мастером зелий. Если Волдеморт узнает, что ты мой сын, мое прикрытие пойдет прахом. Не говоря уже о том, что ты окажешься еще в большей опасности, чем сейчас. Ты понимаешь? Гарри с неохотой кивнул. Он действительно понимал. В качестве двойного агента Снейп спас бесчисленное количество жизней, даже смог выиграть время для своей семьи, пусть, в конечном счете, это оказалось бесполезным. И если Гарри все эти годы прожил, не зная, что его отец жив, он, конечно, проживет еще несколько лет без публичного признания со стороны единственного живого родителя. Северус тоже кивнул и повернулся к Дамблдору. – Как только я буду достаточно здоров, то вернусь к своим обязанностям в качестве шпиона. Дамблдор лишь мрачно посмотрел на друга. – Что случилось в ту ночь, когда тебя покалечили? – спросил он. Зельевар побледнел, и Гарри понял, что не хочет знать подробности того, как Снейп оказался в том ужасном состоянии, в котором гриффиндорец застал его по прибытии в Хогвартс. – Северус? Что послужило причиной столь сурового наказания? Упивающиеся смертью обычно не прибегают к физической расправе, ведь так? Очень неохотно Северус покачал головой, не желая или не имея мочи что-то произнести в ответ. – Так что произошло? Мастер зелий мельком взглянул на сына, а потом многозначительно посмотрел на директора. Но Дамблдор сделал вид, что ничего не понял. Он хотел, чтобы Гарри услышал ответ Северуса. Тот вздохнул, признавая поражение. Ему никогда не удавалось переупрямить хитрого старика. – Я… допустил промах, – он старательно не смотрел на гриффиндорца, уверенный, что увидит презрение или, по крайней мере, разочарование в глазах сына. Вместо этого он уставился в точку чуть выше плеча Дамблдора. – Они красочно расписывали то, что именно сделают Гарри, попади он им в руки. Северус сжал губы, отказываясь вдаваться в подробности. Его сыну не обязательно знать, что Упивающиеся намеревались изнасиловать его, заживо содрать кожу и оставить истекать кровью, тем самым лишая магии. – И ты всерьез полагаешь, что, если вернешься, Упивающиеся смертью перестанут подозревать тебя? – произнес Альбус с таким всезнающим выражением лица, что у Северуса сложилось впечатление, что директор знает о происшествии – если так можно назвать тот ужас – больше, чем рассказал зельевар. Северус мрачно взглянул на него. Пусть он будет проклят, если позволит человеку, когда-то «уговорившему» его стать шпионом, сейчас «отговорить» его от этого. Один раз он уже подвел свою семью, и сейчас он не собирается подвергать опасности сына во второй раз. Уж лучше до скончания веков терпеть такие же пытки, как те, после которых он едва выжил, чем позволить Упивающимся сделать с его собственным ребенком то, что они планировали. – Северус, Волдеморт может быть безумным, но я ни на минуту не допускаю, что он дурак, – необычно строгим голосом произнес Дамблдор. – И, несмотря на твои недавние уверения в обратном, ты тоже далеко не глуп. Ты прекрасно понимаешь, так же, как и я, как и Гарри, что ты раскрыт. Гарри все еще был бледен, но сейчас по совершенно другой причине. Неважно, решит ли Северус признать публично его своим сыном или нет, он на самом деле не верил, что зельевар серьезно рассматривает возможность вернуться к Волдеморту в качестве шпиона. Гриффиндорец знал, что пока не способен охватить всю ситуацию целиком, но даже имеющейся информации хватало, чтобы понимать: он категорически не хочет, чтобы его отец продолжал играть столь опасную роль. Гарри был готов на коленях умолять Северуса не возвращаться к шпионажу, если у Дамблдора не получится переубедить его. Директор умел заставить Мастера зелий почувствовать себя абсолютно бессильным. И в такие моменты Зельевар ненавидел свою беспомощность. – Альбус, мы сейчас говорим о жизни Гарри, – выдавил он. Выражение лица Дамблдора ни капельки не изменилось. – Не согласен. Это твоя жизнь ставится под угрозу. Ты – не единственный наш информатор. – Я лучший! – Да, лучший, но не единственный. Гарри видел, что Северус подыскивает другие доводы, и внезапно понял, что больше не выдержит. – Пожалуйста, не возвращайтесь! Взрослые потрясенно уставились на него. Директор улыбнулся, и Поттер поспешил высказаться, пока его не перебили. – Пожалуйста, не надо. Вы – единственная семья, которая у меня осталась. Я не хочу потерять и вас, – все еще бледный как мел Гарри склонил голову. – Пожалуйста, не надо, – вновь с мольбой прошептал он. Северус судорожно сжимал и разжимал кулаки. Он переводил взгляд с сына на Дамблдора и обратно. – Я должен предупредить тебя, Северус. Если ты вернешься, я буду вынужден отказать тебе в поддержке и лишить места в школе, – сказал директор. Просто сказал, безо всяких интонаций в голосе. Но Снейп понял, что потерпел поражение. Он знал: Дамблдор не колеблясь выполнит угрозу, если Северус вернется к Упивающимся. Его загнали в угол и не оставили другого выбора, только подчиниться желаниям проницательного старика. Если он вернется вопреки воле Дамблдора, то любые сведения, которые ему удастся собрать, будут бесполезны просто потому, что не достигнут ушей директора. Он не сможет использовать с таким трудом добытую информацию для защиты Гарри, что было единственной причиной, побуждавшей его вернуться. Северус кивнул. Стиснул зубы, но кивнул. Приблизился вплотную к сыну и положил руку на его плечо, заставляя Гарри посмотреть вверх. И вновь кивнул. – Я не вернусь, – он еще раз взглянул на Дамблдора. По мнению Северуса, реакция Гарри почти стоила того. Почти. Зеленые глаза пристально разглядывали его, ища подтверждение его искренности. Когда Гарри убедился, что отец говорит правду, то его лицо засияло. Поначалу робко приподнявшиеся уголки губ быстро уступили место широкой улыбке. Гриффиндорец сиял так, будто только что получил самый лучший подарок в мире. Дамблдор улыбнулся им обоим. – Хорошо. Теперь нам осталось разобраться с вашим родством. Я отправлю сову доверенному лицу в «Ежедневном пророке». Думаю, небольшая и с умом написанная статья… – Нет. Дамблдор с изумление переспросил: – Нет? Северус твердо повторил: – Нет. Гарри уставился на отца, а Дамблдор всем своим видом выразил удивление. На лице зельевара застыло упрямое выражение. – Это подвергнет Гарри еще большей опасности, что меня ни коим образом не устраивает. Дамблдор рассмеялся, и Гарри с Северусом скептически посмотрели на него. – Мой дорогой Северус, Гарри не может оказаться в еще большей опасности, чем сейчас. Волдеморт и так жаждет его смерти, и каждый Упивающийся из кожи вон лезет, чтобы захватить его. Такая малость, как обнародование его настоящей родословной, не ухудшит ситуацию. Думаю, лучше всего публично объявить о твоем родстве с Гарри. Так мы будем точно знать, что Волдеморту это известно. Если пустить дело на самотек, и информация просочится, то мы не сможем контролировать ситуацию. Директор откинулся на спинку кресла, рассматривая собеседников. Сейчас, когда его подозрения касательно происхождения Гарри окончательно подтвердились, он мог провести параллели между этими двумя: цвет волос Гарри был ближе к оттенку волос Северуса, чем Джеймса, и Альбус всегда считал, что руки Гарри формой почти точь-в-точь как у зельевара, а долговязая фигура грффиндорца предполагала, что со временем он по росту догонит Северуса… И сейчас они оба сидели с одинаковыми выражениями лиц – брови застыли то ли в удивлении, то ли хмурясь. – Конечно, Северус, как только будет сделано объявление, покидать земли Хогвартса будет неразумно с твоей стороны. И Гарри это тоже касается. Снейп обрел дар речи: – Это смешно! Я отказываюсь быть заточенным в замке словно непослушный ребенок. Я вполне способен позаботиться о себе. Я не собираюсь прятаться за стенами школы, будто боюсь жалкой горстки Упивающихся, – он взял себя в руки настолько, чтобы продолжить более спокойным тоном: – Тем не менее, в целях безопасности Гарри не будет покидать Хогвартс. Но объявление о том, что я – его отец, должно быть сделано как можно позднее. Я не хочу давать Волдеморту шанс использовать эту информацию против нас. Гарри кивал головой всю первую часть тирады Снейпа. Но у него отвисла челюсть, когда он услышал последние слова зельевара. Дамблдор был захвачен врасплох гневной отповедью Северуса, но его удивление достигло крайней степени, когда Гарри не смог смолчать в ответ: – Это нечестно! Я был в Хогсмиде и на Диагон-алее тысячу раз, и никто на меня не напал. Даже в Хогвартсе я не в безопасности! Вспомните, что случилось в прошлом году: Волдеморт нашел способ выманить меня из школы. Если вам позволено покидать Хогвартс, то и мне тоже можно… Кажется, ситуация начала выходить из-под контроля директора. Кровь прилила к лицу Северуса, и он повернулся, чтобы усмирить сына: – Я – твой отец, юноша, и ты сделаешь так, как я говорю!!! Гарри побелел как мел и опустил взгляд на сцепленные руки. Зельевар кричал на него раньше, но ни разу с тех пор, как выяснилось, что он – его отец. Поттер не знал, как сейчас реагировать. Снейп тоже побледнел и схватился за грудь. От крика заболели все еще заживающие ребра и живот. Кроме того, ему стало тошно от самого себя за то, что он не сдержался и наорал на Гарри. Северус с трудом совладал с желанием обхватить голову руками. Он был прав: из него получился ужасный отец. Директор медлил, позволяя Снейпу и Гарри проникнуться своими переживаниями и чувством вины. Он, конечно, не ожидал подобного поворота дел и решил воспользоваться повисшей тишиной, чтобы собраться с мыслями. Возможно, будет лучше немного отступить от первоначального замысла. Тактично проигнорировав последнее высказывание, он произнес: – Думаю, мы сможем прийти к компромиссу, удовлетворяющему всем пожеланиям. И Гарри, и Северус посмотрели на него, как на приятную возможность отвлечься от мрачных мыслей. – Я все еще полагаю, что правда о происхождении Гарри должна стать достоянием общественности. Тем не менее, я согласен отложить объявление до начала учебного года. Через месяц я сделаю оглашение так, как посчитаю целесообразным. Гриффиндорец воспрял духом. Краем глаза он глянул на отца. Северус не выглядел довольным решением Дамблдора, но и не возражал. Вернув себе контроль над ситуацией, директор продолжил: – Что же касается вашей безопасности вне школы, думаю, здесь мы тоже можем прийти к соглашению, – он задумался на мгновение, поглаживая рукой бороду. – Да… да, думаю, это будет приемлемо, – Дамблдор посмотрел на собеседников, сидящих перед ним. Гарри слегка насупился, а зельевар прожигал директора мрачными взглядами. – Северус, я знаю, что ты всегда был способен сам о себе позаботиться, и это было верно до тех пор, пока тебя не раскрыли. Я буду тебе очень признателен, если ты согласишься ставить меня в известность о том, куда направляешься, каждый раз покидая территорию школы. И я не буду чинить тебе препятствий при условии, что ты дашь согласие брать с собой надежного и достаточно сильного колдуна или волшебницу, – Альбус пристально посмотрел на Снейпа. Тот быстро обдумал предложение директора, но они оба понимали, что, так или иначе, Северус согласится на эти условия. У зельевара создалось четкое ощущение, что Дамблдор предвидел ход событий еще до того, как начать разговор, и пошел на уступки ровно настолько, насколько был готов. Северус кивнул, но кивнул так, чтобы дать директору понять: он соглашается под давлением. Дамблдор кивнул в ответ, довольный, что Снейп так легко уступил. Он повернулся к Поттеру: – Гарри, ты должен понимать, что Северусу, как твоему отцу, принадлежит решающее слово в этом вопросе. Гриффиндорец угрюмо кивнул, и зельевар с трудом скрыл облегчение от того, что директор поддержал его родительский авторитет. – Тем не менее, – продолжил он, переводя взгляд на Северуса, – Гарри прав. С твоей стороны лицемерно запрещать ему выходить из замка. Предлагаю разрешить Гарри покидать Хогвартс, но только в сопровождении тебя, меня или другого сильного колдуна, которому мы оба доверяем и с чьей кандидатурой согласны. Северусу очень не хотелось позволять сыну покидать относительно безопасные школьные земли. Но Дамблдор был прав. Было бы лицемерно с его стороны держать Гарри взаперти. Директор опять не оставил ему другого выбора как согласиться. Все еще держась рукой за ноющие ребра, зельевар неохотно кивнул. – Но только при условии, что решающее слово отпускать Гарри или нет, остается за мной. – Конечно, – Дамблдор вновь улыбался. – Гарри? Тот кивнул. Пусть это не абсолютная свобода, которой бы ему хотелось, но по сравнению с полным заключением предложение было щедрым. Он немного неуверенно улыбнулся отцу. Северус перестал хмуриться, но никаким иным образом не дал понять, что заметил жест Гарри. Зельевар посмотрел на Дамблдора: – Я когда-то слышал, что под дипломатией подразумевается искусство позволять другим поступать по-твоему. Альбус, вы настоящий дипломат, – Северус встал и взял ненавистную трость. – Вы хотели еще что-то обсудить? Дамблдор махнул рукой. – Нет, конечно, нет. Спасибо, что уделил время. Кивнув зельевар развернулся и покинул кабинет. Дамблдор улыбнулся и отправил в рот лимонную дольку. Он предложил коробку с конфетами Гарри. – У Северуса еще тот характер, – заметил он. На это у Поттера ответа не было. Он вежливо отказался от конфет. Директор спрятал лимонные дольки обратно в ящик, а потом сложил руки на столе. – Скажи мне, Гарри, как у тебя складываются отношения с твоим отцом? Этот вопрос привел Гарри в ужас, особенно после того… после того, как Северус накричал на него. – Я… не знаю, сэр. Дамблдор кивнул, будто все понял. Что, по мнению Гарри, было бы подвигом, потому что он сам не был уверен, что имел в виду. – Что ж, вы оба учитесь. Я могу лишь сказать, что должно пройти время. «Но как долго?» – хотелось спросить Гарри. Сколько должно пройти времени, чтобы их отношения начали походить на нормальные отношения между отцом и сыном? Вообще возможно ли это? Он подавил печальный вздох и кивнул. Глаза директора блеснули за стеклами очков. – Уверен, мистер Уизли и мисс Грейнджер уже переживают, куда ты пропал. ><><>< Северус шагал из угла в угол, не прибегая к помощи трости. Где-то на каждом третьем заходе он спотыкался, и по его хмурому лицу пробегала дрожь от боли. – Ремус, ты, кажется, не понимаешь. Он не дает мне защитить собственную семью, – ноги зельевара дали понять, что больше не потерпят подобного обращения, и Северус, приняв это во внимание, упал в кресло, – то единственное, что от нее осталось. Ремусу казалось, что они уже вечность говорят об одном и том же, но часы утверждали обратное. Прошел всего лишь час с тех пор, как Северус ворвался в комнаты Люпина и начал возмущаться по поводу деспотичного поведения Дамблдора. Ремус же пытался заставить друга понять причины. – Думаю, дело больше в том, что Дамбдлор не позволяет тебе впустую рисковать своей жизнью, – терпение оборотня начало истощаться. Обычно такой разумный, сейчас Мастер зелий совершенно отказывался понять очевидное. Северус уже открыл было рот, чтобы вновь сказать что-то глупое в ответ, но Ремус не дал ему возможности заговорить. – Северус, ты необходим Гарри живым. Ему не нужен еще один мертвый отец. Зельевар захлопнул рот, и Люпин подумал, что, в конце концов, достучался до него. Но тут Северус переменился в лице. У Ремуса неприятно похолодело внутри от подозрения, что он, похоже, только усугубил ситуацию. Снейп подтвердил это своими следующими словами: – Именно я виновен в смерти Джеймса, – он вновь вскочил с места, не обращая внимания на тут же заболевшие ноги. – Я должен был убить Волдеморта, как только представилась возможность. Я должен был стать хранителем тайны. Я должен был быть там! Я не достоин Гарри, – дойдя до стены, Северус развернулся и оказался лицом к лицу с Ремусом. Оборотень дал ему пощечину. Потрясенный Северус поднес руку к горящей щеке. Люпин сердито посмотрел на него. – Теперь твоя очередь заткнуться и послушать меня. Четырнадцать лет назад я предоставил тебя самому себе. Я позволил тебе винить себя в смерти Джеймса и Лили. Я даже позволил тебе обвинить меня. Но теперь я не потерплю повторения. Может, ты прав. Возможно, ты не заслуживаешь Гарри, не мне судить. Но речь идет не о тебе. Речь идет о том, чего заслуживает сам Гарри, а он заслуживает тебя. Ты не имеешь права вновь лишать его семьи, которая ему нужна. Думаешь, сын будет тебе благодарен, если ты погибнешь во имя спасения его жизни? Вероятней всего, он возненавидит тебя за это. И как же Джеймс с Лили? Они отдали жизнь, защищая твоего ребенка, а ты хочешь вышвырнуть их жертву на помойку, хочешь пойти и бесполезно умереть. Они тебе спасибо не скажут. Черт, Северус, я уж точно не скажу тебе спасибо, если ты погибнешь. Ты один из немногих друзей, кто у меня остался. Ты не виновен в смерти Лили и Джеймса. Ты ничего не мог сделать. Будь ты тем вечером с ними, ты бы тоже умер, и сегодня Гарри на самом деле был бы сиротой, – Ремус провел рукой по волосам и отвернулся от Северуса. – Даже если бы ты был хранителем тайны, рано или поздно произошло бы что-нибудь, в результате чего Джеймс с Лили все равно бы погибли и, возможно, Гарри вместе с ними. Пусть никто не осмеливается признать это вслух, но, кажется, им было суждено умереть в ту ночь, – Люпин вернулся в кресло, намеренно не глядя на Северуса. – Ты должен прекратить винить себя за случившееся. Если ты будешь жить прошлым, то не сможешь построить здоровые отношения с сыном, – Ремус бросил взгляд на пристально смотрящего на него зельевара. В его голосе появилась горечь: – Кажется, ты просто не понимаешь, как тебе на самом деле повезло. Северус фыркнул. – Я вполне серьезно. Вы с Джеймсом по-настоящему любили друг друга. Ты и Гарри были для него всем. Думаю, он никогда не сожалел ни о едином мгновении, проведенном с тобой. А Лили… Она любила тебя настолько сильно, насколько сестра может любить брата. У меня никогда такого не было. Никогда. Я был скелетом в шкафу своей семьи. В худшем случае меня бранили, в лучшем – терпели, – Ремус с жаром посмотрел на Северуса, пригвождая его взглядом к месту. – А Гарри! Северус, у тебя замечательный ребенок. Он хороший, добрый, умный, смелый. Лучшего сына пожелать невозможно. Ты не представляешь, как я тебе завидую, – в голосе оборотня опять появилась горечь, – но ты ничего этого не видишь. Ты зациклился на худшем, что было в твоей жизни. На том, что ты утратил, а что имеешь, не замечаешь. У тебя есть возможность обрести часть того восхитительного счастья, которым ты наслаждался так недолго, пока Джеймс был еще жив. А ты собираешься упустить этот шанс, потому что Дамблдор не дал тебе права пойти и погибнуть. Моя семья никогда не любила меня так, как Лили любила тебя. У меня, наверное, никогда не будет такой любви, какая связывала вас с Джеймсом. И сомневаюсь, что у меня вообще будет ребенок, – с бесстрастным лицом Ремус наблюдал, как Северус вновь уселся в кресло. Люпин с мольбой посмотрел в глаза друга. – Пожалуйста, Северус, не отмахивайся от второго шанса. Повисла напряженная тишина. Ремус не отводил взгляда от лица Северуса, пытаясь прочитать бесчисленные эмоции, борющиеся друг с другом. Он не мог понять, что думает его друг. Наконец Северус вздохнул, его лицо исказила застарелая боль. – Ремус, это так больно. Оборотень кивнул. Действительно больно. Больно отказаться от того, что служило щитом долгие годы. Заставить себя посмотреть в лицо старой боли, которую избегал почти пятнадцать лет. Признать, что ничего нельзя было сделать для спасения любимых. Наконец прекратить попытки изменить то, что невозможно изменить. Да, это больно. Ведь вскрывать нарыв всегда больно. – Так тяжело это отпустить. Ремус вновь кивнул. Конечно, тяжело отпустить бережно хранимые воспоминания о любимых людях. Трудно избавиться от гнева, потому что это означает принять их смерть, принять то, что они ушли навсегда. Еще тяжелее перестать винить себя за то, что не сделал все возможное, чтобы защитить их. И так тяжело не ворошить воспоминания. – Дай им покоиться с миром, Север. Северус глубоко вздохнул и задержал дыхание. А когда, наконец, выдохнул, то вместе с воздухом его покинуло что-то еще. Что-то неуловимое, что очень долго лежало камнем на сердце. Снейп будто очнулся от тяжелого сна, он давно не чувствовал себя таким умиротворенным. Глава 14. Что в имени? Мимо темного окна, выходящего на улицу маггловской части Лондона, промчалась машина, поднимая брызги воды, искрящейся в свете фонарей. Редкие прохожие спешили по своим делам, высоко подняв воротники, пытаясь спрятаться под низко опущенными зонтиками. В открытое окно изредка забирался ветер, разгоняя спертый воздух комнаты. Где-то вдали пробил колокол, отмечая первый час нового дня. Очередной порыв ветра всколыхнул полог кровати и покачал шторки на белой колыбели. Тишину нарушил крик, становящийся все громче и громче. Взметнулся полог кровати, и сонный мужчина, спотыкаясь, подошел к колыбели. Он наклонился над кроваткой и взял на руки такого же, как и он, темноволосого малыша, завернутого в пеленку. – Гарри, – прошептал обеспокоенный родитель бархатным голосом, – сейчас только час ночи. Ты не мог так быстро проголодаться. Нежно прижимая ребенка к груди, Северус подошел к комоду у стены. Достав палочку, он прошептал заклинание, чтобы быстро подогреть бутылочку, гордо возвышающуюся среди остальных вещей. Гарри все еще ворочался на руках отца. Северус подхватил бутылочку и подошел к окну. В свете уличных фонарей было видно, как блеснули зеленые глаза, и младенец жадно вцепился в соску. Ему удалось вытащить одну ручку из пеленок, и он схватил мизинец отца, стоило тому поднять бутылочку выше. Долгое время тишину комнаты нарушали лишь причмокивающие звуки. Как только все молоко было выпито до последней капли, Северус отставил бутылочку и устроил ребенка на своем плече, чтобы тот срыгнул. Гладя сына по спинке, он вернулся к колыбели – уложить его обратно спать. Но Гарри начал крутиться сразу, как только отец отпустил его. Северус вздохнул и вновь взял ребенка, прижал его к груди и принялся укачивать. – Шшшш, шшш, шшш, – успокаивающе тянул он. – Шшш... – Тебе стоит попробовать спеть колыбельную, – раздался тихий голос позади него. Северус оторвал взгляд от сына и через плечо посмотрел на мужа, выбирающегося из постели. Он опять взглянул на ворочавшегося ребенка. – Я ни одной не знаю. Джеймс подошел сзади и обнял Северуса за талию. – Ничего страшного. Я тебя научу. Он начал покачиваться, увлекая за собой мужа с сыном на руках. – Баю-баюшки-баю, – запел он мягким тенором, – папа споет колыбельную… Очень скоро ярко-зеленые глаза закрылись, и маленький Гарри заснул. – Видишь? Так он быстро засыпает. Северус фыркнул, но тихо, чтобы не побеспокоить малыша, и повернулся, намереваясь положить его в колыбель. Только Джеймс остановил его. – Возьми Гарри с нами в кровать. Все равно придется снова подниматься. Когда Северус и Джеймс вернулись в кровать, устраивая новорожденного сына между собой, кто-то зашевелился в темном углу. Гарри почувствовал, как выныривает из закончившегося воспоминания, и позволил унести себя на поверхность, возвращаясь в реальность. ><><>< Гарри поморгал, давая глазам привыкнуть к яркому свету летнего полудня. Он отодвинул думоотвод в сторону, подтянул колени к груди, обхватив их руками, и начал задумчиво крутить кольцо на пальце. Рон и Гермиона уехали пять дней назад, и все эти дни без них Гарри провел в непрерывном общении. Он разговаривал с Дамблдором, который рассказал ему о студенческих годах его родителей: о жажде Северуса к знаниям и об одержимости Джеймса квиддичем. Директор поведал ему, каким вырос Северус и каким взрослым мужчиной Джеймсу так недолго удалось побыть. Гарри беседовал с Ремусом, и тот посвятил его в историю дружбы, зародившейся между Джеймсом, Северусом, Лили и самим Ремусом. Оборотень осторожно рассказал ему о состоянии Серверуса, потерявшего семью, о глубоких переживаниях и той боли, которые до сих пор он испытывает. Гарри даже немного пообщался с мадам Помфри. Она пересказала ему все случаи, когда его родители умудрялись очутиться в Больничном крыле с травмами или по болезни в течение школьных лет. Но больше всего Гарри разговаривал с Северусом. Следующие несколько дней после разговора в кабинете директора зельевар практически не показывался. Появился он в тот самый момент, когда карета с Роном и Гермионой скрылась за школьными воротами. Северус вышел из темного дверного проема и стал рядом с сыном, будто никаких неразрешенных вопросов между ними не было. И стоя там, на залитых солнцем ступеньках, Северус начал говорить. Он не смотрел на Гарри, а тот не отводил взгляда школьных ворот. Это были незатейливые истории, ничего слишком личного или болезненного. Зельевар рассказал о своем первом полете на метле, завершившемся приземлением в крону старого дуба. О первом сваренном зелье, которым оказалось неудавшееся приворотное зелье. Он говорил о многом, но все это были незначительные подробности. Каждое слово, слетавшее с уст, было тщательно продумано. Гарри слушал, а в конце улыбнулся отцу. На следующий день, словно бы невзначай, Северус подошел к Гарри на Астрономической башне. Они устроились на противоположных подоконниках, обмениваясь настороженными взглядами, пока Мастер Зелий не начал говорить. На этот раз он затронул более серьезные темы и рассказал сыну о своем детстве. О единственном примере для подражания, который у него был, – об отце – безнадежном бесхарактерном романтике, не имевшем сил перечить жене, но обладавшем достаточной проницательностью, чтобы понять своего ребенка. Рассказал о том, как терпел мать, видевшую в нем лишь опору для себя и инструмент для своих целей. Гарри в свою очередь рассказал отцу о чулане под лестницей, ставшем ему домом на многие годы. Рассказал о той лжи, которой его пичкали Дурсли. Гриффиндорец был вне себя от ярости, обвиняя родителя, позволившего воспитывать его людям, ненавидевшим все, чем являлся их племянник, презиравшим даже воздух, которым он дышал. Северус склонил голову, принимая все гневные упреки сына. И как только негодование сошло на нет, оставив после себя только слезы, он коротко коснулся плеча Гарри и ушел. На следующий день они встретились вновь, и зельевар поведал Гарри о своих первых годах в Хогвартсе. Об одиночестве, которое испытывал, стоя посреди гостиной Слизерина, окруженный однокурсниками. Рассказал о дне, когда забрел в укромный уголок библиотеки и обнаружил там маленькую магглорожденную ведьму в слезах. О возникшей между ними дружбе и той радости, когда два года спустя узнал, что Лили – его сестра. Гарри же поделился тем, что первый друг у него появился в одиннадцать лет, и им стал Хагрид. Рассказал о том, какое изумление вызвало знакомство с волшебным миром, как терялся при виде чудес, которые раньше ему даже не снились. Гарри набрался смелости сказать отцу то, о чем не знали даже его лучшие друзья: Сортировочная шляпа предлагала ему отправиться в Слизерин. Эти слова вызвали у Северуса довольную усмешку, явив доказательство того, что Гарри унаследовал и слизеринские черты. Накануне Серверус начал рассказывать об отце и тете Гарри. Он говорил о проделках, которые Джеймс устраивал над ним в первые школьные годы, и о том, что получал в отместку. О хорошо продуманных шутках, которые они вместе учиняли над другими Мародерами на седьмом курсе. Он рассказал о Лили, старавшейся быть матерью им обоим, и об ее преданности семье. Картина, нарисованная зельеваром, была настолько живой и яркой, что Гарри начинало казаться, будто он действительно знал их. В тот день он лишь слушал. Но в чем бы ни заключались их долгие беседы, они ни разу не затронули планов на будущее. В первое утро Гарри и Северус пришли к негласному соглашению, что разберутся с ним, когда оно уже будет на пороге. А до тех пор игнорировали грядущее, пытаясь восполнить прошлое, которого у них не было. Сегодня они еще не виделись. Захватив думоотвод, в который он уже давно не заглядывал, Гарри устроился на берегу озера, перебирая воспоминания. Он сидел, крепко обхватив колени руками, и думал, что, может, теперь готов принять тот факт, что у него есть отец, живой и здоровый. Не поворачивая головы, гриффиндорец произнес: – Как мне вас называть? Северус вышел из-за дерева, за которым стоял облокотившись, и остановился рядом с сыном. Поразмышляв минуту, он перевел взгляд на Гарри. – Как угодно, только не «папочка». Тот задрал голову, чтобы посмотреть на отца, и лукаво улыбнулся: – Как угодно? – переспросил он. Зельевар понял свою ошибку, но взгляд, которого удостоился Гарри, был блеклой тенью по сравнению с тем, на что Мастер зелий в действительности был способен. – В пределах допустимого. Гриффиндорец усмехнулся, затем вновь повернулся к озеру, раздумывая. – Только не «отец», если вы не против. Как по мне, слишком… напыщенно, – он подобрал с земли плоскую гальку и запустил по спокойной глади озера. – И не «папа», – Гарри опустил взгляд, рассеянно поглаживая кольцо. – Не обижайтесь, но вам не подходит… – и умолк, продолжая крутить перстень. Северус скрестил руки на груди, глядя на парящего над лесом орла. И рассеянно прошептал: – «Папой» для тебя был Джеймс. Удивленный Гарри поднял голову. – Да? Я уже тогда говорил? Продолжая следить, как орел камнем падает вниз, зельевар кивнул. – Довольно хорошо для своего возраста. Это, думаю, можно списать на, – он усмехнулся, – мои гены. Гриффиндорец улыбнулся такому самодовольству отца. Но улыбка поблекла, когда в его голову пришла другая мысль. – Как я вас называл? Северус повернулся, посмотрел на сына и собрался уже ответить. Но не успел – Гарри каким-то непостижимым образом знал ответ, и они произнесли вместе: – «Патер»! Зельевар изумленно уставился на него. – Ты помнишь? Гарри покачал головой, потом пожал плечами. Выглядел он таким же ошарашенным, как отец. – Не знаю. Просто… ведь так я вас называл, да? Северус слегка наклонил голову. – Да. Но тот факт, что ты помнишь… – он встряхнулся и вновь обратил взор на улетающего орла, в когтях которого билась какая-то живность. – На латинском «патер» означает «отец». Мы так и не смогли понять, откуда ты это взял. Гарри кивнул, хотя сам не понимал, на что кивает. Они погрузились в уютную тишину, и каждый думал о своем, пока тени удлинялись к востоку. Трудно сказать, удивились ли бы они, узнав, что мысли их текли в поразительно одинаковом направлении. Блики солнца на воде, на мгновение ослепившие гриффиндорца, вернули его к реальности. Он убрал руки с колен и попытался подняться. К несчастью, Гарри слишком долго просидел в одной позе, ноги затекли, и он упал назад на землю. Внезапное движение и глухой звук падения привлекли внимание Северуса, и он повернулся к сыну, рассмеявшись при виде раздосадованного Гарри. Тот сердито посмотрел на отца, скривив губы. – Да, да, очень смешно, патер, – он протянул руку. – Помогите встать. Северус запнулся на полувздохе. Гарри сказал это. Назвал его «патер». Страх, сидевший глубоко внутри, который он, однако, отказывался признавать, отступил. Удивительно, как такой простой жест может так много значить. Он ухватил сына за руку, потянул вверх к себе и слегка обнял. Гарри застыл, но до того как зельевар смог отпустить его, расслабился и прильнул в ответном объятии. Но стоило разомкнуть руки, как ни один из них не нашел сил взглянуть другому в глаза. Северус тотчас направился к замку, а Гарри, задержавшись всего на несколько мгновений, чтобы взять думоотвод, последовал за ним. Глава 15. Если пойдешь сегодня по аллее… – Патер. До возвращения учащихся в Хогвартс оставалось четыре дня, что означало появление новых проблем для Гарри и Северуса. Во-первых: как Дамблдор собирался объявлять, что Гарри – сын профессора Снейпа. И во-вторых: какова будет реакция? Как отнесутся к этому студенты? А дети Упивающихся Смертью? Конечно, в запасе было еще четыре дня, а гриффиндорец старался жить сегодняшним. Но, к несчастью, именно сегодня у Гарри возникла другая, более насущная, проблема. И это она привела его на порог комнаты отца, где он замер в замешательстве, пытаясь привлечь внимание Мастера зелий. Снейп, расположившись в кресле у камина, вел беседу с Ремусом, но с появлением грффиндорца им пришлось прерваться. – Да, Гарри? Поттер переступил с ноги на ногу. Хотя в течение этого месяца он все лучше и лучше узнавал отца, но обращаться к Снейпу с просьбами ему еще ни разу не доводилось. И сейчас это представлялось невыполнимой задачей. Так что он решил пойти окольным путем. – Через четыре дня начинаются занятия… Казалось, Ремус мгновенно понял, к чему клонит Гарри, но всем своим видом давал понять, что посвящать в это своего друга не собирается. – Я знаю, – Северус откинулся на спинку кресла и лениво закинул ногу на ногу. Гарри кивнул. Не дождавшись более развернутого ответа, Мастер зелий вздохнул - казалось, сын уже преодолел свою застенчивость в общении с ним. По сути, стоило признать, что Гарри никогда не робел в его присутствии. – Но я не понимаю, почему ты нашел необходимым мне это сообщить. Глаза Ремуса сверкнули – он явно получал удовольствие от этой сцены. Было очевидно, что Северус совершенно не представлял, чего хочет Гарри, а Гарри в равной степени было неудобно просить. Гриффиндорец, продолжая хранить молчание, вновь переступил с ноги на ногу, вызывая сердитый взгляд Северуса. Поняв, что пауза затянулась, Ремус решил сжалиться над ними. – Думаю, Гарри пытается сказать, Северус, что ему не помешало бы приобрести все необходимое для шестого курса, – «тонко» намекнул оборотень. Северус удивленно моргнул, потом перевел взгляд на сына, который подтвердил слова Ремуса кивком. – Ради всего… Гарри, почему ты просто так не сказал? – зельевар поднялся. – Сегодня же я возьму тебя на Диагон-аллею. Полагаю, перечень книг у тебя с собой? – решительно кивнув, он направился к двери, а Гарри со списком в руке последовал за ним. Ремус тоже поспешно встал с кресла. – *Мы* возьмем тебя на Диагон-аллею. Северус обернулся, и в ответ на его взгляд оборотню пришлось пояснить: – Вспомни о соглашении с Дамблдором. Зельевар фыркнул, но с притворной вежливостью сделал знак следовать за собой, если его друг так желает. ><><>< Гарри сидел на террасе кафе-мороженого Флорана Фортескью, ожидая, когда отец и Ремус выйдут из чрева Ноктютн-аллеи. Северус не разрешил Гарри пойти с ними в аптеку, где зельевар покупал самые редкие ингредиенты. Так как оборотень был полностью с ним согласен, то гриффиндорец остался в кафе, с удовольствием уплетая мороженое. Сам Флоран Фортескью незаметно, насколько это было возможно, старался держаться рядом. Будучи старым другом Ремуса, он согласился присмотреть за Гарри, пока оборотень и зельевар делали покупки. Если бы у Гарри был повод для беспокойства, то он быстро заметил бы эти маневры и, несомненно, возмутился тому, что его оставили с «нянькой». Что могло случиться, пока он сидит и терпеливо ждет возвращения родителя? Вряд ли Упивающиеся Смертью отважились бы напасть на него посреди людной Диагон-аллеи. Он считал себя достаточно взрослым и способным позаботиться о себе в подобных ситуациях. Гриффиндорец не поскупился бы на выражения недовольства, если б, как было сказано ранее, у него был повод держаться начеку. Но сейчас он был просто рад сидеть в окружении свертков с покупками. Покупка учебников прошла без сучка и задоринки. И Гарри был бы счастлив, если б и дальше все шло подобным образом… Как только утром они вышли из камина в «Дырявом котле», Северус сразу взял бразды правления в свои руки. Он устремился сквозь толпу в сторону банка, а Ремусу и Гарри пришлось пробираться следом за ним. В банке гриффиндорец только собрался по привычке показать свой ключ гоблинам, как был резко остановлен зельеваром, который хлопнул его по руке, что-то с досадой проворчав. Гарри удивленно посмотрел на него, но Северус этот взгляд проигнорировал. Ремус наклонился к плечу Гарри и прошептал: – Думаю, он сам хочет заплатить за твои покупки… Первым магазином после Гринготтса стали «Завитки и Кляксы». Они не спеша купили учебники, и это вселило в Гарри ложное чувство спокойствия, которое быстро испарилось, как только они вышли обратно на Диагон-аллею. Гриффиндорец тут же двинулся в сторону магазина с товарами для квиддича, чтобы поглазеть на витрину вместе с Ремусом. Но очень скоро он понял, что далеко не так весело обсуждать новейшие модели метел и победителя в последнем матче, когда угрюмый профессор – по воле судьбы оказавшийся твоим отцом – тяжелым взглядом смотрит в спину. Северус повел спутников в близлежащую аптеку, наверное, самую нелюбимую лавку Гарри на всей улице. Надеясь как можно быстрее избавиться от ужасного зловония, гриффиндорец пронесся по магазину, хватая нужные ингредиенты с полок. Зельевар забрал все, что собрал Гарри, и водворил на место, вызвав полные недоумения взгляды сына и оборотня. Затем он медленно обошел лавку, выбирая только то, что отвечало его личным стандартам. К тому времени, когда он закончил, Гарри стал обладателем не только лучших ингредиентов согласно перечню необходимого, но и того, чего там вообще не было. Его отец заявил, что нужно всегда иметь запас тщательно подобранных ингредиентов для зелий, и что ни один уважающий себя зельевар не допустит, чтобы у него не было этих компонентов. Как только они покинули аптеку, Ремус с явным удовольствием сделал глубокий вдох свежего воздуха. Гарри усмехнулся, молча соглашаясь с его мнением. Северус лишь глянул на оборотня и зашагал к следующей лавке. Гарри последовал за ним, но не успел сделать и пяти шагов, как Ремус дернул его в сторону, увлекая за собой в магазин приколов, где они принялись увлеченно рассматривать полки. Стоило только гриффиндорцу взять в руки шляпу, надев которую, можно поменять цвет волос на один из дюжины предложенных, как ее бесцеремонно выхватили и вернули на место. – Я не позволю тебе впустую тратить деньги на столь глупые забавы, – мрачным голосом уведомил его отец. Сверкнув глазами ухмыляющемуся оборотню, Северус развернул Гарри к выходу и, подталкивая в спину, вывел его из лавки. Остаток похода по магазинам прошел так же: Северус, быстрый и деловитый, Ремус, пользующийся любой возможностью выпустить на волю свои инстинкты Мародера, и Гарри где-то между ними, нагруженный пакетами и свертками. Тем не менее, настоящая пытка началась в магазине мадам Малкин. Казалось, Северус намеревался подобрать сыну полностью новый гардероб. Поттер ни разу не был модником, и ему очень быстро надоело терпеть уколы булавками, бесконечные измерения сантиметром и переодевания в мантии всех цветов радуги. Ремус забавлялся этим зрелищем, пока зельевар не повернулся к нему и не потребовал, чтобы он тоже выбрал себе новую одежду. Вполне довольный подобранными вещами, Северус расплатился и вновь повел изрядно приунывших спутников по Диагон-аллее. Гарри уже обзавелся всем, что требовалось, и даже больше. И был просто счастлив остаться лакомиться мороженым, дожидаясь, пока Ремус и отец вернутся с пресловутой Ноктюрн-аллеи. Гриффиндорец доедал последнюю ложку мороженого, раздумывая, куда запропастились Снейп и Люпин, когда его окликнули с противоположной стороны улицы. Он увидел Джастина Финч-Флетчи, хаффлпаффца с параллели, который быстрым шагом направлялся к нему. Гарри не знал, радоваться или огорчаться. Он понятия не имел, как себя с ним вести. С одной стороны, Джастин был хорошим мальчиком, славным и любимым однокурсниками. Но опять же, он был хаффлпаффцем – они всех любили. С другой стороны, на втором курсе Финч-Флетчи считал, что Гарри собирается его убить, и одним из первых начал сторониться Гарри на четвертом курсе после событий Тримудрого турнира. Гриффиндорец просто не знал, что ему думать о Джастине. Но Гарри понемногу одолевала скука, и если Джастин сегодня был настроен к нему дружелюбно, то он не собирался отворачиваться от него. – Привет, Джастин, – гриффиндорец убрал пакеты со стульев напротив него. Финч-Флетчи плюхнулся на сиденье и улыбнулся Гарри. Тот улыбнулся в ответ. – Как провел лето? – Вели… – Гарри вовремя спохватился. Не стоило говорить студенту факультета, где учился Седрик Диггори, что у него было лучшее лето в жизни, пусть и наполненное несколько шокирующими и сбивающими с толку событиями. Поэтому он с запинкой ответил: – Нормально. А ты? – Я – замечательно, – живо откликнулся Джастин. – Целую неделю я гостил у друга. Впервые побывал в доме волшебника! Но рад вернуться в школу и всех увидеть. Гарри решил не упоминать, что большую часть лета провел в Хогвартсе. Джастин оглянулся по сторонам и, казалось, только тогда понял, что Поттер не с друзьями, как обычно. – Рон и Гермиона не здесь? – Нет, – Гарри едва удержался, чтобы не закатить глаза. Неудивительно, что самую сильную антипатию его отец испытывал именно к хаффлпаффцам – у них явно талант утверждать очевидное. Джастин был слегка озадачен. – А разве ты обычно не проводишь последние дни каникул с семьей Рона? Гарри улыбнулся. – Не этим летом. Теперь Финч-Флетчи недоумевал. – Как ты тогда попал на Диагон-аллею? Гриффиндорец не смог устоять. Это стоило того, чтобы увидеть выражение лица Джастина. – Меня взял с собой профессор Снейп. Тот недоверчиво уставился на него, будто говоря: «Придумай что-нибудь получше». – Я вполне серьезно, – сказал Гарри. Джастин удивленно моргнул. И изумление в его взгляде нарастало по мере того, как до него доходил тот факт, что Гарри говорит правду. Финч-Флетчи открывал рот, как выброшенная на берег рыба, но не мог выдавить из себя ни слова. Только показалось, что к хаффлпаффцу, наконец, вернулся дар речи, как раздался другой голос, который сейчас хотелось слышать меньше всего: – Ну и ну. Разве это не печально известный Поттер? И… – небольшая пауза, и дальше презрительным тоном: – …Финч-Флетчи, верно? Грязнокровка? Гарри повернулся и одарил взглядом проклятие всей своей жизни – Драко Малфоя, но успел заметить обиду на лице Джастина. Обозвать грязнокровкой значило нанести серьезное оскорбление, не говоря уж о том, что это было просто подло. – Малфой, ты, похоже, забрел не на ту улицу. Вход на Ноктюрн-аллею в той стороне, – гриффиндорнц сделал повелительный жест рукой и указал нужное направление. Он дивился самому себе. Может быть, в нем было больше от Северуса, чем он думал раньше. Сарказм и умение красиво оскорбить обычно не передавались по наследству от отца к сыну, но Гарри, казалось, их унаследовал. Он опустил руку и отвернулся от слизеринца. – Уверен, на Ноктюрн-аллее тебе больше понравится. Твое место как раз среди ее обитателей. И Драко, и Гарри приходилось бывать на той улице, и они оба знали, что за отвратительные и подлые субъекты встречались в темных закоулках Ноктюрн-аллеи. Гарри увидел, как Малфой нервно сжимает и разжимает кулаки. И даже огорчился, когда слизеринец вернул над собой контроль и проигнорировал слова Гарри, вместо этого решив нанести ответный удар. – Вижу, твой фанклуб не с тобой… они тебя бросили, а? Гарри удивленно посмотрел на него. – Не понимаю, каким образом это касается тебя. Драко засмеялся. – Грязнокровка и Уизел наконец-то раскусили тебя, да? Какая жалость, что ты даже не стоишь компании отбросов общества. Гриффиндорец внешне хранил спокойствие, изо всех сил стараясь не измениться в лице, слыша, как оскорбляют его друзей. Джастин, забытый противоборствующими сторонами, ушел на задний план. Драко вновь захихикал. – Только не говори мне, Поттер, что не можешь постоять за себя. Гарри не ответил. Драко, стоявший уперев одну руку в бок, являл собой образец легкомыслия. – Интересно, каким был твой отец, раз произвел на свет столь слабохарактерное ничтожество вроде тебя. Гриффиндорец вновь одарил его изумленным взглядом. Малфой только что невольно оскорбил своего самого любимого профессора. Это бесценно. – Ты бы очень удивился, узнав, какой у меня отец. Драко задумался, пытаясь истолковать ухмылку Гарри, и пропустил мимо ушей настоящее время в его ответе. Поттер решил не дать ему возможности прийти в себя. – Если тебе так интересно, Малфой, я здесь не один, – он широко улыбнулся, – а со своим о… – Гарри! – перебив гриффиндорца на полуслове, сквозь гул толпы раздался голос Ремуса. Гарри отвел взгляд от Драко и посмотрел на улицу. Огибая прохожих, к ним направлялся Ремус. Следом за ним шел Северус так спокойно, будто на его пути не было никаких препятствий. Любопытно, что люди, казалось, неосознанно уступали ему дорогу. Малфой прервал перепалку и тоже повернулся. Он не придал никакого значения появлению оборотня, полностью сосредоточившись на фигуре любимого декана, а для Гарри самого ненавистного, по мнению слизеринца, профессора, который не спеша приближался к ним. До прихода Снейпа он успел послать Поттеру еще одну ухмылку. Гарри, при виде подобного самодовольства, с трудом удержался от ответной колкости. Отец на прошлой неделе сказал ему, что не питает большой любви к отпрыску Малфоя. Северус презирал необоснованное высокомерие Драко. Если гриффиндорец не ошибался, то теперь, когда зельевару не нужно больше притворяться, Малфою предстоит пережить серьезное потрясение от того, что с ним вдруг станут обращаться не лучше, а может даже хуже, чем с другими студентами. Драко выступил вперед, приветствуя своего декана: – Профессор Снейп, я так ждал возвращения в Хо… Гарри насилу сдержал смех, наблюдая, как вытянулось лицо слизеринца, когда Северус свысока глянул на Драко, обратившись к нему в таком тоне, который едва ли можно было назвать вежливым: – Малфой. Краем глаза Поттер заметил, что Джастин с раскрытым ртом наблюдает за происходящим. Он перехватил взгляд хаффлпаффца и подмигнул ему. Джастин застыл в полном недоумении, и Гарри улыбнулся, показав глазами на Малфоя. Финч-Флетчи улыбнулся в ответ. Драко был серьезно обижен. Он явно надеялся на более теплый прием со стороны своего декана. Тем временем Снейп повернулся к Гарри, и тот ответил ему улыбкой. – Если вы готовы, мистер Поттер, – сурово, на грани резкости, произнес зельевар. Гарри кивнул и с помощью Ремуса собрал пакеты с покупками. – Увидимся уже в школе, Джастин. Тот помахал ему рукой. В последний раз одарив Драко ехидной усмешкой, гриффиндорец последовал за уже удаляющимися фигурами Северуса и Ремуса. Быстро нагнав своих провожатых, он пристроился рядом с отцом. Оборотень немного отстал, нагруженный самыми тяжелыми покупками. Гарри заметил, что Снейп нес лишь маленький, аккуратно запакованный сверток, в котором, по мнению Поттера, были редкие ингредиенты, приобретенные на Ноктюрн-аллее. – По поводу этого… – начал гриффиндорец, теребя пакеты в руках. Не глядя на него, Северус уточнил: – По поводу чего? – Вы все время называете меня мистером Поттером… Теперь уже зальевар повернулся к сыну. – Гарри, я не собираюсь называть тебя по имени на занятиях… Поттер закатил глаза. – Я не о том. – Тогда о чем? – Северус страдальчески вздохнул. – О том, что я не уверен, хочу ли и дальше быть просто Гарри Поттером. Споткнувшись, Северус с удивлением взглянул на Гарри. А тот жизнерадостно продолжал дальше, будто не он только что поверг своего отца в тихий шок: – Я имею в виду, это ведь не совсем соответствует действительности, правда? Не дождавшись никакого ответа, он продолжил: – Думаю, мне следует сменить фамилию на Снейп-Поттер или, может, Поттер-Снейп, – гриффиндорец искоса посмотрел на отца. – Как считаете, какая звучит лучше? В разговор вступил Ремус: – Мне нравится Поттер-Снейп. Гарри Джеймс Поттер-Снейп. Северус немного пришел в себя, поэтому сказал: – Гарри Джеймс Северус. Это на мгновение отвлекло Гарри от темы. – У меня два средних имени? – потом он вспомнил о своем вопросе. – Вы не сказали, какое сочетание лучше… Не прекращая обсуждать, какую Гарри взять фамилию, они по каминной сети переместились в кабинет Дамблдора. – …Снейп-Поттер. Я отказываюсь признавать сына с именем Гарри Джеймс Северус Поттер-Снейп. Это слишком громоздко… – продолжал приводить аргументы Северус, как вдруг он резко захлопнул рот. Вся троица замерла, уставившись в сторону директорского стола, за которым сидел Дамблдор с присущей ему доброй улыбкой на губах и мягким теплом во взгляде. Но не это заставило Снейпа замолчать, и не от этого внезапно побледнели Гарри и Ремус. Виновником замешательства новоприбывших оказался человек, сидевший на стуле рядом с директорским столом. Завидев их, он поднялся, и на его лице без труда можно было прочесть изумленное понимание и жгучую ярость. По закону подлости, это был Сириус Блэк. Глава 16. Неосторожные слова Гарри очень захотелось шагнуть обратно в каминную сеть и унестись как можно дальше. Оказаться в любом другом месте, пусть даже в гостиной самого Вольдеморта, казалось предпочтительнее, чем оставаться в кабинете директора. Но, оглянувшись назад, он понял, что такой возможности уже нет, - цвет огня в камине сменился на привычно красный, да и горшочка с кружаной мукой поблизости не наблюдалось. Гарри пришел в ужас, и единственное, что он хотел в этот момент, - не сходя с места, провалиться глубоко под землю. Но ему не оставалось ничего другого, как встретиться лицом с происходящим. Дамблдор, взирая на собравшихся с неизменной доброжелательностью, продолжал улыбаться, спокойно сложив руки на столе. Поттер не понимал, как можно сохранять невозмутимость в такой ситуации. Несомненно, директор должен отдавать себе отчет в том, что вот-вот случится убийство, или, как минимум, кому-то нанесут тяжкие телесные увечья. На лице Ремуса застыло выражение тихой паники, что при любых других обстоятельствах выглядело бы крайне забавно. Он вцепился в пакеты с покупками, будто хотел спрятаться за ними, притворившись, что его здесь нет. Северус вновь надел свою маску. Спина прямая и напряженная, а лицо бесстрастное. И только побелевшие костяшки пальцев, с силой сжимавших сверток, говорили Гарри о том, что зельевар встревожен. Вся поза Сириуса выражала готовность напасть, и Гарри понимал: это лишь вопрос времени, когда он совершит опрометчивый поступок – а если не он, то кто-то другой – и потом пожалеет об этом. – Снейп, о чем ты говоришь? – прорычал Блэк, будто находясь в обличии Бродяги. – Что здесь, мать твою, происходит? Намеренно игнорируя присутствие Сириуса, что, по мнению Гарри, должно было вывести его крестного из себя, Снейп притворно спокойным тоном сказал Дамблдору: – Альбус, могли бы предупредить. – Будучи крестным Гарри, Сириус заслуживает того, чтобы все узнать из первых рук, а не из статьи в «Ежедневном пророке», где, в лучшем случае, напишут полуправду, – улыбнулся Дамблдор. Таким взбешенным Гарри видел крестного лишь один раз, в их первую встречу, когда Сириус поймал Хвоста. Блэк угрожающе шагнул в сторону Северуса. – Что узнал? Снейп бросил высокомерный взгляд на Блэка. – Я-то думал, ты все услышал с первого раза. Или у тебя в одно черное ухо влетело, а из другого вылетело? Ухмылка Северуса заставила анимага издать утробное рычание. Гарри подавил вздох. Похоже, отец слишком перегибает палку, дразня крестного. – Просто ответь на вопрос, Снейп. Что я должен узнать? Ремус понемногу перемещался в центр кабинета. Гарри понял, что оборотень пытается занять удобную позицию, чтобы вмешаться, если противники вдруг решат вцепиться друг другу в глотки. Складывалось впечатление, что это может случиться в любой момент, потому что Северус ответил: – Конечно. Тебе следует знать, что Гарри – мой сын. Сириус вновь сделал шаг к Снейпу, так что и Ремусу тоже пришлось подойти к ним ближе. – Лживый ублюдок! Джеймс – отец Гарри. Поттер с мольбой посмотрел на Дамблдора, надеясь, что директор вмешается до того, как крестный убьет его отца, или наоборот. Альбус заметил его взгляд и подмигнул в ответ. По всей видимости, старый волшебник не собирался вмешиваться в ситуацию. Гарри подумал, что удивляться не стоило. Директор точно знал, что они вернутся через камин в его кабинете, и, скорее всего, сам все подстроил. Все еще сжимая сверток в пальцах, Северус скрестил руки на груди. – Вот именно. Сириус быстро преодолел разделявшее их расстояние, оказавшись в футе от Снейпа, и прорычал ему прямо в лицо: – И что это означает, скользкий ты упырь?! Зельевар удивленно посмотрел на него. – Я просто согласился с тобой. Оставив ошеломленного Блэка стоять на месте, Северус подошел к столу директора и, осторожно положив сверток, склонился над Альбусом. – Мне никогда не нравилось ваше вмешательство в мою жизнь, Альбус, но сейчас… Ему не удалось договорить – Сириус пришел в себя быстрее, чем можно было предположить, и подскочил к Северусу. Ни Гарри, ни Ремус не успели ничего сделать, как Блэк схватил зельевара за плечо, развернул его и заехал ему кулаком в челюсть. Ремус и Гарри побросали пакеты на пол – к счастью, ничего не разбилось – и кинулись, было, на выручку, но остановились, неуверенные, что предпринять. Директор же быстро поднялся с места, и в тот же момент Северус упал на его стол. Снейп вытер потекшую по подбородку кровь из разбитой губы. Редко кому удавалось застать его врасплох. Он медленно встал, немного пошатываясь. Сириус еще раз сжал кулак с окровавленными костяшками. – Не знаю, что ты сделал Лили и Джеймсу, Снейп, но иного ты не заслужил. Северус коротко и горько рассмеялся. – Наверное, ты прав, Блэк, впервые в своей никчемной жизни. Гарри, Ремус и Сириус изумленно уставились на него, но причины их удивления были разными. Северус несколько мгновений подвигал челюстью, проверяя, нет ли переломов. Решив, что все будет нормально, стоит лишь нанести заживляющую мазь из его запасов, зельевар сложил руки на груди и сердито глянул на Блэка. – Но ты ошибаешься в причине, по которой я это заслужил. Сириус вновь замахнулся, но Ремус перехватил его за запястье, не давая ударить. Блэк скинул его руку и хмуро посмотрел на оборотня. А Люпин отступил назад – столько в этом взгляде было угрозы. Анимаг повернулся к Северусу, но руки держал при себе. Хотя голос сочился ядом: – Ты не считаешь, что заслужил это и намного хуже за изнасилование Лили? Сукин ты сын! Дамблдор как бы между прочим убрал свой стул в сторону от разворачивающихся боевых действий и вновь уселся с нечитаемым выражением лица. Услышав обвинение Сириуса, Ремус вздрогнул, а Гарри охнул и сделал шаг к крестному. Он положил руку Блэку на плечо и заговорил в первый раз, как вышел из камина. Взгляд Сириуса немного смягчился, когда он посмотрел на крестника. – Сириус, все совсем не так. Если бы ты… – Гарри, не утруждай себя, – перебил его Северус, и Блэк сердито глянул на зельевара. Поттер сильнее сжал плечо крестного и тоже повернулся к отцу. – Но, патер, он… Сириус вновь вышел из себя и, в негодовании развернувшись к Гарри, резко вырвал руку из его захвата. Тому пришлось отступить назад. Гриффиндорец сжался под натиском своего разъяренного крестного, он был просто ошеломлен выплеснувшейся на него волной гнева. – «Патер»?! – выплюнул Сириус. – Гарри, только не говори, что ты принял его! Неужели ты поверил этой лжи?! Ради всего святого, он же ублюдочный Упивающийся… Позади Блэка раздалось тихое «Stupefy». Анимаг застыл на полуслове и покачнулся. Гарри подхватил его, не дав упасть, и опустил на стул, любезно сотворенный директором. Надежно устроив Сириуса, Гарри поднял взгляд и увидел, что Северус все еще направляет палочку на Блэка. Зельвевар подошел к Сириусу, мягко отстранив сына с пути. Гарри отошел к Ремусу, отметив его довольно бледный и болезненный вид. Но в данный момент его больше занимало другое. Северус склонился над застывшим Сириусом, глядя прямо в неподвижные глаза. – Если ты еще хоть раз осмелишься вести себя так с моим сыном, то лучше позаботься, чтобы я никогда об этом не узнал. Иначе будешь проклинать тот день, когда твой никчемный отец встретил твою мать, – озвучив угрозу, он выпрямился. Не опуская палочку, продолжил. – Надеюсь, твой слух чудесным образом улучшился, Блэк, потому что дважды повторять не буду. Я не насиловал Лили, – Снейп слегка согнулся в пояснице, приближая свое лицо к лицу анимага. – И знаешь, почему? – почти прошипел он. – Потому что это было бы инцестом. Он дождался, когда глаза Сириуса округлятся от удивления, и выпрямился. Теперь в его голосе слышалось заметное удовлетворение: – Да, Блэк, все верно. Лили была моей сестрой. Со своего места Гарри не мог видеть выражения глаз крестного. И, судя по лицам Ремуса и Дамблдора, – они тоже. Потому оба мага смотрели на Северуса в попытках уяснить суть происходящего. Зельевар начал постукивать кончиком палочки по ладони. – Теперь ты пытаешься понять, как я могу быть отцом Гарри, если никогда в этом смысле не прикасался к Лили. Реши ты использовать то жалкое подобие мозгов, какими тебя наградили боги, ты бы понял, что Лили была тетей Гарри, а вовсе не матерью. Поттер хотел вмешаться, он не мог позволить отцу продолжать вести себя подобным образом. Однако Ремус разгадал его замысел и остановил гриффиндорца, положив ему руку на плечо. Гарри вопросительно глянул на оборотня, но тот лишь покачал головой и вновь обратил взор на Северуса и Сириуса. Блэк явно пытался скинуть сдерживающие его чары. Ему даже удалось процедить: – Грязный ублюдок! Что ты сделал с семьей Джеймса? Северус взмахнул палочкой, обновляя заклинание. Складывалось впечатление, что его ничуть не задели слова Сириуса, но Гарри заметил, с какой силой он сжимает палочку дрожащей рукой. Однако зельевар сумел спокойно произнести: – Ты сильнее, чем я думал, Блэк, – он замолчал и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем продолжить. Но привычный самоконтроль начинал изменять Снейпу – наклонившись вперед и заглядывая в лицо Сириусу, он прорычал: – Именно я был семьей Джеймса, псина шелудивая! Обручальное кольцо на цепочке выскользнуло из-под мантии зельевара и теперь болталось прямо перед глазами Блэка. Северус заметил направление взгляда анимага и повернул кольцо так, чтобы Сириус мог прочесть надпись на внутренней стороне. Но даже видя, как изумленно распахнулись глаза Блэка, Снейп не испытывал никакого удовлетворения, а только бесконечную усталость. Он выпрямился и убрал кольцо под мантию. – Да, Блэк. Джеймс был моим мужем. Гарри – наш сын. Лили покрывала нас лишь потому, что была моей сестрой, – отвернувшись от Сириуса, он обратился к директору: – Альбус, если это все… Он не стал дожидаться ответа, а подхватив сверток со стола, с гордым видом вышел из кабинета. Ремус и Дамбдор в немом удивлении смотрели ему вслед. Взгляд Гарри метался между дверным проемом, в котором скрылся его отец, и крестным. Сириус все так же сидел на стуле, замерев в неловкой одеревенелой позе, и Поттер не сразу сообразил, что дело было в неснятом заклинании отца. Он перевел взгляд на дверь, пытаясь понять, что только что произошло, и начал мысленно загибать пальцы. Они вернулись с Диагон-аллеи, обсуждая, какую фамилию теперь следует взять гриффиндорцу. Отец обмолвился крестному о том, кто настоящие родители Гарри, и намеренно игнорировал Сириуса, вызывая у того еще большие вспышки гнева. Потом прямо рассказал ему правду. Сириус ударил Северуса. Тот, по какой-то непонятной причине, посчитал, что заслужил это. Анимаг выдвинул то же обвинение, что и Гарри в свое время. Гриффиндорец хотел было ему все объяснить, но Сириус переключился на него. Северус вмешался, бросив заклятием в Блэка за то, что тот посмел накричать на его сына. Он сообщил своему в буквальном смысле невольному слушателю, что Лили была его сестрой и всего лишь тетей Гарри. Сириус собрался с силами, пытаясь скинуть чары, но смог только обрести небольшой контроль над лицевыми мышцами, чтобы обвинить Северуса в манипуляциях с семьей Джеймса, потом… Гарри понял, что воображаемые пальцы закончились, но в случившемся он до конца не разобрался, если не считать того, что Сириусу довольно бесцеремонно бросили в лицо правду о его крестнике. Миндальничать с Блэком никто не стал. Северус выложил голые факты связанному магическими путами анимагу и ушел, оставляя сына, друга и директора разбираться с реакцией Сириуса. Поттер отвел взгляд от двери и вновь сосредоточил внимание на крестном, который мог лишь гневно водить глазами из стороны в сторону. Гарри посмотрел на Дамбдлора. Директор выдержал его взгляд и, прочтя там полуобвинение-полувопрос, пояснил: – Это необходимо было сделать. Ничего не ответив, гриффиндорец снова перевел взгляд на Блэка, попутно отметив, как Ремус отошел от двери и тоже переключил свое внимание на анимага. Дамблдор взмахнул палочкой и снял чары с Сириуса. Тело анимага тотчас приняло расслабленную позу, но больше никаких признаков движения Блэк не проявлял. Наконец, он пошевелился, сел прямо и взглянул на директора. – Альбус, вы для этого меня вызвали? Тот кивнул. – Да, я подумал, что ты… – Лучше не стоило. И Гарри, и Ремус вздрогнули. Сириус поднялся. – Если я больше вам не нужен, то я пойду. Дамблдор грустно покачал головой. – Если таково твое желание… Блэк коротко кивнул. – Только попрошу тебя через неделю появиться. Думаю, у меня как раз будет, что с тобой обсудить. Сириус вновь кивнул и обернулся к Поттеру. – Гарри, ты все равно мой крестник, и я все равно люблю тебя. Гриффиндорец слегка задрожал – он так волновался, что крестный отречется от него, когда узнает, кто его второй отец. – Спасибо, – прошептал он. Блэк крепко обнял Гарри. Затем, отстранившись, сказал: – Я тебе пришлю письмо совой. Поттер кивнул. Сириус еще раз переглянулся с директором и направился к двери. Ремус развернулся, провожая друга взглядом. Когда анимаг переступил порог, так и не удостоив того вниманием, оборотень позвал его: – Сириус? Тот замер на месте, но не обернулся. Гарри решил, что он уйдет молча. Ремус, очевидно, пришел к тому же выводу, так как на его лице начало проступать отчаяние. Но тут Блэк, слегка повернув голову, сказал: – Ремус, я пока не готов с тобой разговаривать, – и скрылся из виду. Люпин воспрял было духом, когда Сириус заговорил, но услышанные слова расстроили его еще больше. Глава 17. Древние боги из дальних земель Стремительно проносясь по коридорам, Северус думал о том, что не снял с анимага чары неподвижности. Будь на то воля зельевара, эта шавка навечно бы так и осталась. Снейп дышал тяжело, но причиной этому была отнюдь не быстрая ходьба, – на его памяти, такой гнев он испытывал только в ночь гибели Джеймса и Лили, почти четырнадцать лет назад. Снейп обещал себе, что ради Гарри попытается найти общий язык с Блэком. И потерпел полный крах. Преодолеть неприязнь и недоверие, испытываемые к Сириусу, оказалось просто невозможно. С самого первого дня в школе Блэк травил Северуса, решив, наверное, что, будучи гриффиндорцем, должен иметь врага со Слизерина. Об этом говорили все проделки, которые он с друзьями устраивал над Северусом, – настолько они были пропитаны злобой. Продолжайся все так и дальше, Северус без труда мог бы игнорировать их. Но случай с Визжащей хижиной… «Шутка», придуманная Блэком едва не привела к гибели Снейпа. Если бы не Джеймс, Северус вряд ли пережил бы ту ночь, и вина за его смерть легла бы на Ремуса. Сириус даже не задумался о возможных последствиях своей проделки, в результате которой один из лучших его друзей, так и не успев окончить школу, мог бы оказаться в Азкабане. Годы спустя Северус научился сдерживаться, когда речь заходила о Блэке, но только ради Джеймса и Лили. Если со временем его отношения с Ремусом заметно потеплели, то с Сириусом ни о чем подобном он и не думал, не взирая на то, что тот был лучшим другом Джеймса. Джеймс всегда любил Блэка, как брата, но так и не смог решиться рассказать, что он гей. Однажды, когда Джеймс собрался было с духом, чтобы признаться Сириусу в своих сексуальных предпочтениях, Блэк по глупости отпустил унизительное замечание в адрес гомосексуалистов, и Джеймс тут же пошел на попятный. После этого он отдалился от Сириуса, но тот ничего не заметил. Анимаг не ощущал стены, вставшей между ними. Северус видел, как больно было Джеймсу обманывать лучшего друга, и, по его мнению, виноват в этом был лишь Сириус, что еще больше приводило Снейпа в ярость. Но он всегда мирился с присутствием Блэка в жизни мужа, потому что Джеймс, не смотря ни на что, любил его, как брата. А потом случилось то, что Северус никогда не смог простить. Джеймс и Лили выбрали Сириуса Хранителем тайны, и зельевар уступил, решив довериться мнению мужа о своем друге. Он в жизни ни о чем так не сожалел, как о том решении. Прибыв в Годрикову Лощину в тот страшный Хэллоуин, Северус обнаружил, что ничего не осталось, и поклялся при первой же встрече убить псину. Как же ему хотелось придушить Блэка собственными руками! Изрядно запыхавшись от быстрой ходьбы, Северус остановился возле оконного проема. Уперев руки в холодный камень, он напрасно надеялся остудить жгучую ярость. Даже несмотря на то, что спустя столько лет непричастность Сириуса к гибели Джеймса и Лили была доказана, Северус не смог простить его. И не важно, что Блэк не напрямую их предал, а лишь убедил вместо себя взять Хранителем Петтигрю. В глазах зельевара, Сириус был столь же виновен, как если бы он сам направил на них палочку со смертельным проклятьем. Как можно ожидать, что Северус простит Блэка, если он сам не мог себя простить? Это было выше его понимания. Холодный разум убеждал Северуса, что он несправедлив, но доводы рассудка ему были безразличны. Джеймс, Лили и Гарри значили все для него, и одним махом Судьба и Сириус Блэк решили отобрать их у него. И будто специально, чтобы еще сильнее разбередить мучительную рану, анимаг занял в жизни Гарри место, по праву принадлежащее Северусу, стоило только гриффиндорцу узнать, что Блэк не был Хранителем тайны. Беглый узник стал единственной заменой отцу для Гарри. В течение четвертого года обучения тот общался с Сириусом и обращался к нему за советом, и это каждый раз вызывало у Снейпа приступы жгучей ненависти. Но еще более изощренным испытанием было видеть, как после Тремудрого турнира его собственного ребенка утешает огромная грязная псина, устроившаяся прямо на больничной кровати, и знать, что это псина на самом деле Блэк… Пальцы непроизвольно сжались в кулак. Снейп полагал, что испытает громадное удовольствие, когда носом ткнет Сириуса в то, что Гарри – именно его сын. Но добился лишь того, что вновь ожили гнев и сожаление, которым лучше было оставаться запертыми внутри навечно. Зельевар увидел, как вдали по зеленому лугу бежит прочь от замка большая черная собака. И мрачно улыбнулся. По крайней мере, в ближайшее время вновь иметь дело с Сириусом ему не придется. Теперь, когда Блэк все знает, Северус намеревался держаться от него как можно дальше. Будь это в его силах, он бы даже запретил сыну видеться с анимагом. Но понимал, что не может, ведь как бы ни была сильна ненависть к Блэку, тот все равно оставался крестным Гарри, и так хотел Джеймс. Единственным утешением для Северуса была возможность самому избегать встреч с ним. В потайном кармане мантии слегка шевельнулся тщательно упакованный и уложенный вплотную к груди сверток, и Снейп успокаивающе погладил его. Кажется, чары развеялись. И снова виноват проклятый Блэк. Теперь Северусу придется искать сына, несмотря на то, что тому следовало находиться рядом. ><><>< – Гарри, что ты здесь делаешь? Гриффиндорец поднял голову и увидел отца, осторожно направляющегося к низкой стене, опоясывающей верхушку башни, на которой Северус, наконец, нашел его. Гари устроился в одной из бойниц, уперевшись коленями в каменную кладку, а спиной в противоположную стену. – Думаю, – пожал плечами он. – Что такого особенного в этом месте, что ты решил думать именно здесь? – спросил Снейп, переместившись от стены ровно в центр площадки. Поттер удивленно посмотрел на него, а потом его осенило. – Вы не любите высоту. Северус, казалось, еще больше выпрямил и без того напряженную спину. – Я ничего не имею против возвышенностей, – сказал он, и его плечи едва заметно поникли, – при условии, что я нахожусь в центре. А сейчас будет лучше, если ты покинешь это ужасно ненадежное место и подойдешь сюда. Хочу тебе кое-что показать. Северус указал на небольшую шкатулку искусной работы, парящую в воздухе позади него. Гарри только сейчас ее заметил. Он спрыгнул со стены и подошел к отцу. – Что это? – То, что мне посчастливилось приобрести на Ноктюрн-аллее, – взмахом палочки зельевар заставил шкатулку подлететь ближе к себе и с легким щелчком открыл крышку, но разглядеть ее содержимое Гарри не мог. – Надеюсь, ты еще не разучился говорить. Поттер подумал, что странно от отца слышать подобное замечание. Даже прозвучало оно… необычно. И только увидев, что Северус вынул из шкатулки, он понял, что отец говорил не на английском. – Вы тоже змееуст! – воскликнул он. В руках Снейпа свернулись две змеи, которые, казалось, были слишком велики, чтобы уместиться в коробочке размером в два кулака Гарри. По крайней мере, сначала гриффиндорец подумал, что это змеи. Но это оказались самые необычные существа, которых ему доводилось видеть: длиной примерно в два с половиной фута, их головы и верхнюю треть тела покрывали яркие перья, у одной – синих и фиолетовых оттенков, у другой – красных и золотистых. Но самым необычным было то, что прямо из центра оперенья росли два крыла. Силой мысли заставив шкатулку испариться, Северус повернулся к сыну и одарил его саркастичным взглядом. – И откуда, по-твоему, у тебя этот дар? – Ну… Дамблдор сказал, что Волдеморт передал мне некоторые свои способности, – Гарри всячески пытался скосить глаза в тщетной попытке увидеть собственный рот. Слова выходили набором свистящих и шипящих звуков, и Поттер сообразил, что неосознанно говорит на серпентарго. Ничуть не обеспокоенный этим замечанием, Северус фыркнул. – И ты это проглотил? Гарри парировал, защищаясь: – Но я же не знал, кто мой отец. Зельевар на мгновение замолчал, потом ответил: – Туше. Фиолетово-синяя змея подняла голову и заговорила явно женским голосом, периодически показывая язык. – Оч-ч-шень интерес-с-сно, Северус-с-с, но… Гриффиндорец едва сдержался, чтобы не захихикать: его отца только что отчитала змея. Северус пристально посмотрел на животное, устроившееся на его левой руке. – Я уже собирался представить тебя, несносная ты рептилия. Вновь показался розовый язык, и, умей змеи улыбаться, Гарри готов был поклясться, что она ухмылялась. Снейп сердито глянул на змею и повернулся к сыну. – Гарри, хочу тебя познакомить с Сейсу, – он поднял левую руку с фиолетово-синей змеей, и та по-царски кивнула гриффиндорцу, – и с Сейкуном, – Северус поднял правую руку. – Если согласишься, Сейкун будет твоим фамильяром. Красно-золотистый змей, чье имя было, очевидно, Сейкун, покинул руку зельевара, на которой до этого лежал, обмотав хвостом, и поднялся в воздух. И, едва заметно шевеля крыльями, переместился к Гарри. Поттер посмотрел в серебристые глаза змея. На мгновение мир вокруг него закружился, а когда все пришло в норму, то гриффиндорцу показалось что что-то неуловимо изменилось. И Гарри не мог понять, что именно. И будто зачарованный в благоговейном изумлении он протянул руку и позволил животному устроиться на своем запястье. – Приятно познакомиться, – пробормотал он. Змей поднял голову, заглядывая в глаза Гарри. Он высунул язык и почти коснулся лица Поттера, будто пробуя его на вкус, а потом отстранился. – Вз-с-саимно, – прошипел змей, вновь взлетел и обвился вокруг шеи гриффиндорца. Гарри повернулся к отцу, наблюдавшему, как он общается со змеей. Увидев, что сын вновь обратил внимание на него, Северус заговорил: – Сейсу и Сейкун – кетцалькоатли. – Разве Кетцалькоатль* не бог у ацтеков? – перебил его Гарри. Снейп одобрительно кивнул. – Да, это крылатый змей. Кетцалькоатли родом из Центральной Америки и обладают многими удивительными магическими свойствами, и я хочу, чтобы ты постепенно открывал их для себя, когда начнешь узнавать Сейкуна ближе. Гриффиндорец подавил вздох. Наступил ли такое время, когда отец перестанет пытаться учить его чему-то? Зельевар усмехнулся и продолжил: – Но есть еще кое-что, что делает Сейсу и Сейкуна еще более уникальными: они – близнецы, вылупились из одного яйца. Увидев, что Гарри никак не отреагировал на это замечание, Северус с трудом сдержал вздох. – Когда два кетцалькоатля вылупляются из одного яйца, они телепатически связаны. Эти две змеи могут мысленно общаться на любом расстоянии. Еще не найдено заклинания, чтобы блокировать подобную связь. Данный феномен чрезвычайно редкий, но высоко не ценится, – зельевар замолчал и провел пальцем по перьям Сейсу. Змея подалась навстречу ласке и прикрыла глаза от удовольствия. Поттер нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Он уже хотел спросить, почему это явление не вызывает интереса, но тут ответ сам пришел в голову. Все было очень просто. – Потому что так мало змееустов? – решил он подтвердить свою теорию. Снейп продолжал гладить Сейсу. – Да. Даже если бы говорящих со змеями было больше, это мало что изменило бы. Зачастую люди, наделенные этой способностью, не испытывают желания поддерживать с кем-либо тесную связь, – он фыркнул. – Например, Волдеморт. Гарри с пониманием посмотрел на отца. – Но мы можем воспользоваться способностями Сейсу и Сейкуна. Северус усмехнулся. – Точно. Отныне каждый раз, когда ты покидаешь земли Хогвартса, Сейкун будет с тобой. Так, чтобы с тобой ни случилось, Сейкун сможет мысленно сообщить Сейсу, а она скажет мне. Обе змеи подняли головы и согласно закивали. Гриффиндорцу показалось очень странным то, что рептилии были так решительно настроены защищать его, едва с ним познакомившись. На мгновение он задумался, вспоминая, как закружилась голова, когда Сейкун посмотрел ему в глаза. – Патер, – задумчиво сказал Гарри, – вы говорили, что кетцалькоатли обладают многими интересными магическими способностями. Северус кивнул, и Поттер продолжил: – А нет ли в их числе умения связывать себя узами с хозяином? Зельевар улыбнулся. – Конечно. Уверен, ты почувствовал, как Сейкун установил с тобой связь. Захватывающее ощущение, правда? Гарри на мгновенье задумался, потом решительно кивнул. – Я согласен всюду брать с собой Сейкуна при одном условии. Северус с негодованием посмотрел на сына. – Что? Никаких условий, Гарри! Ты будешь… Поттер перебил отца, не успевшего поставить ультиматум. – Я буду брать с собой Сейкуна, если вы всегда будете брать с собой Сейсу. Снейп собрался было ответить, но его опередила Сейсу. Она подняла голову и потянулась к Гарри. – Обяз-с-сательно, – прошипела змея. Северус сердито глянул на фамильяра. Гриффиндорец рассмеялся, а Сейкун довольно зашипел у него на шее. _________________ *Кетцалькоатль (дословно с ацтекского языка науатль означает «пернатый змей») – имя божества древней Америки, один из главных богов ацтекского пантеона и пантеонов других цивилизаций Центральной Америки, а также имя исторической личности. Глава 18. Я знаю то, чего не знаете вы После долгого летнего затишья коридоры Хогвартса вновь ожили. Стоя на верхних ступенях лестницы, Гарри разглядывал море черных мантий, затопившее холл, и разнообразие причесок на головах возвратившихся студентов. Гриффиндорец искал взглядом обладателей двух конкретных шевелюр: огненно-рыжей и каштановой. Но их видно не было. Казалось, уже все пятикурсники миновали главный вход замка. Он видел, как вприпрыжку внеслись Дин и Симус, почти сразу после них вошел Невилл. Джастин и его лучший друг Эрни Макмиллан торопливо пересекли холл, за ними появились Сьюзен Боунс и Ханна Эббот. Два райвенкловца: Терри Бут и Мэнди Броклхест – и другие, не знакомые Гарри, ребята – снимали верхние мантии. Поттер даже заметил, как с важным видом вошел Малфой в сопровождении двух своих амбалов – Крэба и Гойла. Но ни Рон, ни Гермиона не показывались. И Гарри, кажется, готов был лопнуть от нетерпения. Обвивший его шею Сейкун поднял голову и пощекотал языком ухо Поттера. – Чего ты ждеш-ш-шь? Гарри вздохнул и вновь переступил с ноги на ногу. – Рон и Гермиона еще не пришли. В этот миг в толпе показалась рыжая макушка, которую Поттер так долго высматривал, и ее обладатель начал энергично махать рукой. – Эй, Гарри! Гарри привстал на цыпочки, а потом сбежал вниз по лестнице. Не удержав равновесия на плече гриффиндорца, Сейкун раздраженно зашипел и поднялся воздух, полетев за ним. Проталкиваясь сквозь толпу студентов, Поттер поспешил к другу. – Рон! Гермиона! Как доехали? Уизли усмехнулся. – Малфой никак не мог понять, куда ты подевался. Это надо было видеть! Гермиона толкнула Рона локтем в ребра и обеспокоено посмотрела на Гарри. – А как ты? Как ты… ты… – она взвизгнула и отпрыгнула в сторону, зажав ладонями рот. Рон вопросительно посмотрел на подругу, а затем, проследив направление ее взгляда, побледнел и застыл на месте. Гарри удивленно посмотрел на друзей. – Что? Что случилось? Рон молча поднял руку и указал на что-то позади Поттера. Тот повернул голову. Прямо за плечом Гарри, широко расправив крылья и взъерошив перьевой «воротник», с раскрытой пастью и выпущенными клыками в воздухе завис Сейкун. Он шипел на хозяина, но серебристые глаза пристально смотрели на его друзей. Не отводя взгляда от Гермионы и Рона, змей вновь сердито зашипел, но теперь его шипение складывалось в понятные Гарри слова. – Ты скинул меня, – обвинил он гриффиндорца. Поттер зарделся – он все еще не привык к постоянному спутнику в виде змеи. – Прости, – пробормотал он на серпентарго. Сейкун кинул быстрый взгляд на Гарри, потом вновь повернулся к Рону и Гермионе. Подлетев ближе, змей снова обвился вокруг шеи Гарри и высунул язык на всю длину, пробуя воздух на вкус. – Кто они? Гриффиндорец повернулся к друзьям. Гермиона заметно успокоилась, когда Гарри начал разговаривать со змеей, а Рон вроде бы передумал впадать в истерику, хотя и оставался еще довольно бледным. Гарри закатил глаза. – Вы серьезно испугались Сейкуна? – насмешливо спросил он. Гермиона вспыхнула. – Последняя змея, которую я видела, превратила меня в статую. Поэтому, думаю, я имею право их опасаться. – Ага. Кроме того, Гарри, летающую змею не каждый день увидишь, – вмешался Рон. Поттер почесал Сейкуна между крыльями. – Сейкун – кетцалькоатль. Гермиона навострила уши. – Правда? Никогда их не видела. Откуда она у тебя? – Его мне подарили, – с ударением на первом слове ответил Гарри и быстро оглянулся по сторонам. – Патер купил его и Сейсу на Ноктюрн-аллее. В холле стоял такой шум, что, к счастью, на его слова никто посторонний внимания не обратил. – «Сейсу»? – переспросил Рон. – «Патер»? – выхватила обращение Гермиона. Поттер решил проигнорировать ее вопрос и ответить Рону. – Сейсу – сестра-близнец Сейкуна. Он – мой фамильяр, а Сейсу – патера. – «Патера»? – более настойчиво переспросила гриффиндорка, и теперь даже Рон выжидающе смотрел на него. Гарри подавил желание закатить глаза. Друзья знали, кого он имел в виду. Несмотря на гул голосов вокруг, Поттер заговорил тише: – Моего отца, – и усмехнулся, – он тоже змееуст. Гермиона понимающе кивнула, будто ничего другого не ожидала услышать. Она шагнула ближе к Гарри и тоже понизила голос: – Как у вас дела? Поттер нахмурился, с тех пор как Сириус обо всем узнал, и без того сложная ситуация с его родными стала совсем запутанной, и мальчик изо всех сил старался о ней не думать. – До недавнего времени все было хорошо. Рон, наклонившись ближе к Гарри и Гермионе, спросил: – А что случилось? Гарри многозначительно посмотрел на друзей. – Бродяга узнал о том самом, и не очень приятным образом. Уизли охнул, а на лице Грейнджер появилось озабоченное выражение. – Вот именно, – ответил Гарри. Рон переступил с ноги на ногу. – Но… что конкретно произошло? – Патер вроде как вышел из камина со словами, что я – его сын. Гермиона и Рон озадаченно переглянулись. Гарри вздохнул и, прижимая Сейкуна к груди, начал подробно рассказывать, как Сириус все узнал. Рон фыркнул, когда Поттер дошел до места, где Сириус ударил Северуса, но стоило Гермионе смерить Уизли сердитым взглядом, как усмешка тотчас сползла с его лица. Рассказ уже подходил к концу, когда вдруг Гарри ойкнул, подпрыгнув на месте. Сейкуну надоело, что его игнорируют, и он слегка прикусил кожу Поттера зубами, чтобы привлечь внимание. – Гарри! Он тебя укусил! – воскликнула гриффиндорка. Рон хотел скинуть кетцалькоатля с Гарри, но у него не получилось. Сейкун перебрался на плечо Поттера и поднял голову. Он посмотрел на Рона и Гермиону, а потом повернулся к Гарри. – Это твои Рон и Гермиона, маленький лорд? Гарри поморщился, в очередной раз услышав обращение, которое для него выбрали Сейкун и Сейсу. Отец рассмеялся, когда узнал. Сейчас понимая, что переубеждать змея называть его по имени бесполезно, Поттер пропустил «лорда» мимо ушей и ответил: – Да, это Рон и Гермиона. Друзья испытующе смотрели на него. – Что ты только что сказал? – поинтересовался Рон. – Сейкун спросил, вы ли Рон и Гермиона, и я ему ответил. – Именно это ты сказал? – уточнил Уизли. – Ты назвал наши имена на серпентарго? – спросила Гермиона. Гарри кивнул. Терзаемая любопытством гриффиндорка спросила: – А как будет мое имя на серпентарго? Поттер издал серию шипящих звуков, которая для его двух друзей была совершенно непонятной. Гермиона тихо охнула. Гарри уже собирался что-то добавить, но Сейкун вдруг взвился и уставился куда-то за плечо гриффиндорца. – Темный хочш-ш-шет, чш-ш-ш-тобы мы ш-ш-шли, – прошипел он. Если Гарри был «маленьким лордом», то Северус – «темным». Поттер не мог понять, нравилось ли отцу имя, выбранное для него кетцалькоатлями, или нет. Но, тем не менее, он подозревал, что нравилось. Гарри обернулся. И только сейчас он сообразил, что коридор почти опустел – все студенты потянулись в Большой зал на Приветственный пир. У основания лестницы, с которой ранее сбежал гриффиндорец, стоял профессор Снейп, а на его шее, хорошенько приглядевшись, можно было различить Сейсу, скрытую под темными волосами. Северус пристально смотрел на сына и его друзей. – Что с твоим змеем? – голос Рона вернул внимание Гарри к ребятам. – Сейсу сказала ему: патер хочет, чтобы мы уже шли в Большой зал. Гермиона и Рон удивленно моргнули. А Поттер последовал за еще не успевшими войти в зал последними студентами и, предвосхищая следующий вопрос, продолжил объяснять: – Сейкун и Сейсу телепатически связаны, потому что они – близнецы. Они могут общаться на любом расстоянии. Думаю, профессор Снейп, – он сознательно старался называть так отца, по крайней мере, во время занятий, – попросил Сейсу сказать Сейкуну, чтобы я двигался. Гермиона понимающе кивнула, Рон тоже кивнул, делая вид, что понял, хотя было очевидно: уяснил он лишь половину из только что сказанного Гарри. Но тот друга не винил – ему самому пришлось долго укладывать в голове эти факты. Поттер нарочно выбрал ту сторону гриффиндорского стола, которая позволяла сидеть спиной к остальным студентам, уставившись в стену. Он решительно был не в настроении отражать через весь Большой зал исполненные неприязни взгляды Драко Малфоя. Гермиона и Рон устроились напротив, а Сейкун осторожно свернулся на коленях Поттера. Рядом с Роном сидели Дин и Симус, и именно их разговор привлек внимание Гарри к профессору, медленно идущему вдоль стены мимо стола Гриффиндора. – Еще один год с сальноволосым гадом на Зельях, – сказал Дин, и Гарри нахмурился. Но все, естественно, решили, что его мрачность вызвана мыслями о подобной перспективе. – Я надеялся, что летом он отравится одним из своих дурацких зелий, – печалился Симус. Гарри еще больше помрачнел, провожая взглядом проходящего мимо отца. Северус не удостоил даже беглым взглядом ни его, ни гриффиндорцев в целом. Когда зельевар поднял руку, чтобы отвести с лица прядь волос, гриффиндорец заметил кончик хвоста Сейсу. Но не только это привлекло его внимание, и сейчас Гарри желал только одного, чтобы остальные ничего не заметили. Однако его надежды оказались напрасны. Позади Гермионы охнула Парвати, и Гарри понял, что не он один оказался таким наблюдательным. – У него на пальце обручальное кольцо! – громко прошептала Парвати, подтверждая опасения Поттера. К счастью, Северус ничего не услышал. Напротив Гарри Фред Уизли поднял голову. – У кого? – У профессора Снейпа, – ответила Лаванда Браун, и половина учеников повернулись, чтобы самим убедиться. Конечно же, именно в этот момент зельевар опустил руку, и серебряное кольцо заблестело в свете парящих в воздухе свечей. Гермиона и Рон искоса глянули на Гарри. Тот пожал плечами. Он понятия не имел, почему отец только сейчас надел перстень. И тут все принялись строить догадки. – То есть кто-то на самом деле решился вступить в брак с сальноволосым ублюдком? – поинтересовался Джордж. – Только сумасшедший пойдет на такое… – возразил Симус. – Или совсем отчаявшийся, – добавил Дин. Как всегда романтично настроенная, Джинни сказала: – Я не знала, что у него была любимая девушка. Рон хмыкнул, и Гарри пихнул его локтем в бок. Через несколько мест от них сверкнула вспышка фотоаппарата Колина Криви, и Поттер застонал. Тут вмешался Фред: – Наверное, это брак по договоренности, и у бедной ведьмы не было выбора. И дальше в том же духе. Гарри от некоторых нелепых предположений хотелось одновременно и рассмеяться, и наложить проклятье на сокурсников за оскорбление обоих его родителей. Гермиона бросала на всех сердитые взгляды, но это никого не удивляло: она всегда осуждала отрицательные высказывания в адрес учителей. Сидящий по другую сторону от Гарри Рон вел себя необычайно тихо. И Поттер был искренне благодарен друзьям за молчаливую поддержку. К счастью, бурное обсуждение предполагаемой личной жизни профессора Зелий прекратилось, как только распахнулись большие двери зала, впуская робких первокурсников, и началась Сортировка. Когда распределение закончилось, и табурет с Сортировочной шляпой унесли, гриффиндорцы, сидящие возле Гарри, переключились на другие темы, и унизительные высказывания в адрес его отца иссякли сами собой. ><><>< Северус, переплетя пальцы рук, сидел в кресле за своим рабочим столом. После Приветственного пира он надеялся провести последний вечер перед занятиями в тишине. Но ему не повезло. – Минерва, – обратился он к… гостье – за неимением лучшего определения, – мы оба понимаем, что это не визит вежливости. Будь добра перейти к сути, хорошо? – «тонко» намекнул он. Профессор МакГонагалл, глава факультета Гриффиндор, стояла посреди кабинета. А зельевар и не потрудился предложить ей кресло. – Как всегда, бестактен, да, Северус? – резко ответила она. Снейп лишь посмотрел на нее поверх пальцев. В корзине на краю стола зашевелилась Сейсу. Минерва, никогда не любившая змей, кинула в ее сторону настороженный взгляд. Сейсу неторопливо поползла на другой конец стола. Северус, не в силах сдержать усмешку, прикрыл рот ладонью. – Тебе, так же как и мне, ясно, что соперничество между нашими факультетами выходит из-под контроля. – Неужели? – нараспев сказал Снейп. – И к чему ты об этом заговорила? Минерва поджала губы и сердито посмотрела на зельевара. – Сейчас самое время исправить сложившееся положение вещей. Мгновение Северус сидел неподвижно, потом убрал ладони ото рта и протянул: «Аа». Минерва подавила порыв упереть руки в бока, понимая, что так она с головой выдаст свою обиду. – Своим отношением к моим студентам ты усугубляешь ситуацию. Северус резко опустил руки на столешницу и хлопнул ладонями по деревянной поверхности. От внезапного удара Сейсу подняла голову. – А как насчет отношения других преподавателей к моим студентам? – угрожающе прошипел он. Ничуть не смущенная его тоном МакГонагалл парировала: – Ты не будешь отрицать, что на своих занятиях несправедливо донимаешь гриффиндорцев. Особенно нынешний пятый курс и мистера Поттера в частности. – А, – вновь протянул Северус и откинулся на спинку кресла, подавляя ухмылку. Сейсу опустила голову. – Минерва, думаю, в этом году ты сможешь убедиться, что я обращаюсь с твоими драгоценными гриффиндорцами и в частности с мистером… Поттером точно так же, как с собственными слизеринцами. МакГонагалл не сразу нашлась с ответом. Она не ожидала столь быстрой капитуляции со стороны Северуса, приготовившись к ссоре или, по крайней мере, к продуманным и взвешенным возражениям, но ничего подобного не произошло. Только она собралась с мыслями, как раздался громкий стук. Зельевар перевел взгляд с собеседницы на дверь, отчего и Минерва повернулась в ту же сторону. – Войдите, – Северус повысил голос ровно на столько, чтобы была слышно в коридоре. Дверь распахнулась, и в ее проеме появился Гарри с Сейкуном на плече. Он очень удивился, обнаружив, что, вопреки его ожиданиям, отец в кабинете не один. Северус слегка улыбнулся. – Не стой на пороге, – спокойно сказал он, – входи. Гарри вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Он переводил взгляд то на своего декана, то на отца, но заговорить не решался. Северус тоже хранил молчание. Первой нарушила тишину профессор МакГонагалл: – Мистер Поттер, вы что-то хотели? Гриффиндорец выглядел озадаченным. – Простите, профессор, что? Та раздраженно вздохнула. – Вы же меня искали, так? Гарри удивленно посмотрел на нее. – Эммм… Нет, профессор. Вообще-то я пришел к… – он замолчал на мгновение и глянул на отца. Снейп кивнул, давая разрешение продолжать. – Я пришел к отцу, – быстро закончил он. МакГонагалл изумленно распахнула глаза. – К отцу? – после долгого молчания переспросила она самым сдержанным тоном, на который сейчас была способна. Северус ухмыльнулся. – Да, Минерва, к отцу. Она медленно повернулась к сослуживцу. Усмешка зельевара стала еще шире, и он отчетливо произнес: – Ко мне. МакГонагалл широко распахнула глаза. Пытаясь осознать услышанное, она резко повернулась к Гарри, потом опять к Северусу. И еще раз переведя взгляд с одного на другого, она откашлялась и выдавила: – Что? – Разве Альбус тебе еще не сообщил? Я думал, ты будешь первой, кому он скажет, что Гарри – мой сын. Минерва решила сесть в кресло, которым пренебрегла ранее. – Но… как же Джеймс? У двери Гарри переступил с ноги на ногу. Сейкун зашипел на него, потом поднялся в воздух и, подлетев к столу, устроился в корзине Сейсу. Когда Северус вновь переплел пальцы, нельзя было не заметить обручальное кольцо. Он заметил, что взгляд Минервы переметнулся на украшение, и спросил: – А что Джеймс? – Он – не отец Гарри, – утвердительно произнесла она. – Разве я это сказал? – осведомился Снейп, и намеренно шевельнул пальцами так, чтобы на кольцо упал свет, и его яркий блеск не остался не замеченным МакГонагалл. – Джеймс такой же отец Гарри, как и я. И Северус, и Гарри видели, что смысл последних слов дошел до Минервы, вызвав потрясенный вздох. Повисла тишина. Зельевар пристально разглядывал гостью, а Гарри боком продвигался ближе к отцу. МакГонагалл вновь охнула и встала с кресла. – Наверное, я пойду и поговорю с Альбусом. Прошу извинить меня, Северус, мистер… эм… – не закончив предложение, она вышла. Поттер встревожено посмотрел ей вслед. Вид у его декана был действительно… Гарри даже слов подобрать не мог. Он повернулся к отцу. – Не волнуйся за нее, – усмехнулся Северус. – Просто для профессора МакГонагалл это известие стало несколько неожиданным. Уверяю тебя, к завтрашнему утру она уже придет в себя. Гарри кивнул и подошел к столу. Не дожидаясь разрешения, он сел в кресло, поближе к корзине с Сейкуном и присоединившейся к нему Сейсу. Гриффиндорец принялся задумчиво гладить обоих змей. Северус достал перо и банку чернил из ящика и принялся делать заметки на каком-то пергаменте. Не поднимая головы, он обратился к сыну: – Гарри, что ты хотел? Тот прекратил гладить фамильяров. – Хотел спросить, что будет с Сейкуном завтра. Снейп оторвался от своего занятия и, упершись запястьем в край стола, принялся вертеть перо в пальцах. – Ах, да, конечно. Он посмотрел на кетцалькоатлей, свернувшихся в один клубок в корзине, и намеренно перешел на серпентарго. – Я говорил о нем с Дамблдором, и он разрешил тебе брать Сейкуна с собой на занятия, если ты захочешь. В противном случае он может проводить время здесь с Сейсу. Обе змеи опустили головы на ободок корзины, внимательно слушая. Тоже переходя на серпентарго Гарри ответил: – Но что мне сказать сокурсникам? Большинство были напуганы, когда узнали, что я – змееуст. Сейкун расправил крылья. – Маленький лорд, с-с-скажешь им, что это не их дело, – прошипел он. – С-с-скажешь им, что мы их покус-с-саем, – решила добавить Сейсу. Гарри хмыкнул. – Но вы не очень-то сильно кусаетесь, – заметил он, вспомнив нелепую выходку Сейкуна ранее. Сейкун издал несколько шипящих звуков, означавших у змей смех, и сказал: – А они это знают? Северус рассмеялся. – Гарри, они правы. Но можешь говорить однокурсникам что угодно. И если их недовольство и жалобы станут слишком громкими, то я или Альбус сможем решить эту проблему. Так, – он макнул перо в чернила, – скоро отбой. Тебе уже следует возвращаться в спальню факультета, – и вновь вернулся к своим заметкам на пергаменте. Поттер поднялся, и Сейкун, несколько раз взмахнув крыльями, сел ему на плечо. Они попрощались с Сейсу, лениво смотревшую им вслед. У двери Гарри обернулся, но отец уже полностью погрузился в работу. – Спокойной ночи, патер. Гриффиндорец не был уверен, почудилось ему или нет, но, тихо прикрывая за собой дверь, он, казалось, услышал: – Спокойной ночи, Гарри. Глава 19. Вводный урок Зелий Проснувшись следующим утром, Гарри обнаружил, что Сейкун и Хэдвиг пристально смотрят друг на друга, устроившись по обеим сторонам от его подушки. Это молчаливое противостояние продолжалось уже третье утро подряд, так что Гарри начал к этому привыкать. Хэдвиг, прознав о появлении Сейкуна, решила предъявить свои права на Гарри. К несчастью, змей делал то же самое. Поттер пытался втолковать сове, что новый питомец не замена ей, но, кажется, она ему не верила. По крайней мере, она не доверяла Сейкуну. Что совсем неудивительно, учитывая поведение кетцалькоатля. Похоже, змей решил, что имеет большее право на привязанность Гарри. Гриффиндорец просил змея пересмотреть свое поведение, но Сейкун не воспринимал его слов всерьез. В итоге, Гарри решил оставить все как есть, показывая, что не собирается отказываться от Хэдвиг в пользу Сейкуна. Но подобные ежеутренние демонстрации уже начинали действовать на нервы. Окинув затуманенным взором обоих, он прошипел: – Почему нельзя было начать выяснение отношений попозже? Сейкун прервал битву взглядов с Хэдвиг, отчего та самодовольно взъерошила перья. Из пасти змея мельком показался язык, на что сова раздраженно ухнула. Кетцалькоатль посмотрел на Гарри. – Поз-с-с-днее некуда, маленький лорд. Поттер резко сел прямо, нащупывая очки. И действительно, схватив с тумбочки часы, он обнаружил, что у него всего двадцать минут на сборы перед первым уроком. К счастью, профессор Дамблдор несколько дней назад дал ему расписание, и Гарри не нужно было бежать в Большой зал за своим экземпляром. Хотя это означало, что ему придется пропустить завтрак. Но с этим ничего не поделаешь. Особенно учитывая, что первыми у него сдвоенные Зелья. Вряд ли отец снисходительно отнесется к его опозданию на первое занятие учебного года. Он выскочил из кровати, скидывая Хэдвиг и Сейкуна. Не обращая внимания на их возмущение, выхватил новую школьную мантию из сундука и поспешил в ванную. Пять минут спустя он вернулся спальню посвежевшим и умытым – пусть и в спешке. Вновь подскочив к сундуку, принялся рыться в его содержимом, разыскивая книги по Зельям и письменные принадлежности. Выудив нужное, кинул все в сумку, сунул ноги в ботинки и поднялся. – Давай, Сейкун, уже уходим, – Гарри почти выбежал из спальни, крикнув на ходу: – Хэдвиг, увидимся позже. ><><>< В класс он вошел за три минуты до начала урока. Остальные студенты уже расселись по местам, поэтому многие обернулись, чтоб взглянуть на едва не опоздавшего смельчака. Гарри, никогда не любивший быть в центре внимания, пожалел, что не взял мантию-невидимку. А когда однокурсники заметили Сейкуна, тем более. По дороге змей нагнал его и теперь обвил хвостом шею хозяина, а крыльями удерживал равновесие за его правым ухом. Все уставились на кетцалькоатля, и тот, прекрасно это понимая, нарочно красовался. Все мгновенно замолчали, и в полной тишине Гарри пробрался к месту, которое заняли для него Рон и Гермиона. Он надеялся, что профессор Снейп появится до того, как кто-то наберется смелости и отпустит замечание по поводу Сейкуна. Но, как и стоило ожидать, надежды эти не сбылись. – Завел нового зверька, Поттер? Гарри мысленно застонал. Конечно, именно Малфою больше всех надо. Но с другой стороны, лучше Драко, чем кто-то еще. По крайней мере, у него был богатый опыт пикировок со злобным слизеринцем. – Малфой, это не зверек, а фамильяр. Но очень сомневаюсь, что тебе известно, в чем разница. Гриффиндорцы рассмеялись, а слизеринцы, не исключая Драко, сердито посмотрели на Гарри. Малфой язвительно заметил: – Неважно. Он здесь, пока не придет профессор Снейп. Поттер уже собирался ответить, как распахнулась дверь, и в класс вошел Мастер зелий. Не глядя по сторонам, он направился к учительскому столу. Положив книги на столешницу, Северус повернулся, чтобы обратиться к студентам. Но не успел он рта открыть, как Драко поднял руку. – Мистер Малфой, полагаете, я хочу услышать то, что вы намереваетесь сообщить? Слизеринец опустил руку, слегка нахмурившись. Обычно декан разговаривал с ним в ином тоне. Но, с присущей ему самонадеянностью, он не придал этому особого значения и самодовольно продолжил: – Профессор, я подумал, вам следует знать, что Поттер принес в класс змею. Гриффиндорцы смерили его сердитыми взглядами, но не Гарри, который был уверен в ответе отца и действительно не разочаровался. Северус как бы ненароком заправил прядь за ухо, и всем стала видна обвившая его шею Сейсу. Студенты хором охнули. – Мистер Малфой, это не змея, – пробормотал зельевар, неосознанно повторяя почти слово в слово фразу сына, – а кетцалькоатль. Я знаю, что у мистера Поттера он есть. Гарри усмехнулся, увидев потрясенное лицо Драко, но усмешка быстро сползла с его лица под строгим взглядом профессора. – Н-но… – с запинкой выдавил ошеломленный Малфой. Северус, проигнорировав возражения слизеринца, повернулся к нему спиной и взял со стола учебник. – У мистера Поттера есть разрешение директора, равно как и мое разрешение в качестве его… преподавателя. Прижав книгу к груди, Снейп стал лицом к классу, не удостоив изумленного Драко даже беглого взгляда. – Так, мы сюда пришли не фамильяров обсуждать, поэтому советую приготовить выполненное летнее задание к моменту, когда я подойду к вашему столу. Он тут же двинулся по проходу, чтобы собрать свитки с заданиями, а студенты, сидящие впереди, поспешно доставали требуемое. Притворившись, что наклонился, чтобы выудить пергамент из сумки, Рон прошептал Гарри: – Ты уверен, что он – твой родственник? Поттер повернул голову и посмотрел на друга. – Ты о чем, Рон? Уизли сделал вид, что роется в сумке. – Просто ты тактичный, добрый и верный, а Снейп… не такой. Гарри фыркнул, но ответить не успел – Гермиона, сидящая по его другую сторону от него и слушавшая разговор, сказала: – Рон, он не может измениться за одну ночь. Уверена, со временем он смягчится. Поттер закатил глаза. – Вообще-то, вы оба ошибаетесь, – заявил он, удивив обоих друзей. Они были ошарашены. Гермиона, потому что друзья редко ей говорили, что она ошибается, а Рон, потому был Роном. Гарри пожал плечами. – Он всегда такой. Всегда таким был. Помните, он подарил мне думоотвод на день рождения? – Рон и Гермиона кивнули. Поттер рассказал об этом за день до их отъезда на летние каникулы. – И во всех воспоминаниях он одинаковый. Не думаю, что Снейп изменится только потому, что теперь я знаю, кто он… Внезапно все трое ощутили, что в классе стало слишком тихо, и подняли головы. Профессор Снейп уже подошел к их столу и сейчас стоял, сердито глядя на них. Остальные студенты молча наблюдали за происходящим: гриффиндорцы тревожно, а слизеринцы с ликованием. Сейсу, все также обвивавшая шею зельевара, подняла голову. Она посмотрела на Гарри и в качестве приветствия произнесла: – Маленький лорд. Не в силах сдержаться, Гарри усмехнулся. Общалась Сейсу с чувством собственного превосходства, всем своим видом показывая, что снисходит до разговора. Если только ее собеседником не был Северус, которого она, кажется, считала равным себе. – Доброе утро, Сейсу, – прошипел Поттер. Отец одарил его испепеляющим взглядом черных глаз, и Гарри с трудом подавил желание спрятаться под стол. – Мистер Поттер, будьте любезны перейти на английский. Не всем так посчастливилось иметь дар, подобный вашему. Гарри уныло кивнул, и Северус окинул взором все трио. – Если чувствуете, что до перемены ваши разговоры не подождут, то будьте добры поделиться со всем классом. После его слов повисла оглушающая тишина. Поттер не мог поверить, что отец обращается с ним ничуть не лучше, чем в прошлом году, когда Гарри еще не знал, что зельевар его родитель. Несмотря на сказанное Рону и Гермионе, гриффиндорец полагал, что может теперь, признав его своим сыном, Снейп будет снисходительнее к нему на уроках. Но с другой стороны, возможно, Северус так остро отреагировал именно потому, что дело касалось его ребенка. Рон и Геромина хранили молчание. Их опыт общения с зельеваром говорил, что спорить с ним – верная дорога к потере баллов, невзирая на то, что им известно, чей он отец. – Больше добавить нечего? – вкрадчиво поинтересовался Снейп. – Тогда прошу воздержаться от дальнейших комментариев на моем занятии. Он протянул руку, и трое гриффиндорцев отдали летние задания. Взмахом палочки Северус отправил свитки на учительский стол, где уже собралась горка таких же. Спрятав руки в широких рукавах, он повернулся к Гарри. – Мистер Поттер, прошу к доске. Вы покажете нам, каков должен быть эффект взаимодействия раковины перуанского ирчлида со шкуркой бумсланга. Насколько мне известно, вы смогли добиться удобоваримых результатов в этом эксперименте. Снейп развернулся и зашагал по направлению к кафедре, но остановился на полпути, поняв, что Гарри не следует за ним. Он оглянулся. – Мистер Поттер? Гарри не поднимался из-за стола. Ему было все равно, что остальные студенты еще не знали об их родственных узах. Подобное обращение отца начинало выводить его из себя. И он продолжает называть его… – Мистер Поттер! – в голосе Северуса явно слышалось нетерпение. Гриффиндорец неохотно поднялся с места и пошел по проходу, тихо пробормотав: – Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали меня так называть. По крайней мере, он подумал, что сказал тихо. Кто-то в другом конце класса охнул, и Гарри поднял взгляд. Все студенты уставились на него, а отец к тому же был явно рассержен. – Прошу прощения? – с угрозой спросил он. Поттер дерзко вскинул голову и посмотрел прямо в глаза Снейпа. – Я сказал, что очень хотел бы, что вы перестали называть меня все время Поттером. Снова послышались удивленные вздохи. Слизеринцы смотрели на него как на сумасшедшего. Даже они не отваживались так разговаривать с деканом. Северус навис над Гарри: – Вы бы предпочли, чтобы я называл вас по фамилии матери? Гриффиндорец мог бы поспорить, что на сей раз ахнула Гермиона, а раздавшийся возмущенный возглас принадлежал Рону. Он глянул на отца, точь-в-точь копируя его взгляд, и громко, чтобы весь класс услышал, ответил: – Нет. Я бы предпочел, чтобы вы называли меня по фамилиям отца. Теперь уже все смотрели на него как на психа. Он возражал самому злобному профессору в школе, требуя называть себя по фамилии отца. Но разве не это вызвало его недовольство в самом начале? И только Рон и Гермиона обратили внимание на множественное число слова «фамилии». Северус отвернулся от него. – Тридцать пять баллов с Гриффиндора за пререкания с учителем. Гарри охнул вместе со всеми однокурсниками. Он не удивился, что отец снял баллы, но тридцать пять! Ему не удалось сдержаться, и с языка сорвалось: – Но, па… С почти ужасающей скоростью Снейп развернулся и прошипел: – Ни у кого нет особых привилегий на моих занятиях. Тем более у вас! Поттер вздрогнул. Вокруг возмущенно переговаривались гриффиндорцы, и злорадно посмеивались слизеринцы. Не дожидаясь ответа, Северус прошел к своему столу, оставив Гарри стоять посреди прохода. Позади Гарри услышал злобный голос Драко: – По крайней мере, в Хогвартсе есть один учитель, который знает, как обращаться с очкариком-Поттером. Крэбб и Гойл неприятно загоготали. Гарри застыл на месте, слушая, как Сейкун что-то шипит ему в ухо. – Малфой, ты сам не знаешь, о чем говоришь, – тихим напряженным голосом произнес Рон. Поттер не видел слизеринца, но чувствовал нескрываемую насмешку в его голосе. – Я все прекрасно знаю, Уизел. Профессор Снейп не будет обращаться с малышом-Поттером иначе только потому, что тот – Мальчик-который-выжил. Последние слова Драко прозвучали словно оскорбление. Торжествующе усмехаясь, Рон ответил: – Профессор Снейп имел в виду не это. А то, что он – Гаррин… Поттер резко повернулся, намереваясь заставить друга замолчать. Ему помогла Гермиона, с силой ткнувшая Уизли локтем под ребра. Гарри благодарно ей улыбнулся. – Ай! – Рон потер ребра. – Это за что? – жалобно спросил он. Гермиона сердито глянула на него, а потом перевела многозначительный взгляд в начало класса. Гарри посмотрел в ту же сторону. Северус стоял у стола, грозно глядя на троицу, в особенности на Рона. Убедившись, что они достаточно напуганы, он обратился к сыну: – «Поттер» – это ваша фамилия по школьному журналу. И пока это так, я буду называть вас по этой фамилии. Ясно? До недавнего времени Гарри и не представлял, каково это, когда тебя отчитывает отец. Заговори так с ним Снейп год назад, его бы переполняли злость и обида. Сейчас он тоже был обижен, но эта обида была вызвана неприятным осознанием того, что его поставили на место всего несколькими словами. Кроме того, совсем скоро Дамблдор объявит об их родстве. После чего Гарри сможет сменить фамилию в школьных списках. Гриффиндорец кивнул. Северус указал на котел, установленный на столе. – Тогда будьте добры приступить к демонстрации. Сейкун оторвался от плеча Поттера и сел на край стола, свободный от принадлежностей для варки зелий. К змею присоединилась Сейсу, когда Снейп стал за спиной сына, наблюдая, как тот в порошок измельчает раковину перуанского ирчлида и режет шкурку бумсланга. Доведя воду почти до кипения, Гарри бросил туда шкурку бумсланга. Восемь раз помешал строго по часовой стрелке, дав зелью закипеть. Когда содержимое котла загустело и приобрело темно-серый оттенок, добавил тщательно отмеренное количество измельченной раковины. Гриффиндорец помешал семь раз по часовой стрелке, почти касаясь ложкой стенок котла, затем резко сменил направление и один раз помешал против часовой стрелки. Зелье забурлило – время добавлять вторую порцию раковины перуанского ирчлида. Когда последние голубые крупинки утонули, поднялся ярко-зеленый дым. Как только он развеялся, все студенты подошли к столу, чтобы заглянуть в котел. Зелье стало таким прозрачным, что, казалось, его вообще не было. Единственным признаком, что оно не испарилось, был исходящий от него едкий запах сгнивших роз. Северус, все так же стоя за спиной Гарри, протянул руку и набрал черпак варева, а потом вылил обратно в котел. Струя жидкости переливалась всеми цветами радуги. Такое же буйство оттенков играло и на поверхности зелья, пока рябь не утихла. Снейп тихо сказал: – Кажется, мистер Поттер, вы все-таки кое-что унаследовали от длинной череды зельеваров, бывших вашими предками. Гарри улыбнулся, но отец не обратил на него внимания. Он повернулся к ученикам, все еще толпящимся вокруг стола, чтобы задать вопрос: – Мистер Малфой, какие особые свойства имеет это почти зелье? – резко спросил он. Драко важно выпятил грудь. – Оно добавляется, чтобы ввести эмпатическую составляющую в приготовляемое зелье. Уголок рта зельевара слегка приподнялся, что, по мнению Гарри, было намеком на улыбку. – Обычно вы подготовлены лучше, мистер Малфой, – презрительно протянул он. – Десять баллов со Слизерина за плохое знание материала. В классе повисла мертвая тишина. Снейп снял баллы с собственного факультета? Было неясно, кто больше ошарашен: гриффиндорцы или слизерницы. Хотя Гарри мог поспорить, что округлившиеся глаза Драко в сочетании с отвисшей челюстью были самым забавным зрелищем. Когда Малфой понял, что вид у него на редкость идиотский, он тотчас захлопнул рот и гневно глянул по сторонам. Северус проигнорировал изумленное молчание студентов, продолжая говорить, будто ничего необычного не произошло: – Смею надеяться, что, по крайней мере, один из вас знает правильный ответ. Возможно, мисс Грейнджер? И вновь все распахнули рты. Профессор Снейп задал вопрос Гермионе без всякого сарказма и насмешек? – Эм… – гриффиндорке потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. – Сочетание шкурки бумсланга и раковины перуанского ирчлида усиливает эмпатические свойства, которыми уже обладает зелье, а также увеличивает срок хранения и длительность воздействия. Чаще всего используется как один из компонентов в сыворотках правды и приворотных зельях. Зельевар не стал хвалить за полный и правильный ответ, лишь коротко кивнул и велел студентам вернуться на рабочие места, чтобы те проверили свои соображения относительно полученного эффекта с другими ингредиентами. Остаток урока прошел в непривычной тишине. Слизеринцы были подавлены потерей баллов на Зельях, где всегда их только зарабатывали. К тому же, декан, известный своим расположением к Слизерину, обошелся самым грубым образом с их признанным лидером! И теперь они не знали, что и думать по поводу столь резкой смены отношения. Гриффиндорцы, с другой стороны, просто не хотели рисковать этим новым и непривычным положением вещей. Да, факультет лишился тридцати пяти баллов, но Снейп не сделал выговор Гермионе за правильный ответ и не стоял над душой в ожидании малейшего повода для снятия баллов. Профессор даже не снял баллы с Невилла, когда тот полностью испортил зелье, а лишь назначил до смерти перепуганному студенту отработку, где надо будет все переделать. Но самой большой сенсацией стало то, что Снейп снял дополнительно десять баллов со Слизерина и назначил Драко отработку у Филча за попытку испортить зелье Симуса. Глава 20. Разговоры, которые всегда трудно вести (не о тычинках и пестиках) По меркам Хогвартса, неделя – это очень долгий, почти запредельный срок для того, чтоб тайна оставалась тайной. Любые известия разлетаются по школе в мгновение ока. Как сказал однажды сам Дамблдор: «Это полная тайна, поэтому, конечно, об этом знает вся школа». Но вопреки этому, о новом статусе Гарри никто не знал. Наверное, самая убийственная, поразительная, опасная, спорная тайна за всю историю существования школы была известна только узкому кругу посвященных. Как справедливо полагал Гарри, эту тайну хранили едва ли не дольше, чем он жил на свете. И, естественно, большую часть этого времени правду знали всего двое. И все же, и все же… Теперь количество посвященных увеличилось и включало в себя нескольких преподавателей, крестного Гарри и его лучших друзей. А Рон, к слову, не был образцом сдержанности. И Гарри с Гермионой приходилось периодически отвешивать ему подзатыльники либо просто одергивать, чтобы он замолчал. Однажды даже Сейкун укусил его за лодыжку, чтобы не позволить выболтать тайну. Однако слухи постепенно набирали обороты. Поттер был уверен: Малфой догадывался, что есть какая-то тайна, которая так и просит, чтобы ее раскрыли, но в чем она заключается, не знал. Слизеринец наблюдал за Гарри. Просто наблюдал, ничего не предпринимая. И именно это сбивало с толку. На Зельях в четверг днем Поттер весь урок чувствовал прожигающий взгляд светло-серых глаз между лопаток. Когда он мельком глянул на Малфоя, тот показательно перевел взгляд с Гарри на Снейпа, а потом обратно. Драко выгнул бровь, на что Гарри послал его к дьяволу. И Слизерин, и Гриффиндор потеряли по пять баллов. Подозрения гриффиндорцев были гораздо более неопределенными, если они что-то и замечали, то не знали, с чем это было связано. Но когда всем известный рыжий студент вдруг ни с того ни с сего вскрикивает: «Ай! За что это?», даже самые невнимательные, в конце концов, обратят внимание. Но больше всего Гарри беспокоило поведение Драко. Казалось, он все время рядом и все время наблюдает. Даже тогда, когда, вроде бы, Поттера нет поблизости. Например, однажды Гарри в мантии-невидимке пришлось пройти мимо него в коридорах подземелья. Поттер, направляясь к апартаментам отца, проскользнул мимо идущего слизеринца, подождал, пока тот скроется за углом, и прошептал пароль к комнатам отца (в силу какой-то причуды смененный на «щедрый отец»), затем быстро вошел, чтобы со стороны не было заметно движения. А два часа спустя, когда Гарри выходил, Малфой все так же крутился неподалеку. Но несмотря на все смутные подозрения, в этом конкретном случае пресловутая система передачи сообщений Хогвартса дала сбой, и директор не торопился менять сложившуюся ситуацию. Гарри устал от ожидания, устал от бесконечного напряжения, и хотел только одного,- чтоб его тайна стала известна всем. Он ненавидел ждать! В его рейтинге самых ненавистных вещей ожидание шло сразу за Волдемортом. Терпение никогда не было его отличительной чертой. И наблюдая, как отец так спокойно шагает по коридорам Хогвартса, Гарри решил, что, вероятно, свое нетерпение унаследовал от папы, Джеймса. Субботним утром он вдруг почувствовал, что очень скоро это закончится. Гриффиндорец не знал, откуда пришло ощущение – просто интуиция подсказала, что Дамблдор дождался того, чего ждал. ><><>< Гарри, Рон и Гермиона стояли у подножья лестницы, ведущей к главному входу замка. Гриффиндорка пыталась убедить друзей, что им следует заняться домашним заданием. Рон возражал, что это первые выходные в школе, а Гарри усиленно делал вид, что не замечает внушительную фигуру отца, по обыкновению одетого в черное, который шестью ступеньками выше беседовал с Ремусом. Поттер также заметил краем глаза, что Малфой вновь притаился неподалеку, но легко отмахнулся от этого факта, как от нестоящего внимания. Мысль о том, что потомственная самоуверенность чистокровного колдуна и очевидное чувство превосходства могли ему достаться только от предков по линии Снейпов, заставила гриффиндорца усмехнуться. Ловко игнорируя Драко и почти не обращая внимания на отца, Гарри вглядывался в кромку Запретного леса. И так сосредоточенно, что заметил быстро движущуюся черную тень, лишь когда между ними осталось двадцать шагов. – Бродяга! – воскликнул он. Рон и Гермиона резко повернулись, и Гарри ощутил своим обострившимся восприятием, которое, как он надеялся, придет в норму, когда правда раскроется, как рядом застыл отец, увидев черного пса. Хотя Сириус никогда не отличался тактом, но Гарри даже предположить не мог, что произойдет в ближайшие минуты, и это поразило его в буквальном смысле. В несколько прыжков Блэк все еще в облике собаки подбежал к ребятам, стоящим у лестницы, и, не замедляя бега, прыгнул на крестника, сбив его с ног. Гарри упал на спину, а Рон и Гермиона отшатнулись в сторону, ошеломленно глядя на Сириуса. Блэк распластался на груди гриффиндорца и низко зарычал, обнажив зубы. Но его агрессия была обращена не на Гарри, а на зельевара, будто из-под земли выросшего позади сына. Гарри и не подозревал, что отец может так быстро двигаться, в отличие от него Ремус еще не успел сбежать вниз. Вокруг уже начала собираться толпа, но никто не осмеливался подойти ближе, чем на пять шагов, что было на руку всем участникам этой сцены, потому что любой, подойдя поближе, точно бы увидел палочку Северуса, нацеленную прямо в сердце Сириуса, и несомненно услышал бы его слова. А так непосредственными свидетелями оказались только Рон, Гермиона, Ремус, Гарри и, конечно, Сириус. – Ты, псина приблудная, слезь с моего сына. Совершенно невероятно, каким угрожающим мог быть шепот в устах Северуса. Гарри задрожал. К сожалению, как в любом настоящем гриффиндорце, в Блэке смелость преобладала над здравым смыслом. Он прижал уши к голове, еще больше обнажил клыки и зарычал громче. Распростертый на земле Гарри чувствовал себя, будто оказался между двух огней, наблюдая, как отец с силой сжимает палочку. К счастью для него, в Ремусе было больше здравомыслия, чем в обоих давних соперниках вместе взятых. Люпин легко ткнул Снейпа в бок локтем и, применив свою сверхчеловеческую силу, уже не так осторожно спихнул Сириуса с Гарри. Гриффиндорец глубоко вздохнул, впуская воздух в легкие, до этого придавленные тяжестью собачьего тела, и благодарно посмотрел на оборотня. Он поднялся на ноги, в замешательстве соображая, что делать. Отец и крестный продолжали сверлить друг друга злобными взглядами. – Эм… – жалостно промычал он. Гарри посмотрел на собравшуюся толпу, взирающую на все широко распахнутыми глазами, на встревоженных Рона и Гермиону, осторожно перевел взгляд на Ремуса, стараясь разорвать повисшее напряжение, а потом сосредоточился на застывших непримиримых врагах. И понял, что единственный способ разрядить ситуацию – это что-то сказать, но так его могут услышать посторонние. Но тут его осенило: могут услышать, но не обязательно понять. – Патер, – прошипел Гарри, осмотрительно используя серпентарго. – Патер, может, нам стоит обратиться к профессору Дамблдору? Северус едва заметно перевел взгляд в сторону. Не говоря ни слова, он убрал палочку в карман, повернулся и направился в замок, оставляя за спиной огромного разъяренного черного пса. И это не считая шокированных студентов, среди которых по стечению обстоятельств был Драко черт его побери Малфой, продолжающий пристально наблюдать за происходящим! Гарри шагнул ближе к Ремусу и, доверяя его сверхчеловеческому слуху, чуть слышно прошептал: – Патер пошел к директору, и, думаю, нам с Сириусом тоже стоит к ним присоединиться, но… – он указал взглядом на других студентов. Ремус кивнул, показывая, что понял. – Уверен, Рон и Гермиона помогут мне разобраться с ними. А вы с Сириусом ступайте. Гарри взял крестного за загривок и довольно бесцеремонно потащил его вверх по ступенькам в полутемный холл. Убедившись, что пес следует за ним, Поттер отпустил его и быстро зашагал по коридорам, тихо бормоча: – Не хочу этого говорить, Бродяга, но ты – идиот. Ты ведь понимаешь, что он мог убить тебя? Бегущий за ним пес полувзвыл-полузарычал, и Гарри хмыкнул. Больше он ничего не произнес, только зашагал еще быстрее. Северус ждал их у горгульи, скрестив руки на груди, – казалось, что еще мгновенье и он начнет нетерпеливо постукивать ногой. Заметив подошедшего Гарри, зельевар зашипел на каменную статую, даже не озаботившись паролем: – Открой. Горгулья, не меньше Гарри напуганная его тоном, тотчас отпрыгнула в сторону. Снейп стремительно зашагал по ступенькам, даже не дожидаясь, пока они его поднимут до места назначения. Поттер заторопился за ним, следом потрусил Сириус. Оказавшись на верхней площадке, Северус заколотил в дверь, Гарри оглянулся и обнаружил, что Блэк уже принял человеческое обличье. Крестник неуверенно ему улыбнулся. Но Сириус не заметил, потому что прожигал взглядом спину Северуса. Тот это чувствовал – плечи застыли в напряженной позе. Гарри был уверен: вот-вот они выхватят палочки, когда дверь в кабинет распахнулась, являя Дамблдора. – А, Северус! И Сириус! Вижу, ты не забыл о назначенной встрече, – воскликнул он довольным тоном, будто ничто не могло порадовать его больше, чем компания двух заклятых врагов. – Заходите-заходите. Северус одарил его тяжелым взглядом и вошел в кабинет, став у дальней стены. Шаркая ногами, Гарри покорно последовал за отцом. Даже в самых смелых мечтах он не мог себе вообразить успешный исход этой встречи. В отличие от директора. – И Гарри тоже. Я и не сразу тебя заметил, ты так ловко спрятался за отцом. Поттеру казалось, что чем более сгущалась атмосфера, тем веселей становился Дамблдор. Он плюхнулся на самый неприметный стул, который нашел, жалея, что не остался внизу помочь разобраться со студентами. Сириус прошествовал в кабинет последним и стал напротив Северуса. Директор быстро подошел к столу, налил четыре чашки чая и открыл жестяную коробку неизменных лимонных долек. – Кому чаю? Лимонных долек? Нет? – Дамблдор устроился с краю стола, будто намеревался скоро уходить. – Итак, джентльмены, чем я могу вам помочь? Гарри удивленно посмотрел на него. Директор вел себя странно даже по его собственным меркам. – Альбус, мы пришли сюда, – зловеще начал Северус, – чтобы раз и навсегда разобраться с этой ситуацией. – Понимаю, – ответил Дамблдор, закидывая лимонную дольку в рот. – И ты хочешь, чтобы я выступил третейским судьей? Сириус зарычал. – Судья нам нужен лишь для дуэли, на которую я собираюсь вызвать этого скользкого ублюдка! – Какие оригинальные оскорбления, Блэк, – насмешливо заметил зельевар. Гарри решил напомнить о себе, пока отец и крестный не поубивали друг друга. – Профессор Дамблдор, вы же можете что-нибудь сделать! – он жестом указал на ощетинившихся мужчин в разных углах директорского кабинета. Директор задумчиво посмотрел в указанном направлении и сделал глоток чая. – Боюсь, мой мальчик, я ничего не могу поделать, – произнес он тошнотворно радостным голосом. – Это касается только вас троих, – после чего невозмутимо поставил чашку на стол и поднялся. – Так, вот чай и сладости. Можете занимать мой кабинет столько, сколько нужно, – Дамбдлор широко улыбнулся всем присутствующим и поспешно скрылся за дверью, оставляя Гарри наедине с двумя взбешенными противниками, которые, Поттер был уверен, точно намеревались убить друг друга. Желая чем-то отвлечь себя, гриффиндорец совершил налет на стол директора, и взяв чашку с чаем и тарелку с лимонными дольками, он вернулся на свой неприметный стул, стараясь убедить себя наслаждаться фейерверком. Потому что фейерверк обязательно будет. ><><>< Опасения Гарри полностью подтвердились. Зрелище было сродни наблюдению за двумя тикающими бомбами, оставалось только гадать, какая из них взорвется первой, с учетом того, что у одной из них фитиль был короче… Поттер решил, что, наверное, лучше не вмешиваться, насколько это будет возможно. – Я просто хочу знать, что ты сделал с Джеймсом, слизеринская змея подколодная, – выплюнул Сириус, сжимая и разжимая кулаки. – Блэк, твои оскорбления виртуозней не становятся. И я ничего с Джеймсом не делал, – лениво растягивая слова, ответил Северус. Он усмехнулся и добавил, чтобы, по мнению Гарри, еще больше разозлить противника: – Скорее будет правильно спросить, что Джеймс делал со мной. Поттер подавил стон – отец специально выводил Сириуса из себя. Как бы ему хотелось, чтобы Дамблдор остался. – Да конечно! Ублюдок! Как ты смеешь порочить имя Джеймса?! Он никогда бы не принудил… – Принудил? – прошипел Северус. – Кто тут говорит о принуждении? – его скрещенные на груди руки напряглись, и он с силой сжал пальцами предплечья. – Я имел в виду, что Джеймс всегда первым переводил наши отношения на новый уровень. Не думаю, что ты заслуживаешь это знать, но именно Джеймс первым поцеловал меня. Он попросил стать его партнером. Он первым признался в любви и предложил сочетаться браком. Он стал отцом моего ребенка. И ты смеешь утверждать, что я порочу имя моего мужа! Сириус выглядел так, будто каждым своим словом Северус давал ему пощечину. И хотя злоба в словах зельевара не была направлена на Гарри, тот тоже вздрагивал от каждой фразы. – Не верю, – побледнев, упрямо заявил Блэк, – Джеймс бы сказал мне. Он был моим лучшим другом и не стал бы скрывать от меня такое. Вцепившись пальцами в плечи, Снейп грозно произнес: – Мне неприятно говорить тебе, Блэк, но именно ты сам виноват в том, что Джеймс молчал. Это твои оскорбительные высказывания в адрес геев заставили его бояться, что ты отвернешься от него, но, даже несмотря на это, ему было так тяжело лгать тебе, – Северус прищурил глаза. – Я ненавидел тебя за это и до сих пор ненавижу за ту боль, что ты ему причинил. У Северуса было преимущество, чем он безжалостно пользовался. Казалось, Сириус был совершенно раздавлен, понимая, что кое-что из сказанного зельеваром было правдой, в которой он не хотел себе признаваться. – Джеймс ненавидел тебя, – промямлил он, уже очевидно не так уверенный в себе, и Гарри отчаянно захотелось, чтоб они прекратили эти бессмысленные препирательства. Северус ухмыльнулся – этого отвратительного выражения Гарри уже давно не видел на лице отца. – Да. И я его ненавидел. В том, что это изменилось, заслуга Лили. – Лили! – выплюнул Сириус с новой злобой. – А с ней что ты сделал, сволочь? Вырвал ее сердце и потом преподнес ей на блюдечке с голубой каемочкой? Снейп распрямил плечи и угрожающе наклонился вперед. – Прежде чем кидаться обвинениями, подумай головой, идиот. Лили была моей сестрой! Я, помнится, говорил об этом в нашу последнюю… встречу. – Значит, это извиняет то, что ты с ней обращался, как с мусором? – Сириус сжал пальцы в кулаки. – Ты это о чем, псина? В ответ на оскорбление Блэк усмехнулся. – Неужели ты был настолько слеп и не видел, что Лили влюблена в Джеймса? Или тебе нравилось делать ей больно? Уверен, последнее как раз по твоей части. Гарри подтянул колени к груди, мечтая стать как можно незаметнее, закинул очередную дольку в рот и принялся ее яростно жевать. Северус невесело рассмеялся. – Раскрою тебе небольшую тайну, Блэк. К моему горькому разочарованию, единственным печально известным Мародером, которым была увлечена моя младшая сестра, был ты! Сириус ответил не сразу. Снейп методично парировал все его удары. Каждый раз когда он выдвигал обвинение, зельевар аргументировано опровергал его. Получалась игра в одни ворота, и это вызывало раздражение. Все разумные возражения против существования отношений между Снейпом и Джеймсом, или даже между ним и Лили, к которым путем долгих размышлений пришел Сириус за последнюю неделю, были разбиты вдребезги. И это было возмутительно! Этот мерзкий гад, этот слизеринец, этот… Снейп не мог быть ближе Джеймсу и Лили, чем он, Сириус, ведь так? Это было несправедливо, и будь он проклят, если вновь позволит ему взять верх. – Я буду бороться, Снейп, – сказал Блэк. Северус, казалось, был сбит с толку. В своем неприметном углу Гарри сжался еще больше, и отправил очередную терапевтическую дольку в свой внезапно пересохший рот. – С чем бороться? Тут не с чем бороться, Блэк, и если бы в твоей лохматой голове была бы хоть капля мозгов, ты бы это понял. Сириус указал на Гарри, и тот понял, что был не так уж незаметен, как надеялся. – Я буду бороться за опеку над крестником. Поттер побледнел, и Снейп наконец взорвался. Казалось, зельевар даже стал вдвое выше ростом. – Что?! А Сириус, наоборот, впервые за всю неделю был спокоен. – Пусть ты был прекрасным принцем на белом коне для Джеймса, – выплюнул он, – идеальным старшим братом для Лили. Но кое-чего тебе никогда не изменить, – Блэк вызывающе выступил вперед. Его голос сочился злобой, презрением и сарказмом. – Ты недостоин быть отцом. Ты мерзкий Упивающийся смертью и всегда им останешься. Гарри вздрогнул. Однако Северус расслаблено повел плечами, и на его лицо вновь вернулась маска полного самоконтроля. – А ты, значит, подходишь на роль крестного отца? – презрительно улыбнулся он. – Без гроша за душой и в бегах от закона? Блэк никогда не мог невозмутимо сносить оскорбления. – У меня есть деньги, ты ублюдок! – А я, – прошипел Снейп, – не Упивающийся. Гарри – мой сын. – Ты его не заслуживаешь, – презрительно сказал Сириус. – Заслуживаю или нет, – парировал зельевар, – но я всегда буду его родителем. Тебе этого не изменить. – Я и не говорил о том, что хочу это изменить, хотя уверен, что так было бы лучше для Гарри. Я лишь хочу получить над ним опеку. Гарри не выдержал. Он решил, что с него хватит, и вскочил со стула. Чашка и тарелка с грохотом упали на пол, и лимонные дольки разлетелись во все стороны. – Прекратите! И Северус, и Сириус синхронно повернулись к нему. Удивление, отразившееся на их лицах, граничило с шоком. Но Гарри было все равно. – Я не какой-то бездушный трофей, чтобы из-за меня устраивать ругань, кому достанусь. Он ринулся к двери, но на пороге обернулся. – Сейчас я бы предпочел остаться сиротой, чем выбрал одного из вас. К сожалению, в Хогвартсе эффектно хлопнуть дверью было невозможно, поэтому Гарри довольствовался тем, что с громким топотом спустился по ступенькам. ><><>< Если полное отсутствие звуков может оглушать, то воцарившаяся тишина была именно оглушающей. На удивление даже серебряные вещицы на полках перестали жужжать и тикать. Все портреты, затаив дыхание, следили за двумя соперниками, прожигавшими взглядами закрывшуюся дверь. Но дверь оставалась закрытой, и зеленоглазый подросток не вернулся, чтоб взять свои слова обратно, сообщив, что все сказанное им ранее было не всерьез. И Северус, и Сириус только сейчас начали понимать, что оба проиграют, если и дальше продолжат эту бессмысленную и пустую вражду. Блэк вздрогнул. Снейп устало потер глаза. – Ты мне неприятен. Сириус ответил: – Взаимно. – Ты можешь хоть раз заткнуться и послушать? – прорычал Северус. – Ты мне неприятен, но я любил Джеймса и люблю нашего сына, и только ради них я буду терпеть тебя. Если они тебе хоть вполовину так же небезразличны, как мне, постарайся сделать то же самое. Не дожидаясь ответа, Снейп пронесся мимо своего давнего врага, вышел из кабинета и устремился вниз по лестнице. Ответ Блэка не нужен был Северусу, он нужен был Гарри. Еще ему нужно было услышать это от отца. Глава 21. Наступает час, когда… Гарри швырнул камень, и он, сверкнув ярко-голубым огнем, упал неподалеку, подпалив траву по траектории своего падения. Гриффиндорец бросил следом другой голыш, прочертив в зелени еще пару обожженных полос, и принялся искать новый метательный снаряд. Очень долго Северус просто стоял и наблюдал за ним, игнорируя других студентов, гуляющих возле замка. Его внимание было приковано к сыну, который, сгорбившись, сидел под большим дубом. Зельевар раздумывал, что делать дальше. Он пришел сюда поговорить с Гарри, но не знал с чего начать. Наконец, взмахнув палочкой, Снейп двинулся вперед. *** Поттер почувствовал появление оградительных чар и поднял голову. Ему не надо было даже оборачиваться, чтоб понять, кто стоит сзади, поэтому он просто поднял с земли очередной камень и метнул в сторону. От удара по поверхности купола пошла рябь, но как упал камень, Гарри не увидел. Он кинул еще один, внимательно наблюдая за траекторией полета. Едва миновав чары, галька исчезла. Гарри напрягся, когда стоявший позади него отец заговорил: – Это разновидность зеркальных охранных чар. Человек, находящийся за их пределами, под деревом ничего не видит. Любой предмет, попадающий за границу круга наружу, временно становится невидимым, пока чары не будут сняты. Также я всем отвел глаза от этого места и добавил заглушающее заклятие, чтобы нас никто случайно не услышал. Гриффиндорец сначала хотел промолчать, в нем все еще бурлила злость на отца, который в споре с Сириусом вел себя так, будто Гарри какая-то вещь, а не живой человек, но все же нехотя ответил: – Похоже на паранойю. – Я не смог бы на протяжении стольких лет успешно шпионить, не будь хоть немного параноиком, – заметил Северус. – Но я предпочитаю называть это осмотрительностью. Гарри хмыкнул и буркнул себе под нос: – Параноик… – Я все слышу, – зельевар почувствовал себя увереннее, но никак не мог собраться с духом, чтобы начать разговор, ради которого пришел. К тому же Гарри так к нему и не повернулся. Северус терпеть не мог разговаривать со спиной собеседника, особенно, если этим собеседником был его сын, но сейчас он чувствовал, что иного отношения, наверное, не заслужил. – Гарри, я… – Снейп никогда не умел извиняться. Часто он прибегал к любимому трюку, убеждая обиженную сторону, что он попросил прощения, а на самом деле просто умело сменял тему разговора, и этот прием всегда срабатывал, но не на этот раз. – Я пришел извиниться. Поттер никак не отреагировал на его слова, и Северус продолжил: – Ни Блэк, ни я не имели права так себя вести. Нам не следовало впутывать тебя в наши разногласия. Ты этого не заслужил ни от Блэка, ни, тем более, от меня. Наконец, Гарри проявил заинтересованность и слегка повернул голову. Хоть он так и не поднял взгляд на отца, но уже перестал безучастно глядеть в сторону. – Почему вы так его ненавидите? Снейп вздохнул и встал рядом с Гарри, глядя вдаль. – Никогда не находил в Блэке ничего достойного дружеской привязанности, – тихо фыркнул он. – Хотя, если честно, я не очень-то и старался. Гриффиндорец метнул камешек, наблюдая, как по завесе чар пошла рябь. – Это не объясняет, почему вам не нравится Сириус, не говоря уже о ненависти. Так в чем истинная причина? Северус искренне удивился, понимая, что слизеринская часть Гарри, похоже, не собирается довольствоваться полуответом. – Не считая того факта, что он пытался убить меня? Гарри поднял голову и серьезно посмотрел на отца. – Вы простили папу и Ремуса. Так почему не Сириуса? Снейп искоса глянул на него. – Ты решительно настроен узнать, да? Тот твердо кивнул. – У меня и в мыслях никогда не было прощать Блэка. Джеймса я простил ради Лили, а позже простил Ремуса ради Джеймса. Но я не собирался ничего спускать с рук Блэку. Максимум, на что я был способен, так это сохранять спокойствие, когда его имя упоминалось в моем присутствии. А если говорить начистоту, то я… наверное, завидовал ему. Гарри удивленно посмотрел на отца. – Завидовал? Взгляд Северуса стал отсутствующим. – Джеймс и Лили могли открыто общаться с ним. И я его за это ненавидел. Еще за то, как больно было Джеймсу его обманывать. Гриффиндорец кивнул. Пусть до конца он так и не понял причин такой ненависти отца к крестному, но решил, что сможет с этим смириться. Иначе пришлось бы порвать отношения с одним из них, или сразу с обоими, но для Гарри такой вариант был неприемлем, и он это прекрасно осознавал. – Гарри, – голос Северуса, казалось, стал еще серьезнее, – я понимаю, что Блэк – твой крестный – в конце концов, мне пришлось согласиться на его кандидатуру – и неудивительно, что ты к нему привязан… Поттер фыркнул. – Допустим. Снейп, внутренне вздрогнув, продолжил: – И я не буду предпринимать попыток ограничить ваше общение. Это твое решение, кого впускать в свою жизнь. Я бы никогда не лишил себя права выбирать… – Ха! – с горечью выдал Гарри, и Северус скривил губы. – Ладно, больше такого не повторится… Сказав то, что должен был, хоть и довольно неуклюже, зельевар замолчал. Гарри смотрел, как двое хаффлпаффок-первокурсниц, войдя в поле действия чар, свернули в сторону на подходе к большому дубу. Было проще притвориться, что ему интересно наблюдать за девчушками, чем объяснить отцу, о чем он думает. Гарри пытался делать вид, что он следит за ходом собственных мыслей, но на самом деле это оказалось нелегкой задачей. Мыслей было много разных и противоречивых. Но если их обобщить, то выходило, что Гарри был доволен. Оказывается, отец был о нем достаточно высокого мнения, чтобы позволить ему самому принять решение, и был готов, в разумных пределах, это решение уважать, но особенно душу гриффиндорца грело понимание того, что Снейп дорожил им настолько, чтобы извиниться. Поттер поднялся и отряхнул мантию. – Спасибо. Северус кивнул, не став спрашивать, за что тот благодарил. Он оторвал взгляд от точки на горизонте, которую все это время усиленно гипнотизировал, и повернулся к сыну. Осмотрел его с головы до пят, узнавая в развороте плеч, в очертаниях скул, в пропорциях рук и ног свои черты и черты Джеймса. Он видел уверенного в себе молодого мужчину и гордился им, гордился тем, что называет его сыном. Вдруг решившись, Северус выудил из внутреннего кармана вещицу, которую носил с собой уже несколько недель. Он поймал Гарри за руку и вложил ее в ладонь, сжав его пальцы своими. – Я хочу, чтобы это было у тебя. Тот машинально сжал кулак, но не успел ничего спросить и даже рассмотреть загадочный предмет – Снейп снял чары и направился к замку, не заботясь о том, что кто-то из студентов его увидит. Поттер наблюдал за уходящим отцом, пока он не скрылся за склоном, а потом посмотрел, что же оказалось у него в ладони. Сначала он подумал, что это просто бесформенный кусок металла, и не мог сообразить, зачем Северус его дал ему. Но когда покрутил железку в руке, заметил едва разборчивую надпись, и поднес ее ближе к глазам. Гарри охнул – он понял, чем был этот старый холодный кусок металла. Фраза гласила: «Северус и Джеймс вместе навеки», и это было обручальное кольцо его папы, искореженное почти до неузнаваемости, как предположил Гарри, смертельным проклятьем и последующим пожаром. Отец, бог знает сколько времени, носил его с собой и теперь отдал Гарри. Он положил его в карман, намереваясь позже повесить на цепочку и носить на шее, как сделал его родитель. *** Не успел Поттер пройти и половины пути до замка, когда к нему подбежал большой черный пес. Он ухватил его за запястье и осторожно потащил к кустам неподалеку. Сириус обернулся человеком и поспешно выставил такой же щит, как ранее Северус. Гарри не представлял, как и откуда успел крестный выхватить палочку. Да и не очень-то его это интересовало. Разговор с отцом настроил гриффиндорца на миролюбивый лад, поэтому он не стал испепелять Сириуса гневными взглядами или игнорировать его, а ограничился тем, что скрестил руки на груди и принялся ждать, когда Блэк заговорит. – Гарри, прости меня, – будучи до мозга костей гриффиндорцем, Сириус не умел так хитроумно извиняться, как Снейп. – Я мерзко поступил с тобой. Даже несмотря на приподнятое настроение, Поттер не собирался так быстро забывать об обиде, поэтому промолчал. – Просто я не верю, что… что… я не верю, что Снейп – твой отец. Я хочу как лучше для тебя, Гарри, – упрашивал Сириус его понять. Смягчившись, Гарри сказал: – Почему ты думаешь, что забота патера – это не то, что мне действительно нужно? Не изменяя своему упрямству, Сириус ответил: – Ты на самом деле считаешь, что из него выйдет хороший отец? Поттер начинал злиться. – Он старается. Может у него не всегда получается быть хорошим отцом, но и я не представляю, что такое быть сыном. Для нас обоих это темный лес. Блэк сбавил обороты. – Прости, я не должен был так говорить, – он вздохнул. – Не буду притворяться, что когда-нибудь полюблю Снейпа, но ты мне дорог, и поэтому приложу все усилия, чтобы не обращать на него внимания. Сириус замялся в нерешительности. – То есть… если ты до сих пор хочешь, чтобы я присутствовал в твоей жизни. Гарри сдался. – Конечно, хочу, Сириус! То, что у меня теперь есть отец, не означает, что крестный отец мне уже не нужен. Блэк широко улыбнулся и потянул крестника в крепкие объятия. – Спасибо, мне надо было это услышать. Поттер хмыкнул и обнял в ответ. – Только пообещай мне кое-что. – Что? – Обещай, что не убьешь его. Сириус рассмеялся. – Обещать не буду, но приложу все усилия. *** Когда он наконец встретился с друзьями перед ужином в тот вечер, то не стал спрашивать, как они справились с толпой после его ухода днем. Гарри действительно не хотел этого знать. Он одолжил у Гермионы серебряную цепочку и повесил на шею папино обручальное кольцо. И пока Поттер в очередной раз выговаривал Сейкуну за поддразнивания Хедвиг, в общей гостиной осталась только неразлучная троица. Все остальные направились в Большой зал на ужин. Рону, Гермионе и Гарри пришлось бежать, чтобы не опоздать. На столах уже появлялись блюда, когда ребята вошли в зал. Профессора МакГонагалл и Снейп смерили сердитыми взглядами опаздывающих, а слизеринцы не преминули отпустить колкости в их адрес. Насмешки слизеринцев Гарри пропустил мимо ушей, но, мельком встретившись глазами с отцом, неосознанно коснулся кольца на шее. Трое друзей быстро заняли свободные места возле однокурсников. Гарри, не заметив, что кольцо выскользнуло из-под мантии, погруженный в свои мысли, неосознанно теребил его пальцами, пока из задумчивости его не вывел вопрос Дина: – Гарри, что это у тебя? – полюбопытствовал однокурсник, неизбежно привлекая внимание к Поттеру остальных. Тот вздрогнул и посмотрел вниз на кольцо и запутавшуюся вокруг него цепочку в своей руке. Подняв взгляд, Гарри обнаружил, что все смотрят на него в ожидании ответа. Он решил, что ничего страшного не случится, если скажет правду, поэтому, кинув многозначительный взгляд на Рона и Гермиону, произнес: – Это обручальное кольцо моего папы. Друзья искоса глянули в сторону преподавательского стола, и на их лицах появилось понимание. Не успели они ничего сказать, как тут оживилась Лаванда: – Правда? Парвати перегнулась через подругу со словами: – Можно посмотреть? Поттер поспешно спрятал искореженный перстень под мантию. – Не стоит. Гриффиндорки разочаровано надули губы. Гермиона закатила глаза, но девушки были настроены решительно. – Тогда хоть скажи, что там написано, – попросила Лаванда. Гарри одолели сомнения. Скорее всего, если он не ответит сейчас, они от него не отстанут, пока не добьются своего. Сдавшись, он осторожно произнес: – По внутренней стороне выгравированы имена родителей, а потом «вместе навеки». Джинни, Лаванда и Парвати умиленно вздохнули. Дин, Симус, Невилл и Колин закатили глаза, видя их реакцию. А Рон и Гермиона обменялись понимающими улыбками с Гарри в ответ на непроизнесенные имена его родителей. Поттер решил уделить внимание еде и откусил большой кусок куриного шницеля. К несчастью, показная сосредоточенность Гарри на ужине смогла остудить любопытство девушек не больше, чем сердитый взгляд Гермионы, брошенный ранее. – Что случилось с кольцом твоей мамы? - подала голос Джинни Гарри застыл с набитым ртом и задумчиво посмотрел на сестру лучшего друга. Искоса глянув на главный стол, он заметил, как сидящий рядом с директором отец, подносит к губам кубок, и в этот момент в свете свечей на его руке сверкнул перстень. Поттер повернулся обратно к Джинни и внезапно усмехнулся. Это может быть весело… Закончив жевать, он запил курицу тыквенным соком и широко улыбнулся Джинни. – Насколько я знаю, оно было на «ней». Гермиона подавилась соком. Джинни серьезно протянула «о-о-о». – Наверное, ты совсем плохо помнишь родителей? – сочувственным тоном поинтересовалась Лаванда. – Лаванда! – охнула Гермиона, и даже Парвати ошеломленно посмотрела на подругу, которая додумалась задать столь бестактный вопрос. Мужская половина Гриффиндора делали вид, что не слушают; в глазах Рона, уставившегося на Гарри, плясали задорные искры, Гермиона кидала тревожные взгляды на главный стол, будто боялась, что их могут нечаянно услышать. Тем не менее, Поттера несло все дальше. – Нет, все нормально. Вообще-то, больше я помню «маму», чем папу. Теперь Гермиона внимательно следила за Гарри, а Рон принялся усиленно жевать. – Правда? – хором спросили Парвати и Лаванда. – Какой она была? Гарри притворился, что задумался. – Можно сказать, что она не походила на обычную мать. Она точно не знала ни одной колыбельной. Папе пришлось ее учить. Гермиона поджала губы, будто с трудом сдерживая улыбку, а Рон прикусил щеку и начал рьяно резать на кусочки шницель. Колин и другие мальчики-пятикурсники с недоумением смотрели на троицу. Однако Парвати, Лаванда и Джинни ничего не замечали, увлеченные рассказом Гарри. Поттер замолчал на мгновение, будто о чем-то размышляя. – Не могу представить, как она меня кормила грудью, – протянул он. Рон подавился тыквенным соком и покраснел как рак, Гермиона, сделав вид, будто что-то уронила, наклонилась под стол. Гарри изо всех сил сдерживал смех. – Спорю, что вы не знали, – обратился он к затаившим дыхание девушкам, – в Хогвартсе моя «мама» училась на Слизерине. Те в унисон выдохнули: – Нет! – Да, – кивнул Гарри в пародии на серьезность. – Но… – Джинни наморщила лоб. – Если они учились на враждующих факультетах, то как оказались вместе? – О, эта история стоит любовного романа, – решил приукрасить реальные события Поттер. – Общий друг закрыл их в классной комнате и не выпустил, пока они не согласились нормально разговаривать друг с другом. С тех пор отношения между ними совершенно изменились. Папа начал ухаживать за мамой. Парвати и Лаванда томно вздохнули. Рон, пунцовый, как помидор, едва сдерживал хохот. Из-под стола появилась Гермиона, безуспешно делая вид, что совершенно не слушает Гарри. Джинни задумалась, потом вдруг выдала: – Она была такой же симпатичной, как на всех снимках? Этот вопрос стал последней каплей. Переглянувшись, Гарри, Рон и Гермиона захохотали. Снейп? Симпатичный? Поттер мог представить, как бы отреагировал отец на подобное заявление. Троица хохотала до слез, пока остальные гриффиндорцы, сидящие за столом, не начали вытягивать шеи, пытаясь увидеть, что вызвало такую реакцию. – Что? – воскликнула Джинни. – Что смешного?! Задыхаясь от смеха, Рон прохрипел: – Гарри, разве у твоей «мамы» не было зеленого платья и красной дамской сумочки? Гермиона, которой только-только удалось относительно успокоиться, вновь прыснула и рухнула на стол, вздрагивая от безудержного хохота. Вслед за ней взорвался новым приступом смеха Рон, а Гарри уже просто не мог нормально вздохнуть от хохота. Даже то, что ученики других факультетов начали оборачиваться в сторону гриффиндорского стола, не помогло им остановиться. Поттер услышал, как один из райвенковцев крикнул «Finite Incantatem», что оказалось абсолютно бесполезным, потому что дело было не в магии. Хотя со стороны их истерика действительно напоминала результат вышедших из-под контроля веселящих чар. Но именно испуганный возглас Джинни: «Профессор Снейп!», положил конец веселью. Троица замолчала, оглядываясь по сторонам. И действительно, прямо за спиной Гарри будто из-под земли вырос зельевар. Он скрестил на груди руки, и, возможно, в силу случайной игры света, всем бросилось в глаза обручальное кольцо на его пальце. – Надеюсь, теперь вы позволите другим поужинать? – поинтересовался он приторным тоном, говорящим: «Пусть вы еще не вляпались в неприятности, но вы недалеки от них». Гарри молча кивнул вместе с Роном и Гермионой, молясь, чтобы отец не спросил, в чем причина веселья. – Потрудитесь объяснить, по какому поводу вы устроили спектакль на весь Большой зал? – Северус посмотрел на Гермиону, потом на Рона, затем остановился на Гарри, вопросительно приподняв бровь. Тот искоса глянул на друзей, которые бросали настороженные взгляды то на Гарри, то на Снейпа. Не надо было большого ума, чтобы понять: Северус вряд ли обрадуется тому, что они смеялись… ну, пусть не над ним, но несомненно их насмешки косвенно касались его. – Мистер Поттер? Я жду. Гарри продолжал хранить молчание в тщетной надежде, что отец не станет выпытывать. К несчастью, тут встряла Джинни: – Сэр, Гарри рассказывал нам о своей маме, о том, какой она была, – решила защитить их она. Поттер побледнел. Северус одарил сына мрачным взглядом. Всем гриффиндорцам стало не по себе, хотя только трое знали, в чем дело. – И что именно сказал мистер Поттер? – угрожающе процедил зельевар. – Ничего особенного! Правда! – постарался заверить Гарри отца. Но удача и в этот раз обошла его стороной, потому что вновь подала голос Джинни. – Профессор Снейп, он просто рассказал нам, что о ней помнит, и показал обручальное кольцо своего отца. Сколь ни велика была симпатия Гарри к Джинни, сейчас он с радостью скормил бы ее Норберту, норвежскому горбатому дракону. Но стоило ему опустить голову, уставившись на свои руки, и он тут же решил, что себя тоже скормил бы дракону, потому что кольцо на цепочке висело у всех на виду – оно выскользнуло из-под мантии, когда Гарри заходился в приступе смеха. Конечно, тщетно было надеяться, что отец не заметит. И действительно, Поттеру казалось, что Снейп будто придавил его взглядом. Гриффиндорец едва заставил себя посмотреть вверх. Мгновение Северус мрачно вглядывался в его лицо, а затем выхватил взглядом серебряную цепочку и заговорил сердитым шепотом, однако, Гарри отчетливо слышал каждое слово. – Зачем ты это надел? Внезапно все страхи Гарри испарились, уступив место, былому возмущению тем, что отец с ним обращается как с вещью. Поттер расправил плечи и спрятал кольцо под мантию. – А что еще мне с ним делать? Где-то на периферии сознания Гарри промелькнула мысль, что зал затих, и все на них смотрят. – Это обручальное кольцо – вещь личная и не предназначена для праздных взоров, – сказать, что Северус был недоволен, значит ничего не сказать. Гарри уже тихо кипел от возмущения, но неприкрыто ханжеские слова отца окончательно вывели его из себя, и он, не задумываясь, рявкнул, указывая пальцем на обручальное кольцо Северуса: – Тогда зачем вы его надели? Все взгляды в зале мгновенно сосредоточились в указанном направлении. Наверное, Снейп тоже это ощутил, потому что быстро изменил положение рук так, чтобы спрятать пальцы левой. – А вам известна причина, по которой я не могу носить свое обручальное кольцо? – спросил зельевар убийственно спокойным тоном, в котором, однако, звучали угрожающие нотки. Только Гарри уже не обращал на это внимания. – Нет. Но если вам можно носить свое, то я имею право носить это, – взмахом руки он указал туда, где под мантией скрывалось искалеченное украшение. Северус выпрямился во весь свой немалый рост, ставя сидящего Гарри в еще более невыгодное положение, и прошипел: – Ты – студент и должен делать так, как говорит тебе преподаватель… – «Преподаватель»! – с возмущенной издевкой перебил его Гарри, испытывая желание добавить «лучше сказать «отец», но не решаясь заходить так далеко. Снейп не обратил внимания на его слова. – С другой стороны, я – профессор, и как и когда я решаю демонстрировать мое семейное положение, касается только меня и моей второй половины. Гарри слышал, как по залу, словно легкий ветерок, пронесся шепот, но ему было уже все равно. Гриффиндорец вскочил на ноги, разразившись тирадой: – Это было бы так, не будь он мертв! Но тогда следовало бы поговорить об этом со своими родными, только вот интересно, с кем же?! Поттер отдавал себе отчет, что наговорил много лишнего, но сейчас это заботило его меньше всего. В полной тишине он пронесся мимо отца в сторону выхода. И тут ему вслед раздалось угрожающее шипение: – Гарри Джеймс Северус Снейп-Поттер, не смей поворачиваться ко мне спиной. Гарри остановился у выхода, но не обернулся, бросив через плечо: – Я не думал, что вы решитесь называть меня этим именем. Не получив немедленного ответа, Поттер вышел, направившись прямо в гриффиндорскую башню. Но только он рухнул на кровать лицом в подушку, как топот ног по лестнице возвестил о прибытии соседей по спальне. Гарри застонал и зарылся поглубже, пытаясь притвориться, что спит. Что, конечно, не могло сойти за правду, так как в комнате он и пяти минут еще не пробыл. Распахнулась дверь, и в спальню ввалилось четверо гриффиндорцев. – Боже, Гарри, – запинаясь, сказал Невилл, – я был уверен, что тебе так просто не отделаться! Симус плюхнулся на край Гарриной кровати. – Я думал, Снейп точно отдаст тебя на растерзание Филчу! – Он даже не назначил тебе отработку, – произнес Дин, с благоговейным трепетом в голосе, находясь под впечатлением от поведения Гарри. Поттер вновь застонал. Он перевернулся на спину и сел ровно, понимая, что после подобного происшествия друзья его в покое не оставят. – Ну, так, если разобраться, он и не мог мне ее назначить, правда? Сидящий на краю собственной кровати Рон не проронил ни звука, но жадно следил за остальными. Дин, Симус и Невилл в замешательстве посмотрели на Гарри. – Что ты имеешь в виду, «не мог назначить»? – переспросил Симус. – Весь Большой зал слышал, как ты пререкался с ним… вроде как. Поттер устало рухнул обратно в подушки. – Ну, да, но за такое он не может назначить мне отработку. Возможно, накажет как-то по-другому, лишит карманных денег, например. Но не назначит отработку, – он вздохнул. – Не видать мне Хогсмида по выходным до конца года. Ребята, похоже, были ошарашены, а Рон настороженно взглянул на Гарри. Тот вопросительно выгнул бровь, но Уизли лишь покачал головой. – Он не посмеет! – возразил Невилл. – Дамблдор этого не допустит! Сбитый с толку Гарри посмотрел на него. – А причем здесь Дамблдор? – Дамблдор никогда не позволит преподавателю запретить тебе ходить в Хогсмид только потому, что ты пререкался с ним! – воскликнул Симус. – Преподаватель? Снейп – мой… – Поттер осекся. За спинами ребят Рон яростно мотал головой из стороны в сторону. Гарри взглянул на однокурсников. Если поразмыслить, то почему они так зациклились на том, что Гарри удалось избежать наказания, тогда как гораздо больше их должен был занимать вопрос о том, как это Снейп оказался отцом Гарри? – Разве вы не слышали ни слова из сказанного Снейпом? Не слышали, как он назвал меня? Впервые за время беседы подал голос Рон: – Гарри, даже если бы хотели, мы бы не поняли ни слова. Тот изумленно уставился на него. – Ага! Я и не знал, что Снейп – тоже змееуст, – встрял Дин. Поттер был ошарашен. – Змееуст? Вы хотите сказать, что мы все время говорили на серпентарго? Невилл кивнул, а потом покачал головой. – Ну, не все время. Ты сказал, что если он может носить свое кольцо, то ты можешь носить свое. Затем он зашипел на тебя, а ты зашипел в ответ. Гарри переводил взгляд с одного лица на другое. – Правда? Гриффиндорцы кивнули. – И вы ни слова не поняли? Все вновь закивали, а Дин добавил: – Кроме твоей последней фразы, что ты не думал, что он собирался так тебя назвать. А, кстати, как он тебя назвал? Гарри тряхнул головой и сказал: – Он назвал меня по имени. Когда Гарри наотрез отказался рассказывать подробности, интерес спал. Вскоре Невилл, Дин и Симус вышли в ванную, чтобы подготовиться ко сну, а Рон задержался в спальне. Плотно прикрыв дверь за ушедшими, он повернулся к другу. – Гарри, что он сказал на самом деле? Гарри поманил друга подойти ближе, чтобы больше никто не услышал – их тайна и так вот-вот раскроется. – Сказал, что я не должен носить кольцо, которое, кстати, сам и дал мне. Сказал, что то, что он носит обручальное кольцо – дело его и его супруга. Вот тогда я взорвался. Я сказал, что папа мертв, и что не должен ли он, в таком случае, обсудить это со мной? А потом ушел, – Поттер пожал плечами, будто не было ничего особенного в том, что он умудрился затеять новую ссору с отцом, едва уладив первую. Рон украдкой придвинулся ближе. – Что он сказал, когда ты уходил? Гарри вновь пожал плечами и отвел взгляд. – Он назвал меня по имени и сказал, чтобы я не поворачивался к нему спиной. Рон выглядел удивленным и сбитым с толку. – Просто назвал по имени? – Он назвал мое полное имя – Гарри Джеймс Северус Снейп-Поттер. Уизли охнул, и, все еще не веря своим ушам, охнул еще раз, затем уточнил: – Это твое полное имя? – Теперь, да, – Гарри натянул на себя одеяло, намереваясь так сразу и заснуть, не переодеваясь в пижаму. Сейчас ему было все равно. – Что значит «теперь»? – стоял на своем Рон. Гарри зевнул. – Уверен, в моем свидетельстве о рождении стоит лишь Гарри Джеймс Северус Поттер, но я хочу изменить фамилию. Еще раз удивленно вздохнув, Рон тоже, не переодеваясь, рухнул в постель. Глава 22. Миф о «жили они долго и счастливо» Все воскресенье Гарри просидел в спальне. По его мнению, это был самый эффективный способ избежать встречи с отцом. Но голодным он не остался – Рон и Добби о нем позаботились. Поттер лежал на кровати, терзаясь опасеньями перед неизбежной встречей с родителем в понедельник утром на Зельях. Утешало лишь то, что прилюдно отец обращается с ним как с любым другим студентом, и наказать Гарри, не вызывая подозрения окружающих, он не мог. Но даже это слабое утешение было вдребезги разбито утром в понедельник. Гарри не желал вставать, надеясь, что произойдет чудо и занятия отменят, когда в дверях появился Колин Криви. – Всем собраться в гостиной! – выкрикнул он, как всегда, что есть мочи. – Профессор МакГонагалл хочет поговорить с нами! Уповая на то, что вот она, желанная отсрочка, Гарри, не умываясь, поспешно натянул чистую школьную форму и побежал вниз по лестнице вслед за однокурсниками. В гостиной он уселся на подлокотник диванчика, занятый Роном и Гермионой. Кетцалькоатль уже привычно обвивал его шею. Несколько отставших быстро спустились по лестнице, и профессор МакГонагалл хлопнула в ладоши, призывая к тишине. – Тихо, пожалуйста, – она одарила сердитым взглядом перешептывавшихся близнецов Уизли. – Я хочу сделать несколько объявлений перед тем, как вы пойдете завтракать. Первое и самое главное: начиная с сегодняшнего дня, Западную башню и второй уровень подземелий без особого разрешения посещать запрещается. Гриффиндорцы зашептались, а Гарри обменялся взглядами с Гермионой и Роном. В последний раз эти части замка закрывали, потому что там прятали Философский камень. По какой причине это сделано сейчас, оставалось лишь догадываться. МакГонагалл вновь заговорила, заглушая шепот. – Я хочу, чтобы это всем было предельно ясно. Доступ туда имеют лишь студенты с пропуском от преподавателя. Гарри был готов поклясться, что она глянула на их троицу. Глава Гриффиндора пристально смотрела на подопечных, пока те не закивали. – Хорошо. Во-вторых, в этом году первый поход в Хогсмид назначен ранее, чем обычно. Поэтому, если есть желающие, то жду ваши разрешения не позднее вечера четверга. Она повернулась к пятикурсникам. – Невилл, Гарри, ваши уже у меня. Поттер слегка побледнел при завуалированном упоминании об отце, но, поняв, что никто вроде бы ничего не заметил, расслабился. По крайней мере, Северус не собирался ограничивать его передвижения. Но кое-кто все же уловил его реакцию. Сейкун зашевелился и поднял голову к уху Гарри. – Ты все еще недоволен Темным? – прошипел он. Поттер начал подозревать, что телепатические способности кетцалькоатля распространяются не только на его близнеца, но и на самого Гарри. По его мнению, это могло быть побочным эффектом связи, установленной с ним змеем. Было это правдой или нет, но все говорило о том, что фамильяр читает эмоции своего хозяина. Гарри повернул голову, искоса глянув на красно-золотое оперение. – Нет, это не так. Я просто боюсь, что у него есть повод для недовольства. Сейкун боднул головой в щеку Гарри. – Почему он должен быть недоволен тобой? Вы пос-с-с-орились, но теперь ведь все уладилось, – сказал он, и Поттер в очередной раз удивился тому, насколько кетцалькоатли могут быть умными и четко излагать свои мысли, хотя их понятия об эмоциях были очень упрощенными, как оно и присуще всем животным, в отличие от людей. Змей не понимал, что между Гарри и его отцом могут остаться взаимные обиды именно как следствие той размолвки. Он собирался ответить, но слова профессор МакГонагалл привлекли его внимание. – Сезон квиддича тоже в этом году начнется раньше, поэтому рекомендую команде собраться и составить расписание тренировок. Помните, у вас будет новый капитан и новый вратарь в придачу к тому, что целый год вы не играли. Поттер не знал, чего ему хочется больше, – застонать при мысли об изнуряющих, хоть и результативных, тренировках или порадоваться возможности снова играть. Окинув взглядом остальных игроков, он пришел к выводу, что ими владеют схожие мысли. МакГонагалл, не давая времени на долгие раздумья, продолжила: – И последнее, но не менее важное. Уверена, вам всем интересно, почему еще не назначены старосты-пятикурсники. Гарри не то чтоб не интересовался, он даже не заметил отсутствия старост, настолько все его внимание было поглощено отношениями с обретенным отцом. Да и в другое время он вряд ли бы обратил на это внимание. Тогда как Гермиона от нетерпения даже слегка наклонилась вперед. – Думаю, всем известно, что новые старосты назначаются перед летними каникулами. К сожалению, конец прошлого учебного года был… омрачен событиями Тремудрого турнира и вытекающими из этого последствиями, – Гарри почувствовал множество косых взглядов в свой адрес, но лишь поморщился в ответ. – В итоге преподавателям не удалось сделать выбор. Профессор Дамблдор предложил на первой учебной неделе рассмотреть претендентов в последний раз перед тем, как преподавательский состав выберет достойных. – Эта неделя подошла к концу, и я с гордостью объявляю двух новых старост Гриффиндора. Мисс Грейнджер, ваши ум и находчивость принесли вам этот значок, – декан вручила маленькую красно-золотистую эмблему Гермионе. – Не сомневаюсь, вы хорошо послужите своему факультету. Подхватив аплодисменты Рона и Гарри, гриффиндорцы с энтузиазмом поприветствовали сокурсницу. Она покраснела, но быстро и с гордостью прикрепила значок к отвороту мантии. Профессор МакГонагалл выдержала паузу, ожидая, пока радость уляжется, потом вновь призвала к тишине. – Не раз доказав, что может переносить тяжелые испытания и находить уникальные выходы, я решила – и его отец со мной согласился – что нашим вторым новым старостой должен быть мистер Снейп-Поттер. Губы МакГонагалл изогнулись в улыбке, когда она кивнула в сторону Гарри и вышла из гостиной, оставляя позади себя ошеломленных студентов. Когда портрет за ней закрылся, на колени Поттера упал новый значок старосты. Он не раз прокручивал в голове разные варианты того, каким образом гриффиндорцы могут узнать правду о нем, но такого он точно не представлял. Гарри предполагал, что однажды за ужином Дамблдор сделает объявление, или он и отец дадут продуманное интервью «Ежедневному пророку», и таким образом проинформируют магическую общественность. Но чтобы его декан так просто мимоходом упомянула об этом в разговоре, казалось… унизительным. Поттер чувствовал, горящие огнем щеки так же отчетливо, как и тяжесть взглядов более семидесяти пар глаз. И он не был готов встретиться взглядом с учениками и столкнуться с сотнями вопросов, коими его закидают, вместо этого он покосился на сидящих рядом Рона и Гермиону. Они обескуражено смотрели на него. Очевидно, тоже ожидали чего-то более помпезного и торжественного. Гарри внезапно вскочил с места. – Наверное, я пойду вниз завтракать, – объявил он всей гостиной и задал вопрос Рону и Гермионе: – Идете со мной? Не дожидаясь их ответа, Гарри поспешил к портрету-выходу, игнорируя раздраженное шипение Сейкуна, недовольного его резкими движениями. Он задержался у открытой картины и обернулся, чтобы посмотреть, следуют ли за ним друзья. Это стало роковой ошибкой. Гарри понял, что попал под прицел, загипнотизированный молчаливыми взглядами гриффиндорцев. – Гарри? – раздался нерешительный голос Кэти Белл из другого конца комнаты. Поттер сглотнул и попытался сбежать. К несчастью, ему не удалось, и голос загонщицы разбил оцепенение. – О чем это говорила МакГонагалл? О твоем отце? – спросил Ли Джордон. Занервничав, Гарри потянулся к папиному кольцу под мантией. Джордж Уизли выступил вперед и громче спросил: – Гарри, почему она назвала тебя Снейп-Поттер? Вновь повисло молчание, но на сей раз ребята ждали ответа Гарри на последний вопрос. Поттер закрыл глаза и устало прислонился к стене. Сейчас у него совершенно не было желания что-либо объяснять. Почувствовав руку на своем плече, Гарри открыл глаза. Рядом стояла Гермиона, хмуро глядя на собравшихся студентов, а с другой стороны от нее стоял Рон, точно таким же взглядом одаривая окружающих. – Профессор МакГонагалл назвала его так, потому что это его имя, – сказала Грейнджер, будто речь шла о прописной истине. – Гарри Джеймс Северус Снейп-Поттер, – пояснил Рон, и Гарри немедленно захотелось слиться со стенкой, потому что все взгляды снова были прикованы к нему. – Он – твой отец?! – взвизгнула Джинни. Поттер опять закрыл глаза. – Да. Это стало последней каплей. Внезапно заговорили, и каждый стремился перекричать другого. – Что?! – Снейп? – Это невозможно! – Он – слизеринец! – Упивающийся смертью! – Лили и этот отвратительный… – Но как же Джеймс? – Наверное, он чем-то опоил маму Гарри, чтобы уложить в кровать… – Скорее всего, изнасиловал… – Он – исчадье ада! – Бедный Гарри! Затем голос, который Гарри не узнал, произнес: – Готов поспорить, он планирует передать Гарри Сами-знаете-кому! Поттер много раздумывал над тем, как друзья-гриффиндорцы отнесутся к тому, что он – сын профессора Снейпа. Но Гарри даже не представлял, что они сходу начнут обвинять Северуса в ужасных злодеяниях. Никто не имел права так отзываться об отце, тем более в его присутствии. Гарри взорвался: – Заткнитесь! Он с такой силой сжал кольцо, спрятанное под мантией, что побелели костяшки пальцев. На плече расправил крылья Сейкун и захлопал ими, обнажив острые зубы, вторя эмоциям Гарри. Поттер, неосознанно копируя отца, испепелял одноклассников яростным взглядом, являя собой устрашающую картину. Даже Рон и Гермиона отшатнулись в сторону, хотя не они были причиной его гнева. – Как вы смеете говорить так о моем отце?! – вскипел он. – Кто дал вам право обвинять его?! Вы же ничего о нем не знаете! На удивление, именно у Невилла хватило смелости произнести: – Но, Гарри… Тот повернулся к нему, и Невилл отшатнулся. – Я сказал молчать! – Гарри обвел взглядом присутствующих. – Говорю это первый и последний раз, а если потом кто-то посмеет даже подумать об этом, то прокляну так, что мокрого места не останется. Мой отец – не исчадье ада. Он на самом деле никогда не был Упивающимся – Дамблдор попросил его стать шпионом. Он не насиловал и не опаивал Лили просто потому, что даже не прикасался к ней. Мой папа, Джеймс Поттер, и мой отец, Северус Снейп, состояли в браке без всякого принуждения. Я – законный ребенок и сын своих родителей. Теперь вы знаете даже больше, чем вам положено. И никогда не говорите о моих родителях и о тете в таком тоне. Если на то пошло, вообще не говорите о них. По крайней мере, чтобы я этого никогда не слышал. Поттер еще раз окинул тяжелым взглядом притихших гриффиндорцев. Кивнул сам себе и, испытывая мрачное удовлетворение от того, что молчать они будут еще долго, развернулся и скрылся за портретом. Топот двух пар ног позади предупредил о том, что его лучшие друзья последовали за ним. – Ничего себе, Гарри! Ты действительно напугал всех! – усмехнулся Рон. – Ты даже меня напугал. – Ну, они это заслужили! – резко ответил Поттер, и Сейкун согласно зашипел. Гарри услышал, что шаги замедлились, и вздохнул. – Простите, я на вас не злюсь, просто… – Гарри, все нормально, мы понимаем. И им не следовало говорить всякие гадости, – сказала Гермиона, и Рон кивнул. Поттер улыбнулся им. – Спасибо. ><><>< На завтраке за гриффиндорским столом было необычайно тихо. Гарри, Рон и Гермиона трапезничали уже добрых десять минут, когда начали появляться первые сокурсники. Подтянувшиеся следом за ними казались молчаливой и извращенной пародией на первых. Те, кто успел прийти раньше, заняли самые дальние места от Гарри, и чем больше сокращалось расстояние между ним и вновь прибывшими, тем более встревоженными выглядели студенты. Если кто-то и осмеливался заговорить, то только вполголоса. И, несмотря на то, что никто даже отдаленно не упоминал Поттера, его родителей или тетю, все равно почти в каждом взгляде можно было различить невысказанные вопросы. Каждый раз, поднимая взгляд, Гарри мог насчитать, по меньшей мере, полдюжины человек, которые настороженно разглядывали то преподавательский стол, то самого Поттера, но быстро отводили глаза в сторону. Некоторое время Гарри развлекался тем, что одаривал хмурым взглядом любого, кто глядел на него искоса, те бледнели и быстро отворачивались, но к концу завтрака ему это надоело. Решив, что у него нет настроения возвращаться в башню за учебниками по Зельям, он призвал их к себе, хотя это и было против правил. В кои то веки Гермиона не возражала, а поступила так же вместе с Роном. Поттер устроился на своем обычном месте – за столом в конце класса. Другие студенты тоже неспешно рассаживались. Напоминая им о серьезности своих намерений, он каждого гриффиндорца одарил пристальным взглядом. Того же удостоились и слизеринцы, но для них в этом не было ничего нового, и не стало поводом подозревать что-то неладное. Сейкун свернулся на углу стола. Рон и Геомиона, как и Гарри, пытались делать вид, что это просто очередной урок. Хотя все было иначе. Остальные гриффиндорцы вели себя тише обычного, прекрасно осознавая, что позади сидит Поттер, готовый в любую минуту запустить проклятьем. А Гарри наоборот начал вновь получать удовольствие от происходящего. Наверное, таким образом в нем проявлялась слизеринская половина. Отрылась боковая дверь, и в класс вошел Северус, как всегда, бросая хмурые взгляды на каждого. Его эффектное появление несколько нарушила своим сине-лиловым великолепием Сейсу, парящая над головой зельевара. Все, кроме Гарри, Рона и Гермионы, охнули. Гриффиндорцы повернулись, чтобы посмотреть на Сейкуна, лежащего на столе Поттера, но вовремя спохватились, не желая встречаться с однокурсником взглядом. Тогда как слизеринцы, не имея поводов для опасений, открыто уставились на змей-близнецов. Северус, конечно, никак не прокомментировал появление кетцалькоатля, а спрашивать храбрецов не было, хотя Гарри буквально видел, как в головах гриффиндорцев крутятся шестеренки. Также Снейп никоим образом не выделил сына среди присутствовавших студентов, но тот и не ожидал ничего подобного. Профессор просто написал рецепт сегодняшнего зелья на доске, коротко рассказал о его свойствах и велел приступить к варке. Затем уселся за стол проверять работы, пока студенты подготавливали ингредиенты для зелья и начинали выполнять задание. Гарри мельком подумал, как у отца в начале года уже накопилось столько бумаг. По большей части урок прошел обычно, как любой другой урок Зелий, несмотря на напряжение, царившее на гриффиндорской половине класса. За исключением нескольких происшествий. Гарри только добавил в свое зелье растертый панцирь австралийского скарабея, как что-то громко зашипело, и бледно-голубая жижа медленно потекла по полу. Северус поднял взгляд, сразу определив, чье это зелье. – Мистер Лонгботтом, сколько раз… – но он осекся, когда понял, что не Невилл стоит посреди увеличивающейся лужи испорченного зелья, а Лаванда Браун. Невилл сидел в двух столах впереди нее и был явно озадачен тем, что это не он расплавил котел, а кто-то другой. Снейп и остальные студенты были настолько же обескуражены. Северус поднялся и прошествовал к столу Лаванды. – Мисс Браун, как я вижу, мистер Лонгботтом – не единственный безнадежный ученик в этом классе. Вам удалось превратить простую очищающую мазь в разрушающую металл бурду. Тем не менее, вы впервые расплавили один из моих котлов, поэтому баллов снимать я не буду. Вместо этого отправитесь к мистеру Филчу на отработку в восемь часов. Ясно? Лаванда поспешно кивнула, и Северус взмахнул палочкой, убирая пролитое. – Хорошо. Теперь возьмите новый котел и возвращайтесь к работе, – Снейп вновь сел за свой стол. Сейсу пролетела по комнате и опустилась рядом с Сейкуном. Змеи стали тихо шипеть, будто что-то рассказывали друг другу, и Гарри стоило немалых усилий их игнорировать. Полчаса спустя Северус внезапно вновь заговорил, разбивая тишину в классе: – Мисс Патил, у вас проблема? Парвати, сидящая за столом в стороне от Гарри, виновато подпрыгнула на месте. Она весь урок переводила взгляд с Гарри на Снейпа и обратно, что уже начало действовать Поттеру на нервы. Он усмехнулся. – Нет, профессор… – она искоса глянула на Гарри, который одарил ее хмурым взглядом, копируя отца. Парвати повернулась обратно к зельевару и тихо пробормотала: – Все в порядке, сэр. – Тогда будьте добры вернуться к приготовлению зелья, а не праздно глазеть по сторонам! – прорычал Снейп. Гриффиндорка зарделась и склонилась над котлом, принявшись усердно помешивать. На другой стороне классе несколько слизеринцев рассмеялись, но под гневным взглядом Северуса тотчас умолкли. Остаток занятия прошел почти спокойно. Минут за пятнадцать до перемены, когда большая часть студентов закончила варить зелье, Сейсу и Сейкуну взбрело в голову порезвиться. Ворохом ярких перьев они взлетели со стола Гарри, спиралью взвились над его головой и понеслись дальше. А затем спикировали вниз на слизеринцев, отчего Панси Паркинсон закричала. Напуганный Сейкун хлопнул крыльями и брызнул слюной в лицо Гойла, который поспешил спрятаться под партой, уверенный, что кетцалькоатль собирается его укусить. Сейсу выписывала круги над Блейз Забини, одной из самых тихих слизеринок. Та съежилась в комок, пытаясь спрятаться за вжавшейся в стену Миллисент Булстроуд, которая к змеям любви не питала. Малфой изо всех сил пытался делать вид, что абсолютно спокоен, но это было непросто, особенно ввиду того, что Крэбб, отчаянно пихал его стул, желая присоединиться под столом к Гойлу. В придачу Сейкун привел в беспорядок обычно безупречную прическу Драко, хлестнув по ней хвостом на обратном пути к Гарри. Гриффиндорцы истерично смеялись – им редко удавалось повеселиться за счет слизеринцев на уроках Зелей, и сейчас они наверстывали упущенное. Но Сейкун так и не добрался до своего хозяина, потому что Северус с грохотом отодвинул стул и на повышенных тонах – в той мере, насколько это возможно на серпентарго – отчитал пару кетцалькоатлей: – Сейсу! Сейкун! Что вы устроили?! Сейкун завис в воздухе, склонив голову. Сейсу, напротив, сделала еще один круг над Блейз и только потом обратила внимание на зельевара: – Нам с-с-стало с-с-скучно, и мы решили немного повес-с-селиться. Гарри и Сейкун вздрогнули, услышав столь легкомысленный ответ, Северус же просто побагровел. – Никто, даже мой фамильяр, не смеет прерывать мой урок без уважительной причины, и желание повеселиться к ним не относится. Он подошел к двери, ведущей в кабинет, и распахнул ее: – Если не умеете вести себя, то здесь вам не место. Снейп указал на выход. Сейкун, уныло глянув на Гарри, который ответил ему строгим взглядом, печально полетел в кабинет. Горделиво вскинув голову и неторопливо взмахивая крыльями, Сейсу повернула в указанном направлении, будто это было приглашение, а не приказ. Перед тем как скрыться из виду, она дерзко щелкнула хвостом в сторону Северуса. Гарри издал приглушенный смешок. Зельевар метнул взгляд на все еще хихикавших гриффиндорцев, а потом на своих довольно потрепанных слизеринцев. – Продолжайте доваривать зелье, пока меня не будет, – резким тоном сказал он по-английски, затем вышел в кабинет и закрыл дверь. Не желая еще больше сердить профессора, гриффиндорцы вернулись к заданию. Через пару мгновений слизеринцы последовали их примеру. Но Драко не мог оставить унижение своего факультета неотомщенным. Его мишенью, предсказуемо, стал Гарри. – Готов поспорить, ты забавлялся вовсю, Поттер, – насмешливо протянул он, приглаживая взлохмаченные волосы. Гарри, решив не указывать слизеринцу на то, что тот неправильно назвал его фамилию, сказал: – Да, было весело. Малфой сердито посмотрел на него. – О, прости. Я неправильно ответил? – с притворным простодушием отозвался Гарри, в нем действительно было много слизеринского. Гриффиндорцы засмеялись. – Очень смешно, – выплюнул Драко. Он поднялся и подошел к столу обидчика, чтобы иметь возможность язвить тому прямо в лицо. – Как вижу, МакГонагалл сделала тебя старостой. Не представляю, что ею двигало, если не жалость: бедная тупая сиротка должна хоть раз в жизни увидеть счастье, – он скользнул взглядом дальше, уставившись на друзей Гарри. – Какая неожиданность, Грейнджер тоже староста. И опять жалкая подачка бедной маленькой грязнокровке. Но я не понимаю, почему Уизла не сделали старостой. Он же как никто другой заслуживает жалости. Младший сын в нищей семье. Куда еще ниже? Драко усмехнулся, заметив, как Гарри сжал кулаки. Гермионе пришлось удерживать Рона, чтобы тот не проклял заносчивого слизеринца или просто не засветил ему кулаком в глаз. Малфой вновь обратился к Гарри. – Но как же, золотой мальчик Хогвартса не может быть обойден вниманием такого сброда, – он кивнул в сторону Рона. Драко притворно вздохнул. – Сомневаюсь, что твой отец стал бы тобой гордиться, видя, как ты позоришь свое имя. Но с другой стороны, кто знает клан Поттеров? Женился же старший Поттер на… кхем… не в приличном обществе будет сказано… – он с ликующим видом замолчал. У Гарри окаменело лицо, и все гриффиндорцы застыли. Они-то знали, что Драко только что переступил черту, но сам слизеринец этого не понимал. Даже его однокурсники сообразили: что-то не так, когда Гарри медленно поднялся со стула, и со взволнованными лицами наблюдали за происходящим. Став напротив противника, он ровным голосом произнес: – Малфой, я уже говорил тебе: ты ничего не знаешь о моих родителях. Тебе следовало бы хоть что-то узнать о предмете разговора, прежде чем открывать рот. И на будущее хочу посоветовать следить за тем, что ты говоришь о моей семье, – и кивком указал за плечо Драко. Слегка напуганный тоном Поттера слизернец повернул голову и обнаружил, что прямо за спиной стоит декан. Северус, еще более хмурый, чем обычно, скрестив руки на груди, смотрел сверху вниз на Малфоя. Драко, сам не зная почему, побледнел. – Мистер Малфой, – мрачно начал Снейп, и задрожали даже те, кто непосредственно в этом инциденте участия не принимали, – вернитесь к своему котлу. Вы лишились пятнадцати баллов. Если еще раз отзоветесь о преподавателе в подобном тоне, то потеряете вдовое больше. Драко, как и его однокурсники, застыл на мгновение с распахнутым в изумлении ртом. Северус ответил пристальным взглядом, заставив их отвести глаза. Малфой поплелся обратно к своему столу и занялся зельем. Профессор повернулся к сыну. – Мистер Снейп-Поттер, задержитесь после урока. У меня к вам разговор. Раздался глухой звук удара, сопровождаемый шипением – это Драко уронил мерный стакан в котел. Блейз упала на пол, потому что промахнулась мимо стула, на который собиралась сесть. Крэбб и Гойл так быстро вылезли из-под стола, что стукнулись лбами, а Панси закашлялась от удивления. Симус выпалил: – Значит, это правда! Северус посмотрел на него и спокойно спросил, будто не догадываясь, о чем речь. – Что именно правда, мистер Финнеган? Гриффиндорец покраснел. – Что… ну… что вы – папа Гарри. Со стороны слизеринцев послышались изумленные возгласы. Гарри повернулся к ним с довольной ухмылкой на лице, заметив, что глаза у всех были размером с сикль. Северус покачал головой. – Не совсем. Гриффиндорцы опешили от изумления. А Гарри так резко повернул голову, что в шее стрельнуло, но какое значение имела боль по сравнению с шокирующим заявлением отца. Правда наконец вышла наружу, а он собирается все отрицать? Снейп посмотрел на сына и ухмыльнулся. – Джеймс был папой Гарри. Я предпочитаю слово «отец». Теперь уже весь класс, не считая Гарри и двух его друзей, круглыми глазами глядели на профессора. Гриффиндорцы не представляли, что у зельевара есть чувство юмора, а слизеринцы просто не могли поверить, что их декан – глава Слизерина – отец Мальчика-который-выжил. Северус взглянул на часы и, не дожидаясь, пока кто-то наберется смелости спрашивать дальше, сказал: – Налейте зелье во флаконы. Оно должно настояться два дня, и на следующем уроке я изучу ваши образцы. Необходимость разлить зелья по бутылочкам и убрать оставшиеся ингредиенты пресекла новые вопросы, чему Гарри был только рад. Хотя гриффиндорцы и не посмели бы после событий этого утра, но все же… Прозвенел звонок, и студенты, собрав учебники, потянулись к выходу. Поттер наблюдал, как они уходили. Иногда он встречался взглядом с покидавшими класс учениками, но внезапно его внимание привлек взгляд чьих-то светло-серых глаз, смотревших на него со странной смесью обвинения и затаенной обиды. Гриффиндорец удивленно моргнул, отгоняя это неловкое ощущение, и только когда обладатель этих глаз отвернулся, он сообразил, кто это был. Драко Малфой выскользнул в коридор, и, несмотря на все неприятности, что они не раз доставляли друг другу, Гарри ощутил внезапный порыв последовать за слизеринцем. Но у отца был к нему разговор… Поттер повернулся к родителю, стоящему у двери в кабинет. – Патер?.. – он не был уверен, разрешалось ли обращаться к нему так сейчас. Северус кивнул. – Пойдем в кабинет, Гарри. Он последовал за отцом. Снейп уселся за стол, и Поттер почувствовал, как внутри все опустилось. Ничего хорошего от такого начала ждать не стоило, хоть Гарри и назвал его «патер», отец все равно счел необходимым вести с ним разговор через стол. Змеи свернулись в корзине Сейсу, стоящей на краю стола. Сейсу удавалось всем своим видом демонстрировать одновременно мрачность и обиду на несправедливое наказание. Она высунула язычок в сторону Снейпа, когда он усаживался, но зельевар одарил ее предостерегающим взглядом, отчего змея тут же спрятала голову за край корзины. Сейкун до сих пор был уныл и подавлен, но стоило появиться хозяину, как он оживился, поднялся в воздух и опустился в подставленные руки Гарри, устроив голову в изгибе локтя и ища утешение в ласке. Поттер слегка вздрогнул, поняв, что прочитал эмоции своего фамильяра. Очевидно, связь работала в обе стороны. Гарри поднял взгляд на отца, наблюдавшего, как он гладит змея. Северус указан на Сейкуна. – Впредь, если берешь с собой змея в класс, то он должен сидеть в сумке или у тебя на коленях, чтобы не допустить повторение того, что произошло сегодня на занятии. Гарри согласно кивнул и провел рукой по оперению фамильяра. – Вы поэтому хотели меня видеть? Снейп усмехнулся и переплел пальцы. – Не только. Еще не решен вопрос твоего наказания за недавний… инцидент в Большом зале. – Вы не можете меня за это наказать! – вскинулся гриффиндорец. Зельевар расправил плечи. – Как преподаватель не могу, но могу как отец. Гарри понурил голову. Так вот почему отец разговаривает с ним, сидя за столом. – Я все воскресенье пребывал в затруднении. Мне еще не приходилось наказывать тебя как своего сына. И я не был уверен, какие меры стоит применить. Хотел посадить под «домашний арест», но Ремус убедил меня, что это слишком сурово, – он улыбнулся, но как показалось Гарри, немного зловеще. – Поэтому я решил остановиться на чистке котлов в моей личной лаборатории. – Но это я делаю на отработках! – вновь возмутился Поттер. Северус беззаботно махнул рукой. – Здесь это можно называть работой по дому. Гарри закашлялся, но в ответ отец улыбнулся ему. Поттер начал смеяться, прижимая Сейкуна крепче к себе. Змей вывернулся и переместился выше, обвив шею. Гарри засмеялся громче и заразительнее, теперь к нему присоединился и Снейп. Хоть особых поводов для веселья на самом деле не было, но Гарри испытывал облегчение, что правда наконец открылась, а ссора в Большом зале, кажется, никакого существенного урона их зарождавшимся отношениям не нанесла. Все еще смеясь, Северус поднялся с кресла и уселся на край стола. Мгновение спустя он уже был серьезен, и Гарри последовал его примеру. Какое-то время они испытующе смотрели друг на друга. – Так почему вы носите кольцо? – внезапно спросил Гарри. Снейп неловко поерзал на месте, устало посмотрев на серебряный перстень на пальце, и задумчиво покрутил его. – Потому что могу. Гарри удивленно посмотрел на отца. Северус поднял взгляд и пожал плечами. – Ведь при жизни Джеймса у меня такой возможности не было. Я никогда не мог публично продемонстрировать, что состою в браке. И хотя формально это уже не так, я чувствую, что поступаю верно. Снейп глядел куда-то в сторону в легком замешательстве от такого проявления сентиментальности. Гарри молча не сводил с него глаз. Когда Северус вновь повернулся к сыну, тот понимающе кивнул. Зельевар едва заметно улыбнулся, и они еще немного помолчали. – Гарри, я… – Северус запнулся и беспомощно взмахнул рукой. – Ты – мой сын, и я… люблю тебя, – сбивчиво закончил он. Гарри так долго и пристально изучал его лицо, что Снейп уже начал сожалеть о сказанном. Но потом мальчик нерешительно улыбнулся, сделал неуверенный шаг вперед. – Думаю… – внезапно набравшись смелости, Гарри подошел еще ближе и обнял отца за талию. – Я тоже тебя люблю, патер. Зельевар застыл, на миг ошеломленный самым открытым и непосредственным проявлением привязанности, которое они позволили себе за все это время. Он обнял Гарри в ответ. Северус мечтал об этом так долго, с тех самых пор как сын приехал в Хогвартс, и желание это стало еще сильнее, когда Гарри узнал правду, теперь же он мог позволить себе обнять сына и не собирался от этого отказываться. Несколько мгновений спустя они разорвали объятия, сконфуженные проявлением своих чувств. Оба не решались поднять глаза и встретиться взглядами. В кабинете повисла неловкая тишина. Наконец Гарри решился подать голос. – Мне надо занести учебники в башню перед обедом… – махнул он рукой в сторону выхода. Северус кивнул. – Да, ступай. Гриффиндорец кивнул в ответ и повернулся. У двери его остановил голос отца, заставив оглянуться. – Гарри… Я подумывал завтра вечером устроить ужин в моих комнатах. Будет Ремус и… Блэк, наверное. Хочешь к нам присоединиться? Гарри одарил его широкой улыбкой, и Снейп вновь вспомнил Джеймса. – Конечно, хочу! – Тогда буду ждать тебя в семь. Не опаздывай. Поттер опять улыбнулся и вышел. Улыбка не сходила с его губ все время, пока он собирал учебники в классе. Подняв руку, Гарри почесал Сейкуна по шее, и змей довольно зашипел. Уходя, гриффиндорец заметил стоящего в коридоре Драко. С нечитаемым выражением лица он смотрел на Гарри, но молчал. Поттер тоже не стал ничего говорить. Они тихо разошлись, будто заключили негласное перемирие. Сделав несколько шагов по коридору, Гарри обернулся, но Драко уже не было. Странно. Сейчас в его жизни царил полный хаос, и немалую роль в этом сыграли события прошлого учебного года. Волдеморт стал, возможно, еще опаснее, чем когда-либо. Но теперь у Гарри были отец, с которым надо налаживать отношения, и крестный, который вышеупомянутого отца ненавидел. И вдобавок к этому был один слизеринец, временами сбивающий Поттера с толку… Но несмотря на все это, впервые за многие месяцы Гарри чувствовал, что все еще может закончиться хорошо. Впервые в его жизни есть шанс на счастливый конец, где все жили долго и счастливо. Ведь все возможно. Конец