I Need You

Ты нужна мне…       Николь не пошла за Вейверли. Не только потому что та её попросила, нет… она просто не знала, что ей сказать. Она не знала, как встать с барного стула и подойти к ней, при этом не продав душу дьяволу.       До этого момента все её оправдания звучали убедительно, так почему же сейчас она проклинает себя за свои же действия? Почему всё то, что раньше она считала вполне приемлемым, стало невероятно глупым?       Праздник сорвался.       Розитта налила ей три стопки, после чего убрала бутылку с бурбоном под барную стойку и кинула на Николь взгляд который будто бы говорил: «Ты проебалась». Рыжая была с ней солидарна.       Она никогда в жизни не проебывалась так, как сейчас.       Николь не злилась, когда Вейверли игнорировала её сообщения и голосовую почту. Она не злилась даже когда та отправила ей то ужасное смс, ведь она всё понимала. Так почему же от каждого прочитанного, но проигнорированного сообщения ей хотелось всё рвать и метать?       Почему с каждой буквой, что она набирала в телефоне, ей становилось настолько больно и одиноко, что хоть волком вой?       Почему ей хотелось выбежать из дома посреди ночи, крича так сильно, на всю улицу, пока не сорвется голос, и из горла не будет доноситься ничего, кроме хрипов?       Почему ей хотелось приехать в усадьбу Эрпов и простоять там до самого утра, плевав на свою работу и сон, лишь бы та её заметила и почувствовала ту боль, что она испытывает?       Почему ей хотелось избить кулаки в кровь о бетонную стену, чтобы Вейверли увидела насколько она жалеет о своих действиях?       Почему ей охота делать всё то, что прежде считала глупым и бесполезным? Почему она испытывает боль от одних только мыслях о Вейверли? Это и есть любовь?       Та самая любовь, которая ужасна так же, как и люди. Которая причиняет боль и страдания вперемешку с прекрасным. Которая заставляет творить безумные вещи, о которых ты будешь жалеть тысячу и один раз.       Она не знает…       Она уже ничего не знает.       Ей приходится стоять рядом с Вейверли и делать вид, будто ничего не случилось. Будто это не она спрятала её ДНК тест. Будто это не она пишет ей каждый день, извиняясь за то, что просто существует. Её это убивает. Быстро, но мучительно.       Она не спит по ночам. Просто не может. Не может спать с мыслью о том, что человек, которого она любит больше собственной жизни, ненавидит её. Нэдли уже который раз предлагал взять ей отгул, с болью в глазах глядя на страдания девушки, но Николь не хочет. Она остается на сверхурочные просто потому что не хочет возвращаться к себе домой, где повсюду валяются частички Вейверли.       Но она не хочет убирать её кофты и юбки. Ей плевать, если они будут разбросаны перед входной дверью или рядом с кроватью. Она не станет их трогать. Она просто не сможет к ним притронуться, как бы сильно не хотела. Она не сможет убрать её зубную щётку и духи. Она не сможет носить шляпу, пока не поменяет её на новую, ведь её чертовы волосы оказались и там. Она повсюду. В утренней чашке кофе, в вегетарианском беконе, который Николь стала есть только потому, что его ест она.       Рыжая была готова выкинуть половину своего гардероба, вспоминая, как шатенка любила ходить в её расстегнутых рубашках по утрам, совсем не заботясь о том, будет ли ей холодно, ведь Николь никогда не отпускала её из объятий, пока та не оденется. И Вейверли это нравилось.       Ей пришлось купить новое постельное бельё, лишь бы не видеть перед собой сцены, где они занимаются любовью. Так нежно и красиво.       Николь не знала, что делать. Она сидела в гостиной, на полу, опёршись о стену и разглядывая свой диван, на котором они лежали в обнимку, ели мороженое, смотрели старые итальянские фильмы, не желая отпускать друг друга и уходить, мечтая провести так целую вечность…       Бедняга даже попросила сменить ей рабочую машину, вспоминая, какие непристойности они творили на заднем сидении. Но ей отказали, как она изначально и предполагала.       Она даже кошку свою помыла два раза, как бы глупо это не звучало.       Вейверли была повсюду… даже в Николь.       И если от одежды она могла избавиться, то от последнего ей было не скрыться.       И всё же, она все равно была рада, когда услышала звонок в дверь. Ей было плевать что сейчас четыре утра, ведь ей, она открыла бы дверь при любых обстоятельствах.       Вот только… это была не Вейверли.

***

      Её куда-то везли. Она не знала куда. На грудь что-то тяжело давило, из-за чего она задыхалась, не в силах даже поднять руку. Но это было не нужно.       Даже сейчас, она могла отличить прикосновения Вейверли. Такие нежные, наполненные любовью и… страхом? Рука девушки сжимала плечо Николь. Сильно. Почти до боли. Но тем не менее, рыжая была счастлива. Счастлива вновь чувствовать на себе её касания.       Спустя некоторое время, шатенка убрала свою руку. На её смену пришла боль. Острая, сильная, как будто внутри находился активированный вулкан, который пускал лаву по венам. Эта боль заставила её открыть глаза и окончательно очнуться.       До её ушей доносились отрывки от речи доктора. Он говорил про яд. И Николь вспомнила.       Вспомнила, как на её пороге оказалась Мерседес. Как та накинулась на неё, чуть не убив, если бы не Вейверли. Если бы не её прекрасная Вейверли…       Она вспомнила как её сердце остановилось, когда Вдова схватила её девочку и намеревалась укусить. И она бы это сделала, если бы Николь не оттащила её от своей любимой, позволив ей впиться зубами в свою плоть.       Николь вспомнила, как подписала себе смертный приговор, в обмен на жизнь своей возлюбленной.