Пленники тирана

*** Как Паша ни крепился, но подавить свой чих ему не удалось, и он громко чихнул. Ну, а что поделаешь, если тут так пыльно… И конечно же из-за этого сразу же произошло то, чего он так боялся — Алиса шевельнулась. А он-то так радовался, что она спит и не тратит силы на переживания их безнадёжного положения. — Паш? — услышал он её заспанный голос. — Я здесь. — Где это здесь? — С тобой. — А я где? — В смысле? Ты разве не помнишь? Паша надеялся, что Алиса просто не совсем пока проснулась, но втайне слегка встревожился — уж не начались ли у его подруги проблемы с памятью. — Уже вспомнила… Лучше бы не вспоминала… — Разве это можно забыть. — Можно и забыть, когда снятся такие сны. — Какие? — Мне приснилось, что мы спаслись. — А, опять… — Да. Паша грустно усмехнулся. Какая жалость, что это лишь снится, да и то только Алисе. Вот ему-то снятся совсем противоположные сны. — И каким способом на этот раз? — За нами явился Семён Иванович. — Интересно. И как ему это удалось? Он построил ещё одну лодку, на этот раз по своему размеру? — Я не знаю… Я помню только, как он радостно кричал и плакал, встретив брата Гарольдика. — И что дальше? Гарольдик обрадовался встрече? Или брата тоже надумал казнить здесь или запереть под землёй? — Откуда ты это узнал? — А что тут знать. И так ясно по поведению Гарольдика. — Ну так вот… Сначала Гарольд хотел, чтобы брат остался с ним и помогал ему поддерживать установленные им порядки. Ну ты в курсе, что это за порядки и как не приспособлен к таким порядкам Семён Иванович. И когда Семён Иванович отказался — Гарольд приказал его схватить. — Семёна Ивановича? Но он же один способен справиться со всей этой сворой, даже с троллями. — Да. Но ты, Паша, судишь по простой силе. А Гарольд хитрый и коварный. — Это да. Что есть то есть. И какую пакость он сделал на этот раз с собственным братом? — Всё очень просто. Он заманил его в магнитный зал. — И что? — А Семён Иванович был в доспех. — О нет. Зачем он надел доспехи? — Наверное, считал, что это нужно в неизвестных условиях. Готовился ко встрече с чем угодно. — Лучше бы тогда одел костюм космонавтов. — Может и лучше. Но он же кузнец. — По-твоему, это причина одевать доспехи? — Паша, ну откуда мне знать? Это вообще сон. И проблема не в логике Семёна Ивановича, а в логике моего подсознания. — Но он как-то выбрался из магнитного зала, раз спас нас? — Да. — И как же? — К сожалению, этого я не успела узнать. — Очень жаль. — Да. Но я помню только, как Гарольдик плакал и называл брата предателем за то, что тот его связал, а нас освободил. — Жаль, что это только сон. — Да… — Может, твой сон сбудется. — Думаешь? — Ну сама по суди. Семён Иванович это так не оставит. Когда он увидит, что мы долго не возвращаемся, он тут же поднимет тревогу и бросится нас спасать. — Наверное. Но это не так просто. — Он сможет. Вот увидишь. — Паш, я и сама хотела бы на это надеяться. Но я боюсь, что Семён Иванович в самом деле может и сам попасть в ловушку, а другим ничего не скажет о том, что отправился нас спасать. — Почему? — Переоценит свои силы. К тому же он не очень хорошего мнения об уме других людей. Ты же помнишь, как смеялись над его подземной лодкой. — Что ж… ПризнаЮ, что ты права. Хотя мне очень не хотелось бы, чтобы получилось так, как ты говоришь. — А тебе не снится, что мы спаслись? — Вообще-то нет. Даже наоборот. — Это как? — Мне снится, что мы живём здесь. — Сочувствую. — Да ладно. Чаще мне снится просто наша прошлая жизнь. — А что конкретно. — Да разное. И подводная Атлантида тоже. Там мы тоже были пленниками. — Помню… — Ты хочешь есть? — Нет. А разве есть что поесть? — Пока ты спала — снова приносили обед. — Как странно. Опять внепланово. — Да. Паша солгал Алисе про внеплановый. На самом деле он просто боялся, что ей навредит их полуголодное существование, и старался оставлять ей часть своей порции после обычных обедов в те дни, когда она съедала свою порцию. Хотя она всё равно отказывалась от такой добавки, да ещё и часто ему оставляла часть своей порции под предлогом того, что она пока не может есть такие блюда и ей надо время, чтобы привыкнуть к ним. Так что Паше приходилось съедать самому часть её рациона, чтобы еда не испортилась. Так и питались. И Паше было не по себе — от страха ему мерещилось, что Алиса уже слабеет. Хотя может он и внушал это себе. — Алиса, ты можешь говорить громче? — Да. А зачем? Ты же и так слышишь. — Просто так. Скажи что-нибудь громче. — Так сойдёт? — спросила Алиса, повысив голос. — Да, спасибо. — Странная просьба. — Мне просто надоело, что мы тут как кроты затихарились. Хоть песни пой. — Не стоит. С тутошним-то эхом. Паша не стал настаивать. Тем более что слова про песни были отговоркой. Он просто хотел убедиться, что Алиса пока не настолько ослабла, чтобы не смочь говорить громко. Хотя ему показалось, что повышение голоса стоило ей некоторых усилий. И в любом случае недалёк тот день, когда они в самом деле ослабнут так, что не смогут говорить громко. Да и тихо тоже не смогут. Вообще ничего уже не смогут. Значит, надо было что-то делать для спасения. Но что именно — оставалось загадкой. Они уже всё перепробовали, что могли придумать. Стены прощупали, в тупиковости проходов пещеры убедились, и не раз. Если где-то и были щели, то не такие, через которые они могли пролезть. Потайных ходов или дверей тоже не обнаружили. Им ещё повезло, что в пещере, где их заперли, была вода. Целые ручьи. Хоть и с металлическим привкусом. Но жажду утолять позволяли. Иначе, если бы они ещё и пили мало, то дело было бы совсем плохо. А в том, что поили бы их не вдоволь — можно было не сомневаться. Как и в том, что вода была бы не лучше пещерной. Ещё одним плюсом места их плена было наличие мест, подходивших в качестве туалета. Даже запаха не доносилось до места их основного пребывания. Что ни говори, а какое-никакое везение в из ситуации. Не хватало им ещё посторонних запахов в их бедственном положении. — Что будем делать? — спросила Алиса. — Не знаю. Что придумаешь. — Сейчас твоя очередь придумывать. — Да? А я не успел ничего придумать. — Давай думать вместе. — Может, попросим в следующий раз у дежурного, чтобы нам принесли рукоделие? Скажем, что теперь мы готовы трудиться и будем стараться. Может, даже еды стану давать побольше. — Ты всё же не наедаешься? — Ну почему. Более-менее хватает. Но и дополнительные порции лишними не были бы. — Неужели ты согласен работать на Гарольда всего лишь ради еды? — А почему бы и нет. Без еды мы пропадём не только наверняка, но и скоро. К тому же это же не ради него. А ради того, чтобы нам не скучать. — Хорошая мысль. Но тогда надо попросить, чтобы нам принесли ещё и книги. — Не уверен, что они тут есть. Ты же помнишь, что в библиотеке Гарольда не книги, а муляжи, где только обложки и корешки красиво сделаны. — Мы не все книги смотрели. А вдруг среди них есть и нормальные? — Но откуда тут бумага? — Но может бумагу тут можно делать из мха или ещё чего-то. Это же всего лишь целлюлоза. А если ещё не делают, то можно начать. Мы могли бы начать, предложив свои услуги. — Думаешь, они станут тратить мхи на производство бумаги? Их и на еду им едва хватает. — Это больше не из-за дефицита мхов, а из-за распределения мхов. — То есть из-за жадности заправляющих. А это ты тут никак не изменишь. Да и зачем тут книги, Алиса? То есть книги-то всем нужны. Но вряд ли Гарольд собирается учить кого-то читать. Это не входит в его понятия об идеальном государстве. Он считает, что его подданные должны трудиться, а не читать. Чтение он наверняка считает бездельем. — Ладно, забудем про книги… — Хотя знаешь — я уверен, что пару книг он с собой прихватил. Но ты не хуже меня знаешь, какие. — Думаешь, что это справочники по энтомологии? — Уверен. — Вот бы узнать, верны ли наши догадки. Может, спросим? — У кого? Гарольд с нами не желает разговаривать. — Может, это временно? Остынет когда-нибудь — и надумает поговорить. — Ты всё же оптимистка. И о чём нам с ним разговаривать? О его книгах? Тебе так интересно, какие книги у него есть? — Немного. — Алиса-Алиса. Ты всё же такая … Алиса. — А что не так? — Почему не так-то. Всё так. Просто… в тебе столько интереса к людям. Даже к таким, как Гарольд. Что ты готова интересоваться его книгами даже в нашем интересном положении. — Ты тоже интересовался занятиями Гарольда. — Но это же совсем другое дело. Я-то притворялся, чтобы попробовать спасти нас. А ты искренне. — Так это же в самом деле интересно. — Что тут интересного-то. — Как что. Ты сам подумай — в наше время в нашем мире вырос такой человек, как Гарольд. С такими тиранскими замашками. С такими странными представлениями об идеальном устройстве общества и так далее. Разве это может быть неинтересно. — Другими словами, ты при возможности предпочла бы вести с ним долгим душеспасительные беседы, чтобы понять его душу и наставить на путь истинный вместо того чтобы просто уничтожить как угрозу обществу. — А зачем уничтожать? Пусть живёт. — Да пусть жил бы конечно, если бы другим не мешал жить. — Паш, но уничтожить — это самое простое. И не самое безопасное на самом деле. — Неужели? — А ты разве не знаешь? — О чём? — Есть гипотеза, что души людей продолжают существовать после разрушения физического тела. И могут влиять на живых. И даже вредить им. — Ты имеешь в виду призраков? — Не только. Но близко. — Как ты можешь верить в такие сказки. Ты же учёный. И просто образованный человек. — Я разве сказала, что верю? Но я и не исключаю подобного. Кстати, я лично знакома с призраком. — Ты? — Я разве не рассказывала? — Если ты про остров Элис, то ещё неизвестно, какова природа твоего знакомого призрака. — Жаль, что ты сомневаешься. — И ты должна. — Надо было мне раньше познакомить тебя с ней. Тогда не так сомневался бы. А тебе вечно некогда. — Есть более важные дела, чем проверять фантомы. — А я теперь обязательно навещу мою подругу, если бы выберемся. Паша отметил, что Алиса сказала «если», а не «когда». Значит, его девочка не так уж сильно надеется на спасение. Его так и подмывало сказать, что они сами могут скоро стать призраками. Но он сдерживался. Неизвестно, насколько хватит оптимизма Алисы. И лучше было его не шатать. Не хватало ему ещё отчаявшейся Алисы. Тогда точно стало бы невыносимо. — Хорошо, Алиса. Уговорила. Я не стану убивать Гарольда. То есть постараюсь. А всего лишь отдам его тебе для изучения его психологии. — Спасибо. Ты же сам понимаешь, что постижение психологии таких людей может помочь нам обезопасить общество от таких людей. И заранее корректировать развитие таких людей. Чтобы их склонность к порядку не приводила к абсурду и такой тирании. — Ты что ли станешь заниматься коррекцией? — Почему бы и нет. Хотя необязательно. Но кто-то станет. — Вместо космобиологии займёшься психо-социо-биологией? — Одно другому не мешает. — А пока в следующий раз попросим энтомологический справочник. — Да. Давай. — Как романтично будет — читать друг другу энтомологический справочник. — Да нет, читать мы его не будем. Тут недостаточно светло для этого. — А что с ним делать? — Просто подержать в руках книгу. Потрогать страницы. — Есть более приятные вещи для трогания. — Гераскин, неужели ты не любишь книги? А мне казалось, что ты любишь читать. — Одно с другим не связано. Читать — да, люблю. Но мне всё равно, что читать — бумажную книгу, электронную или вообще слушать аудиокнигу. А бумажная книга сама по себе фетишем для меня не является. У меня нет потребности держать именно её. Но вот почитал бы я с удовольствием. — Паш, а ты же помнишь содержание прочитанных тобой книг? — Да. А что? — И не только пьес Шекспира, которые ты выучил наизусть на спор? — Не только. — А вот я — не помню их наизусть. — К чему ты это? — Паш, так давай друг другу просто пересказывать прочитанные книги. По памяти. И можно представить, что мы их читаем здесь. — Хорошая мысль. С чего начнём? — Ой, да с чего угодно. Хотя нет — только не с «Ромео и Джульетта». — Почему? — Грустная история. — Ага. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». — Нет, Паш, правда не надо. — Не надо так не надо. Я и сам не очень-то хочу это пересказывать. — Это ещё почему? — Не знаю. Просто есть истории намного интереснее даже у того же Шекспира. — Например? — «Король Лир», например. — Ты так думаешь? — И не только я. Не понимаю, что все так носятся с этими импульсивными пубертатными подростками. — Паш, но их же просто жалко. — Если бы кое-кто не спешил с выводами — то и не пришлось бы никого жалеть. — Ты о чём? — А зачем Ромео решил, что девушка умерла? — Паша, но откуда же ему было знать, что она может оказаться спящей, а не мёртвой? — А вот надо было думать. — Да какое там думать, Паша. Он не мог думать. — Я и говорю — импульсивный тип. — А многие на его месте поступили бы умнее? — Не знаю. — А знаешь, я сначала тоже не очень прониклась этой историей. — А потом? — А потом я побывала на балете «Ромео и Джульетта». — А, помню. Ты звала меня. — Да. И говорила потом, что ты зря не пошёл со мной. — Ну почему же зря. Зато с тобой сходил Олег. — Ну и что? Не пропадать же было билету. А Олегу надо было развеяться, так что я очень удачно его встретила по дороге в театр. — Ну и как? Развеяла Олега? — Да, ему очень понравилось. Он сказал, что никак не ожидал, что ему может понравиться балет. И что теперь он ещё на какой-нибудь спектакль обязательно сходит. Даже попросил порекомендовать ему какой-нибудь. — И что ты порекомендовала? — «Баядерку». — Он ходил? — Конечно. — С тобой? — Нет. — Странно. — Паша, Олег ходил на «Баядерку» с Олей. — Какой Олей? — Со своей Олей. — Со своей… — Ну с подругой. Они с пяти лет дружат. — Это такая миниатюрная девочка? Которая зачем-то носит обувь на гигантской платформе? — Ну да. — Ты знакома с ней? Скажи ей, что не надо носить платформы. Что быть миниатюрной тоже симпатично. — Обязательно, — улыбнулась Алиса. Паша так говорил, словно они завтра же увидятся с Олей. — А что такого в балете, что ты прониклась историей? — О, Паша. Если бы ты был со мной тогда. Ты сам всё понял бы. Знаешь, какая там музыка в сцене «Утро». Сколько там нежности. Сразу понятно, насколько у них прекрасные чувства. — Напой. — Ты шутишь? У меня голос подсел тут. — Эх, и почему у нас нет твоей скрипки? Ты же смогла бы показать на ней? — Конечно смогла бы. — Обязательно сыграешь, когда появится возможность. — Ага. А лучше на балет сходить. — Значит, сходим. На балет так на балет. И на «Баядерку» тоже. — Да? — обрадовалась Алиса. — А может, тогда ещё на что-нибудь? — На «Жизель». — Ты знаешь «Жизель»? — Жизель не знаю, а вот про балет слыхал. — Ну надо же. Ты музыку слышал? — Да нет. Просто в сюжете есть забавная деталь. — Какая? Что там забавного? — Когда Жизель стала уже нечистью — она всё равно смогла не злиться на своего бывшего, простила его и не стала его убивать. — Это забавно? — Ну не то чтобы забавно — скорее занятно. — Я вот посмотрю, будет ли тебе забавно, когда ты сам балет посмотришь. — Я же сказал — не забавно, а занятно. Согласись, что очень интересный момент. — Но сначала на Прокофьева? — Угу. — А знаешь, что сказала первая исполнительница партии-роли Джульетты на торжестве по случаю премьеры? — Нет. — «Нет музыки печальнее на свете, Чем музыка Прокофьева в балете». — А почему? — Там какие-то сложности были с постановкой балета. — Странно. Это же классика. Нет? — Это сейчас классика. А в своё время это было встречено не очень приветливо. Как и многие другие ныне классические вещи. — Например? — Ну… «Травиату» сначала не приняли. И это при том, что почти все зрители «Травиаты» сами имели по куртизанке, а то и несколько за свою жизнь. Но когда такая же куртизанка была сделана героиней оперы — многие возмутились. — Почему? — Ну вроде как аморально или что-то вроде этого. И с «Кармен» то же самое. Но если автор «Травиаты» выдержал нападки, то автор «Кармен» — нет… А он ещё столько красоты мог создать. — Это же он написал «Ловцов жемчуга»? — Ты и это знаешь? — Случайно. Просто одна вещь там нравится. — Какая? — А догадайся. — «В сиянье ночи»? — Конечно. — У тебя хороший вкус. Ой… Ты слышал? Что это за звук? — Слышал. Похоже на сигнал, просящий подзарядить устройство. — У тебя что — есть устройство? — Вроде нет. Может, это у тебя пикнуло? — У меня не… Точно… А я совсем забыла про него… — Да кого его? — Сейчас… Алиса стала тереть мочку уха. И скоро достала миниатюрный приборчик размером меньше макового зёрнышка. — Надо же. Он со мной. — Что у тебя? — Всего лишь наушники. Плеер. — А прибора связи случайно нет? — Нет. — Лучше бы у тебя была рация. — Ну чем богата. — Да и плеер твоей почти разрядился. — Но пока не. Интересно, на сколько его хватит. — Так посмотри. Алиса потёрла прибор. Стало светлее от засветившегося голографического экрана. «Рад приветствовать. Что будем слушать»? — прозвучал автоматический голос с почти натуральными интонациями. — На сколько осталось зарядки? «Не менее чем на 25 минут». — Алис, — сказал Паша, — давай экономить энергию. Плеер нам ещё фонариком может послужить. — Хорошо. Но ты же хотел послушать «Утро»? — Я подожду до лучших времён. — А смысл? Давай сейчас. — Ладно. Но хотя бы яркость убавь. Паша не хотел спорить по пустякам, и не стал возражать против музыки. Тем более что ему самому было любопытно, что там за музыка такая. Да и неизвестно ещё, удастся ли ему ещё что-то послушать… А главное — Алиса же хочет послушать. Под сводами их пещерки зазвучали нежные звуки скрипки. Мелодия в самом деле была очень нежной и красивой. Паша заслушался. К его удивлению, его пробило на слёзы. Он порадовался, что Алиса убрала яркость, как он и просил. Хотя она и так не увидела бы его слёз. С первыми звуками она снова прижалась к нему, как во сне, после чего ему оставалось только обнять её. — Ну как? — прошептала Алиса. — Очень красиво. — Ну вот видишь. А ты не пошёл на этот балет. А с танцем это намного красивее. — Я верю тебе. — Вернуть яркость? — Не надо. — Почему? — Экономия. К тому же то, что мне надо видеть, я и так могу посмотреть в памяти. — Например? — На тебя могу посмотреть. — На меня-то сейчас как раз и не надо. Я растрёпанная. — Нормальная. — Не льсти. Я правда растрёпанная. — Я тоже. Видишь? Паша взлохматил свои волосы. — Паша, тебе делать нечего. — Нечего. — Можно я поправлю? — Поправляй. Алиса аккуратно пригладила его растрёпанные волосы. — Эх ты, — упрекнула она. — Расчёски и так нет, а ты дополнительно взлохмачиваешь их. — Ничего, они от этого лучше растут. Вот проверь. — Как? — Взлохмать свои. — Ну уж нет. Без расчёски точно нет. — Алис, я имел в виду, что могу видеть тебя в воспоминаниях. — Да, там должно быть получше. Хотя тоже всякое бывало. — Да уж. Какой я тебя только не видел. — Лучше не напоминай. — А что? Ты всё равно всегда оставалась самой классной. — Особенно когда была грязной, да? — Ну… это же было временно. — Я вот думаю, когда же удастся помыться теперь… Да и постирать тоже давно пора. — Все ручьи пещеры к твоим услугам. — А сушить как? — Когда-нибудь высохнет. — Всё равно как-то неудобно это всё. Вот бы как-нибудь всё же выбраться… — Когда в интервью тебя спросят, как ты выбралась, ты ответишь, что у тебя не было выбора после того как тебе нестерпимо захотелось помыться и постирать. — Мы всё время приходим в разговорах к тому, что надо выбраться. А как — не представляем. И честно говоря… кажется, я уже готова к тому, что мы так и не выберемся. А проживём всю жизнь тут… — Надо надеяться. Если перестать, то совсем перестанем соображать. — Я знаю, что надо… Но уже думаю и о том, как устраиваться здесь. Это если Гарольд не раздумает кормить нас. — Думаешь, что может раздумать? — Всё может быть. Если мы не придумаем, как стать для него полезными. Необходимыми. Надо найти у него какую-то потребность, в удовлетворении которой мы могли бы ему пригодиться. — У него одна потребность — власть. Порядок в его понимании. Наука. — Может, удалось бы по части науки что-то придумать. — Может быть. Но он нам теперь не верит. После того как я притворялся увлечённым учёным ради хитрости. — Да. Но ещё есть надежда, что он не прочь найти учеников. Настолько, что простит нас. Неужели он не хочет передать свои знания? Должен же он понимать, что ему нужны ученики. Тем более что своих детей у него нет. «И лучше, если отсутствие своих детей не волнует Гарольда», — подумал Паша, но не стал это произносить, не желая наводить Алису на нехорошие мысли. Да и вряд ли Гарольд видел в Алисе возможную мать своих детей, раз так плохо кормил её. Разве что потом надеется откормить? Хотя он же биолог — должен понимать, что нельзя такое откладывать. И главное — вряд ли Гарольд держал бы их в одном подземелье, если бы собирался использовать Алиску как инкубатор для своего потомства. Наверняка он убрал бы её подальше от человека противоположного пола от греха подальше. Чтобы его «невесту» не испортили. Хотя кто может знать мысли столь странного человека, как Гарольд? С него станется — может, он считает, что Алиса для него уже не подходит. Например, если подозревает, что она уже… хм… в общем, уже имела связь с мужчиной. И тогда Гарольд может решить дождаться, когда Алиса родит дочку. И именно поэтому держит Алису вместе с ним, с Пашкой… Может, Гарольд думает, что они рано или поздно переспят и станут делать это постоянно, из-за чего Алиса забеременеет. Тогда Гарольд заберёт Алису отсюда, будет нормально её кормить, дождётся рождения ребёнка, и если родится девочка, то станет растить её себе в жёны, имея уже гарантии невинности девочки. А если родится мальчик? Паша понял, что боится думать о возможной судьбе сына, если Гарольду нужен только ребёнок-девочка. В лучшем случае Гарольд вырастит себе раба. А, может, ученика? И воспитает мальчика таким же фанатом порядка и тирании? Удастся ли это? Или наследственность окажется сильнее, и мальчик, его сын и сын Алисы, отменит тиранию в подземном мире? А что будет с его родителями? Паша вздохнул. И что за странные мысли к нему лезут? Хорошо, что хоть Алиса не знает, о чём он думает. По крайней мере он на это надеется. Может, Гарольд просто думает, что Паша ещё мальчик и просто не способен уже сейчас… испортить девушку. Откуда же Гарольду знать, что Паша уже вполне способен стать отцом. Раз его организм уже вырабатывает нужные жидкости. И вообще… уже работает как у взрослого. — Паш, о чём ты думаешь? — Я? — покраснел Паша так, словно Алиса слышала его мысли или он рассуждал вслух. Радуясь, что его покраснения не видно при тусклом свете их пещеры. — Ну да. — А что? — Ты будешь читать мне книгу? — Да-да. Надо почитать. «И не думать всякую чепуху». — Тогда начинай. — Э… «Короля Лира»? — Да. Хотя… — Что? — Теперь можно и «Ромео и Джульетту». Если ты не против. — Ну… как скажешь. После того как ты показала мне «Утро»… мне тоже уже не так чуждо это произведение, как раньше. И Паша начал читать. Иногда он останавливался, словно вспоминая текст. Хотя на самом деле он делал эти паузы, чтобы сосредоточиться на ощущении тела прижавшейся к нему Алисы. «Мой друг, где целоваться вы учились?» — прочитал Паша от лица Джульетты её вопрос после того как ушлый Ромка уговорил её поцеловаться. И замер, прокручивая эту сцену, представляя в ролях персонажей себя и Алису. — Паш, а дальше? — спросила Алиса. — Дальше… Я всё думаю… — О чём? — Нормально ли я читаю. — Конечно нормально. — Точно? — Точно-точно. — Ну ладно. — Алис… — Да? — А давай этот фрагмент прочитаем по ролям. — Ты за Ромео? — Можешь и ты за Ромео. — Я? Забавно было бы. А давай. Но я текст не очень хорошо помню. Подскажешь, если не смогу вспомнить? — Конечно. — «Однако губы нам даны на что-то», — читала Алиса в своей роли Ромео. — «Святой отец, молитвы возносить» — ответствовал тоном монашки Паша. А может и не монашки, а притворяющейся монашкой кокетничающей девушки. Почти девочки. Джульетте реально было лет 12-13? Это же почти как Алисе сейчас. А какова кокетка. В Алисе пока вообще ничего подобного нет. Алиса у нас Учёный с большой буквы. Хоть бы немного кокетничала. Хоть разок. А вот поцелует ли она его, как это предполагается по роли, когда наступит соответствующий момент? Алиса поцеловала. Правда, не так, как Ромео Джульетту. О, совсем не так. Тот-то поцелуем…, а ладно. Но Алиса просто коснулась его щеки. Но и это… это уже что-то. — «Мой друг, где целоваться вы учились?» — потрясённо, смущённо и лукаво произнёс Паша реплику Джульетты и тут же добавил от себя: — Алиса! Ты поцеловала меня? — А что — не надо было? — Нет, наоборот. Всё по роли. Просто я не ожидал. — А ты колючий, оказывается, — сообщила Алиса. — Ну да… есть немного. — Ты думаешь, что Ромео так целовал Алису? — Не знаю. — А я думаю, что не в щёку. — А как? — Он… он так её поцеловал, чтобы она после этого согласилась выйти за него замуж. Чтобы захотела пойти с ним хоть на край света. Хоть в подземный мир. Это был его шанс обольстить девушку. И он воспользовался им в полной мере. — Да, скорее всего так и было. — А ты в щёку целуешь. — Я же не знала, что она колючая. — А если бы знала? — Паша, что ты хочешь услышать? — Да так… — Ты хочешь, чтобы я поцеловала тебя, как Ромео Джульетту? — А ты бы согласилась? — Я бы на многое для тебя согласилась. — И поцеловать? — А почему ты так спрашиваешь, словно это нечто экстраординарное? Паша напрягся. Такой тон ему не нравился. — А что — это не экстра? — Не экстра. — А что экстра? — Для кого как. — Алиса, не темни. Скажи прямо — ты… уже целовалась? — Ну, а как же. Паша сник. К подступившей тоске подмешались досада и злость и даже совсем уж странное желание сказать что-нибудь обидное. Он постарался сдержаться. — Ну и как тебе? — равнодушным тоном спросил Паша, словно он брат Алиса, а то и вовсе подружка. — Нормально. — Нормально? И только? А как же восторг? — Восторг как восторг. «Она издевается надо мной…» Паша вдруг придумал спасительный вопрос. — И что ты теперь посоветовала бы? Стоит целоваться? — Смотря с кем. «Господи, дай мне терпения. Но только немедленно!» — Хорошо… И с кем ты советуешь целоваться? — С любимым человеком — определённо стоит. — Значит, ты с любимым? — Да. «Надо срочно проснуться». — Передавай мои поздравления счастливцу. — Обязательно. — Это Олег? — Почему сразу Олег-то? — Ты же с ним ходила на балет. Теперь понятно, почему ему понравилось. — Паша, Олег с Олей. — Одно другому мешает? — Да. — Ну другому передавай. — В ближайшем сне. — Что? — Как только он снова приснится. — Так что… ты всё это время имела в виду сны? — Да. — Я правильно понял — ты только во снах целовалась? — Да. — А… не во сне? — Нет. Паша не сдержал долгого выдоха. — А во сне кто? — Без понятия. — То есть? — Паша, это всего раза два было. — Этого мало? — Сам же знаешь, как бывает во снах. Туман какой-то. Не разглядела я, кто мне снился. — Ну и сны у тебя. — А тебе такие не снятся? — Снятся. — И ты знаешь, что в них снится? — Да, я знаю. — Рада за тебя. Надеюсь, что тоже когда-нибудь увижу, кто мне снится. — Наверное, ты пока не видишь его во сне из-за того, что он не нравится тебе наяву. Или тебя не устраивает такой человек. — Или я вообще пока не принимаю саму ситуацию. — Вот-вот. — И ты не спросишь, кто мне снится? — Ну… это же твоё лично дело. Может, ты не хочешь говорить. — Я хочу. Это и твоё дело. — Нет, Паша. То, что мы друзья, не даёт мне права лезть в твои сны или мысли. — Да причём тут дружба наша. Это ты мне снишься. Извини, если тебя это не устраивает. — Нельзя за такое извиняться. — Можно и нужно. Особенно если тебе снюсь не я. — Может и ты. — Ты же сама не знаешь. — Я просто не видела, кто снится. Но… мне почему-то казалось, что это можешь быть и ты. — А могу быть и не я? — Только теоретически. Но скорее ты. — И… ты говоришь, что … нормально? — Да. И восторг тоже. Паша улыбался так, как улыбаются только дети. Он ещё не всё понял, но радость уже распирала паруса души. Он старался вспомнить, что Алиса там ещё говорила про свои сны. Но ничего не мог вспомнить, кроме чего-то про туман. У него и у самого сейчас был такой же туман в мыслях. Как они вообще до такого договорились? А, кажется, он спросил Алису, может ли она поцеловать его, как Ромео Джульетту. И что она ответила? А, неважно. — Нет, Алис… я не хочу, чтобы ты целовала меня, как Ромео Джульетту… Лучше я сам… Как в твоём сне. Если тебе снился я… Непослушными руками Паша привлёк Алису к себе. Она молчала. Но и не возражала. Паша почувствовал, что что-то мешает ему осуществить свои угрозы. Так они молча и сидели рядышком, собираясь с мыслями. — Кажется, кто-то грозил мне поцелуем, — прошептала Алиса. Паша вздрогнул от реплики и от того, что Алиса использовала то же слово, что и он в своих мыслях. — Алиса, не дразни… Лучше радуйся, что я не спешу исполнить свои угрозы. — В моих снах именно так и было. — Что? — Атмосфера такая же… — А сами поцелуи-то были? — Да… Потом… — Знаешь… не знаю, почему, но мне просто страшно. — Что же страшного? — Слишком это… грандиозно… — Хорошо… можно в другой раз… Алиса попробовала отодвинуться, но Паша удержал возле себя, показывая, что не хочет, чтобы она отдалялась. Её жест сразу усилил чувство, что ему необходимо, чтобы она была вот так рядом. — Алис, а как твоя шея? — Нормально. — Подождём, когда совсем заживёт, да? — Подождём. — Хочу поцеловать твою шею. — Пожалуйста. Хотя я бы всё же сначала помыла её, а тут даже мыла нет. — Пустяки. Можно просто полежать в подземном ручье. — Это не то. — Книгу дальше читать? — Читай. Только выключи плеер. — Я его не включала. — А откуда тогда звук? Алиса прислушалась. — Это что? Эхо? — Похоже на то. — Ничего не понимаю. Но почему только сейчас? — Может, звук отразился от какой-нибудь дальней поверхности? — Без понятия. Очень странно. — А если это не эхо — значит, кто-то включил плеер или играет на скрипке. — Ну да. Особенно на скрипке. — Причём именно эту мелодию. Чтобы показать, что он слышал нашу музыку. — Ох, Паша, Паша. Кто же может тут включать плеер. — Может, это Семён Иванович? — Если это он, то скоро узнаем. — Или происхождение эха так и останется тайной. ***