Storm

— Ширен Баратеон. По массе придворных, как ветер, переносится тревожный шепот, но тут же умолкает, едва раздается гулкий звук стука тяжелых сапогов о каменный пол, а из толпы людей, приехавших с королевой Дейенерис из-за Узкого моря, выходит совсем юная девушка, лет шестнадцать, не больше. Давос с замиранием сердца вглядывается в нее. Казалось, принцесса Ширен осталась почти такой же. Те же флорентовские уши, та же челюсть Баратеонов, те же голубые глаза, но только в них теперь не грусть, а холод, пронизывающий до костей. А еще ее щека была абсолютно чистой, не было и следа серой хвори. Сиворт напрягся в руках стражи. Неужто слухи правдивы, и огонь ни только не убил принцессу, но и лишил ее уродливой серой корки, заменив ее чистой кожей? Он едва удерживается, чтобы не послать Мелисандре победный взгляд. "Ваша жертва не пришлась по вкусу владыке Света, миледи, не пришлась, и он отправил ее назад", — почти весело думает Давос, — костер, разоженный вами в честь коронации Станниса, не смог убить его дочь". А Ширен, тем временем, приблизилась к Железному Трону, на котором восседала королева Дейенерис. — Ваше величество, — почтенно произнесла девушка, склоняя голову. Таргариен улыбнулась ей и произнесла: — Ширен, ты была вместе со мной во многих моих боях. Твои корабли добыли мне земли Простора, и я никогда не забуду твоей верности мне тогда и твоего ума, который так помог нам в Хайгарденской битве. Пусть твой ум поможет мне и сейчас. Скажи мне, Ширен, что делать мне с королем Станнисом Баратеоном и его семьей? Я поступлю, как ты скажешь. Давос вспомнил, что король Эйрис любил смотреть, как люди умирают в огне, что король Джоффри заставлял людей биться насмерть, но им обоим было далеко сейчас до Дейенерис Таргариен, заставившей Ширен решать судьбу собственной семьи. А, быть может, это наоборот милость, и королева знает, что юная Баратеон не вынесет смертельного приговора матери, отцу и маленькому брату Стеффону, пятилетнему малышу. Давос еще раз глянул на Ширен. Ее лицо исказилось. Уголки губ, еще недавно кривившихся в гордой улыбке, опустились, пальцы начали теребить рукоятку меча, висевшего на поясе, а нахмуренные брови почти сошлись вместе у переносицы. Сиворт вдруг подумал, что так, наверное, выглядел юный Станнис, когда ему доложили о восстании его брата. Он предпочел тогда "родную кровь чести" и до последнего держал Штормовой Предел, хотя мог сдать замок и досыта накормить голодный гарнизон. Однако не сдал, и Ширен тоже сможет предпочесть долгу перед королевой и желанию отомстить родную кровь. Или... не сможет. Станнис ведь тоже когда-то предпочел родной крови Железный Трон. Гнетущее молчание продолжалось больше десяти минут. Все взгляды были устремлены на Ширен, которая мерила шагами площадку перед троном. Было видно, что принять решение ей нелегко. "Пошли помилование, — мысленно обратился к ней Давос, — дай отцу и брату возможность надеть черное, отправь мать в септы, а Красную Жрицу в Асшай. Ты же не была жестока, Ширен. Прости им свою смерть, и королева простит им узурпаторство. Пожалуйста, Ширен". — Измена должна караться смертью, ваше величество, — вдруг раздался голос Ширен, — они — изменники. Пусть несут свое наказание. Юная Баратеон все-таки была слишком похожа на своего отца.