***
Ли Чжухон и Им Чангюн дружат уже давно, вместе иногда читают рэп, делясь идеями или опытом, хотя у старшего его определенно больше, и он умело пользуется всеми своими преимуществами. Происходит это правда в более домашней и непринужденной обстановке, когда Ли заглядывает «поесть рамен» или фильмец какой годный глянуть, ибо «ну я тут премьерки присмотрел, тебе должно понравиться» (ни того и ни другого они, правда, никогда не заканчивали нормально, но все же). Конечно же, как примерный друг и вообще парень, у которого лвл крутости зашкаливает примерной отметки: «бог», Ли однажды пытался затащить Чангюна в клуб, оставляя результат безуспешным. Чангюн не ловил кайф от массовых кульных тусовок, его не качало под клубные треки местных диджеев, он почти не выпивал, и лучше бы дома с книгой «затусил», в теплом одеяле, да только вот Чжухон привык к такой шумной и активной жизни, и Чангюн поначалу примиряется, позволяет таскать себя в подобные места. — Тоска зеленая, — тянет юноша, безэмоциональным взглядом оглядывая обстановку вокруг, когда Чжухон усаживает его за столик со своими уже подвыпившими друзьями из школы. И ведь действительно зеленая: ночной клуб в зеленоватых оттенках, с горящими неонами повсюду, модными лампами, а от бесконечно кружащих прожекторов глаза режет, да и толпа, кажется, играет с динамиками в игру «кто кого переорет», отчего у Има барабанные перепонки лопнуть готовы, а голова взорваться как осколочная граната и убить всех вокруг, чтоб неповадно было. Отвратительно, некомфортно, непристойно. Чжухон учтиво ставит перед своим бро парочку стаканов коктейлей, лезет и зовет танцевать, да только Им за пару часов и с места не двинулся, и уж тем более к алкоголю не притронулся. Когда же он тащил домой***
На глазах общества они отличные бро, которые понимают друг друга с полуслова, но все, что глазам общества неподвластно — только их, и этим они активно вместе наслаждаются. Днем друзья, ночью любовники, нет проблем, забот, обязанностей, зато есть удовлетворение и удовольствие, и вроде как жить хорошо, да жизнь хороша. До поры, до времени. Чжухон лоб в лоб встречается с Чангюном у шкафчиков в коридоре, на перемене там всегда особенно много учеников, но второй, видимо, про их уговоры забывает, и ничуть не очкуя позволяет себе непозволительную близость, обнимая за шею так, что они могут чувствовать дыхание друг друга. Чангюн вот-вот поцелует, и Чжухон уворачивается, хмуря брови. Чангюн вздыхает: ему обидно, но он пока не обижается. — Ты что вытворяешь? — тихо и почти злобно шипит хен, у которого голова болит, и вообще он явно раздражен. — Я волновался за твое состояние, ты как? — Гюн опускает глаза в пол, скользя перед этим от нервно сглотнувшего парня перед собой, который уже озирался по сторонам, до своих шнурков на синих кедах. С каждой секундой они приковывали к себе все больше внимания, Чангюну это все равно, Чжухон же внимание любит, но совсем не такое и не в такой ситуации. — Не забывай, где мы, Чангюн, личное пространство немного нарушаешь, — Чжухон убирает его руки и спешит обойти парня, избавившись тем самым от косых взглядов парней и девушек, — я спешу к друзьям на футбол. — То есть вот ты как? Они кинули тебя в клубе бухого в хлам, без средств безопасно добраться домой и не нажить себе на жопу приключений, а ты называешь их друзьями? — Чангюн не дает уйти, перехватывая того за ремень от сумки с учебниками и смотрит прямо в глаза взглядом, от которого Чжухону хочется сквозь землю к самому черту провалиться, лишь бы Им не смотрел так на него и не добавлял столь тихо: — Ты пользуешься мной, а потом даже «спасибо» не скажешь? — Чангюн, ты такой бледный, наверное каши мало ел, — Чжухон начинает говорить нарочно громче, на свой активный манер, словно стараясь заглушить шепот сверстников в своей голове, а у Чангюна от такого паршивого поведения глаза расширяются и дрожащая рука постепенно отцепляется от ремня на сумке. — Сходи в столовку, там сегодня вкусно! — бросает Чжухон, словно мусор в помойку, и спешит скрыться в спортивном зале через пару метров от них. Им не слышит больше ничего и не чувствует, замирая на какое-то время в прострации, забыв кто он и какой сейчас год, что он здесь делает и что только что было. Чангюн до сего момента не знал, как разбивается сердце по-настоящему. Ближе к последнему уроку ему приходит нервное смс от Чжухона, с милой авой из snow, на который Чангюн его сам фотографировал: «Вечером поговорим, ладно?» Чангюн горько усмехается, моргает часто-часто, чтобы позорные слезы все-таки не навернулись из глаз, и пытается сосредоточиться на формулах в своей тетради, но все тщетно. Им тяжело выдыхает, по привычке послушно отвечает в мыслях «ладно» и спешит уткнуться в учебник физики, дожидаясь звонка. Но никакого вечера не будет и не было: придя из школы Чангюн первым делом удаляет сообщения, прибирает квартиру, чтобы успокоить нервы, берет больничный в школе, собирает вещи и уезжает на две недели к брату, погостить. Чжухон сидит под дверью пару часов и уходит ни с чем.***
На дворе уже весна вовсю и лето совсем скоро, а бесконечные невыносимые экзамены еще ближе. Чангюн по этому поводу совсем не волнуется: прилежный ученик, очень способный, любимый учителями, чему тут волноваться? Волнуется Чжухон. Безмерно и беспощадно его окутывает волнение, словно враги в видео-игре, а он безоружен и без доспехов: успеваемость понизилась хуже некуда из-за частых спортивных соревнований по футболу или ночных гуляний в клубах с другими тусовщиками, так что домашнее задание и конспекты все время оказывались «съеденными собакой», которой у Чжухона и в помине не было. А ему орать хочется невыносимо громко и долго, ибо помимо вечно пилящих мозг (или его остатки) преподов, Чжухон вешаться готов и на стену лезть от того, как же херово он себя чувствует. Причины всего две: а) Чангюн и б) обсуждения Чангюна в школе. За последнее время Чжухон так и не смог понять и разобраться, что же все-таки произошло и почему у них с Чангюном так все вышло, но тот взлетел на пик популярности, буквально перегнав его за несколько дней. Чангюн никогда не любил особо выделяться чем-то, но как выяснилось, скрывать свои предпочтения он больше не был намерен: парень активно постил на свою страничку в соцсети любые интересные и романтичные посты об однополых парах, что тут же разлетелось слухами между школьников-выпускников. Ли был уверен: перебесится-успокоится, но как бы не так. Чжухону на аск прилетало около сотни вопросов в сутки такого характера типо: «почему ваша дружба с чангюном так резко сошла на нет?», «ты не смог принять того, что он гей или может им оказаться?», «чжухон, как ты относишься к однополым отношениям?», — и прочая поеботня, от которой парень уже разбил один телефон об стену (второй он разбить не решался: предки пригрозили заблокировать его кредитку, но короткие ногти сами собой скрипели по тонкому гладенькому экрану смартфона, когда он видел подобные вопросы или высказывания в его или его бывшего «бро» адрес). Положение Чжухона как-то пошатнулось, девушки стали хихикать, следить более пристально, а Чжухон бесился сам на себя и не мог понять, что же его все-таки задевает больше: то, что от недотраха уже яйца звенят, а в душе ноет, потому что он скучает по этому мальчишке, или то, что его приравнивают к каким-то пидорам смазливым. «Как я, блять, отношусь к однополым отношениям? Никак я, сука, ебать вас всех раком, не отношусь!» — скрипел зубами рэпер, тихо матюгаясь прямо на уроке иностранного. — Вы что-то сказали, молодой человек? — ведьму-англичанку боялась вся школа, словно шаровой молнии (с виду она и правда на шар смахивала, ничего не скажешь). Она приблизилась к парте Чжухона, за которой он уже около месяца сидел один, и строго постучала указкой по тетрадке, от которой осталось всего несколько листков (остальные он нервно рвал). — Ваша тетрадь так же пуста, как и ваша голова, Ли Чжухон. К слову говоря, я не дам вам попытки пересдачи английского на зачете, имейте ввиду. Чжухон сжал кулаки на коленях, но со всем своим очарованием извинился перед учительницей. Та громовой тучей долго возвышалась над ним, а потом медленно развернулась и, деловито поправив очки, пошла к доске. — Может, вам попросить помощи у Им Чангюна? — класс замер, а сердца у обоих, которые сидели в разных концах класса, бешено застучали. Чангюн впервые за месяц почувствовал то самое колкое чувство, что было в его сердце тогда у шкафчиков на перемене. — Со своими прекрасными знаниями для вашей базы он мог бы вас неплохо по-дружески подтянуть. Чангюн не решался что-либо сказать, да и Чжухон чувствовал себя отвратительно. Спас всех школьный звонок, что означал, что можно поскорее валить, уходя от проблем. Чжухон бросил лживое «я нашел себе репетитора, спасибо» и улизнул в спортзал, чтобы от души излупить боксерскую грушу, остужая пыл.***
Время тянется и, хоть и вполне спокойно, тянется неприятно, словно ботинок замарался в чем-то тягучем и тяжелом, и никак не хочет отмываться. Чжухон старается не думать, но не получается. Чжухон бы выебал кого-нибудь из того же элементарного клуба в пьяном дурмане (кстати в клубы он ходить почти перестал), но кроме своего, именно своего Чангюна, не хотелось абсолютно никого другого. Это только добавляло масла в огонь и подбавляло сложностей, а от сложностей Чжухона, как известно, тошнит, это факт. Чжухон неосознанно ищет глазами Чангюна на трибунах во время важных спортивных игр, и Чангюн приходит. Долго не задерживается: они все-таки видят друг друга, словно телепаты, и это на самом деле очень и очень больно. Чангюну не нравится боль, совсем. Чангюн все-таки попадает в одну передрягу: местные хулиганы подхватывают его и в шутку заносят в пустующий женский туалет, закрывая кабинку. Тот ждет некоторое время, прислушивается, слышит как входят девушки-подружки, щеки у Чангюна заливаются краской от ужасно неловкой ситуации: если кто-нибудь еще узнает, стыдоба будет очень сильная, да и директор с рук этого не спустит никому, заставит эти туалеты собственноручно драить, да еще и родителям в другой город позвонит, а отвлекать их от важной работы и расстраивать Чангюну совсем не хотелось. — Не понимаю, и чего они все в нем только нашли? — жалуется одна другой. — Не знаю, но это даже смешно: девушки нынче не популярны, в приоритете переспать парню с парнем, — фыркает та, у которой голос немного грубее, а потом от чего-то смеется. Разговор становится куда любопытнее, и Чангюн встает на крышку унитаза, на свой страх и риск, чтобы увидеть, а не только услышать, и осторожно выглядывает, придерживаясь руками за дверцу. — Ох уж этот Им Чангюн, когда-то он мне нравился, — блондинка мажет лицо толстым слоем пудры, от чего Чангюну хочется чихнуть и вообще противно как-то. — Кто бы мог подумать, что парень окажется сексуальнее и востребованнее тебя. — Не печалься уж так, Марк за тобой давненько бегает, — отвечает вторая, что подкрашивает губы персиковой помадой и поправляет колготки, на что Чангюн все-таки не смотрит (он ведь приличный мальчик и за девушками в туалете подглядывать вовсе не в его манере, нет). — Не всем нужны парни. — Зато Ли Чжухону уж точно он нужен, — раздраженно цокает первая, застегивая свою сумку, — такими глазищами на него всегда смотрит, словно раздевает взглядом, ух какой ужас. Еще и все вопросы на аске игнорирует, я ему уже целую кучу послала, что за наглость. Сердце Чангюна пропускает один удар. Кажется, он стал предметом ненависти и зависти многих девушек. Он прячется обратно, когда подруги выходят из туалета, оставляя его в гордом одиночестве восседать на сливном бачке и думать о жизни. В мыслях хаос, голова болит и вообще Чангюн заметно нервничает, что говорит за него его же привычка теребить одежду или волосы. Про себя он успевает отметить лишь то, что наглость — это обсуждать и сплетничать за спиной, а все остальное уж вполне приемлемо. Гюн быстро достает телефон из кармана черных джинс — сеть ловит ужасно, но с горем пополам парень все-таки открывает вкладку со страничкой Чжухона (она у него в избранном и вообще-то, по секрету, он не выходит с нее 24/7, сталкерит, но признать это — значит неминуемо проиграть). Гюн быстро переходит по ссылке на аск Чжухона, усмехается смешным мультяшным существам на фоне, листает ленту и натыкается на ответ датой в месяц назад: «Кто для тебя Им Чангюн?» — спрашивает аноним, на что Чжухон отвечает: «Ну, как, он ведь мой бро, вот и все». Вот и все. Перед глазами снова все бежит как бегущая строка, парень мотает головой, чтобы из памяти выбить пухлые губы, до невозможности притягательные лисьи глаза и тот огонь, с которым он буквально втрахивал Чангюна в их уже по праву общую кровать. Им слезы уже не сдерживает, плачет беззвучно и тяжело дыша, лишь утираясь рукавами, безумно скучая не по простому сексу, из-за которого Чжухон и был с ним, как ему казалось, а по самому человеку. Спасают Има, к счастью, достаточно скоро: пожилая уборщица ругается негромко, убирает швабру, что парни подсунули, чтобы Им не выбрался из ловушки, успевает только ахнуть и схватиться за сердце, как парень учтиво извиняется и валит прочь из этого места, надеясь, что никто его все-таки не заметит. За всем этим наблюдает Чжухон, издалека, и на руках его уже живого места нет практически: то мозоли от дрочки и ссадины от впивающихся своих же ногтей, то сбитые в кровь костяшки о боксерскую грушу, которая в последнее время стала для Чжухона главным слушателем и молчаливым понимающим психологом.***
Все меняется столь же быстро, как и поменялось месяц назад, но Чангюн уже настолько сильно устал и запутался, что плохо соображал своей обычно умной и холодной головой: в хорошую ли сторону были изменения или же в плохую, чего хотелось в последнюю очередь. Уже в середине последней четверти в школу пришел новенький симпатичный парень, за которым Чангюн стал замечать активные знаки внимания в его сторону. Сказать, что ему это не нравилось — нагло соврать, а лжи парень не любил, но и сказать, что подозрительным это не было — означает, снова обмануть самого себя. Тем не менее оказанные знаки внимания (а их было отнюдь не мало, для такого короткого промежутка времени) Чангюн вежливо принимал. Они стали сидеть вместе почти на всех уроках, кроме факультативных предметов, потому что, как выяснилось, новый знакомый был тот еще технарь и души не чаял в химии с математикой; Чангюн же держал свою успеваемость в норме, но сердце его отдано было музыке, литературе, иностранному языку и Ли Чжухону. Поэтому больше всего ему было обидно, что вот он, наконец, появился человек, которому он нужен больше, чем какая-либо глупая картонная репутация звезды школы. Чангюн бы рад ответить теплом парню, но все тепло его было либо исчерпано до незыблемых глубин, либо навеки припасено лишь для одного. Чангюн позволял провожать себя до дома, сумку за него, естественно, никто не носил, он ведь не девушка в конце концов, но приятные разговоры по дороге его весьма радовали. Пару раз парень напрашивался на чай, но Чангюн увиливал, не хотел, не пускал, боялся. А за ними фурией следовал чжухоновский шпионаж в лице его самого, о чем никто даже не догадывался. Следил, морщил нос, когда наглый тип (для Чжухона он определенно и безоговорочно наглый тип) как бы невзначай закидывал руку на плечо Чангюна, его, ебаный в рот, Чангюна, от чего они становились еще ближе друг к другу. А когда перед до кончиков ушей смущенным Чангюном на его парте очутились три розы с невероятно длинными стволами и запиской между листиков, Чжухон пообещал себе, что этого новенького казанову отловит, заставит его жалкие бумажки сожрать, чтоб знал в следующий раз, кому писать слащавые словечки, а стволы запихает глубоко и далеко в жопу, чтоб свой на чужих парней не поднимал. В том, что Чжухон не гей там какой-нибудь, он уже сомневался, но в том, что Чангюна он больше терять не посмеет и не собирается, он был уверен безоговорочно, да и терпение имеет свойство лопаться. Чангюн же, где-то в глубине души надеялся, что и Чжухону не все равно, что и он такое может, что и ему он нужен больше всего и всех, просто Чжухон баран тупой и упертый, а так-то все отлично-клубнично. — Выкинь это, — буквально из неоткуда появляется Ли, когда Им стоит со своим цветочным подарком, любуясь на него со странной грустью в глазах. Чжухон закрывает дверцу шкафчика и, применив силу, заставляет младшего вжаться спиной в металлическую поверхность. — С чего бы это? — округляет глаза Гюн. — Мне подарили. — Я сказал тебе, блять, бросить эту хуйню! — Чжухон вдруг свирепеет и с силой бьет по рукам младшего, заставляя красные розочки рассыпаться под ногами, а потом топчет одну из них носком кроссовка. Чангюн застывает в испуге и злобе, пытается вырваться, но силы между бывшими «бро» немного не равны, и в следующую секунду Чжухон хорошенько встряхивает, крепко схватившись руками за тонкую джинсовую рубашку — еще чуть-чуть того глядишь и порвется красота. — Что ты делаешь, идиот? Совсем мозги пропил или мячом на поле отшибли?! — Чангюн срывается на крик, ощущая, что незнакомое чувство истерики движется на него колоссальной волной цунами. Вокруг уже собирается народ, кто-то даже как всегда снимает на телефон образовавшуюся потасовку. Чангюн тяжело дышит, Чжухон просит его успокоиться, хотя успокаиваться нужно обоим и желательно побыстрее. Руки Ли отпускают рубашку и поднимаются на шею младшего — через сонную артерию можно чувствовать, как бьется его сердце, гоняя кровь по телу. Ли смотрит таким скучающим и раскаявшимся взглядом, словно он сделал что-то страшное, скрылся с места преступления и через сто лет встретился с родными или близкими людьми своей бывшей жертвы. Кажется, что именно сейчас перед рэпером пронеслась вся жизнь перед глазами и все его ошибки, которые он давно осознал и корил себя за дурацкие проступки, вылезли наружу, чтобы все видели. Чжухон долго молчит, выдерживая паузу и пытаясь привести в норму свое агрессивное состояние. Чангюн молча застывает в его хватке, словно лань в капкане, растерянно смотрит в глаза, о которых всегда больше всего мечтал, и дышит еле-еле, через приоткрытые губы. Старший медленно скользит рукой по щеке Има, уже открывая рот, чтобы вымолвить заветное «Кукуни, прости меня, пожалуйста», как вдруг в центр из толпы вваливается тот самый новенький ухажер младшего, и Ли с новой дозой агрессии сжимает кулаки, забывает о том, что только что хотел сказать своему младшенькому, и размашисто поворачивается на свое имя. — Какого черта ты делаешь, отпусти его сейчас же! — Тихо! — больше умолительно кричит Гюн и прикладывая максимум стараний, сдерживает крепкого Чжухона за руку, кажется, впервые за это долгое время обращаясь к нему, — Чжухон, пожалуйста, держи себя в руках! — Держи себя в руках, Чжухон, — вторит парень, но не отступает от надвигающегося на него, словно танк, Чжухона. — Ты ведь уже натворил один раз делов, хочешь и второй раз все испортить? — Чжухон, не надо его бить! Только Ли успевает подумать, что «ну, сука, тебе пиздец, родная мама не узнает», как Гюн снова преграждает ему путь, оттягивая уже за футболку, привлекая к себе внимание. Чжухону хочется отпихнуть мешающую тушку, чтобы ему случайно не досталось кулаком по смазливому личику, чтобы потом Чжухон снова виноватым не остался. Он стреляет взглядом по лицу младшего и задерживается вновь, не в силах оторваться от глаз: во взгляде Има читается мольба вперемешку с сердитостью. Чжухону вдруг хочется улыбнуться, прижать его, да потаскать на руках по всему периметру огромной школы и плевать на всех вокруг, и плевать на все остальное, ведь он, наконец, понял и принял, что лучше принять себя, чем сдохнуть по невероятной тяге к сладкому младшему. А младший действительный сладкий и в следующий момент Чжухон готов это продемонстрировать. — Я и правда не буду бить тебе ебало, — великодушно соглашается Ли, а толпа разочарованно ахает и готовится разойтись, покинув шоу, но Чжухон уверенно и хитро щурится в сторону противника, — я покажу тебе, и всем вам, что никто не смеет посягать на мое по праву. Сильные руки снова подхватывают Чангюна, у которого уже сердце несколько раз за пару минут выпрыгнуло и запрыгнуло обратно в грудь, а колени тряслись так, что если бы не парень, держащий его, то точно бы свалился прямо на холодный бетонный пол. Чангюн и сообразить не успевает, как Ли резко хватает его и прижимает к шкафчикам всем телом, упираясь коленом между подкашивающихся стройных ног, надавливает пальцами на подбородок, заставляя открыть рот, и увлекает в поцелуй. Чангюн мычит, жмурит глаза, пытается ударить Чжухона по плечам, ведь толпа учеников снимает все на телефоны и даже, возможно, ведет прямую трансляцию, но Чжухон держит крепко, перехватывает руки, зажимая запястья в своих крепких ладонях. Им больше сопротивляться не может, да и не хочет, а потому отдается, снова отдается, по собственному желанию, весь, без остатка, не жалея и не боясь, потому что это Чжухон. Ли целует грубо, хотя Им верит и знает, что он старается нежнее, но пока не научился еще, да и страсти кипят, что заставляет действовать реще, растворяясь в желании. Младшему совсем не хочется прерывать хозяйское поведение чужого горячего языка в своем рту, но легкие уже обжигает и режет, но ни один почему-то не останавливается. Руки Има уже освобождены, так как руки Ли переместились на талию, так что он может спокойно зарываться в густых темных волосах пальцами, переполненный чувственным поцелуем. Растаскивает их друг от друга вовсе не недостаток воздуха в организме, а разгневанная директриса в сопровождении социального педагога-психолога и двух охранников, которые прогоняют толпу на уроки. Уборщица, что высвободила Чангюна из женского туалета осуждающе качает головой и собирает с пола погибшие цветы.***
Из кабинета их выпускают только спустя долгое время, где-то около нескольких часов, но ни тот и ни другой не спешит делиться тем, о чем с каждым говорил психолог, потому что эти глупые бредовые лекции и так понятны, и никому совсем не нужны. Обоим проблем теперь точно не миновать, но самое страшное в виде долгой разлуки теперь позади, и это, кажется, главное. Чангюн не спешит заговаривать первым, не зная как начать, как обратиться, да и вообще стоит ли сейчас что-то говорить. Он собирается в гардеробе, проводит пальцами по влажным губам, на которых еще присутствует вкус поцелуя и любимый виноградный аромат жвачки Чжухона. Чангюн смотрит на себя со всех сторон, словно видит себя в первый раз или пытается выцепить изменения, но не замечает ничего, кроме смущенной, но счастливой улыбки на лице и загадочных огоньков, которые снова загорелись в карих глазах. На выходе из школы ему в лицо утыкается большой такой цветок, оранжево-желто-белый, с красноватыми прожилками на листочках, такой яркий, пышный, незнакомый, но очень красивый, что даже в глазах рябит. — Это что? — Чангюн косит глаза, тихо спрашивая, принимая цветок из рук Чжухона в свои. Приятно. — Я тебе сам хоть целую оранжерею таких подарю, только прости меня, — выдыхает старший, останавливаясь в паре сантиметров от лица Има, притягивая его себе, чтобы крепко-крепко обнять, чтобы наверстать упущенное и показать, как сильно любит его одного. — Ты зачем клумбу портишь, хулиган, — одними губами проговаривает младший и шутливо тюкает Чжухону по носу, марая того в пыльце, от чего он тут же чихает, а потом еще и еще раз. Чангюн не может сдержать смех, отскакивает, хватается за живот, упираясь в стену, смеется заливисто, заразительно и искренне. Чжухон хотел пронести его на руках по всему периметру школы, и Чжухон понес, открывая дорогу в новую, счастливую совместную жизнь. Теперь все зачеты по английскому ему уж точно не страшны, а Чангюну за одну только неделю написали уже около шести человек в какао, благодаря за то, что помог поверить в себя, в любовь и не стесняться того, какой ты есть.