Мнимо.

Интересно, что чувствовал человек, который проклинал свою судьбу? Джудал не раз наблюдал за жалкими людьми, пристально вглядываясь в сведённые судорогой боли лица, в наползающий и разъедающий ненужный светлый оттенок покров тёмной рукх. Они все кого-то хотели спасти, что-то изменить. Если бы всё было так просто... рукх стирала их, возрождая в телах своих приемником - сильных, жестоких, и... не помнящих, ради чего когда-то "они" пошли на это. Кто-то говорил, что они продают свои души ради себя. Ну что же, пускай. Он не станет ни отговаривать, ни просить хорошенько подумать - зачем? Если человек силён, он не поддастся на уговоры, а фанатика убеждать себе дороже. Они корчились, сгибаясь и моля о пощаде. Их руки тянулись к нему, пытались ухватиться хоть за ткань шаровар, но проходили сквозь одежду. Не могли прикасаться, казалось, ничего не чувствуя кроме переполняющей силы. И было в ритуале что злорадное, выставляющее насмешкой все сказанные до этого слова. Слабые, мечтающие о лучшей доле, охотно впускали в себя силу, сами же в ней и задыхаясь. Желающий спасти, отомстить, помочь - все они неизбежно затягивались в мрак тёмного водоворота. Он никогда не пытался даже вспомнить - а кем был он, маленький мальчик, которого забрала организация? У него кто-то был, люди рядом с ним стояли... Папа. Мама. Не должен помнить, лишь смерть, лишь хаос, лишь сила. Война. Синдбад. Что он хотел ему сказать, что? Он не вспоминает, нет. Это не его воспоминания, лишь обрывки его прошлого из вереницы потока знаний мелкого маги. Ты - наш оракул, твоими руками будет свершено возмездие неверных и твоим голосом будет передана воля наша. На том ребёнке были тяжёлые одежды и сдавливающий шею обруч. Тяжёлые золотые браслеты у него оказались уже потом. Обруч, почти как ошейник, не дающий забыться. Символ богатства его покровителей, символ... что не сорвётся. Сила маги с проклятой судьбой способна уничтожить этот мир. И он уничтожит его, только не тот, что вокруг него - так было бы слишком скучно - тот, что внутри себя. Зачем травить себя попыткой что-то вспомнить - там мрак выжег всё, что осталось от него. Только образы родителей и удачливого мальчишки, что вздумал покорить, не склоняясь в поклоне. Он что-то хотел ему сказать. Наверное, он его избрал, что ещё могло быть важнее? Странно всё это. Когда ты наделён силой все изменить за одно мгновенье, приходится спешно оборачиваться иногда - а осталось ли рядом то, что позволит остаться самому? Осталось ли что-то, удерживающее рядом? Когда законы притяжение сминаются под потоком магии и поднимаешься в воздух, совсем не страшно упасть, куда больший ужас испытываешь при мысли - тебе не остановиться. Они забывали обо всём, став вместилищем силы, что играется их воспоминаниями. У них не осталось ничего. Они не существуют. Не верится. Он же чувствует шершавость своих пальцев, ощущает холод от браслетов. И внутри от случаю к случаю рвутся чувства: от дикой радости и безумного веселья, до тихого бессилия и почти уничтоженной жалости. А ещё что-то такое, отчего хочется выпить вина и попробовать забыться. Но отдающая багровым оттенком жидкость лишь ещё отчетливее вынуждает присматриваться к темноте внутри себя. Даже столь хвалёное вино Синдрии расплёскивается уродливым пятном на покрывале. Тому, кто льдом может выжечь, не нужно заботиться о чьих-то переживаниях. Лишь бы только самому не шевелиться. Возможно, пылкость характера - его отдушина в противовес вечному холоду. Он пробирается по коже, проскальзывая ближе к сердцу словами и остаётся там. Сделаешь вздох чуть сильнее обычного - внутри сдвинутся осколками леденеющие приказы. Люди бегут от горящих домов, сжимая в ладонях остатки последней надежды. У кого на руках ребёнок, кто тащит неудобные мешки, кто в отчаянии закрывает глаза. Крики смолкают, всё вокруг замирает. Только пепел ещё будет кружиться над зёмлёй. Прокляты, забыты. Ненастоящие словно они. Джудал не признаёт обычая вверенной случаем страны и не прикасается к кипятку в стакане. Не дует на ложечку с чаем, как это делает принцесса. Ему не нужен кипяток - от того чувствовать перестаёшь, вот так резко - и обожжёшь язык, даже фрукты на один вкус будут. Он помешивает его украшенной изумрудами ложечкой и про себя замечает: рубины в чёрном чае были лучше. Замечать мелкие детали бывает утомительно - маги не всегда может вспомнить, как долго он уже смотрит в окно, но зато почему-то очень хорошо помнит, что когда Синдбаду смешно, то уголки его губ немного подрагивают, издали же кажется, что он спокоен. Или когда он чем-то расстроен сильно, то потирает нос в попытке быстрее промокнуть уголки глаз. Напускная важность, самопровозглашённая. И ненужная. В пламени чёрной рукх уничтожены чьи-то надежды, чьи-то слова - что же хотел ребёнок, у которого стёрлась семья?