Безудержно весёлое лето или Кто-то не умеет хранить тайны

Ничто ещё не беспокоило его так, как это. Поднимаясь по длинной, витиеватой мраморной лестнице, обычно дававшейся ему без труда, он с силой, до побеления костяшек пальцев, хватался за холодные перила, и с каждым шагом в нем нарастало тревожное чувство собственной безысходности. Хотя, по мере продвижения, эта самая безысходность превращалась во что-то более страшное и ужасное, от чего хотелось развернуться и бежать прочь. И все же он продолжал находить в себе силы, и, к несчастью, добрался до следующего этажа. Рабочий кабинет, сколько он себя помнил, никогда не отличался особой роскошью: старый, до пружин протертый диван; стол, расположенный вдоль стены и, как обычно, заваленый рабочими материалами; и конечно же огромный дубовый шкаф, состоящих из множества дверц, полочек, крючков, таящий в себе нужные и не очень вещи. Полумрак здесь всегда был желанным гостем, из чего следовало, что помещение проветривалось не больше раза в неделю (а то и вообще про это забывалось), и поэтому постоянно ощущался неприятный запашок, напоминающий о чем-то умершем своей смертью и медленно разлагающемся в одном из многочисленных шкафчиков. Все происходило именно в том порядке, как он представлял себе это, взбираясь по лестнице. На пороге его встретила пара серо-зелёных глаз, всегда хмурых и вечно недовольных. - ЧТО ты сделал? - с хрипотцой в голосе спросил учитель. Нет, юноша просчитался - все оказалось гораздо, гораздо хуже. За многие годы, проведенные под надзирательством старшего наставника, подопечный смог изучить его вдоль и поперёк. Так как любимейшим и, пожалуй, единственным выражением лица Мастера была предсмертная гримаса терминатора, то узнать о настроение можно было лишь по одному голосу. Обычно учитель придерживался резкой интонации в своём общение. Когда его что-то раздражало или злило, то он переходил на полушепот, а с накалением эмоции - и вовсе на шепот. Но самым страшным была как раз-таки эта хрипотца, означавшая крайнюю степень озверенея Мастера. На памяти ученика такое случалось лишь один - два раза и вело за собой тяжелые последствия. - Я не хотел её выпускать! - нервно ответил юноша, стараясь смотреть наставнику прямо в глаза. - Я просто тренировался, как мне было и велено! - Тренировался, значит? Да ещё и с закрытыми для тебя пока тайными знаниями? А кто разрешил тебе читать запрещенные страницы? Несмотря на то, что в помещение обыденно стояла духотень, по телу, начиная с самых кончиков пальцев, пробежался неестественный холодок. - Я все исправлю, Мастер, - парень стремительно перешёл к обещаниям, - исправлю, поймаю, верну на место... Учитель остановил его жалкие попытки жестом руки и отвернулся к окну. - Не надо, - снова с хрипотцой сказал он, - просто отдай книгу. В комнате повисла тишина, среди которой зарождалось что-то новое и неуловимое. Они еще не знали, но это самое что-то, поначалу крохотное и на вид безобидное, в скором времени должно было перерасти в одну огромную и беспощадную жажду мести. Костлявые пальцы сами собой сжались в кулак. После стольких лет страданий, преданной учёбы, идеального выполнения приказов, ему показали от ворот поворот. - Это послужит тебе уроком, - после минутного молчания добавил Мастер. Последние слова с силой резанули по ушам, и разум захватила безудержная ярость. - Забирайте, забирайте все! - юноша одним движением руки распахнул свою сумку и с остервенением начал вытаскивать из неё вещи. - Забирайте! На пол полетело множество разных предметов, начиная от новенького MP3 и заканчивая той самой книгой. - Пожалуйста... - прошипел он на прощание и ринулся вниз по лестнице, а дальше - прочь из дома. Через пару минут этого безумства юноша, наконец, устал и перешёл на более спокойный шаг. Опустив козырёк кепки пониже и уже жалея о выброшенных в порыве наушниках, он шёл по одному из зеленеющих проспектов и проклинал все на свете. Он проклинал себя, несумевшего совладать с захватившими его эмоциями; проклинал учителя за его безразличие и полное отсутствие человечности; он проклинал эту чертову книгу, доставившую ему столько неприятностей; а к концу своих размышлений он и вовсе начал проклинать Вселенную, породившую этот мир и его вместе с ним. В ответ Вселенная над ним звонко хохотнула. Отвлекшись от этих неприятных мыслей, парень обернулся. На высоком каменном бордюре, идущем по всему периметру улицы, сидела ОНА - виновница сегодняшних бед. Статная, с белой, почти мраморной кожей и угольно-черными хитрющими глазами, с длинными, цвета спелой клубники волосами и заостренным носиком. - Как дела, Огастус? - как можно доброжелательней спросила девушка, хотя каждое её слово ядовитыми иглами впивалось в сердце. И снова его охватила безудержная ярость, после которой тоненькую шейку девчонки обвили его костлявые пальцы. - Они станут ещё лучше, когда я покончу с тобой, Неу Чи... - со злостью прошипел он. Девушка улыбаться перестала. Но испуга в её глазах не оказалось также. Только холодный, слегка насмешливый взгляд в сторону Огастуса. - Полегче, щенок! - пригрозила она ему и неторопливыми движениями отцепила его руку от шеи. - Я же не настолько слаба, как тебе кажется. Не зря меня старались удержать все эти годы. Юноша покорно ослабил свою хватку и сделать шаг назад. В нем ещё горело желание мести, но и осколки благоразумия в нем тоже оставались. - Я верну тебя на место, и Мастер будет доволен! - уверенно заявил он. Девушка, в свою очередь, опять звонко хохотнула и тряхнула непослушным прядями, постоянно цепляющимися за маленькие рожки: - На какое место? - её глаза презрительно сощурились. - Тебя же взашей выгнали! У Огастуса снова зачесались руки. Но все же перебивать ее он не посмел. - Мастер тряпкой выгнал тебя на улицу, хотя ты так преданно служил ему целых десять лет, щенок. И на этот раз виноват не ты, и не я, и даже не оставшееся человечество. Виновато только невежество твоего учителя. И это равнодушие, безразличие - все это идёт из самих верхов Аббатства Тайных Знаний. И страдаешь не ты один. Десятки, сотни учеников также терпят издевательства своих наставников, с возрастом превращаясь в таких же тиранов и десподов. Она говорила чистую правду, и Огастус это прекрасно знал. Знал он и многих ребят, сломленных под тяжестью учительского взгляда. Знал, как тяжело давалась учеба, и какие страшные наказания иногда придумывали Мастера. От этой мысли зарожденное в тишине чувство начинало оформляться в некое подобие жажды мести. - Я вижу, ты уже готов к сделке, не так ли? - алые губы девушки растянулись в усмешке. Да, она победила. Парень больше ничего не смог сделать, как признать её правоту, принять своё поражение. И с покорностью согласиться на её условия. - Что мне нужно делать, Неу Чи?! - с абсолютной хладнокровностью в голосе спросил Огастус.