Я завоюю тебя.

От тебя всегда было множество проблем, но ты была сильным противником, меня это радовало. Брагинский, как всегда, сидел в своем кабинете, перебирая бумаги, перелистывая огромные стопки макулатуры. Под руку попался собственный дневник, когда на документацию сил перестало хватать. По началу, он перелистывал страницу за страницей, без особого интереса, моментами на лице мелькала сдержанная улыбка скучающего человека, а записи казались нелепостью. Кто знал, что в середине дневника он остановится, сухо всматриваясь в записи, кое-где они были сделаны криво, видимо, на скорую руку. Хотя, военные действия как-никак, рассиживаться было некогда. Особенно, когда дело шло к победе. Тогда в августе 1759 года у деревни Кунерсдорф, Иван разобрал прусскую армию на пару с союзником – Родерихом. Тогда дорога на Берлин – столицу Великой Пруссии была открыта, может воевать против женщины и не хорошо, но она, став сильнее, могла начать угрожать его интересам на соседних территориях, но это более видимость, чем реальность. Брагинский мало кого боялся, нет, не совсем так, Брагинский никого не боялся. Это всего лишь было поводом для показания себя, как сильной державы. Берлин был взят и, наконец, вот она – победа. А потом, 1761 год - смерть Императрицы. 1763 год – выход из войны, мирный договор. Пришлось отдать все, что было завоевано за так. Обидно, но приказ, есть приказ. По возвращению домой, он устроил настоящий скандал Императору. После того, как был выставлен из дворца, двигаясь по петербургским улочкам, поймал себя на мысли, что ему, во что бы то не стало, нужно завоевать ее. Теперь, просто ради интереса. В голове вертелась ее наглость, которую она показывала в боях, самонадеянность и чувство превосходства над всеми. Брагинский был ей очарован в той же мере, в какой и разозлен. Фридерика была притягательна, оспаривать подобное глупо. Иван усмехнулся, как, кажется, давно это было, а воспоминания свежие, будто только вчера все происходило. В любом случае, Брагинский добился своего, не сразу, но он получил, то чего хотел. Ему отошла Восточная Пруссия, пусть и несчастный кусок, но все-таки фройлен Байльшмидт оказалась под его крылом. По лицу расползается улыбка, Фридерика не сколь ни изменилась, разве что, а, нет, не изменилась. Как дерзила так и дерзит, как грубила так и грубит, как в издевалась так и издевается. Из мыслей вернул стук в дверь, в проеме появилась девушка с недовольным выражением лица. -Брагинский, где тебя черти носят? В бумажках запутался? Раз она сама пришла, значит, соскучилась. Ее фиалковые глаза отдавали красным, обжигающим. Волосы были небрежно собраны, видимо, долго ворочалась. Брагинский пригласил, жестом, девушку сесть. Та с небольшой охотой согласилась. На милой мордашке была видна растерянность, совсем ей не присущая. Иван медленно поднялся из кресла, прошел к стулу, на котором сидела Байльшмидт, опустил руки на ее плечи, наклонился и прошептал то, что пообещал еще во время подписания мирного договора Семилетней войны: «Я завоюю тебя». Фридерика поднимает лицо к русскому, тот улыбается, закрыв глаза. Мягко касается губ немки губами, прижимает к себе. Я завоюю тебя.