Пелагея Викторовна и гоблин-извращенец

      Пелагея Викторовна, все еще порядком офонаревшая, но не побежденная, покатила с грацией революционного крейсера Авроры по раскуроченной после дорожного ремонта дороге, припадая на разные стороны из-за стоптанных каблуков на туфлях. Чувство ее собственного достоинства колыхалось под платьем, словно шелковая французская сорочка, перепачканная губной помадой от «Шанель». Проходя мимо окна Толика, она с тоской кинула взгляд на кухонное стекло, в середине припечатанное кулаком то ли самого Толика, то ли его очередной полужены, прошлая из которых была питерской шпалоукладчицей, а позапрошлая — владикавказской трактористкой. Толик вообще спал только с жирными гренадероподобными бабами, любя их, аки мухи любят гав… Мед. Пелагея Викторовна тонким вкусам и потребностям взыскательного мужчины не удовлетворяла и в очередной раз вспомнила о сем прискорбном факте, увидев Толиковскую мадам, курившую в рамке балкона в сиреневом неглиже с пятном то ли крови, то ли томатного кетчупа. Мадам вздохнула, отчего в вырезе сорочки страшно заколыхалась мощная кустодиевская грудь, и Пелагея Викторовна понеслась, подхваченная порывом осеннего ветра, в свой магазин, куда опаздывала впервые за двадцать пять с половиной лет.       Магазин стоял на одном из многочисленных ответвлений великого торгового пути из варяг нахуй, и иногда туда набегала электричка оголтелых покупателей, штурмом бравших полупустой магазин, по-кавалерийски выносивших мозг продавщицам и по-гусарски строивших глазки охранникам. В магазине работали несколько приличных женщин, три проститутки, в число которых отныне была записана и Пелагея Викторовна по милости гоблина, и еще пятнадцать человек без определенного пола и занятий. Владел сим благочестивым заведением Артаксеркс Анатольевич, которого никто никогда в жизни не видел, кроме его заместителя Романа Вячеславовича. Роман Вячеславович был колоритный персонаж, имел жену, ребенка и любовницу и отдых на Багамах каждое лето, а из одежды предпочитал серые брюки, корректный свитер дорогой фирмы и деловые галстуки. Прическа у него была аккуратная, голос хорошо поставленный и негромкий, манера речи околоаристократическая, а морда слегка обезображена чертами интеллигентности — как раз до той степени, чтобы не бесить три раза в день приходящие электрички покупателей. Пелагея Викторовна очень уважала Романа Вячеславовича, хотя ни разу с ним не разговаривала, как, впрочем, и большинство ее коллег по торговой сфере.       Пелагея Викторовна примчалась в магазин за пять минут до начала рабочего дня - вовремя, к своему неописуемому облегчению, успев встать в позу у кассы в ожидании первой электрички с покупателями. Однако неописуемое облегчение сменилось столь же неописуемым ужасом, потому что, подняв голову к потолку, обсиженному мухами, она увидела раскачивающееся на люстре синее татуированное тело гоблина. — Что ты тут делаешь? — прошипела Пелагея Викторовна, сопровождаемая настороженным и подозрительным взглядом кассирши. — А че мне дома делать, Палажка? — резонно поинтересовался гоблин, показывая ей волосатый синий зад. — Уматывай домой, сволочь! — рявкнула шепотом Пелагея, и первые покупатели в страхе глянули в ее сторону, рассыпаясь по торговому залу. Кассирша кашлянула, и бедной Пелагее Викторовне пришлось, краснея и бледнея, идти отвечать на очередную порцию сакраментальных вопросов в стиле: «Скажите мне, какую скатерть по 50 рублей мне лучше купить, чтобы мне оно подольше нравилось». Гоблин остался без присмотра, руля и ветрил и, сочтя это разрешением творить все, что душе угодно, первым делом насрал в вентиляционное отверстие на магазинной кухне, где обедали сотрудники, а вторым вселился в ничего не подозревавшего Романа Вячеславовича.       В следующие полчаса в магазине разыгрались жуткие и впечатляющие события. Роман Вячеславович, всегда корректный и адекватный, нацепив на аккуратно подстриженную голову перьевой убор в стиле индейского вождя, с воплями и улюлюканьем носился по второму этажу магазина, громя посудные стеллажи хоккейной клюшкой, сопровождаемый недоумевающими взглядами продавцов и восхищенными — посетителей. Впрочем, восхищение длилось недолго, потому что, разгромив этаж, Роман Вячеславович спустил до колен штаны и в таком виде принялся бегать за пожилыми дамами, хлопая их по ягодицам и совершая малопристойные телодвижения. Подоспевший охранник, решивший пожертвовать собой ради начальства, немедленно получил премию коленкой между ног и упал в кучу новогодних аксессуаров, валявшихся на распродаже с прошлой весны.       Роман Вячеславович, не обращая более внимания на второй этаж, скатился по перилам на первый и принялся выплясывать в полуголом виде канкан, распевая революционные песни. Вызвали милиционеров и психушку, но, так как ехали они с противоположного конца города, гоблин успел натворить еще больше злодеяний. Одни продавщицы отвратительно хамили покупателям, гоняясь за ними по магазину с топорами и алебардами наперевес. Другие, опустив глазки долу, отвечали на банальный вопрос о наличии постельного белья нечто вроде: «Будь осторожнее в желаниях, сестра, ибо мир наш грешен, времена близятся к завершению, и каждый будет отвечать на суде за свои неправедные мысли о плотском». Кассиры перечисляли вместо акций список смертных грехов. Посреди всего этого великолепия бегал голый Роман Вячеславович, улюлюкая, как индеец, и потрясая бутафорским копьем. На пороге застыла офонаревшая психушка, не знавшая, с кого начинать мероприятия. В это время подъехала милиция со служебными собаками. «Идрит твою мать!» — сказал милиционер.