Спаситель мой — убийца мой

       В углу маленькой комнатки, серые стены и скудное убранство которой выражали бедность бытия и всю боль и печаль здесь проживавшего (нет, существующего!) рыдал мальчик лет тринадцати. Над ним навис мужчина среднего возраста с угрюмо-грубыми чертами лица и острым, горбатым носом. Этого человека называли его отчимом.  — Дрянь, дрянь! — бранился он, попутно держа мальчишку за светло-русые волосы.  — Пожалуйста, не надо… — сильнее всхлипывало щуплое создание, по виду почти заморенное голодом. Осознание бесполезности сопротивления и молеб не мешало ему умолять и бороться до последнего.       Это еще больше возбудило рассвирепевшего отчима. По всему юношескому бледному телу прошел град ударов от крепких кулаков. Затем медленно с мужских брюк снимался увесистый железный ремень. Хлопок. Жалобное взвывание. Красный горящий след. И спустя пару ударов: Хлопок. Жалобное взвывание. Красный горящий след. Бездна. Но на этом наказание еще не закончено. Пыточник берет его на руки и бесцеремонно бросает на жесткий матрас. Зафиксировав руки над головой пресловутым ремнем, он срывает с юноши одежду. Далее он кусает места синяков и красных полос так же яростно, как голодный прожорливый толстяк разрывает мясо жаренной куриной ножки. Переходя все ниже и ниже, он утоляет свои плотские потребности. За неимением денег заплатить за хорошую проститутку, он часто вымещал свою ненасытную похоть на мальчике. Оставив на измятой постели обнаженное тело, насильник запер дверь. Таково было его обычное наказание, как он говорил: — За то, что ты существуешь, ублюдок. Впрочем, расскажем Вам, дорогой Читатель, все по порядку.

***

      Того самого мальчика зовут Саша Киселёв. Имени отца, который умер, когда Александру миновал год, он не знал. С трёх до пяти лет он с матерью жил в двухкомнатной квартире, пока она не вышла замуж за «плохого дядю» — Сергея Саронова. Тот, имея всего парочку рублишек за душой, очаровал Наталью своим наигранным обаянием и сюсюканьем с маленьким Сашкой.        Потом, когда мальчику едва исполнилось семь лет, его мать заболела раком. Денег на лечение не хватило даже на первую пору. В результате молодая женщина угасла за два месяца и умерла. С момента похорон, жизнь малого превратилась в сущий ад. Чем старше он становился, тем ужаснее становились пытки. А слезы все не прекращались, и крики вовсе не стихали. Дошло до того, что иногда садить на цепь малыша стало нормой; ежедневные побои обязательны. Теперь достигнув переходного возраста, он стал рабом утех этого страшного, во всех смыслах, человека. Слыша крики мальчика из соседней квартиры, чья-то рука тянулась за пультом, чтобы прибавить громкость на телевизоре; чьи-то ладони плотно зажимали уши; а кто-то был глуховат и совсем не слышал отчаянные вопли. Соседям — всё равно, а классному руководителю — плевать, лишь бы учился более-менее нормально.       Что же сказать об одноклассниках? Все они делились на четыре типа отношения к Киселёву: Девочкам — нравился (этакий отважный герой с отметинами, да еще и смазливый красавец); «Дай списать»; «Ну есть он в нашем классе и есть, какое мне, к чёрту, дело?»; И последний тип, самый ужасающий и хладнокровный — насмешники, которые продолжали дело отчима после уроков.       И ни одного друга. Совсем один. Наедине с собой.