Война роз

Ни мои слезы, ни долгий разговор с королем не лишили меня ужасной участи. Десять дней спустя во дворце состоялась свадьба, которая была для меня траурней похорон. Спешно королевский двор приготовился к весомому празднеству. Также быстро над моим подвенечным платьем потрудилось около дюжины рукодельниц, и вскоре я уже шла к алтарю к своему будущему мужу. Даже то, что под руку меня вел сам король, не красило это событие. Я шла навстречу этому нахальному дерзкому взгляду, который умело подстраивался под довольный и восхищенный. Генрих передал мою руку в ладонь Клауса, отчего я почувствовала легкий озноб, когда мой будущий муж легонько сжал мою руку. Слезы стояли у меня в глазах на протяжении всего бракосочетания. Наверное, со стороны все сочли их слезами радости от предвкушения будущего счастья. Для меня же это были слезы скорби, настолько безграничной, что сердце рвалось на части, от таких простых, но не понятных мне слов «И в боли, и радости…». Граф загнал в меня в клетку настолько умело и быстро, что я не смогла ничего понять, пока не оказалась рядом с ним перед алтарем. Какой коварный ход! Какой жестокий! И только моя бедная няня знала, как тяжело мне сейчас, как горестно и противно. Краем глаза видела ее плачущей в углу храма. От ее всхлипываний сердце заходилось болью еще больше. Громом прозвучали слова священника, предлагающие нам с Майклсоном поцеловать друг друга. Решительно и проворно я подставила губам Клауса щеку, твердо решив, что никогда не позволю ему притронуться ко мне как мужчине. Кажется, Клаус принял мое решение, дотронувшись моей щеки губами. После церемонии всех гостей пригласили в большой бальный зал, где расположились огромные накрытые длинные столы, сходящиеся треугольником, во главе которого посадили новоявленную супружескую пару. За весь вечер я не съела ни крошки. Мои глаза по прежнему блестели от слез, а ком в горле едва не душил меня. Клаус же держался так, словно ничего выдающегося не происходило, а так было спланировано с самого начала. Он едва ли кидал на меня беглый ничего не выражающий взгляд, от которого я старалась сразу отвернуться. Позже начались танцы, во время которых я вышла из-за стола, не желая больше сидеть рядом с ним. - Поздравляю тебя, дорогая! Все ровно так, как ты и хотела! Ведь так? – радостный голос Елены, пробивают ту каменную стену, за которой я хоть как-то пыталась прятать свои эмоции. Слезы неудержимо скатываются по моим щекам, а плечи начинают мелко подрагивать. - В чем дело, Кэролайн? – удивляется Елена, уводя меня на балкон подышать свежим воздухом. – Мне казалось, ты хотела этого. Или это просто от нахлынувших чувств? Понимаю, твоя семья погибла в том страшном пожаре… Но ведь ты так ждала этого дня… От ее слов мне становится еще хуже, но я не могу рассказать подруге все. Да и что это теперь изменит? - Мне страшно, Елена… - шепчу я, закрыв лицо руками, вкладывая всю свою боль в эти слова. – Мне так страшно… - Ты про первую брачную ночь? – тут же оживает подруга, заискивающе улыбнувшись. – Не переживай! Я слышала от многих придворных дам, что это бывает не очень болезненно… «О Боже, Елена, какая ночь?!» - хочу закричать я в лицо Гилберт, но вместо этого обрываю восхищенные рассказы подруги о том, что она знает о супружеской жизни, и сообщаю о намерении пойти в свою комнату. Найдя Бонни, мы с ней отправляемся наверх, где я должна буду провести последнюю ночь, перед тем как отправиться в дом новоиспеченного мужа. Няня тщательно расчесывает мои длинные белокурые волосы, вытащив из них все заколки. Я сижу напротив зеркала у туалетного столика, наслаждаясь этой временной тишиной в своей жизни. Слишком неожиданно распахивается дверь, и в комнату заходит Клаус, отчего я едва ли не подскакиваю на месте, застигнутая врасплох. - Ты свободна, Бонни. – говорит он, на ходу снимая жакет, под которым красуется атласная белоснежная рубашка. - Но я должна помочь леди снять подвенечное платье и уложить в постель… - сопротивляется Бонни, продолжая расчесывать мои волосы. - Со своей женой я справлюсь сам, поверь мне на слово. – Клаус решительно забирает расческу из рук Бонни. – А теперь пошла вон из наших покоев, прислуга! Бонни, едва заметно склонилась в легком реверансе, бросив на меня обреченный взгляд и выходя в двери. - Бонни не прислуга! – оборачиваюсь я к Клаусу, продолжая сидеть на мягком табурете у зеркала. - Ну конечно же она прислуга! – Клаус за плечи разворачивает меня к зеркалу снова, продолжая гладить мои волосы расческой вместо Бонни. – Или же тебе настолько одиноко, что каждая служанка кажется другом? Его слова отзываются болью где-то в сердце, отчего я пытаюсь встать с места и покинуть эту злосчастную комнату. - Тссс… - шепчет он, усаживая меня назад, прижав ладони к моим плечам. – Ты похожа на дикую лошадь… Такая же своенравная, необъезженная, глупая… - Еще одна колкость в мой адрес, граф, и я… И я… - И что? – ухмыляется он, перебрасывая мне волосы на одно плечо, начиная развязывать завязки платья на спине. - Не думайте же вы, что я позволю вам раздеть себя? – фыркаю я, пытаясь смахнуть его руки с моих плеч. - Думаешь, у меня это плохо получится? – его усмешки и едкие замечания заставляют меня ненавидеть его еще больше. – Всегда мечтал раздеть невесту… - Ну это уж слишком! – я все же поднимаюсь на ноги, но тут же оказываюсь прижатой спиной к его груди. – Не переходите границы, милорд! То, что вы обманом повлияли даже на короля, не дает вам права распускать руки! - Знала бы ты, сколько раз на день мне приходится переходить границы… - он касается губами моего обнаженного плеча, опуская лямку платья с него ниже. – Быть может, ты решила, что если сбежишь от меня этой ночью, то завтра можешь смело заявить королю о расторжении брака, сочтя его недействительным?… Что ж, я решу этот вопрос. Его губы переместились с плеча на шею, а руки прижали меня к его телу еще ближе. Закусывая губы, я молила Бога о том, чтобы позволил мне вырваться, не дав сломить меня этому демону. - Оставь меня в покое! – я повышаю тон, вцепившись руками в его руки, стараясь ослабить его хватку. Кидая быстрый взгляд на стоящее перед нами зеркало, я ловлю на себе отражение его хищных глаз, от которого мне становится дико страшно. Рывком перехватив мои руки, сопротивляющиеся ему, граф целует пульсирующую венку на моей шее, а затем я чувствую резкую боль в этом же месте. Клаус пробивает клыками нежную кожу на шеи, пуская мою кровь. Ярко-алые ручейки стремительно пробегают по плечам, затем скользя ниже, заливая мое белоснежное платье кровью. Страх переполняет меня, а я едва не теряю сознание от боли и резкой потери крови. Внезапно граф разворачивает меня к себе лицом, сразу же впиваясь в мой рот глубоким наглым поцелуем, от которого я чувствую во рту вкус собственной крови. Клаус прижимает меня к туалетному столику, сильно сжимая мои руки, продолжая впиваться в мой рот. Я чувствую, что начинаю задыхаться, когда граф резко отпускает меня. Едва не падая на пол, я оборачиваюсь к нему, отступая назад, хватаясь одной рукой за кровоточащую рану на шее. - А ведь все могло быть иначе, принцесса... Не так ли? – его голос полностью спокоен, но взгляд стал каким-то прожигающим холодным. - Я закричу… - срывающимся голосом с трудом выговариваю я. – Не приближайся! Мои слова не возымели абсолютно никакого внимания. Приблизившись ко мне в несколько решительных шагов, Клаус толкает меня на кровать, по которой я стараюсь отползти как можно дальше к подушкам. Я действительно начинаю кричать, когда Майклсон нависает надо мной, срывая окровавленное платье кусками. Я плачу, бью его в грудь, но кажется, это заводит его еще больше. - Не сопротивляйся, будет больнее... - произносит он заламывая мне руки над головой. Едва ли я помню себя от изнеможения, когда Клаус входит в меня решительным резким толчком. Острый спазм боли пронизывает все мое тело, заставляя прогнуться в пояснице. Слезы с новой силой градом заскользили по щекам, размазывая тщательно наложенный утром Бонни макияж. На мгновение Клаус замирает, будто давая мне возможность привыкнуть к нему, насколько это было возможно. Клаус начинает двигаться во мне, отчего боль становится просто невыносимой. Я чувствую, как по внутренней стороне бедер начинает сочиться липкая теплая кровь, напрочь перекрашивая обрывки моего платья. Двигаясь по хищному резко и глубоко, он будто издеваясь и жалея меня одновременно, стирает губами бегущие слезы с моего лица. Я уже не сопротивляюсь, позволяя владеть ему всем своим существом, безвольно обмякнув. Постепенно боль становится какой-то мучительно желанной, приносящей непонятное мне, но яркое удовольствие. Возможно, сейчас мой разум полностью помутился, и я вообще не могу понять, где проходит эта граница боли. Что есть боль, а что наслаждение? Я стала куклой в его руках. Фарфоровой статуэткой, которую он так и норовил разбить, сбросив с предельной высоты. Сейчас мне казалось, что я лечу с этой высоты и земля совсем близко. Настолько близко, что мое сердце так же взмывает в груди, готовясь к чему-то неизбежному и неизвестному. Кровь прилила к низу живота, а спустя мгновение я ощутила, как меня накрывает теплая волна, проходящая по каждой клеточке моего тела. В этот же момент я почувствовала, как что-то горячее ударяет в меня изнутри, когда Майклсон вошел в меня глубоким победным толчком. В синяках и ссадинах, в пропитанных кровью обрывках некогда белоснежного подвенечного платья, униженная и оскверненная, свернувшись клубком на самом краю кровати со скомканным, покрытым ярко-алыми мазками атласным бельем, я провалилась в бессознательный глубокий сон, искренне желая себе больше не проснуться.