Цикл - Как в старой сказке / история третья - По лисьему следу

Спеши за мной, дыши со мной, Прими мою природу, Иди, не стой, на запах мой, Испей меня, как воду.

Непонятная тревога охватила хранителя с самого утра. Предчувствие чего-то неотвратимого и ужасного не отступало ни на минуты, потому, отбросив все дела, он отправился обходить свои владения. Неспешно переступали босые ноги по нетронутым заповедным местам. Тихим шорохом скользили следом красный подол кимоно и три хвоста — особый знак кицунэ. Торчащие на макушке белые уши улавливали каждый, даже едва заметный шорох. Лес говорил со своим хранителем шелестом листвы, криками прячущихся в высоких кронах птиц, треском сухих веток под ступнями. Он звал, указывал дорогу, принуждал поспешить. И лис чувствовал, что не успевает, что трагедия уже случилась, что обернуть время вспять уже не удастся. И даже поток порывистого ветра усилился на миг, подталкивая его в спину. — Совсем рядом, — шепнул он сам себе едва слышно. Тонкие ноздри раздулись, улавливая тёплый запах крови, загнанного зверя и ещё чего-то, пока неясного. Ускорив шаг, он стремительно двинулся дальше, аккуратными шагами перебирая по сочной зелени трав, словно и не касаясь её вовсе. Но, как и предчувствовал, не успел. Белая лисица, явно заплутавшая в незнакомом месте, в большой дали от стаи, привалилась к стволу старой ели. На белоснежном боку расползалось алое пятно, забравшее почти все её силы. Хранитель сощурил глаза, рассматривая неведомое обычным лисам-оборотням. Как он и думал, ледяная аура смерти уже вовсю обволакивала тело молодой женщины, скрытое сейчас звериным обличьем. Словно почуяв рядом с собой чужое присутствие, лисица открыла глаза, встретилась с серьезным изучающим взглядом и тихо не то тявкнула, не то проскулила. Но и этого было достаточно наделенному магией лису, чтобы узнать всё, что произошло, и кем были оставлены раны. Злые люди нередко забредали в самую чащу леса в попытках словить удачу и белую лисицу, что считалась у них полулегендой, и такой мех ценился очень дорого. Этой лисице не повезло — нельзя было уходить за территорию стаи, оставаться без магической защиты леса и его хранителей. Она нарушила правила и поплатилась жизнью. Кицунэ склонился ближе и присел, протягивая руку к ране. Прошло слишком много времени, и его силы уже не могли исцелить её, только облегчить боль. Каково же было его удивление, когда из последних сил лиса подняла голову, а под ней, в небольшом углублении, обнаружился маленький, свернувшийся клубочком лисёнок. Заскулив и толкнув его носом, лиса посмотрела на хранителя с таким доверием и мольбой, что тот не смог двинуться с места несколько минут. Потом, словно очнувшись, протянул руки и взял пушистый комочек. Тот недоверчиво оглянулся и запищал, сделав безуспешную попытку вырваться. — Лисий Бог встретит тебя в лучшем мире, — он махнул рукой, и взвившийся поток воздуха укутал лисицу словно в кокон, даря тепло и покой. — Я позабочусь, чтобы у него всё было хорошо, — обронил обещание и направился прочь, чувствуя, как колотится маленькое сердечко прижатого к груди лисёнка. Когда они добрались до жилища хранителя, сумерки уже начали сгущаться над лесом. И первым делом, едва переступив порог, кицунэ дунул в сторону очага, наблюдая, как вверх взмыли синие языки пламени. Присев рядом, он положил напротив себя лисёнка, который тут же пугливо заозирался. — Я хранитель этого леса, моё имя Леви, и тебе не нужно меня бояться, — тихо начал он, но лисёнок лишь недоверчиво проскулил. — Ты должен принять человеческий облик, — чуть строже, удивлённо отмечая, как тот вскинул свою мордашку и уставился на старшего лиса большими зелёными глазами. Но сколько бы не старался Леви, всё осталось без ответа. Лисёнок был слишком напуган и лишь тоскливо скулил, понимая, что мать уже не вернётся. Никакие уговоры на него не действовали, он только вздрагивал от каждого слова и смотрел пронзительно. Еду и питьё не взял и, когда Леви оставил его в покое, свернулся клубочком, пряча нос в пушистом хвосте, фыркнул и тихо засопел. Следующие три дня прошли для Леви в бесполезных попытках договориться. Мелкий звереныш на контакт не шёл, еду и питьё не принимал, а стоило протянуть руку, так тут же скалился и рычал, распушая хвост и сверкая глазами. — Если не перекинешься в человеческую форму, твоя сущность об этом забудет, и ты станешь обычным лисом, — в сотый раз повторил Леви, ставя рядом с лисенком плошку с водой, тот оставил это без внимания. — А еду брать не будешь, умрёшь от голода, и так шкурка одна осталась. Скоро даже огрызаться сил не будет, а ведь я обещал твоей матери, что позабочусь о тебе. Помоги мне, — попросил, вздохнув. Лисёнок прянул ушами и тихо заскулил, видимо, вспомнил. — Мне нужно уйти, — сказал Леви, приметив, что за ним наблюдают любопытные зелёные глаза, едва видневшиеся из-за пушистого меха. — Никуда не уходи, сиди тут, — добавил строго, — не хватало ещё искать тебя по всему лесу. А то и на плохих людей наткнуться недолго, — чуть припугнул, подмечая, как поджались от страха белые уши. И Леви ушёл. Не то чтобы была неотложная необходимость оставить своё жилище, но есть тоже что-то нужно. А четыре прошедших дня прилично проредили запасы. Тёплый летний день баловал слепящим солнцем и висевшим в воздухе раскалённым ароматом трав и цветов. И пусть в той части леса, где стояло жилище хранителя, разросшиеся деревья хранили прохладу, здесь, у озера, это ощущалось очень сильно. Поморщившись и тяжело вздохнув, Леви подвязал подол юкаты, оголяя жилистые ноги, и шагнул в воду. Водоросли приятно щекотали босые ступни, камешки слегка покалывали, а он не обращал на это никакого внимания, подставив солнцу лицо и шею. Но сколько бы времени ни старался кицунэ проводить под палящими лучами, его кожа оставалась светлой, не хуже белоснежного меха второй сущности. Замерев и немного нагнувшись, он принялся ждать, когда беззаботные рыбёшки подплывут ближе, дав цепким пальцам возможность ухватить их. Улов не заставил себя ждать, и не прошло и часа, как на берегу уже скопилась приличная трепыхающаяся кучка рыбы, переливающейся на солнце зеркальной чешуёй. Оценив добычу как достаточно, он вышел из воды и в мгновение ока выпотрошил и очистил рыбу, ловко орудуя выпущенными острыми когтями. Промыв и уложив всё в большую плетёную корзину, отправился обратно, срывая по пути пучки душистых трав и коренья. Не мешало бы обойти ближнюю к людям границу, но, подумав, он решил отложить это на пару дней. Тревога за лисёнка не покидала его, несмотря на то, что интуиция и предчувствие молчали. И каково же было удивление, когда, войдя в жилище, он обнаружил там вместо звереныша мальчишку лет пяти от роду, забившегося в дальний угол с краюшкой сухой лепёшки в руках, оставившей налипшие крошки на впалых щеках. Леви изобразил невозмутимость, словно ничего не произошло, лишь дунул в сторону очага, заставляя лисий огонь выпустить свои языки да подмечая, как вспыхнуло любопытство в уставившихся на него испуганно распахнутых глазах. Пока расхаживал по хижине, занимаясь своими делами, сохранял спокойствие, будто не обращал внимания на то, что за ним пристально наблюдают. Но сам, улучая моменты, только и поглядывал в сторону мальчишки, вцепившегося маленькими пальчиками в нехитрую еду, которую потихоньку грыз, думая, что хозяин дома этого не видит. По его виду сложно было предположить, сколько дней они с матерью скитались в лесу, что привело их в такую даль от поселения стаи и куда делся отец семейства, допустивший подобное несчастье. Клан редел с каждым годом, и Всеведающие предсказывали недолгие века их существованию, если продолжится беспечность молодых и любопытных лисов, заходящих далеко к людским поселениям. Нередкими стали случаи, когда, отказавшись от звериной сущности, они и вовсе лишались дара обращения и уходили жить к людям. Потому и была ценна каждая женщина-лиса, способная продолжать род, потому и оплакивалась каждая потеря. А тут случай из ряда вон выходящий. Угроза потери детёныша, совсем юного, но обладающего большими задатками, альфы. Возможно, старейшины скажут о нём больше, заглядывая в его судьбу на долгие годы вперёд. Леви таким даром не обладал, лишь чувствовал на уровне интуиции будущую силу и мощь в этом костлявом, худосочном тельце с огромными зелёными глазищами на чумазом лице. Было бы неплохо для начала выкупать грязнулю да найти что-нибудь взамен той изношенной и местами рваной тряпки, что служила ему одеждой. Но рисковать хрупким, едва появившимся доверием хранитель не стал. Не сегодня. Но вот завтра, рассудил он, уже можно будет озвучить некоторые правила принятые в этом доме. И чистота стояла там на одном из первых мест. — Что же мне с тобой делать? — заговорил Леви, скорее, сам с собой, не очень-то надеясь на ответ. — Ума не приложу, — продолжил, складывая в котёл рыбу, чередуя её с травами и кореньями. Мальчишка не отвечал, лишь повёл носом на запах свежего улова и, как зачарованный, следил за действиями старшего лиса, подтащившего посудину к очагу, поставившего её на огонь. И голодный желудок предательски заурчал, стоило только аромату еды повиснуть в воздухе. — Ещё немного, — заверил его Леви, — и будем есть, а то вцепился в сухарь, словно больше ничего нет. Тот не ответил, только не укрылось от хранителя, как испуганно захлопали глаза, а руки прижали к себе чёрствую корку. — Не нужно бояться, — успокоил его Леви, — голодным не останешься. А будешь послушным, получишь награду, — усмехнулся, пряча улыбку. — Люди приносят много даров, почитая хранителей леса. Очень часто там встречаются диковинные угощения. Уверен, они тебе понравятся. В стае такого не встретишь, — он обернулся на пару секунд, чтобы удостовериться, что его слушают. — Я отведу тебя туда, когда окрепнешь, — принял он решение, не заметив, как мальчишка вздрогнул от этих слов, мотнул головой, словно он против, а потом втянул её в плечи, став ещё меньше. Тем временем рыба приготовилась, огонь погас, а Леви разложил нехитрый ужин по глиняным плошкам. — Подходи, — позвал тихо и махнул рукой, подзывая. Мальчишка с места не сдвинулся. — Хорошо, — сдался Леви, решив, что может сделать ещё пару поблажек этому ребёнку, — я оставлю еду у очага, кувшин с водой тоже, — и, подхватив собственную пищу, вышел на крыльцо. Леви любил своё одиночество и не хотел ничего менять, однако данное мальчишке обещание о возвращении того в стаю вызвало непонятную тоску в сердце. Не хотелось признаваться, но за эти несколько дней он привык, что в жилище находится кто-то ещё, что сказанные слова обращены к кому-то, а не просто падают в пустоту. Гости навещали его не часто, а сам Леви наведывался в стаю раз в году и не стремился сделать общение с сородичами более тесным. Ещё были обязательные встречи хранителей со старейшинами, и этого было более чем достаточно для отшельника. Из раздумий его вывел тихий шорох, донесшийся из жилища. Немного повернув голову, он увидел, как мальчишка робко крадётся к своей чашке и быстрыми, неаккуратными движениями расправляется с едой. Затем делает несколько жадных глотков воды и возвращается в облюбованный угол. Предложенную Леви подстилку, набитую соломой, он сбил в кучу, спрятав под краешек недогрызенный сухарь, и, обратившись лисенком, свернулся клубочком и затих, лишь изредка посверкивая глазами из-под меха пушистого хвоста. Утро разлилось по лесу яркими, золотыми лучами солнца, согревая землю и прогоняя остатки ночной прохлады. Леви поднялся на заре и тихо покинул жилище. Задуманное купание требовало подготовки, и первым делом он натаскал воды, выливая её в широкую лохань и оставляя согреться на солнце. Затем последовали привычные за многие годы дела, такие как уборка двора или перебирание различных кореньев и трав, подвешенных для просушки на крыльце под самой крышей. Леви так увлекся, что и позабыл о том, что вот уже несколько дней живёт не один, опомнился лишь когда ощутил на себе пристальный взгляд. Мальчишка сидел у порога, подогнув под себя ноги и сложив руки на коленях, оглядывался с любопытством по сторонам и ловил каждое движение старшего лиса. — Голоден? — спросил Леви, не оборачиваясь, но, не услышав ответа, повернул голову. Мальчишка потупил взгляд, рассматривая собственные ладони, и едва заметно кивнул. — Есть рыба, — Леви убрал несколько пучков в корзину и вошёл в дом, — а если будешь послушен, то после обеда сходим к границе людского поселения и посмотрим, какие дары они оставили. Безымянный ребёнок продолжал молчать, но заинтересованность, промелькнувшая в его глазах, когда речь зашла об угощениях, не смогла укрыться от хранителя. Но он не показал того, что заметил, лишь положил еду и протянул её мальчишке. Тот колебался всего несколько мгновений, потом поднялся и медленно подошёл ближе, аккуратно принял еду и с удовольствием поел. Леви не смог не отметить, что тот стал менее пуглив, и порадовался, что сумел заслужить доверие у этого крошечного существа, которому пришлось пережить такую трагедию в столь юном возрасте. Однако все эти иллюзии разбились о воду и утонули в ней же, стоило сказать мальчишке о своих намерениях его искупать. Тот зажался в угол, готовый обратиться в зверя, но Леви не позволил, схватив его за руку. Попытки вырваться были напрасными, старший лис был намного сильнее, но он продолжал брыкаться, даже сидя по шею в воде. Леви шипел себе под нос ругательства, грозился оставить без еды, уговаривал и строжился — не помогало. Мальчишка вертелся, размахивал руками, царапая своего «мучителя», и даже несколько раз умудрился его укусить. Но, несмотря на это, спустя три четверти часа на крыльце сидели двое: мокрый, злой и покусанный Леви и чистый, закутанный в кусок мягкой материи мальчишка, пофыркивающий от капель воды, скатывающихся с волос и щекочущих нос. — Какая прелесть, — раздалось от изгороди, и веселый смех прокатился по округе. Сидящие на крыльце вздрогнули от неожиданности. Кицунэ обернулся на голос молодой женщины, едва успевшей принять человеческую форму. — Леви, ты скрывал от меня своего сына? Как ты мог? Я думала, мы друзья, — продолжала та. — Совсем из ума выжила, женщина? — нахмурился Леви, всеми силами стараясь скрыть то, что рад встрече со старой подругой. — Тогда откуда этот прелестный малыш? — не унималась она, подходя ближе и склоняясь к ребёнку практически лицом к лицу. — Ты его пугаешь, — попытался отстранить её Леви, ощущая, как тот вжимается ему в спину, пытаясь спрятаться. — Ничего подобного, — глянула в ответ женщина и переключилась на мальчишку. — Привет, — протянула ласково, — я Ханджи, а ты? Не бойся, я тебя не обижу. — Он не разговаривает, — Леви всё же удалось сдвинуть её с места, и она уселась рядом, не переставая умиляться и восторженно сиять глазами. — Откуда он у тебя? — после недолгой паузы продолжила гостья. — Нашёл в лесу, — ответил Леви, — на них напали, и мать... В общем, он теперь сирота. — Оставишь его себе? — то ли спросила, то ли вынесла утверждение Ханджи. — С ума сошла? — вскинулся хранитель. — Что я буду с ним делать? Отведу в стаю, и пусть старейшины решают его судьбу. — Вот всегда ты так, — фыркнула та, — ну сколько можно, Леви? Живёшь тут один, альф к себе не подпускаешь, бегаешь так, что никто догнать не может. Я, конечно, понимаю, что ты самый ловкий и быстрый из всех известных кицунэ, но мог бы сделать поблажку ради потомства. — Никто мне не нужен, — процедил Леви раздражённо, — тебя одной с лихвой хватает. — Да-да, слышала об этом уже тысячу раз, — махнула на него рукой Ханджи, — но ведь это должно когда-то прекратиться? — Прекратится, когда родится альфа, способный догнать меня, тогда и поговорим, а пока такого не нашлось, то и нечего языком чесать. — Ладно, ладно, — согласилась та, — но вот лисёнка отдавать я бы не советовала, — моментально перевела тему. Леви готов был взвыть, но удержался, чувствуя, как вжался в него мальчишка, хватаясь маленькими ладошками за ткань юкаты. — Ты не понимаешь, женщина, — зашипел в ответ полушепотом, — как я могу его оставить? — Воспитаешь себе помощника, — зашептала в ответ та, — а придёт время — сам захочет в стаю, если, конечно, головой не тронется так же, как ты, — добавила с ехидной улыбкой. — Кто из нас ещё тронутый, — ответил Леви и задумался. Ханджи поболтала ещё немного, потом заикнулась про чай и скрылась в доме. Пока она гремела посудой и грела котелок с водой, кицунэ размышлял над словами подруги. С одной стороны, она была во всём права, ну, кроме того, что пора поддаться и уступить. Тут Леви придерживался жёстких принципов — только сильный и выносливый альфа, способный догнать кицунэ, может стать ему парой, и никаких поблажек делать он не собирается. И Леви не испытывал желания делить своё одиночество с кем-то. Только теперь ситуация выворачивалась совершенно иная, каких-то четыре дня полностью пошатнули былую уверенность. Крошечное существо, доверчиво смотрящее на него своими невероятными глазами, переворачивало все внутри. А ещё тяготило обещание, данное умирающей лисице, позаботиться о детёныше. А сейчас получалось, что он отказывается от своих обязательств, полагаясь во всём на стаю и теряя всякую возможность сдержать слово. Потом они с Ханджи долго говорили, как и привыкли за многие годы дружбы, а малыш, пригревшийся на солнышке, задремал, привалившись к Леви, а после и вовсе сполз, уложив голову ему на колени. И было что-то до боли трогательное в этом невинном жесте полного доверия, и Леви даже не заметил, как запустил пальцы в мягкие пряди густых волос и перебирал их, словно на языке жестов давая понять лисёнку, что тот под защитой. Разные темы успели они тогда обсудить, но Ханджи нет-нет да возвращалась к тому, что Леви пора поставить крест на одиночестве, и раз уж он взял на себя ответственность за осиротевшего лисёнка, то просто обязан нести её до конца. На прощание она по привычке стиснула его в объятиях, пообещав поведать старейшине о находке Леви, но и тогда она была уверенна, что Великий Хранитель Южного леса не будет против. Леви дождался, когда та, обратившись лисицей, скроется из вида, и перевёл взгляд на тихо посапывающего мальчишку. Изумрудные глаза тут же распахнулись, и Леви невольно улыбнулся такому правдивому притворству. — Я хочу остаться с тобой, — впервые подал голос малыш. — Да ты оказывается не немой, — удивился Леви, приподнимая его, тот робко кивнул. — Может, у тебя и имя есть? — Эрен, — тихо в ответ. — Эрен, — повторил за ним хранитель, — на лисьем наречие это означает "особенный", уверен, так оно и есть, — он положил ладонь на нагретую солнцем макушку и мягко взлохматил пряди. — А я Леви, — добавил, наблюдая, как мальчишка щурится от удовольствия, — это значит "сопровождающий", и сейчас я начинаю понимать, почему меня нарекли этим именем. Ну что, готов прогуляться за угощениями? — спросил, поднимаясь и расправляя юкату. — Сейчас, только найдём тебе одежду. И восторженно блестящие любопытством глаза, сравнимые разве что с глубокими лесными озёрами, стали ему лучшим ответом. Леви чувствовал, что с этого дня его жизнь изменится, но отчего-то не жалел об этом. Похоже, оттаивающее сердечко этого создания, что шлепало ножками следом и крепко держалось за подол юкаты, стоило того, чтобы поступиться годами сложившимися принципами и привычками. Теперь он был не один, и это ему нравилось. И годы полетели словно листья, что осень окрашивала в багряный. Они отрывались от ветвей, кружили, подхваченные потоками ветра, и падали на всё ещё зелёную, но уже не сочную траву. Жизнь Леви наполнялась воспоминаниями подобно чаше, в которую попадали капли дождя, и каждое из них он трепетно берёг в своём сердце. Хранитель Южного леса, старейшина, возложивший на Леви ответственность за одну из его частей, не заставил тогда ждать себя долго. Он явился до смены сезона и долго забалтывал разговорами, пока сам кицунэ не заговорил о найденыше. Эрен в то время бегал по окрестностям, набираясь сил, резвясь и ребячась, гоняя зазевавшихся зверьков и цветастых бабочек. Говорить о том, что привязался к мальчишке, Леви не позволила гордость. Просить оставить его на воспитание не хватило духу. Хотя у самого обрывалось сердце каждый раз, когда старейшина оттягивал момент оглашения своего решения. Всё выспрашивал подробности их жизни за то недолгое время, что минуло с визита Ханджи. И Леви рассказывал, не тая ничего от своего наставника, когда-то вырастившего его и воспитавшего. Не замечая, что порою добрые глаза прищуриваются, понимая намного больше, чем говорил Леви. Эрен застал их в самом конце беседы, услышав лишь отрывки. Но и этого хватило для того, чтобы оба хранителя запомнили этот момент на всю жизнь. Малыш-альфа, запыхавшийся и немного чумазый, сверкал на них глазами с таким гневом, что и сомнений быть не могло в том, что он сделал свой выбор и готов за него постоять. Слова о том, что он никуда не пойдёт, а останется с Леви, до сих пор отчетливо звучали в памяти, словно это случилось вчера, а не тринадцать лет назад. Старейшина по-доброму смеялся, дивясь, откуда в столь юном создании взялись такая твёрдая решимость и бесстрашие. И, конечно, он поспешил заверить мальчишку, что никто никуда его не уведёт без его желания, после чего Эрен успокоился, но до ухода гостя просидел, вцепившись пальцами в рукав кимоно своего опекуна и наставника. А ещё они пообещали, что, как только придёт срок, Эрен обязательно придёт в стаю вместе с Леви и познакомится с сородичами. Но если первый тут же выкинул обещание из головы, стоило старейшине покинуть их жилище, то Леви ничего не забыл. Дни сменяли друг друга, мелькали сезоны, Эрен рос и момент расставания приближался с каждым часом. Почему он вспоминал об этом сейчас, сидя в удобном плетёном кресле под тенью крыши и наслаждаясь чашкой душистого чая? Всё просто, пришёл оговоренный срок, и обещание требовало исполнения. И те несколько часов, что имелись в запасе, нужно было потратить с умом — подобрать правильные слова, объяснить так, чтобы Эрен не подумал, что от него отказываются, что он стал не нужен или, что ещё страшнее, что он не дорог Леви. Потому что, сам того не подозревая, стал самым ценным в жизни кицунэ за все прожитые годы. Вот только слова никак не хотели складываться и подбираться так, чтобы прозвучать правильно. Едва Леви составлял предложение, оно моментально забывалось под грузом наваливающихся воспоминаний. Эрен рос смышлёным и понятливым, не заставляя наставника повторять дважды. Схватывал на лету все законы и порядки, по которым жил лес уже многие столетия, без труда усваивая, как стоит себя вести, чтобы всегда быть с ним в гармонии. Но и без проказ не обходилось. Присущее любому ребёнку любопытство заставляло его порой попадать в весьма забавные и комичные ситуации, давая Леви возможность от души над ним посмеяться. Эрен в эти моменты только радовался совместному веселью и тому, что смог рассмешить обычно такого серьёзного наставника. А ещё присутствовала в их жизни Ханджи, с появлением мальчишки ставшая навещать старого друга гораздо чаще. Леви был благодарен ей за столь искреннее участие, за толковые уроки, которые она давала Эрену и в которых Леви сам не особо разбирался. Ханджи была в стае лекарем, знатоком древних заговоров и ритуалов и доверенным лицом Всеведающих, которых должна была сменить через несколько десятилетий и принять, вместе с ещё несколькими сородичами, на свои плечи бремя правления стаей и принятия самых сложных решений. И порой, наблюдая, как беззаботно она болтала, перемежая свои речи звонким смехом, кицунэ не мог поверить, что за внешностью этой женщины с чудаковатыми повадками таится столько скрытой силы. Леви и сам обладал магическим даром, но тот был совершенно иного рода, не идя ни в какие сравнения с возможностями Ханджи. Она была удивительной, сильной и умной, оставаясь при этом дурашливой и шумной, словно пряча свою истинную натуру за напускной. И причины у неё, несомненно, были. И ещё много всего увлекательного и познавательного не только для Эрена, но и для самого хранителя наполняло их жизнь все эти годы. Обход границ и небольших домиков-храмов, в которые люди приносили свои дары, было едва ли не любимейшем занятием мальчишки. Ведь люди оставляли столько полезных вещей, а уж сколько диковинных угощений и словами не выразить. И глаза мальчишки светились таким восторгом, что Леви не переставал посмеиваться. Да и Эрен, едва освоившись, кушать стал так, что удивлял наставника тем, как вмещалось в него столько. Но всё шло в прок — рос Эрен сильным, ловким и выносливым. В меру болтливым и не в меру любознательным. Потому и отдавал ему Леви всё что мог, все свои знания и навыки, гарантирующие в будущем достойное существование и способность прокормить семью и потомство. Однако ничего о теме сородичей или стаи никогда не волновало Эрена, никаких интересов, никаких вопросов, никаких мыслей о том, что когда-то придётся оставить Леви и уйти в новый, пока неизведанный мир. Ни единого намёка или любопытства. До одной ситуации. — Что это за шрамы? — спросил тогда Эрен, заметив под распахнувшейся юкатой следы старых ран. — Попытки альф из стаи повязать меня, — неохотно ответил Леви, пряча обнажившиеся ноги. — Что значит повязать? — удивился Эрен. — Значит подтвердить свои права на меня как на свою пару, — слегка раздраженным тоном. Леви знал, что ему не избежать этого разговора, но искренне надеялся, что у него есть ещё пара-тройка лет в запасе. Мальчишка пережил всего четырнадцать зим, а в отдалении от себе подобных и тем более противоположного пола в его голове не было даже представлений о том, как проходят обряды лисьих свадеб. — Постой-ка, — замахал руками Эрен, недоверчиво щуря глаза, — мужчина и мужчина, как такое возможно? — Я не... — Может, все мои знания и основаны на том, чему ты меня обучил, — перебил Эрен, — но я точно помню, что в стае были семьи мужчин и женщин лис. — Ты помнишь верно, — подтвердил его слова Леви. — Тогда объясни. — Я не мужчина и не женщина, Эрен, я — кицунэ, а кицунэ рождаются только у кицунэ. Мы можем принести потомство в виде обычных лис-оборотней, но кицунэ от них уже не появится. А внешность... Это такая мелочь, она может быть любой. Просто я привык скрывать истинный облик, — Леви говорил медленно, чтобы Эрен успевал осознавать его слова. — Могу принять и женский. И у Эрена расширились глаза то ли от шока, то ли от ужаса, когда за считанные секунды внешность наставника преобразилась в некогда такой родной образ. — Мама, — прошептал он едва слышно и протянул руку вперёд, желая коснуться, но в последний момент опомнился. — Я знаю, что ты тоскуешь, — заговорил кицунэ непривычным голосом, который уже стёрся из памяти, вместе с мягкими чертами дорогого лица. — Не надо, — подавил всхлип Эрен, едва удерживая подступившую к глазам влагу. — Прости, — отозвался Леви, возвращая свой обычный вид, — я выбрал этот облик для того, чтобы выходить к людям, и не заметил, как привык. Эрен просидел в задумчивости весь вечер, но темы этой больше не поднимал. И сейчас это вспомнилось как никогда кстати, и Леви не поскупился в укорах самому себе, ведь лучше было тогда объяснить всё мальчишке, чтобы у того было время обдумать это, спросить о непонятном. Но Леви малодушно смолчал, полагаясь на то, что обязательно представится подходящий момент, который совершенно не спешил наступать. Но теперь тянуть было некуда — до возвращения оставались считанные минуты. — О чем ты хотел поговорить? — Эрен ловко вскочил на крыльцо, подхватывая с пола ковш с водой и делая несколько жадных глотков. — О том, что ты достиг совершеннолетия и должен присоединиться к стае, — Леви сидел в плетеном кресле и смотрел на запад, туда, где солнце клонилось к земле, просвечивая сквозь пышные кроны деревьев. — Зачем? — Эрен неподдельно удивился, утирая рукой капли воды, сбегавшие по подбородку. — Затем, что ты не можешь жить всю жизнь один, — Леви повернулся и мимолетно глянул на застывшего парня, в закатных лучах загорелая кожа которого казалась ещё темнее. Леви казалось, что совсем недавно он подобрал в лесу чумазого лисёнка, боявшегося каждого шороха, воспитывал его и обучал, но время пролетело незаметно, и вот уже не мальчишка стоит перед ним, а сильный альфа, готовый к самостоятельной жизни. И как бы не хотелось признавать, но Леви привык к нему, прикипел всем сердцем. И вот теперь, зная, что осталось всего лишь несколько дней, ощущение, что он теряет часть жизни, становилось невыносимым. Но показать этого он не мог, не смел, не имел права. Эрен заслуживал лучшей жизни, чем быть вечным учеником хранителя. И сейчас, глядя на этого сильного, красивого юношу с поджарым, мускулистым телом и пронзительным взглядом бездонных зелёных глаз, он понимал, что будет безумно скучать. — Но я не один, — голос Эрена разорвал поток тоскливых мыслей, — ведь ты со мной. — Это другое, — Леви был непреклонен, но внутренне корил себя за то, что так долго откладывал этот разговор. — Мне всё казалось, что ещё достаточно времени, и это было ошибкой. Прости, я должен был рассказать тебе раньше. — Рассказать о чём? — Эрен хмурил брови, а это было дурным знаком, уж кому, как не Леви, было это знать. — О том, что, достигнув определенного возраста, все молодые лисы собираются вместе, чтобы выбрать себе пару. Эту ночь называют «Лисья свадьба». И я дал слово, — подняв руку вверх в запретном жесте, добавил Леви, чуть повысив голос, — что верну тебя в стаю, когда придёт срок. — Плевать я хотел на твои обещания, — вспыхнул альфа. — Следи за языком, щенок, — голос звякнул металлом. — И на стаю плевать, — не слушал Эрен, — можешь так им и передать. И в мгновение ока сорвался в высокий прыжок с крыльца, обернулся прямо в воздухе, и на землю приземлился уже не человек, а крупный белый лис, моментально скрывшийся в чаще леса. — Мальчишка, — фыркнул ему вслед Леви и прикрыл глаза. У него самого было не так много времени, ведь лисьи свадьбы действовали и на него. Немного иначе, чем на женщин-лис, но так же неотвратимо, благо, что всего лишь раз в году. И это требовало незамедлительного решения. Раньше, когда Эрен был мал, можно было сказать, что болен, и отлежаться несколько дней; позже, Леви просто уходил, ссылаясь на необходимость проверки дальних границ. Однако сейчас рядом находился молодой сильный альфа, который вполне мог его учуять. И как бы ни нашептывала внутренняя сущность о возможности оставить этого альфу себе; как бы ни желал этого сам Леви, понимая, что Эрен пробуждает в нем древние, как жизнь, инстинкты и запретные желания, которые гнал от себя многие годы, допустить это он был не в праве. Поэтому, дождавшись ночи, и понимая, что тело начинает охватывать жар, он скинул кимоно, надел свободную юкату и, обратившись лисом, направился к своему убежищу, скрытому в самой чаще леса. Эрен вернулся только к полудню. Изрядно побегав по лесу, пытаясь унять обиду и злость, он всё же выбился из сил и рухнул в зарослях молодого ельника. Хотелось скулить от отчаяния, но он упрямо сдерживал накатывающую на глаза влагу. Леви казался сейчас каким-то предателем, который хочет от него избавиться, хочет отправить в незнакомое место, где он будет чужаком, будет совсем один. А ещё думалось о том, что Леви и не догадывается, что стал для Эрена целым миром. Заменив отца и мать, будучи наставником и другом, он занял колоссальное место в жизни юного альфы, и расстаться с ним просто так Эрен был не готов. Об этом и многом другом думал он в ту ночь, пока сон не сморил его, но даже во сне тревога не отпускала, ему всё казалось, что Леви куда-то убегает и его нужно непременно догнать. Сейчас же, ступая по опустевшему дому, Эрен пару раз позвал наставника по имени, но ответом ему была лишь тишина. Присутствие Леви не ощущалось, был только странный запах, едва уловимо висевший в воздухе. Эрен побродил взад-вперёд по их скромному жилищу, приметил оставленную для него пищу и с удовольствием поел. Только вот утолив голод, чувство тревоги и смятения утолить он так и не смог. Что-то неведомое звало его, под рёбрами странно ныло, и мышцы на ногах дергались, словно готовые в любую секунду сорваться на бег. Он огляделся еще раз и, не заметив в комнате ничего необычного, шагнул к выходу. Но, проходя мимо перегородки, за которой спал Леви, невольно замер, вновь потревоженный запахом. Недолго думая, Эрен заглянул туда, не обнаружив ничего нового, кроме небрежно брошенного на пол кимоно. Такая небрежность была не в правилах Леви, и Эрен, приученный к порядку с детства, машинально наклонился, чтобы поднять вещь. Тонкие ноздри дрогнули, раздуваясь, пытаясь втянуть в себя притягательный, ни с чем не сравнимый аромат. Древние инстинкты закипели в крови моментально, зрачки расширились, глаза блеснули золотом, и лишь одна мысль осталась во вмиг опустевшем сознании — найти и взять себе. И поэтому, мгновенно обернувшись лисом, альфа выскочил прочь из жилища и понесся в лес, безошибочно идя по следу. И запах привёл его правильно, вот только Эрен ничего не видел в густой траве и разросшемся папоротнике. Это место не было ему знакомо, хотя он был уверен, что в той части леса, где Леви был хранителем, ему известна каждая тропа и каждое дерево. Столько лет они бродили меж этих деревьев то охотясь, то наоборот — освобождая зверьё из силков. Сейчас же, стоя и отчётливо ощущая тот самый сводящий с ума запах, он растеряно хлопал глазами, не понимая, где здесь можно укрыться. Своё лисье обличье он уже сменил на человеческое и теперь аккуратно ступал по влажным мхам, обходя дерево за деревом, куст за кустом, пока не увидел едва различимый вход в нору под крупными корнями ели, прикрытый травами так, что и не различишь, проходя мимо. Уверено шагнув ближе, он освободил лаз и, опустившись на колени, двинулся вперед. Запах усиливался и манил к себе, заставляя кровь закипать в жилах и выбивая из головы любые мысли, кроме той, что желала заполучить этот запах и его носителя. В норе было темно, но острое зрение и немного света от входа дали осмотреться. Земляной пол оказался устланным соломой и раскидистыми лапами елей, а места было столько, что Эрен мог при желании встать, сгибая колени и склонив голову. Продвинувшись дальше, он заметил кого-то в дальнем углу, свернувшегося почти клубком и укрытого пушистыми белыми хвостами. И Эрен мог поклясться, что знает лишь одного трёххвостого лиса. — Леви, — позвал он тихо. Фигура вздрогнула и дёрнулась, заворочалась, выпрямляясь, и застыла в удивлении. — Эрен, — хрипло, — как ты здесь? — Шёл по лисьему следу, — ответил Эрен, не понимая, что за странный жар охватывает его тело и не даёт сдвинуться с места. — Возвращайся домой, дожидайся меня там, — почти приказывая. — Нет, — уверенно и бескомпромиссно в ответ. — Тебе нельзя здесь. В норе было прохладно, но Эрен чувствовал, что горит, словно синие языки лисьего огня лижут его кожу. А ещё ощущал такой же жар, исходящий от Леви, и не мог отвести глаз от белеющего в полумраке лица, блестящего мелкими каплями испарины, выступающими на лбу и скатывающимися по вискам. Почему-то это выглядело сейчас особенно завораживающее, и когда его взгляд соскользнул чуть ниже, на съехавший рукав юкаты, оголивший покатое плечо и тонкую шею, внутри что-то щёлкнуло. Эрен почувствовал, как удлиняются клыки, источая горьковатую жидкость, служащую одной цели — альфа был готов пометить свою пару. Он приоткрыл рот, проводя языком по ровному ряду зубов, цепляя клыки и морщась. — Нет, Эрен, — предупредил Леви, — возвращайся домой и дожидайся меня там. Я приду через три дня и отведу тебя в стаю. Ты должен пройти обряд и выбрать пару. — Я уже, — срываясь на рык, ответил Эрен, — выбрал. Леви распахнул глаза от удивления, но больше не раздумывал. Обратившись в мгновение ока, он ринулся прочь из норы, в самую чащу леса, чудом проскользнув мимо Эрена. Альфа промедлил всего несколько секунд, и вот уже вдогонку устремился крупный мощный лис, безошибочно улавливающий направление по запаху. Леви нёсся сквозь лес, не жалея лап, плутая и петляя, и, чтобы сбить альфу со следа, нарочно выбирал заросли самых благоухающих растений. Только от него ускользнуло понимание того, что всё это не подействует на Эрена, потому как сам же его когда-то и научил уходить от погони или догонять добычу. Вот только сейчас добычей был он сам, а охотник уверенно шёл по его следу. Сколько прошло времени, сказать было сложно, только вот закатное солнце давно скрылось за горизонтом, а ночь опустила свою тьму. Когда погоня привела его к лесному озеру, луна уже высоко взошла в небе, почти полная, лишь краюшки не хватало. Дыхание от долгого изнуряющего бега начинало сбиваться, тонкокостные лапы того и гляди норовили споткнуться друг о друга и запутаться, а жар, охвативший тело, разгорался всё сильнее с каждым движением. Мельком глянув на зеркальную гладь спокойной воды, он едва удержался от желания погрузиться в её прохладные недра, чтоб хоть немного притушить сжигающий изнутри огонь. Но расслабляться было нельзя, тяжёлый топот лап альфы не смолкал. Сделав небольшую петлю к лесу, он нырнул сквозь кустарник на пустынный, поросший высокой травой берег и прислушался. Тишина была почти звенящей, даже насекомые молчали, ни шороха ветвей, ни хруста сушняка под лапами догоняющего, ничего. Леви облегчённо выдохнул, полагая, что сбил мальчишку со следа и можно чуть отдышаться, прежде чем направляться в старую нору, которую держал как запасной вариант. Жаль, что от тяжёлого разговора это не спасёт, и одному богу известно, что может выкинуть этот взбешённый погоней альфа. А Эрен взбешён, сомнений в этом даже не возникало, уж кому как не Леви знать нрав и упертость этого щенка. Щенка, хмыкнул сам себе, и как язык только поворачивался называть его так до сих пор. Сейчас Эрен в человеческом обличие был почти на голову выше и мускулистее, с крутым разворотом широких плеч. А в форме лиса и того вдвое больше и тяжелее. Но говорить придется, и хорошо, что теперь есть немного времени, чтобы обдумать это. Закончить мысль он не успел. Возникший как из-под земли или материализовавшийся из воздуха альфа налетел неожиданно откуда-то с боку и повалил его в траву. Единственное, что успел почувствовать Леви, это как острые клыки вонзаются в холку и прокусывают кожу. Вырываться сил не было, да и смысла тоже. Только что, здесь и сейчас этот молодой альфа заявил на него свои права. Эрен фыркнул, громко зарычал, оглашая свою победу, и обернулся человеком, ожидая того же и от Леви. Оттягивать смысла не было, и спустя минуту белый лис принял человеческую форму. И Эрен лишился дара речи. Впервые он видел Леви таким. Раскрасневшееся лицо, растрёпанные волосы и тяжёлое дыхание, распахнутая юката, обнажившая плоскую бледную грудь с торчащими набухшими сосками, и оголившиеся худые ноги, которые он придавливал своим весом, всё ещё опасаясь, что Леви вырвется и сбежит. Но тот не двигался, наблюдал, как альфа алчно раздувает ноздри, втягивая его запах, как ерзает, спускаясь ниже и устраиваясь у него между ног, как сомнение вперемешку с неуверенностью отражаются на красивом лице. Он был возбужден, его короткая юката не могла скрыть этого, и Леви увидел, немного опустив глаза, что колом стоящий член уже истекает каплями смазки, готовый в любую секунду начать завершающий акт единения пары. Эрен проследил его взгляд и навис, опираясь руками по обе стороны от головы Леви. Пристально посмотрел в глаза и выдохнул почти в губы: — Хочу тебя. Леви вздрогнул от неожиданной смелости, но инстинкты не дали ему и минуты на раздумья. Он зацепил пальцами пояс юкаты и потянул его прочь, а следом откинул в стороны края, всё ещё прикрывавшие наготу. Эрен захлебнулся на вдохе не в силах отвести глаз от обнажённого тела под собой, совершенно открытого и возбуждённого, ждущего. — Бери, — шепнул Леви, видя, как теряет остатки самообладания альфа и, как подтверждение своих слов, согнул ноги в коленях, разводя бедра шире. Эрен рыкнул, распрямляясь и обхватывая ладонями узкую талию, неуверенно провел вниз к бедрам, а затем наклонился и лизнул сосок. Стон, сорвавшийся с бледных губ, разбил последние сомнения. Резко дернув Леви на себя, он уложил его задницу себе на колени, заставляя прогнуться, подставляясь под жадные ласки, которыми альфа покрывал податливое тело, вылизывая и кусая бледную кожу, расцветавшую сейчас его метками. Эрен не знал, что ему делать и как, никто ему этого не объяснял, никто не учил, оставалось лишь довериться инстинктам, и он доверился. Скользнув ладонью между ягодиц, упёрся пальцами в приоткрытый припухший вход и слегка надавил, погружаясь во влажную мягкость горячих упругих мышц. Леви едва сдержал стон, но метнувшийся по его лицу взгляд альфы говорил, что тот всё слышал. Эрен отнял руку и, перехватив свой член, приставил его к входу, немного поводил вокруг, размазывая смазку, и толкнулся внутрь. Тело под ним дернулось и сжалось до боли и искр перед глазами, болезненный несдержанный стон разбил тишину ночи. Альфа замер, чувствуя, что постепенно мышцы расслабляются, готовые принять его полностью. Выждал столько, сколько позволило терпение, и толкнулся до упора, застыв с закрытыми глазами, пытаясь насладиться новыми ощущениями сполна. Он попытался сравнить это с чем-нибудь, но любые примеры меркли по сравнению с жаром тугих стенок, приносящих такое непередаваемое удовольствие. Чуть отстранившись, он толкнулся вновь, ловя сдавленное шипение Леви, и ещё раз, вслушиваясь, как болезненный скулеж переходит в первые стоны удовольствия. И тогда остатки самоконтроля с хрустом надломились, оставляя лишь голые инстинкты. Руки Эрена были сразу повсюду, сжимая до боли, притягивая ближе. Зубы беспорядочно смыкались, прикусывая кожу везде, куда он мог дотянуться, а следом скользил язык, словно извиняясь за несдержанность. А бедра толкались внутрь податливого тела под собой, переходя уже на сумасшедший темп. Альфа восхищённо наблюдал за покорно принимающим его Леви, за тем, как он подаётся навстречу, как сжимается, закидывая на вершины экстаза, и расслабляется, возвращая назад, заставляя продолжать. Как кусает губы в безрезультатных попытках глушить стоны, срывающиеся на крик, и закатывает глаза в блаженстве, когда Эрен толкался особенно сильно. Останавливаться не хотелось, хотелось растянуть эти минуты в вечность, чтобы быть едиными навсегда. Но Леви всё чаще сжимал его в себе, давая понять, что разрядка близка. Инстинкты сработали чётко, и, повинуясь им, Эрен помог Леви дойти до финала, утопая в блаженном стоне. Сам он не кончил, лишь вышел из Леви, завороженно наблюдая, как белесая жидкость вязкими каплями выплёскивается тому на живот. Помедлив каких-то несколько секунд, он нерешительно протянул руку и коснулся пальцами влажного живота, размазывая семя и прислушиваясь к сбитому дыханию Леви, который словно выпал из реальности. Он лежал неподвижно, пытаясь выровнять тяжёлое дыхание, и лишь вздрогнул, когда почувствовал, что кожи коснулся горячий язык, широкими мазками слизывающий следы страсти. Эрен облизывал его, почти причмокивая от удовольствия, опускался всё ниже, пока не достиг ещё не опавшего члена и следом вобрал его в рот почти до основания. — Перестань, — прохрипел Леви, цепляя пальцами густые пряди и стараясь отстранить голову Эрена от себя, — это мерзко. — Неправда, — ответил Эрен, выпустив член изо рта и последний раз лизнув головку. Леви прикусил губу, чтоб приглушить стон, возбуждение накатывало новой волной. — Ты очень вкусный, — добавил, облизываясь и подтягиваясь выше, чтобы заглянуть в прозрачные глаза, блестящие влагой в ярком свете луны, — везде. Леви не ответил, лишь смотрел пронзительно, словно не веря в то, что это происходит на самом деле. И покорно поддался, когда Эрен подхватил его ногу, разводя шире, раскрывая. — Такой горячий и открытый, — шептал, касаясь припухшего входа, дразня его пальцами. — Замолчи, — только и успел прошипеть Леви, срываясь на скулеж, когда альфа протолкнул в него пальцы. Эрен не дал ему и минуты, наваливаясь всем весом и цепляясь зубами за тонкую ключицу. Вновь ласкал и вылизывал, языком играя с чувствительными сосками и наслаждаясь тихими стонами. И в тело его вошёл так аккуратно и неторопливо, что сам застонал от удовольствия. Второй заход для Леви и продолжение для себя альфа сделал до невозможности медленным. Каждое движение, прикосновение, толчок были растянуты в вечность, разжигая в груди такой томительный пожар желания, что хотелось сгореть в прах в этом огне — лисьем огне своей пары, с этой ночи и до конца жизни. И весь мир исчез для них в этот миг единения тел, оставляя лишь яркий свет луны, белым диском застывшей на небосводе, и едва уловимый плеск озёрной воды. И сколько продолжалось это тягучее безумие, никто из них не знал. Просто в какой-то момент Эрен обхватил Леви за плечи и, прижав теснее, перевернулся на спину. Такая смена мест оказалась слишком внезапной, и альфа с удовольствием наблюдал за растерянностью на бледном лице. — Как же ты красив, — прошептал, приподняв Леви за плечи, заставляя принять сидячее положение, и двинул бёдрами, — и так сладко стонешь, — добавил, наслаждаясь звуками, слетевшими с покусанных губ. — Замолчи, — прошипел Леви в ответ, пытаясь привыкнуть к новым, более острым ощущениям. — Не могу, — улыбнулся в ответ Эрен, оглаживая ладонями стройные ноги и бедра, сжимая ягодицы и заставляя двигаться плавно и размерено. — Хочу тебя. — Неужто мало? — фыркнул Леви, а следом ахнул, когда альфа двинул бёдрами вверх. — Хочу поглотить тебя, впитать в себя и раствориться в тебе без остатка. Хочу держать тебя в объятиях вечно, не отпуская и на миг. Иначе, кажется, умру. — Не говори… м-м глупостей, — прошептал Леви, срываясь на тягучий тихий стон, — никуда я теперь от тебя не денусь... ты меня повязал и привязал… моя жизнь — твоя. Эрен притянул его к себе, заставляя лечь сверху, вглядываясь в дико расширенные зрачки, затуманенные наслаждением, обласкал взглядом едва заметный румянец на скулах и покусанные, припухшие губы, впервые ставшие почти алыми. До дрожи хотелось попробовать их на вкус, и он поддался этому желанию. Сначала неуверенно провёл по ним языком, чуть прикусив нижнюю, ловя сбитое дыхание и дурея от ощущения податливой мягкости. Никто не учил его и не объяснял, он даже не знал, что такое поцелуй в губы. Когда-то в детстве, он это хорошо помнил, Леви касался его лба губами, чтоб проверить, прошел ли жар. Но сейчас было нечто совершенно иное, что-то настолько потрясающее, что с каждой секундой он всё настойчивее сминал мягкую плоть, скользил по ней языком и пришёл в неописуемый восторг, когда, проникнув глубже, не встретил преграды из зубов, наоборот, натолкнулся на язык Леви, такой горячий и влажный, что альфа мог только довольно порыкивать от удовольствия. И финал накрыл их своей тёплой волной одновременно, когда Эрен, насадив Леви на себя до упора, подкинул бёдра, желая погрузиться максимально глубоко. Протяжный, один на двоих, стон блаженства разрезал тишину ночи, унося сознание куда-то за грань. И если до этого Эрену казалось, что большего наслаждения и быть не может, то сейчас он просто захлёбывался от яркости новых ощущений, таких сакральных, что слов не находилось для описания. Лишь блаженная нега царила во вмиг опустевшем сознании, оставляя только ощущение горячего, покрытого испариной тела, мелко содрогающегося на нём и сжимающего в себе так сильно, что было страшно пошевелиться. А ещё он чувствовал, как его семя выплёскивается глубоко внутри, и инстинкты подсказывали, что кицунэ понесёт от него в эту ночь. Но он не стал ничего говорить о своей догадке, лишь сильнее обнял Леви, вдыхая его невероятный запах, перемешанный со своим. Когда Эрен проснулся, солнце уже показалось из-за горизонта, и всё кругом наполнилось сотнями звуков уже стряхнувшего дрёму леса. В теле всё ещё гуляла блаженная истома, и под отяжелевшими ото сна веками мелькали восхитительные образы, а спящий рядом Леви, которого он крепко удерживал в объятиях, только тихо, мирно сопел. И Эрен боялся даже пошевелиться, чтобы ненароком не нарушить чуткий сон и не спугнуть этот уют, окутавший их с ног до головы. Сперва показалось, что он утонул в облаке, мягком и тёплом, как весеннее солнце, но позже пришло понимание, что тепло живое и осязаемое. Он аккуратно протянул руку, сразу натыкаясь на пушистый, гладкий мех, и с удовольствием провёл по нему ладонью, а потом открыл глаза и убедился, что выпущенные Леви во сне хвосты укрывают их обоих. Эрен повернул голову, и его губы растянулись в довольной улыбке от увиденного — кицунэ предстал в своём истинном облике, а такое случалось крайне редко. Впервые Эрен увидел это случайно, когда заметил, что Леви куда-то направился посреди ночи, альфа тогда был слишком юн и любопытен. Аккуратно крадучись за наставником в темноте леса, он добрел до озера и наблюдал из-за кустов, как Леви, скинув одежды, вошёл в воду по колено и тихо пел странную песню, обращаясь к бледному лику висящей в небе луны. И казалось тогда, что лунный свет пронизывает его насквозь, делая почти прозрачным. А когда появились все три хвоста разом, а на голове уши, Эрен вообще забыл как дышать, но больше всего его потрясли длинные белые волосы — это был истинный облик хранителя. Во второй раз Леви выпустил наружу истинную сущность, не скрываясь. Они просто бродили по лесу, когда наткнулись на плохих людей, так назвал их Леви. Те никого не видели, но Леви вмиг преобразился, и та аура, что сгущалась вокруг него, нагоняла неподдельный ужас. Люди засуетились, оглядываясь по сторонам в пустоту и тишину леса — лисья магия скрывала хранителя от чужих глаз — и чувствовали, что если не уберутся отсюда, им несдобровать. Потому и покидали владения хранителя в большой спешке, ощущая, что кто-то или что-то наблюдает за ними. А стоило им скрыться из вида, как Леви вновь стал привычным. — Ты ужасно прекрасен или наоборот, — сказал ему тогда Эрен, за что получил щелбан и весело расхохотался, когда Леви потрепал его по волосам. И вот сейчас, в третий раз наблюдая невероятную, волшебную красоту, что лежала рядом, уткнувшись носом в его широкую грудь, он чувствовал, как его переполняет счастье. Теперь можно посылать ко всем бесам и стаю, и обычаи, и весь мир, лишь бы этот лис всегда был рядом. — О чём задумался? — заворочался в его объятиях Леви и приоткрыл сонные глаза. — О том, какими красивыми будут наши дети, — улыбнулся Эрен и поцеловал его в макушку, а следом потянулся и прикусил торчащее белое ухо. Леви вздрогнул, дёрнулся, но не отстранился, лишь вытянул ноги и откинул хвосты. — Сам ещё дитё, — пробормотал с усмешкой, не поднимая глаз. А Эрену невыносимо хотелось заглянуть в них, окунуться в их холодную прозрачность и увидеть то, что видел вчера, и что никогда не сможет уже забыть. — День назад ты говорил обратное, — Эрен вздернул его за подбородок, пытаясь поймать ускользающий взгляд, но проиграл самому себе, ведь на глаза попались припухшие розовые губы, и желание вновь ощутить их вкус нахлынуло удушливой волной. Впрочем, альфа не стал оттягивать момент, а, подтянув, уложил Леви на себя, тут же увлекая в томный, неторопливый поцелуй. Леви отвечал лениво, часто невпопад, скорее позволяя ласкать себя, чем проявляя инициативу, и Эрену это нравилось, словно ему свыше была дарована власть над телом и душой этого лиса. — Пора возвращаться, — прошептал Леви прямо в целующие губы, которые дали ему мимолётную передышку, и провёл узкой ладошкой по груди альфы, чувствуя, как бьётся его сердце. — С тобой, хоть на край мира, — выдохнул в ответ Эрен, позволяя отстраниться от себя. Леви приподнялся, оседая на подогнутые ноги и внимательно оглядел обнажённое тело раскинувшегося в смятой траве альфы и невольно прикусил губу, вспомнив всё, что творил этот бесстыдник прошлой ночью, и какие слова срывались с искусанных губ в моменты чистого, одного на двоих удовольствия. — Ты невероятно красив, — прошептал Эрен, протягивая руку и пропуская пальцы сквозь лунно-белые пряди. Леви даже удивился, увидев волосы в чужих руках, будто они были чем-то нереальным и, спохватившись, коснулся ладонью своей головы. — Оставь, — альфа смотрел почти умоляюще, — ещё немного. Леви лишь кивнул ему в ответ и тут же принялся оглядываться по сторонам в поисках скинутой ночью одежды. Короткая юката Эрена нашлась у того в ногах, а вот белая Леви лежала поодаль сбоку. — Пора, — бросив альфе его одежду, поторопил Леви и потянулся за своей. Эрен поперхнулся воздухом, когда, проследив за движением лиса, за грациозным изгибом спины, увидел под приподнявшимися хвостами припухший покрасневший вход, ещё не успевший полностью сомкнуться. Волна жара пронеслась по телу в одно мгновение, сначала лишая рассудка, а затем ударяя в пах, где сразу скрутило мышцы сладким предвкушением, и кровь прилила к члену. Подавшись вслед за Леви, он обхватил его узкие бедра, фиксируя и не позволяя шевелиться. Потерся щекой о гладкую кожу ягодиц и, чуть раздвинув их большими пальцами, припал губами к пульсирующему и влажному. — Что ты... — дёрнулся было Леви, но сильные руки держали крепко. — Прекрати, — срываясь на хриплый стон, когда Эрен протолкнул в него горячий мокрый язык. И Леви не оставалось ничего, кроме как хвататься пальцами за примятую траву, сжимая её в кулаке, и кусать губы, неистово выгибая спину и подставляясь под жадные ласки альфы. Однако терпение не было сейчас союзником Эрена, и молодой организм требовал большего. Последний раз проведя языком по пульсирующему кольцу мышц, он отстранился, но всего лишь на миг, чтоб, перехватив свой истекающий каплями смазки член, толкнуться им в ставшее таким желанным тело. Леви буквально взвыл от болезненного проникновения, но Эрен не дал ему и пары секунд, сразу срываясь на резкий быстрый темп, слыша, как тихое поскуливание переходит в завораживающие стоны. А Леви не оставалось ничего, кроме как уткнуться лбом в траву и подаваться бёдрами навстречу таранящим толчкам, от которых, казалось, тело готово расплавиться. — Ненасытный, — простонал Леви, когда Эрен взял небольшую передышку и навалившись на него принялся слизывать испарину со спины, играючи перебирая языком позвонки и прикусывая острые лопатки, и делал это с таким довольным порыкиванием, что по телу кицунэ пробегала дрожь, отдаваясь в паху и взрываясь миллионами огней под сомкнутыми веками. — Не могу остановиться, — прошептал Эрен, кусая влажный загривок, — твоё тело так зовёт меня, — и словно в доказательство провел широкими ладонями по его животу вверх, цепляя торчащие соски. Белые хвосты дёрнулись и пропали, а вслед за ними уши и волосы, и громкий несдержанный стон прокатился по округе. Эрен выпрямился, ещё сильнее насаживая Леви на себя, и утянул его следом, подхватывая под грудь и прижимая теснее. Леви закинул руки назад, цепляясь за шею альфы, и повернул голову, подставляясь под жадные поцелуи. Эрен чувствовал, что разрядка близка, и горячее тело в руках так его сжимало, что все попытки растянуть удовольствие, подарить ещё немного наслаждения были напрасны. Леви задрожал, напрягся каждой мышцей и обмяк, а у альфы словно дыхание отшибло, и лишь звёзды рассыпались перед глазами, унося в бездонную синь, как казалось, навечно, но тут же вышвыривая обратно. А потом они ещё долго лежали в траве, и Эрен не мог разомкнуть объятий, боясь, что этот магический лис просто растворится в воздухе. — Я люблю тебя, — тихо пробормотал альфа, легко касаясь губами затылка. Леви задвигался в тесном кольце рук и повернулся, вглядываясь пронзительными глазами в откровенную, восхищённую зелень. — И раньше любил, только не понимал этого, — Леви коснулся рукой его лица, и альфа довольно потерся о неё щекой. — А ты? Ты ведь тоже, да? — Эрен смотрел с такой надеждой, боясь услышать, что это просто инстинкты, заставившие подчиниться догнавшему альфе. — Почувствовав пробуждение древних инстинктов и тайных желаний, я очень испугался, — тихо признался Леви, — но просить тебя себе права не имел, а отдать — всё равно, что умереть. Но свой выбор ты должен был сделать сам, — голос звякнул металлом, и кицунэ замолчал. Эрен чувствовал, что слова даются Леви с трудом, и не стал выпытывать дальше. Услышанного вполне хватило, чтобы понять — он желанен. А остальное можно узнать и позже, ведь впереди у них ещё столько времени — целая жизнь. Вместо эпилога спустя три месяца Занимаясь привычными домашними делами, пока Эрен обегал окрестности и ближнюю к людям границу, Леви не услышал, как незваные гости вошли во двор. Раньше такой недуг как рассеянность никогда его не тревожил, но слишком многое изменилось в привычном укладе за последние месяцы. Размеренность и неторопливость остались где-то в прошлом, растворяясь в лунном свете той ночи, когда внутренняя сущность покорилась и признала во вчерашнем щенке своего альфу. Первого и единственного на всю оставшуюся жизнь. И плевать, сколько Лисий Бог отмерил им времени, в одном Леви был уверен — он не проживёт и дня без своего мальчишки. Мальчишки, который открылся ему совершенно с другой стороны, стоило пробудиться инстинктам. Кто бы мог подумать, что тот будет настолько нежен, заботлив, бережен и одновременно жаден и ненасытен, сжигая Леви во всепоглощающем огне своей неуемной страсти. И уши начинали полыхать, стоило припомнить, как, всегда скупой на эмоции, он отдавал всего себя раз за разом, бесстыже просил больше и потакал всякой прихоти, срывавшейся с пересохших губ охваченного агонией возбуждения альфы. И плевать было в те моменты, что ночь сменялась утром, что солнце проносилось по небосклону за мгновение, и снова спускалась тьма. Не было ничего на свете важнее взаимных объятий и ласк, когда двое упивались друг другом и не могли насытиться. — Что же ты не встречаешь гостей, хранитель? — раздалось от порога, и Леви вздрогнул от неожиданности, роняя глиняную чашку, моментально расколовшуюся на две ровных половинки. Он быстро обернулся, утверждаясь в своей догадке, и почтительно склонил голову перед старейшинами. — Мы не хотели тебя напугать, хранитель, — поглаживая длинную седую бороду, сделал шаг вперёд семихвостый лис — хранитель Северных гор. Остальные трое последовали за ним и под приглашающие жесты хозяина расселись вокруг очага на мягких подстилках. — Чему обязан такой честью? — доставая кувшин с вином и маленькие пиалы, поинтересовался Леви. Впервые на его памяти старейшины посещали кого-то полным составом, и видеть их, мирно сидящих, в своём жилище, было по меньшей мере диковинным. — Хотели знать, что всё у тебя благополучно, — заговорил хранитель Западного моря, принимая чашу с вином и довольно щурясь после первого глотка. — Ты не явился в срок, — добавил хранитель Восточных равнин, причмокивая губами, — мы волновались, вот и решили явиться с визитом. — Всё в точности так, — получив тычок локтем, добавил хранитель Южного леса, осушая уже вторую чашу, тут же наполненную хозяином дома. — Но, вижу, мы зря волновались, — добавил, поглаживая густые усы. — Прошу прощения, — склонил голову Леви. — Может, расскажешь нам, что за преграды возникли на твоём пути? — восточный лис беззубо улыбнулся, и уши на его голове выжидающе дёрнулись, только раскинувшиеся позади хвосты остались неподвижны. Их было девять, как показатель старости и мудрости, они завораживали своим величием. — Полагаю, Всеведающие давно открыли вам причины моего проступка, — не выпуская из рук кувшина, ответил Леви. — Открыли, — ноты строгости окрасили голос лиса запада, — но мы хотим слышать объяснение от тебя, хранитель. С каких пор ты наделён властью принимать такие решения самостоятельно? Кто дал тебе право лишать мальчишку выбора? — он знал, что не увидит ничего на лице Леви, но продолжал сверлить его взглядом. — Полегче, полегче, — похлопал по плечу товарища лис юга, — не нападай на моего лучшего хранителя, — он усмехался в усы и, казалось, вся эта ситуация его только забавляет. — Он не оставил ему выбора, — не унимался тот, рассерженно поглядывая на двух других, словно ища поддержки. — Свой выбор я сделал сам, — резкий голос прокатился по жилищу раскатом, заставляя присутствующих замолчать. В повисшей тишине старейшины обернулись, в одно мгновение останавливая взгляды на рослом, сильном, молодом альфе, застывшем в дверном проёме. Эрен был взмыленный и запыхавшийся, тяжело вздымающаяся грудь блестела каплями пота, а глаза горели так, будто, будучи на расстоянии нескольких миль, он почуял не просто чужаков-лисов, а неминуемую угрозу, заставившую его лететь, не жалея ног, сквозь чащу леса к своей паре. — Склони голову, — взвился лис запада, — или не видишь, кто перед тобой? Эрен растерялся на несколько секунд, за которые успел оглядеть рассевшихся стариков и задержаться взглядом на лице Леви, по глазам безошибочно читая всё, что тот хотел сказать. И на колени опустился, касаясь лбом пола, как и подобает простому лису, вызывая одобрительное хмыканье. — Прошу прощения у великих хранителей, — положив ладонь на сердце, поднял он голову, — на миг мне почудилась угроза, я не сумел совладать с инстинктами. — А ты хорошо его воспитал, — лис юга поднялся со своего места и обошёл альфу кругом. — Благодарю, — тихо ответил Леви. — Я бы не был так уверен, — несмотря на отсутствие поддержки, продолжал свои нападки лис запада, но его уже никто не слушал. Теперь всё внимание было приковано к хранителю юга, с особым пристрастием осматривающего сидевшего у его ног юношу. — Глазам не верю, — ухмылялся тот, прихлёбывая вино, — что минуло тринадцать лет. А ведь я помню тебя совсем мальчишкой, цеплявшимся за подол наставника, но и тогда смелости и решительности хватало в твоём сердце. Вижу, ты вырос достойным альфой, — сухая кисть коснулась макушки как знак благословения. — Спасибо, дедушка, — решился поднять глаза Эрен, сразу ловя едва заметную улыбку на лице Леви. — Неслыханное... — Да помолчи ты, старый, — перебил западного лиса северный и поднялся со своего места вслед за восточным, — пора бы нам откланяться. — Да прибудет с вами мир и здравие на долгие годы, — оставив кувшин, Леви уважительно проводил гостей до калитки. Эрен потянулся следом. — Ждём вас в стае весной, — остановился за порогом хранитель юга, когда остальные уже покидали двор. — Всеведающие нарекут первенца, но я и без того вижу, что Лисий Бог послал нам нового хранителя. — Непременно, — с лёгкой улыбкой заверил Леви наставника, что заменил ему когда-то родителей. Несколько минут после того, как хранители скрылись из вида, они стояли молча. Осеннее солнце давно покинуло зенит и сейчас медленно опускалось к горизонту, лёгкий ветерок шуршал высыхающими травами и багряной листвой. — Иди ко мне, — первым нарушил тишину Эрен, притягивая к себе Леви. Тот не возражал, позволяя сильным рукам обнимать себя и наслаждаясь ощущением, как тихое дыхание касается макушки. Казалось, он может простоять так вечность, а то и больше, чувствуя, как бьётся сердце его альфы. И не было на свете места уютнее и теплее, чем объятия этого мальчишки. — Первенец, — прошептал Эрен мечтательно, — я ждал, когда ты скажешь. Леви не ответил, лишь фыркнул, согревая тёплым дыханием ключицы, и спрятал лицо, уткнувшись в широкую грудь своего альфы. — До сих пор не верится, что ты был готов меня отдать, — Эрен приподнял его лицо за подбородок, пытаясь заглянуть в любимые глаза. — Я и сам не верю, — шёпотом в ответ, и тут же смятые поцелуем губы. Эрен всегда целовал долго, словно хотел испить до последней капли, и было столько нежности в его ласках и одновременно жадности, что у Леви голова шла кругом, и он напрочь забывал о существовании мира. Его миром теперь были Эрен и их крошечный, ещё не рождённый малыш, растущий внутри кицунэ.