Двое: я и моя тень

      Яркое голубое сияние накрыло, словно купол, Кристальную Империю, скрывая и защищая ее жителей от тени, которая пыталась пробиться внутрь уже целую неделю.       Аура защитного заклинания трещала, а в некоторых местах появлялись еле видные трещины, расползавшиеся все больше и больше. Само сияние начинало медленно угасать, колеблясь и исчезая, и являя собой снежную пустыню, раскинувшуюся на многие километры. С них долетали, дуя кристальным пони прямо в морды, холодные ветры и вихри со снегом, на что те отфыркивались и пытались согреть озябшие копыта своим дыханием, но это не помогало.       Когда-то под куполом царило вечное лето, что радовало местных жителей и помогало им выращивать продовольствие и продавать его на Кристальной Ярмарке, проводившейся раз в году, чтобы укрепить дух кристальных пони для их защиты от какой-нибудь опасности. Хотя, за последние столетия мало кто помнил, как держать рапиру в копытах, разве что на турнирах, но там шанс получить серьезные раны был минимален, лишь небольшие ссадины и синяки.       Но сейчас бы им это вряд ли пригодилось.       Повсюду росли черные кристаллы. Они покрывали дома, магазины, библиотеки. Из-за ослабления защитного заклинания они получили полную волю, и не преминули ею воспользоваться. Кристаллы несли в себе ауру страха, ненависти и безнадежности. Что жителей Империи никто не спасет, что уже обречены, их судьба уже предрешена, даже божественные сестры не смогут их освободить от вечного рабства.       И все из-за их императрицы. Ее звали Ми Аморе Селина.       На улицах было тихо. Все скрылись в своих домах, заперев двери домов на все замки, молча трясясь под одеялами и пытаясь не дышать. Жеребята периодически всхлипывали, и их матерям приходилось закрывать их рты копытами и тихо шипеть, чтобы замолчали.       Чтобы тень их не нашла.       Во дворце же было оживленнее, если можно так сказать. Дворцовые стражи дежурили возле королевских покоев, иногда впуская пони в белых колпаках с красным крестом. Невнятные крики и стоны были слышны даже снаружи, отражаясь эхом от стен, и это было единственным звуком, если бы не детский и недовольный голосок, доносившейся из двери напротив.       — Почему мне нельзя выйти отсюда? — пробормотала кобылка лет пяти, стоявшая возле дверей и пытавшаяся выйти. — Я хочу к маме! Отведите меня к ней!       Кобыла со светло-желтой шерстью и ярко розовой гривой только закатила глаза.       — Дискорд… — пробормотала она и возвела глаза к потолку. — И почему я на это подписалась?       — Сейчас же! — жеребенок топнула копытцем и от злости раскрыла свои розовые крылышки, со светло-фиолетовыми перышками на кончиках.       — Принцесса, — выдохнула кобылица и устало взглянула на нее. — Сколько же мне вам повторять? Ваша мать велела мне следить за вами, и я не могу ее ослушаться. Вы не сможете покинуть эту комнату, пока она не позволит. Прошу, не ставьте меня в неловкое положение, тем более, сейчас она не сможет вас принять.       — Почему? Ответьте же мне, Эмеральд Кристалл, почему?       — Вы видели, что твориться за окном, так ведь?       Кобылка неуверенно кивнула.       — Нечто пытается пробраться в Империю почти целую неделю, а так как у нас больше нет защиты, ваша мать была вынуждена прибегнуть к иному способу защиты. С помощью своей магии она распространяет любовь и надежду до самых концов нашего с вами дома, но теперь… — она отвела взгляд, повернувшись к окну. — Я не думаю, что она сможет держать его вечно.       Словно в доказательство ее слов, послышался рык, звуковой волной ударившей по перепонкам. По стеклам окон пошли трещины, и их выбило. Кобыла вскрикнула и бросилась к принцессе, накрыв ее своим телом. Сама принцесса взвизгнула и попыталась закрыть уши копытцами, но в голове слышался чей-то удовлетворенный хриплый смех, от которого хотелось куда-нибудь спрятаться и больше никогда оттуда не выходить. Вскоре все закончилось.       Эмеральд приоткрыла один глаз. По всей комнате валялись острые осколки, из выбитого окна дул ледяной воздух, запах гари и страха витал в воздухе. Она осторожно поднялась и облегченно вздохнула, когда увидела под собой целую и невредимую маленькую принцессу, свернувшуюся в маленький комочек.       — Ваше Высочество, — прошептала она и зашипела от боли из-за осколков разбитого зеркала, которые вонзились ей в спину. — Вставайте, все закончилось.       Кобылка зашевелилась и привстала, оглядывая свою комнату. Игрушки валялись по полу, книжки были сбиты с полок и лежали в груде осколков, а некогда целое и так любимое ею просто громадное зеркало валялось на полу. Она подошла к нему, осторожно перепрыгивая через острое стекло и игнорируя возгласы кобылы.       — Даже не думайте об этом, принцесса, — она топталась на месте, не решаясь пойти за ней. — Я вам запрещаю! Вернитесь обратно, сейчас же!       — Да-да-да… — протянула кобылка и попыталась дотронуться до драгоценного камня, вроде бы он называется аметист, как раз под цвет ее глаз, но у нее не получилось. В дверь без стука влетел кристальный страж, тяжело дышащий, на дрожащих копытах.       — Принцесса, — выдохнул он и поправил съехавший шлем. — Ваша мать желает вас видеть, немедленно.       — Как она? — Эмеральд подалась вперед, выжидающе всматриваясь в глаза стражника. — Уже… все?       Он закусил губу и, взглянув сначала на принцессу, а потом на ее гувернантку, с горестью сказал: «Вот именно. Все.»       Кристальная пони хотела спросить, что это значит, но страж лишь кивнул на дверь.       — Пойдемте. Сами все увидите.       И ушел.       Эмеральд почесала затылок и пожала плечами. Она, осторожно переступая через острые осколки, подошла к кобылке и схватила ее за копыто.       — Пойдемте, ваше высочество.       Принцесса кивнула и подхватила магией небольшую сумку возле письменного стола, перенеся ее к себе и положив на самое дно яркий сияющих аметист.       На немой вопрос гувернантки она скромно ответила: «На память.»       Эмеральд кивнула и они вышли из комнаты, идя в комнату напротив. Стражи их пропустили и почтительно кивнули. Зайдя внутрь, кобыла вздрогнула. Горящие по всей комнате свечи навевали какую-то интимную обстановку, если бы не снующие туда-сюда медсестры и их императрица, лежавшая на кровати и чей-то тихий писк, доносившейся оттуда.       — Ваше высочество? — негромко позвала ее кобыла, закрывая рот копытом, потому что ее голос в этой тишине прозвучал словно вскрик. — Я, кхм, принцесса, ваша дочь, она здесь.       Лежавшая на кровати кивнула и проговорила. — Оставьте нас. Кейденс, подойди.       Медсестры переглянулись и, быстро собрав свои вещи, выпорхнули, вместе с гувернанткой принцессы, которая, бросив печальный взгляд на свою подопечную, вышла вон.       Кобылка громко сглотнула. Она не видела мать около трех недель, ибо та была занята подготовкой защиты Империи, а это занимало много времени, потому что пришлось срочно учить подданных держать оружие в копытах. Да и не хотела. Кобыла в последнее время стала все более раздражительной, срывалась на всех по поводу и без повода, а когда оставалась одна, то уходила в свои и долго плакала, сыпля кого-то проклятиями. Сначала Кейденс боялась ее, всячески избегая, потому что она боялась таких глобальных изменений в поведении матери.       Раньше она была добрая и отзывчивая, все свое свободное время проводила рядом с дочуркой, смеялась и улыбалась, была такой любимой, родной. А теперь она была на удивление холодна к юной принцессе, и теперь она пыталась всячески ее избегать, а если уж и сталкивалась с ней в коридоре, то лишь отворачивалась и уходила по своим делам.       Когда Кейденс рассказала все это гувернантке, рыдая у нее в объятиях, а та лишь погладила ее по голове.       — Принцесса, все, что вы говорите, конечно ужасно выглядит со стороны императрицы, но вы поймите — она просто устала.       — От чего? — всхлипнула кобылка и громко высморкалась в преложенный ей платочек. — Я тоже устала, и я хочу, чтобы все было как раньше.       — Боюсь, что так не будет.       — Почему?       Кобыла улыбнулась и потрепала ее по голове. — Потому что наша императрица ждет жеребенка. А у вас, принцесса, скоро будет младший братик или сестренка.       — Правда?..       — Угу.       Кобылка задумалась. Она не знала, хочет ли стать старшей сестрой, но мысли о том, что мама станет такой же, как прежде, заставили ее улыбнуться сквозь слезы.       — А как… когда у мамы будет жеребенок? — она осторожно подбирала слова, чтобы гувернантка не подумала ничего лишнего.       Кобыла задумалась. — Я в этом плохо понимаю, но, если судить по ее округлившемуся животу, то месяц, а может, и два.       — Ну вот, — насупилась Кейденс. — Это же та-а-а-к долго.       — Хм, не думаю, — усмехнулась Эмеральд. — Время пролетит так быстро, что вы и его и не заметите.       Время действительно быстро пролетело, даже очень. Армия была подготовлена, кристальные пони старались лишний раз не выходить на улицу, с целью их же безопасности, а мама стала хоть здороваться с ней. Империя была готова к битве, но не к осаде.       Так называемая армия была разгромлена в первый день, ибо была вооружена лишь оружием, и ни одного туза в рукаве у нее было. Вскоре, она вернулась в полном составе, вот только у всех пони были красные глаза и зеленые склеры. Это означало только одно — у Империи больше нечего предъявить черной и склизкой тени, которой только это и нужно было.       Тогда мама приняла отчаянное, но единственное решение — защитить Империю с помощью своей магии, распространяя любовь и надежду повсюду, вот только в победу уже никто не верил. Повсюду ходили слухи, что императрица в сговоре с Сомброй, самопровозглашенным королем и бывшим единорогом-ученым, чьи труды так зацепили ее высочество, и что она ждет именно его жеребенка, а на трон после них сядет их наследник, а не юная принцесса. Они были беспочвенными, как говорила Эмеральд Кристалл, вот только об отце ее ребенка императрица никакой информации не распространялась, просто молчала в тряпочку и не отвечала на этот вопрос. Даже Кейденс. Хотя, о своем собственном отце принцесса тоже ничего не знала, но очень сильно хотела бы.       Быть может, это у мамы такой принцип — не рассказывать своим детям об их отцах? Ведь она очень принципиальна, и от своих умозаключений не отступает. Но все-таки…       И сейчас, подходя к кровати матери, Кейденс надеялась услышать правду: что было с мамой все это долгое время, расскажет ли она про отца ее брата или сестры (и не плохо было бы услышать пару слов и о своем) и станет ли мама той, прежней, или же ее отношение к ней больше никогда не измениться?       Кобылка запрыгнула на кровать с помощью крыльев и села почти на самый край кровати.       — Я слушаю, мама.       Кобыла вздохнула и покачала маленький комочек, лежащий у нее на копытах, который Кейденс раньше не заметила.       — Я позвала тебя, чтобы кое с кем познакомить, — она улыбнулась уголками губ и кобылка услышала странную нежность в ее голосе.       С ней так мать еще никогда не разговаривала.       — «Чтобы это значило?» — мысленно подняла брови принцесса, но промолчала. Она не хотела разрушить эту иллюзию, что все будет хорошо, как раньше.       Императрица закусила губы и приблизила комочек к ней, предварительно приоткрыв пеленку. Глаза Кейденс широко раскрылись, вместе с крылышками. Маленькая кобылка с длинными ресничками, с гривой из малинового, бирюзового и фиолетового цветов, с бугорком рога и нежно-персиковой шерсткой тихо сопела на материнских копытах, а сама принцесса затаила дыхание, чтобы ненароком не разбудить малышку.       — Познакомься, это — твоя младшая сестра, принцесса Ми Аморе Элькантра.       Кейденс слушала мать, не отрываясь от малютки.       — Она такая красивая… — прошептала она и с тихой радостью посмотрела на мать. — Она единорожка, да?       — Нет, — кобылица помотала головой и мягко улыбнулась. — Аликорница.       — Что?! — чуть выкрикнула Кейденс, но сдержала себя в копытах. — Это же… очень здорово! Нет, правда. Теперь нас пятеро принцесс! Пятеро! Я так рада, так рада, я… я даже подарю ей все свои игрушки!       Мама тихо засмеялась. — Ну, думаю наша маленькая принцесса это оценит, но это будет очень не скоро.       Она вздохнула и прижала дочерей к сердцу, и Кейденс была на седьмом небе от счастья, ведь мама, такая родная, любимая, снова ее любит, как вдруг, непонятно откуда подул ледяной ветерок, хотя окна были закрыты, и задул все свечи, погружая комнату во тьму.       — Мама! — вскрикнула кобылка и сжала шерсть на груди матери. — Мамочка, мне страшно!       — Тшш, — прошипела императрица и сильнее прижала ее к себе. — Я с тобой. Не бойся.       Хотя самой давно дрожал голос, крылья от страха прижались к бокам, а рог не мог выдавить из себя и капли магии, способной развеять эту тьму.       На роге появилось иссушающее ощущение, а тени начала ее обволакивать.       — «Что же тебе от меня на сей раз нужно? — устало подумала она и закрыла глаза. — Ведь у тебя есть все: магия, цели, корона. Что тебе еще от меня нужно? От нас?»       Императрица впала в какой-то транс. Тени плавно ее покачивали, словно укачивали, изредка касаясь светло-голубой шерстки и гривы, с прядями из розовых и синих цветов. Они что-то нежно шептали, но кобылица не могла их понять. Внезапно она поняла, что безумно устала. Поддержание защитного купола и тяжелые роды подкосили ее, и ей хотелось лишь одного — как можно больше оставаться в этой дреме. И она заснула, отдаваясь им.       Когда она открыла глаза, то в комнате стало светлее. Ярко-оранжевый свет падал на нее сквозь открытое настежь окно, а ветер, гуляющий в занавесках, приносил с собой запах гари и безнадежности, и кое-чего еще.       Укора.       Не смогла, не спасла, не сразилась с давним врагом, не дала ему отпор, не изгнала его на веки вечные в бездну Тартара, а лишь отправила своих подданных на верную гибель из-за своих кошмаров. Точнее, из-за их создателя.       Приглушенный цокот копыт разогнал последние остатки сна и она приподнялась на кровати.       Зашел он.       — Долго же ты спала, Селина, — прошелестел король и подошел к кровати, внимательно изучая ее измученное, с огромными мешками под глазами, с небольшими морщинами лицо. — И ты даже не изменилась с нашей последней встречи, почти.       — Где мои дети? — она перебила его, отодвигаясь подальше. — Что тебе от меня нужно?       Единорог хмыкнул, облизнулся и сел на кровати, не разрывая зрительного контакта. — Старшая у себя в комнате, вместе с прислугой, а младшая совсем рядом, только копыто протяни.       Кобыла замотала головой и неожиданно увидела возле себя резную детскую кроватку, в которой крепко спала малышка. Она облегченно выдохнула и протянула к ней копыта. Взяв ее, императрица прижала ее к груди и погладила по головке.       — Как ее зовут? — кобылица вздрогнула. Она уже и забыла о его присутствии.       — Что? — она посмотрела в его глаза, такие же холодные и удовлетворенные, с вечной клыкастой ухмылкой на губах.       — Какое у нее имя? Ты же успела ее назвать, так?       Селина замялась, но ответила, отвернувшись. — Элькантра.       — Элькантра… — задумчиво протянул Сомбра и цокнул языком. — Что же у вас за имена такие? То Селина, то Каденция, то Элькантра, но, мне нравится, от него так и веет величием. Как раз под стать мне.       — Размечтался, — фыркнула кобылица и дочка зашелилась, но она этого не заметила. — Она — моя дочь, и она никогда не будет похожа на тебя. Уж я об этом позабочусь.       — Ага, — жеребец хмыкнул. — Может, сейчас самое время?       — Что ты имеешь в виду?       Король улыбнулся, обнажая свои клыки: "Хочу кое-что тебе предложить."       Кобыла подняла одну бровь, укачивая дочь на копытах, стараясь заставить сердце биться ровнее, но не получалось. Слишком сильно она его боится.       — Теперь я являюсь правителем Кристальной Империи, — начал Сомбра. — И действует здесь лишь моя власть, ты теперь больше никто и ничто. У тебя нет ни магии, ни короны, ни права голоса, ну, ты знаешь, мы же уже это проходили.       — Пфф, — фыркнула императрица и начала кормить маленькую принцессу.       Король продолжил, с интересом наблюдая за процессом.       — Знаешь, захват Империи так утомляет, — он зевнул и потянулся. — Так что мне будет необходим отдых.       Единорог резко приблизился к лицу аликорницы, на что та охнула и непроизвольно подалась назад. Воспользовавшись этим, он телекинезом подхватил принцессу и положил ее обратно в кроватку, отодвинув ее подальше.       — У тебя есть два варианта на выбор. Первый: ты добровольно становишься моей рабыней и твои дети будут рядом с тобой; а второй: я овладею сначала тобой, а потом вышвыриваю в шахты, где ты будешь добывать, вместе со своими подданными, особый вид кристаллов для меня. Навечно. Ну, или сколько ты сможешь выдержать, ведь там очень плохие условия для работы.       Она сидела, широко раскрыв глаза, судорожно соображая. Что же ей делать? Как правильно поступить? Оба варианта ужасны, точно так же, как и такой ненавистный, и когда-то любимый, единорог. Но времени у нее мало. Быть рабыней для него — это ей уже не в новинку. А таскать вагонетку с загруженными в нее кристаллами — более чем. Но так поступила бы настоящая правительница — быть до конца со своими подданными, и придумать какой-нибудь план по спасению. А как же ее дети? Что будет с Кади, если ее сошлют в шахты? Где она будет жить? Ей всего лишь пять лет, она не сможет и дня прожить без матери. А маленькая Эля? Без материнского молока и тепла ей не выжить, а черногривый единорог вряд ли будет беспокоиться по этому поводу. Отдаст в какую-нибудь бездетную семью, и дело с концом. Она себе этого никогда не простит. Она не оставит их одних, будет заботиться, любить и делать для них все, чтобы были хоть на немножечко счастливее.       Прости, Империя. Простите все. Я уже сделала свой выбор, я не смогу жить без них.       — Я согласна, — прошептала она и мотнула головой, из-за чего спутанная челка упала ей на глаза. — Я… я останусь с тобой.       — Хм, это очень мудро с твоей стороны, Селина, — Сомбра копытом убрал ей челку за ухо и подхватил ее за подбородок. — Ведь я так одинок…       Подавшись вперед, он оставил поцелуй на ее губах, проведя языком по сухим губам. Кобылица ему не ответила, лишь сжала в копытах одеяло, а по ее щеке скатилась одинокая и единственная слезинка.       Сомбра отстранился и хмыкнул, пододвигая кроватку с малюткой ближе.       — Отдыхай, а лучше выспись. Скоро ты мне понадобишься.       Он слез с кровати и ушел прочь. Как только дверь за ним закрылась, из глаз Селины полились слезы обиды и досады. Она упала на кровать и закрылась копытами, громко всхлипывая и шмыгая носом. К счастью, маленькая принцесса не проснулась, изредка тихо вздыхая и подрагивая ресничками.