love yourself.

— Юнги, позвони ему, — девушка тычет телефоном парню в лицо, но тот лишь отнекивается и вертит головой. — Слышь ты, кусок говна, быстро взял телефон и позвонил ему. — Йа! Ты как со мной разговариваешь? Я вообще-то тут старший. — Будь ты хоть папой Римским, я всё равно запихну тебе этот телефон в задницу, если ты ему не позвонишь. — Я ему не нужен. — Сказал твой мозг и свалил куда подальше, — цокнула она. — Ты же даже не говорил с ним после аварии. Может уже пора прекратить винить себя и увидеться с ним? — Нет. Девушка тяжело вздыхает и опускает руки. Она кидает телефон на крышку пианино, кладет гитару в чехол и идёт на выход из маленькой квартирки. — Всё, я пошла. — Куда? — Юнги поворачивается к ней лицом. — Я же пою сегодня для больных детишек, придурок. Совсем уже маразм замучал… Она выходит из квартиры и громко хлопает дверью, оставляя Юнги одного. Он смотрит на телефон, но тут же отбрасывает мысли позвонить Чонгуку. Что он ему скажет? «О! Привет, Чонгук. Да, это я, Юнги. Я тебе тут звоню и похер, что я не делал это несколько месяцев.» Нет. Бред. Юнги даже посмотреть на него не может, а позвонить… В день, когда Чонгук попал в аварию, Юнги поссорился с ним. Послал его, сказал уйти, но чёрт возьми! Он сказал уйти из квартиры, а не уходить с этого света. Юнги провёл пальцем по клавишам, выдавая не самые приятные звуки. «— Чонгук, у меня кровь из ушей пойдет, — проворчал Юнги. — Тогда научи меня играть! — Мне лень. — Ну пожалуйста! — он сел на корточки перед кроватью с глазами как у кота из Шрека. — Ты же знаешь, что ты ужасно надоедливый? — Спасибо, Хён! — Чонгук чмокнул Юнги в щёку и побежал к пианино.» Иногда Чонгуку казалось, что стены больницы буквально давят на его мозг и в голове всплывают те мысли, о которых он старался не думать, о людях, о которых сложно не думать. О Юнги. О его вещах, которые которые пахли сигаретами, но спустя какое-то время перестали, потому что Чонгук забирал у него зажигалку, о его маленьких глазёнках, когда он просыпался по утрам и нехотя шёл на работу, о его худощавом теле, выпыпрающих ребрах и худых ногах. Он вспоминал его тихий, немного хриплый голос, хотя по правде он не слышал его уже очень давно. Вспоминал его ленивые утренние поцелуи, то как он не хотел отпускать младшего из объятий в кровати. И теперь ничего не могло напоминать его, поэтому, когда Чонгук услышал до боли знакомую мелодию, то ему показалось, что он вернулся на пару месяцев назад. «— Как тебе? — Юнги наиграл мелодию на пианино и посмотрел на Чонгука. — Нет, не то, — младший поежился от холодка прошедшего по спине. В квартире, которую они купили ещё не было отопления, да что уж там, тут вообще не было ничего кроме пианино в середине комнаты. Они потратили на эту квартирку все деньги, но зато теперь она их и только их. — Хорошо, а как тебе эта? —Юнги наиграл ещё одну мелодию. — Вот, то, что надо! — Чонгук улыбнулся. — Сыграй полностью.» Юнги плюхнулся на диван и решил поваляться от нечего делать. Чупа-чупс, который был у него во рту оказался ужасно не вкусными и приторным, но он заменял ему сигареты, кстати пачка от которых лежит около него. Он взял пачку красных мальбаро, но сигарет там не оказалось. Юнги кинул пачку куда-то за диван и закрыл глаза, слушая приятную тишину, как неожиданно телефон зазвонил. От неожиданности он грохнулся с дивана и ушиб колено, но когда увидел имя человека, который ему звонил, то забыл про боль, про ужасно невкусный чупа-чупс, про пустую пачку сигарет, про всё. В голове было лишь одно имя. «На полу валяются вещи, осколки стекла и части поломанного стула, а в середине всего этого сидел рыдающий Юнги в объятиях Чонгука. — Прости, прости, прости, — шептал как мантру старший. — Всё хорошо, — Чонгук гладил его по спине. — Не плачь, всё правда хорошо.» — Зачем?! — кричал Юнги, стоя посреди улицы. На них смотрели прохожие, но ему было плевать. — Зачем ты дала ему мой номер?! Кто тебя блять просил?! — А чти мне оставалось, Юнги? Он хотел позвонить тебе, но ведь ты такой умный, сменил номер, а что ему по твоему делать? Он ждёт твоего звонка. — Я не буду ему звонить и не буду писать, ясно?! Юнги пошёл от неё подальше, но она быстро догнала его на переходе. — Ты чего? Юнги выдернул свою руку из её руки и оттолкнул. — Отцепись! — рявкнул он. — Иди от сюда. «Юнги один. Один в пустой квартире с заплывшими от слёз глазами, с бутылкой чего-то крепкого в руке. Он выгнал его, обидел, сказал то, что могло ранить и ранило, но только для того, чтобы он не вернулся. Чтобы вновь не постучал в эту дверь. Его жизнь будет лучше без Юнги, но у Юнги не будет жизни без него.» Юнги помнил какие у него любимые конфеты и любимые цветы, помнил какой он больше одеколон любит и сколько ложек сахара нужно добавлять в чай. Он будет это помнить даже если забудет свое имя, даже если забудет какой сегодня день. Он стоял в полупустом коридоре, переминаясь с ноги на ногу с пачкой любимых конфет и большим букетом цветов, но так и не решался постучаться. Зачем он вообще пришёл? Что он ему скажет? Как всё объяснит? — Ах… К чёрту… — он только хотел развернуться, но дверь открылась прямо перед его носом. Сердце пропустило удар, когда он увидел Чонгука на костылях, но всё такого же красивого, с чистой кожей и немного отросшими волосами. Костыли упали на пол с громким стуком и Чонгук на доли секунды остался без опоры, но потом его опорой стал Юнги. «— Он пришёл? Джин, он пришёл? — Нет, прости.» Чонгук вздрогнул и открыл глаза, дергаясь в чьих-то объятиях. — Тише, тише, — говорил Юнги тихим и немного хриплым голосом. — Я тут, можешь ещё немного поспать. — Нет, я не хочу закрывать глаза. — Почему? — Я боюсю, боюсь, что ты снова исчезнешь. Я боюсь, что проснусь и не увижу тебя рядом. И я снова буду один. — Не бойся, я больше никогда тебя не оставлю одного. Теперь, ты будешь просыпаться каждое утро и видеть меня. Всегда. Я всегда буду с тобой, обещаю, — он поцеловал младшего в лоб. — А теперь спи.