Мой единственный путь

      Время близится к полуночи. Я иду по неосвещенной улице, вглядываясь в темноту и силуэты дорожных знаков. В голове перемешались все события сегодняшнего вечера: полиция сообщила, что файлы с моего компьютера оказались фальшивыми, меня выпустили из тюрьмы, где я пробыл две с лишним недели, отец не берет трубку и еще неизвестно, где он и как мне попасть домой, а теперь мне кажется, что за мной следят. Хотя я вполне уверен, что так оно и есть. И, несмотря на то, что послание от Кобры, полученное в первый день моего пребывания в тюрьме, было первым и последним, это определенно не значит, что теперь я так легко отделаюсь от Зоопарка: они будут мстить за мое предательство. Единственное, что я знаю сейчас совершенно точно, это то, что они идут за мной. Именно поэтому мне надо спешить, чтобы успеть закончить начатое перед тем, как они найдут меня.       Возможно, это паранойя, но сзади слышится подозрительный шум и тихие голоса людей, и я, не оборачиваясь, перехожу на бег. Сворачиваю в темный узкий переулок и мгновенно определяю свое местоположение: до моего дома отсюда около двух миль, до дома Роуэн — две с половиной. Не задумываясь, я ускоряю бег и миную очередную широкую улицу, стараясь избегать попадания под ослепительный свет фонарей и неоновых вывесок.       Проходит двадцать минут, и я уже стою возле ее дома — вокруг ни одной живой души, не слышно ни шороха листвы, ни воя ветра. Лишь приглушенные звуки играющей в комнате музыки и слабо мерцающий красный свет из уже знакомого окна дают понять, что в столь поздний час Роуэн Фрикс еще не спит. В этот раз я не хочу пугать ее, но выбирать не приходится, так как отец девушки лежит на диване в гостиной, и я слабо стучу в окно. Видимо, из-за громких звуков Роуэн не слышит, поэтому я стучу напористее еще несколько раз. Музыка смолкает, штора, наконец, медленно отодвигается, и передо мной предстает бледное лицо девушки, которую я, судя по открытому от удивления рту и выпученным глазам, все же ошарашил своим появлением. «Что ж, этого стоило ожидать», — думаю я, но внутри все переворачивается от волнения и непонимания того, что делать дальше. Вот я здесь. Она передо мной: такая же, какой я ее запомнил в нашу последнюю встречу, (хотя по-настоящему увидеть ее удалось лишь мельком) и, что самое главное, живая. И в такой напряженный для нас обоих момент я не могу придумать ничего лучше, кроме как глупо улыбнуться (получается, наверное, даже как-то болезненно) и неловко указать на окно. Ее выражение лица принимает еще более озадаченный вид, но в следующий же момент Роуэн открывает окно и помогает мне залезть внутрь.       Сейчас наступает по-настоящему важный момент, когда кто-то из нас должен что-то сказать, но я не могу произнести и слова и только продолжаю смотреть ей в глаза.       — Думаю, тебе не стоит здесь находиться, — девушка опускает взгляд в пол, и я понимаю, что не это она хотела произнести после всего, что случилось.       — А я думаю, что нам стоит во всем разобраться. Пожалуйста, поговори со мной, я пришел лишь за этим, — я легко накрываю ее ладонь своею, и она ее не одергивает, что придает мне больше уверенности, — Я знаю, что был тем еще мудаком, знаю, что ты ненавидела меня после того, как увидела в клубе, и поэтому попросила кого-то из друзей подбросить на мой компьютер все те файлы, — к осознанию этого я пришел через несколько дней после моего заключения. Это было единственным верным объяснением произошедшего, и Роуэн не стала это отрицать.       — Да, ненавидела всей душой, потому что ты заставил меня поверить тебе, поверить в то, что ты хороший человек, а потом…- девушка едва не перешла на крик, как ее голос дрогнул, — все разрушилось.       — Но все, что я сказал тебе в последний раз, было правдой, клянусь! — только в этот момент я понял, насколько сильно изменился за последний месяц. Чувство вины после смерти Данбара целиком и полностью охватило меня, и я не знал, что дальше делать. Все, казалось, потеряло смысл: в школе я продолжал играть роль задиры, веселого парня, которому доставляло удовольствие насмехаться над людьми, но в душе у меня происходило то, что я не мог описать словами, чего не поняли бы Тревор и Шон. И, только продолжая общаться с Роуэн, я начинал видеть какую-то надежду, верить, что каким-то образом скоро все наладится, благодаря ей начал пытаться исправить все то дерьмо, из-за которого оказался в таком положении. Благодаря ей я начал превращаться из простого подростка-хулигана в мужчину, каким всегда хотели видеть меня мои родители. Но потом все снова скатилось к чертям, в голове перемешались представления о хорошем и плохом, но у меня было время все переосмыслить. И теперь я точно знал, что у меня остался лишь один путь, которому нужно следовать. Это она. Она стала лучом света во тьме, в которой я окончательно погряз.       — Может, ты не сможешь простить меня, я и не рассчитываю на это, но я прошу лишь понять, — на ее глаза начали наворачиваться слезы, но она быстро взяла себя в руки и продолжила слушать меня. Удивительно, как она может оставаться такой сильной после всего, что произошло. Ее не могли сломить не то что наши с ребятами грубые выходки (признаюсь, каждый раз я чувствую укол совести и укоряю себя, когда вспоминаю об этом), но и самоубийство Данбара, которое она видела собственными глазами, запугивания зоопарка и множество ужасных вещей, что она так стойко перенесла. И сколько раз я думал: «Боже, хотел бы я когда-нибудь иметь такую же силу духа». Но я слишком слаб, слишком малодушен и разбит. Поэтому я не заслуживаю даже ее взгляда в мою сторону.       — И тот поцелуй… — на долю секунду я впервые за долгое время почувствовал смущение, — он был искренним. Настоящим, — Роуэн уже не смогла сдержать слез и сдавленно проговорила:       — Я просто хочу, чтобы ты знал, пока еще не поздно, — я понял, что она подразумевала под этими словами, но сейчас так не хотелось думать о чем-то другом, кроме нас, — Я чувствую то же, что и ты, — вытерев слезы краем рукава моей красной кофты, которую я оставил у нее в прошлый раз и которую до этого даже не замечал, Роуэн посмотрела на тумбочку, стоявшую возле ее кровати. Там лежал Фиши. Моя дурацкая игрушка, — единственное приятное воспоминание из вовсе не счастливого детства, которым я действительно дорожил. Я усмехнулся, вновь посмотрел в ее глаза, наклонился ближе и поцеловал. Этот поцелуй был медленным и нежным, но непохожим на предыдущий, потому что в нем мы разделили все отчаяние и боль, которые со временем копились в нас, тяжелым грузом ложась на плечи. Теплая волна чувств разлилась по всему телу, и сейчас было не важно, какие замыслы строит Кинг Кобра, что ждет меня в будущем и как пройти через все это. Сейчас было важно лишь ощущение мягкости ее лица в моих ладонях, вкус ее губ на моих губах и то, что она рядом. А если она рядом, то… -Мы все преодолеем. Вместе.