Choise

Часы остановились, как только я вошел в вагон. Размеренный стук колёс снимал напряжение, остужая голову и возобновляя сердечный ритм. Мобильник остался дома, а единственная вещь, хоть как-то связывающая меня с миром, вышла из строя — секундная стрелка наручных часов дергалась из стороны в сторону, останавливая время на четырёх утра. Ещё бы немного, и оно действительно могло остановиться для меня. — Внимание, внимание! Я резко дернулся, ударившись головой о стекло вагонного окна, и чертыхнулся. Неужели следующая станция? Динамики в углах захрипели, резанув по ушам невыносимым ультразвуком, отчего я не сразу разобрал слова. — Александр, ваша очередь, — динамик зашелся хрипом, разрывая ушные перепонки саднящим звоном — и умолк. Что? Я остался один на один с тишиной. Звенящей пустотой вагона, вдруг начавшей давить, и тишиной, нарушаемой стуком колес, пытаясь осознать услышанное. Мысли набатом крутились в сознании, стук сердца заглушал остальные звуки, отдаваясь где-то в голове, а внутри зарождалась жгучая своим безумием идея, что я начинаю сходить с ума. Грань, удерживающая последствия долгих месяцев стресса, рухнула. Какой чёрт дёрнул меня среди ночи, ничего не видя перед собой из-за пелены слез, помчаться в никогда не спящий андеграунд, с целью взобраться на высотку на другом конце города, распаляя натянутые до предела нервы пустотой под ногами? Поиграть в самоубийцу захотелось? Теперь ты просто сходишь с ума, поздравляю, — ты доигрался. — Александр, ваша остановка. На этот раз динамики пришли в активность ещё неожиданнее. Звук был чище и я отчётливо разбирал слова. Страх сковал тело, я вжался в сидушку. А что, если я не схожу с ума? Что, если это реально? И, как по щелчку пальцев, дверь между вагонами плавно распахнулась. Естественно, я бы ни за что не пошел туда. Понятное дело, здравый смысл кричал внутри черепной коробки, когда я, подняв себя на трясущиеся ноги, приблизился к проему, окончательно переставая осознавать, что творю. — Что ты здесь делаешь? Собственный крик оглушил меня, не дав понять, что я вообще кричал. Резко обернулся, уставившись перед собой, исследуя взглядом фигуру парня, облаченного в черный плащ и зауженные джинсы с тимберлендами, стоящего по центру вагона. Минуту назад пустовавшего. Я точно сошёл с ума. — Через дверь вошёл, на станции, — словив суровый взгляд блондинчика, устрашающего своей контрастной серьёзностью на милом лице, подумал лишь о том, насколько реальными бывают галлюцинации. — Это я понял, но ты в курсе, что тебе нет резона здесь быть? Мурашки прошли по коже от осознания, что будь это моей шизой, поезд бы давно прибыл на станцию. — Здесь — это где? — сомнения насчёт того, что я уже не в московском метрополитене, начали оправдывать себя. — В поезде-выборе, Александр, — от сказанного в горле стал ком, а блондин поспешил пояснить, — Сюда попадают те, кто не может сделать выбор. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, сверля взглядами. Наконец, я нарушил тишину, не в силах сдерживать этот вопрос. — Я умер? — Пока что — нет. — Тогда... Что я здесь делаю? — У меня тот же вопрос, — парень вздернул подбородок, оценивающе разглядывая меня, — Тебе нечего выбирать, и я совершенно без понятия, как ты сюда попал. — Можно ли как-нибудь выйти отсюда? Вздохнув, блондин сжал пальцами переносицу, начав расхаживать по вагону. — Люди покидают это место только в случае сделанного выбора. Осознанного и окончательного. Минимально ты должен пробыть здесь сутки, прежде чем будешь готов принять его. Нет, здесь не мучает жажда или желание спать, мы сейчас находимся вне пространства-времени, — словив мой ошарашенный взгляд, парень поспешил умозаключить, — Я не знаю, можно ли выйти отсюда, если выбор изначально не ставился. Ты у нас первый такой. Некоторое время я не сводил с него глаз, переваривая услышанное. Казалось, напряжение в вагоне можно было ощутить физически. Выходит, я тут заперт? Обвел взглядом вагон. Прикусил губу, хмыкнув и подойдя к окну, вглядываясь в темноту за ним, ничего не различая в кромешной темноте. Стараясь игнорировать собственное отражение, и невольно замечая вопросительный взгляд парня, стоящего позади. Вздох. Второй. В следующую секунду мой кулак припечатался к окну. Андреналин хлынул в кровь, находя выход в ударах, снова и снова, я бил, сбивая в кровь костяшки, крича, пока не выдохся, прислонившись лбом к, чёрт возьми, невредимому стеклу, остужавшему разгоряченную кожу. Буря, бушевавшая внутри, до ломоты в скулах не хотела исчезать, но вскоре, утихнув, заменилась отчаянием. И где-то внутри дрожала накатившая пустота, свинцом прижимая к земле. — Стоп-крана здесь нет, — а на лице паренька, о присутствии которого я успел забыть, ни дернулась ни одна мышца. Сука, стоп-крана у них нет? Они забросили меня в чёртово метро, из которого нет выхода, сами допустили ошибку, а теперь заявляют, что у них нет стоп-крана? — Пойдём, Саш, покажу кое-что, — понимающие оглядев меня, он полуразвернулся к двери, как бы приглашая. Истерика, наконец, отступила, оставляя только желание запрокинуть голову и выть от безысходности. Да, покажи мне, иначе, оставаясь здесь, я просто свихнусь. — А сам-то ты кем являешься? — боль понемногу начала окутывать фаланги пальцев, пока я с белобрысым подошел к противоположной двери от той, что открылась. — Проводник. По имени меня не зовут, я только объясняю, в чем суть этого места, — я только сейчас я понял, насколько он безэмоционален. — Но имя-то у тебя есть? Или ты, это, — голова парила под потолком от бушевавших эмоций, поэтому я с трудом подбирал слова, — не человек? — Если я не человек, это ещё не значит, что у меня нет имени, — Проводник загадочно усмехнулся, берясь за ручку двери с матовым стеклом, и потянул на себя. Вагон, встретивший нас, ничем не отличался от предыдущего. За исключением десятка людей, апатично уперевшихся взглядами в одну точку напротив. На секунду я не поверил своим глазам и в изумлении обернулся на Проводника. — Они нас не видят, — опередил мою готовность окликнуть их парень, — сейчас они в трансе, если так можно сказать. Для них не существует ничего, кроме пустоты вагона и мыслей о собственном выборе. Можешь проверить, они не среагируют. Здравый смысл отошёл на второй план, уступая место любопытству. Я наклонился к лицу пожилого мужчины, несколько раз проведя рукой перед его глазами, печально глядевшими перед собой. Реакции не последовало. Медленно протянул палец, коснувшись щеки. И тут же испуганно его отдернул, вздрогнув от прозвучавшего голоса. — Это — профессор Клименский, — Проводник нарушил тишину, заставляя меня в очередной раз вспомнить о своём присутствии, — он случайным образом нашёл лекарство от рака. Вакцина может спасти миллионы жизней, но она в единственном экземпляре. Клименский может размножить её, создать целое движение по производству подобных, но... Это займёт месяцы, если не годы. А пока — его дочь, больная лейкемией, умирает. И осталось ей несколько месяцев, если не меньше. Профессор не сможет создать ещё одну вакцину, если использует этот образец. Он должен выбрать между жизнью своей дочери и миллионов больных раком по всему миру. Проводник отвернулся, заложив руки за спину и проходясь по вагону, а я выпрямился, понимая, какой тяжести выбор лежит на его плечах. И что сам я бы не смог бы принять решение. — Видишь эту женщину в конце вагона? — Проводник указал на девушку в дорогой одежде, обхватившую колени, — она беременна. Если родит ребёнка, её карьера на этом кончится, а мужчина, зачавший его, знать её не хочет. Она сирота, выбившаяся наверх своими силами, с ребёнком на руках в одиночестве никак не протянет. Но, сделав аборт, совершенно точно останется бесплодной. А посмотри на того мужчину... Я, словно зачарованный, разглядывал людей, безразлично глядящих перед собой. Проводник вещал, показывая то на одного, то на другого, и я успел вздрогнуть, когда речь шла о парне, который не мог решить, пойти ли на заказное убийство, чтобы прокормить многочисленных братьев и сестёр в неблагополучной семье. Опешил от стойкости женщины, решающей, сдавать ли любимого мужа полиции, который, завербованный террористами, должен был в скором времени подорвать бомбу. И дрогнул, услышав, как красивая молодая девушка терзается в сомнениях, покончить ли с собой — ей диагностировали шизофрению, и всю свою жизнь она проведёт в психушке, напичканная медикаментами. Истории следовали одна за другой, с каждым разом заставляя моё сердце сжиматься. Чувство вины кольнуло под ребрами, выжигая изнутри. И я ещё считал, что у меня реальные проблемы? — И это только сегодняшние, — вздохнул Проводник, заканчивая историю двенадцатого пассажира, пока я приходил в себя от услышанного. На несколько минут я даже забыл, что по ошибке заперт вне пространства и времени, не имея возможности покинуть это место. Наконец, дар речи вернулся. — Что это за место? Откуда оно? — Поезд двигается между нашим миром и Бездной. Представь себе чёрную дыру — все мы знаем, как можно лететь по её кромке, не входя в гравитационное поле. Именно находясь в этом тонком равновесии, поезд мчится над ней, не падая. — И что? Кто создал это? Бог, что ли? — Скорее, Дьявол, — Проводник иронично усмехнулся, проводя рукой по волосам. Будь я девушкой, наверняка бы отметил утонченную привлекательность парня, — Скучнее и болезненнее работы не найти. Речь прервал динамик, истошно зашипевший на весь вагон. — Мария Пантелеева, ваша остановка. Я почувствовал, как поезд начал сбавлять скорость. В сознании мелькнула спасительная мысль, что это мой шанс выскочить отсюда. Вагон плавно остановился, а девушка, словно в трансе, поднялась и зашагала к выходу. Двери разъехались. За ними была станция. Секунда, рывок, движение — и я наткнулся на невидимую стену, не давшую мне выскочить за пределы вагона. А в следующий миг под ногами девушки, что только вышла на пустующую станцию, зазияла чёрная пустота. Все помещение, как в калейдоскопе, завертелось, поглощая женщину, и я ощутил, что стена исчезла, теряя равновесие. За миг до того, как мои ноги скользнули в Бездну, рука Проводника дернула меня обратно, и мы оба завалились на пол, с трудом вдыхая воздух. Поезд продолжил движение. — Будь я девушкой, я бы тебе дал, — спонтанно выдохнул я, лёжа рядом с Проводником, чьи карие глаза вдруг округлились, — Спасибо, то есть. — На самом деле, я бы тоже. — Что? — Что? Я поспешно вскочил, отмечая, что поезд едет неровно. Проводник, поднявшись, обеспокоенным взглядом обвел вагон. Когда суть происходящего начала доходить до меня, я поперхнулся. — Так и должно быть? Люди проваливаются в пропасть, только выходя за пределы вагона? Почему ты не предупредил меня, я же мог умереть! — Нет, не должно, — я впервые услышал, как Проводник сорвался на крик, отвлекаясь от обхода и проверки пассажиров, — с поездом что-то не так, Бездна никогда не подбирались так близко. Я не знаю, жива ли та женщина. Словно в подтверждение, свет несколько раз мигнул, вызывая накатившую панику. Вагон всё так же потряхивало. — Я должен был сразу понять, что здесь что-то не так, ещё когда к нам попал ты, чёрт-чёрт-чёрт, — Проводник запрокинул голову, проводя ладонями по лицу, — я, кажется, понял. Он выскочил за дверь, и с каждым миганием света, вдруг выходящих из транса на несколько секунд людей и внезапным вхождением в диссонанс динамиков мне становилось все страшнее. В сознании навязчиво крутились мысли о том, что будет со мной дальше — несли умру, что там, за пределом, если сейчас я нахожусь между мирами. Я ничего и не сделал в своей жизни. И какого чёрта я умираю в грёбанном поезде-выборе, среди людей, проблемы который в разы серьёзнее моих?... Готовую начаться истерику присек на корню Проводник, вихрем занесшийся в вагон. — Поезд мчится в Бездну, Саш, — взгляд метался по моему лицу, — У нас есть минут пятнадцать, не больше. Иначе все погибнут. — Почему? Это можно как-то остановить? — адреналин хлынув в кровь, заменяя страх, навязчиво пульсирующий в груди. — Отсоединить состав от первого вагона, — лицо Проводника помрачнело, — это можно сделать только из кабины. А это значит, что... — Сделавший это погибнет? Все встало на свои места, как только я увидел взгляд Проводника. Единственный, кто мог сделать это, стоял перед ним. Стоял и трясся от страха. Отсутствие перспективы. Поиск спасения на дне бутылки. Пустота, каждую ночь разрывающая грудь и тоска, от которой хотелось выть. Осознание бессмысленности жизни. Не ты ли хотел шагнуть с высотки часом ранее, а, Саш? — У тебя есть шанс спастись, если следующая станция окажется жизнеспособной, на ней ты сможешь выйти, но я не гарантирую... — Я согласен. — Что? — Я отсоединю вагоны. Столько эмоций, кажется, я не видел ни в чьих глазах до этого момента. Разорвав зрительный контакт, я обвел взглядом пассажиров, убеждаясь, что делаю правильный выбор, спасая этих людей. И в следующую секунду уже выслушивал инструкцию, как попасть в кабину. Проводник пошёл со мной, имея возможность попадать в любой вагон по своему усмотрению. Последний встретил нас могильным холодом из разбитых окон, единственной мигающей лампой и огоньками кабины. — Видишь красный? — Проводник перекрикивал гул метро, — его и жми. — Понял. С минуту мы смотрели друг на друга, а я боролся с желанием обнять парня, который за пятнадцать минут изменил мою жизнь, и понимал, что мне будет не хватать его. На лице Проводника читалось отчаяние и страх, но в следующую секунду он уверенно пожал мне руку. — Удачи, Александр. И спасибо. Я остался один. Вагон разкачивался в такт моих шагов, через лобовое стекло ничего не было видно — сплошная тьма. И в неё мне предстояло катиться. Одному. Я медленно ступил вперёд, слыша хруст стекла под ногами, и каждый звук эхом отдавался в сознании, словно это осколки моих планов и надежд. Встречный ветер развивал волосы и рубашку, а перед мной выступала мигающая панель. Я замер перед красной кнопкой. Мысли покинули сознание, заменяясь гулом. Ты делаешь правильный выбор. Рука опустилась. Вагоны с шумом отсоединились, кабину тряхнуло, я уцепился руками за поручни, едва не упав. Картина, открывшаяся позади, успокаивала — я наблюдал, как вагоны всё отдалялись от моего. Выбор сделан, и страх понемного уходил. Голова стала необычайно лёгкой и я вдруг осознал — я счастлив. — О, браво, Александр! — внезапный голос из динамика, таклй знакомый и отчетливый, заставил вздрогнуть, — Ты знаешь, что сейчас оставил состав бесконечно плыть над Бездной? Не переживай, эту лавочку давно следовало прикрыть, а ты помог мне в этом. Мои благодарности! Что?.. Страх пронзил тело, словно снарядом. Я хотел ответить, спросить, закричать, открывая рот в беззвучном возгласе, но в глазах потемнело, и я провалился во тьму. ...упав на платформу московского метрополитена. Люди неодобрительно косились на меня, пока я, непонимающе повертев головой, медленно поднялся на ноги. Голова гудела, мысли путались, перед глазами плыла толпа, а над ней возвышались громадные часы, показывая 8:30. Я опустил глаза на свои. Стрелка, дернувшись, начала отсчет. Полчетвертого. Не помню, как дошёл домой, преодолевая головокружение и борясь с подкатывающей тошнотой. Как завалился в квартиру, падая на пол и в беззвучном крике сжимаясь в комок. Слёзы заливали лицо, губы кривились во всхлипах, изнутри рвало отчаяние, и только спустя время тихий шум телевизора, что я забыл выключить, вернул меня в реальность. Этого не могло быть. Я здесь, я жив. Нет никакой Бездны. А часы... А чёрт с ними. Срочный выпуск новостей своей заставкой резанул по ушам, отчего я поморщился, а тема заставила принять вертикальное положение. Авария в метро. Сотни жертв. Я раз за разом вчитывался в бегущую строку, жадно вслушиваясь в каждое слово ведущей, борясь с осознанием, что понимаю, о чем идёт речь. Страх сдавил грудь, когда на экране появились фотографии погибших. Профессор Климеский. Мария Пантелеева. Ещё и ещё, я видел пассажиров поезда-выбора. Люди, сидевшие в одном со мной вагоне, люди, в сравнении с чьими проблемами мои показались сухим пустяком. Люди, изменившие мою жизнь. С каждым изображением сердце выстукивало все сильнее, я боялся увидеть то самое лицо, те самые платиновые пряди. И тут. Кадры с места аварии сменились молодым корреспондентом со светлыми волосами, чьи чертовски знакомые карие глаза, казалось, вывернули наизнанку остатки меня, остановив сердечный ритм. — Авария произошла по ошибке одного человека, сообщает группа экспертов. Сотни жизней невиновных людей на совести единственного... Нет... Этого не может быть. Пульт полетел в экран. Я сделал неправильный выбор.