Шлюха

Первым побег Пауло обнаруживает Клаудио — что и неудивительно. Он просто видит открытую дверь и пустую квартиру, спустившись однажды утром за Пауло, чтобы отправиться на их обычную пробежку (Пауло не изменил этой привычке, даже когда в его квартире обосновался сын Анчелотти, но на предложение Клаудио взять Хамеса как-нибудь с собой ответил только одним из своих ВЗГЛЯДОВ). Клаудио звонит Джиджи, и тот сначала не понимает, о чём Клаудио говорит, а потом приходит в ярость. В такой ярости до сих пор Клаудио видел его, наверное, всего раза два или три и о тех обстоятельствах никто в их семье предпочитает не вспоминать. Джиджи рвёт и мечет — и фигурально, и буквально. В его кабинете Клаудио обходит перевёрнутое кресло и пристраивается на подоконнике, наблюдая, как Джиджи орёт в трубку, что «этого малолетнего паршивца надо поймать и выпороть! Да, на месте! Нет, я сам займусь! Только попробуй хоть пальцем тронуть моего сына!». Джиджи швыряет айфон в стену и мрачно смотрит на Клаудио. Клаудио сочувственно улыбается, и Джиджи взвивается пуще. Он вскакивает и ходит по кабинету, яростно жестикулируя в такт своим словам. Клаудио поворачивается полубоком, ставит ногу в модном полуботинке на подоконник и обнимает её, устраиваясь щекой на колене. Эта непринуждённая поза, кажется, окончательно выводит Джиджи из себя. — Боже, какой я глупец, — рычит он, пиная то стол, то кресло, мимо которых пробегает. — Я сам во всём виноват. — Ты не виноват, — говорит Клаудио, и Джиджи останавливается, глядя на него белыми от бешенства глазами. — Виноват, — зло говорит он. — В том, что доверил воспитание сына шлюхе. Клаудио очень медленно поднимает голову, выпрямляется и опускает обе ноги на пол. Выражение лица Джиджи тут же меняется, он что-то говорит, но Клаудио его не слышит. Он не слышит вообще ничего — как будто кто-то нажал на кнопку отключения звука. Когда Клаудио подходит к двери, Джиджи хватает его за рукав. Клаудио смотрит сначала на его руку, потом — в глаза, и Джиджи разжимает пальцы. Больше Клаудио никто не останавливает. И не беспокоит. Некоторое время он не выходит из квартиры и не отвечает на звонки. Потом, спустя несколько дней, всё же возвращается к работе, благо, для этого ему не нужно покидать свой уютный диван, застеленный пушистым белоснежным пледом. За этот диван, квартиру, хорошую еду и дорогие костюмы надо платить, поэтому у Клаудио не возникает и мысли о том, чтобы бросить всё окончательно. А ещё он знает, что такое ответственность, и не может бросить несколько тысяч человек («Преступников», — мерзко шепчет что-то внутри, но Клаудио старается не слушать), которые не виноваты в том, что их глава… «Что? — спрашивает тот же мерзкий голосок. — Так и не смог забыть, чем ты занимался там, откуда он тебя вытащил?». Клаудио встаёт с дивана и отправляется на пробежку, наплевав на то, что время уже давно перевалило за полдень и на улицы опустилась удушающая жара. Через пару кварталов он останавливается, чтобы перевести дух, наклоняется, упираясь в колени, и голосок тут же возвращается. «Шлюха! — торжествующе пищит он. — Как ты ей был, так и остался. Как минимум — для него!». Клаудио выпрямляется и бежит дальше. Пробежки, тренировки и работа почти помогают ему заглушить то, что терзает его изнутри, хотя сейчас у него гораздо больше свободного времени — раньше это время было занято Пауло. Или Джиджи. Клаудио старается не думать ни об одном, ни о другом, и голосок постепенно становится тише, уходит вглубь. Иногда Клаудио даже кажется, что он затих совсем. В самом конце осени ему неожиданно звонит один из мелких «менеджеров», как их принято называть в семье. В его обязанности входит контроль ломбардов, не гнушающихся скупкой краденого. Клаудио вполуха слушает его сбивчивый рассказ, полный ненужных отступлений и объяснений, а потом сухо говорит: — Сообщи Джиджи. Я этим не занимаюсь. Но адрес ломбарда всё же записывает. Спустя ещё какое-то время на улице окончательно холодает, и на пробежки Клаудио приходится надевать шапочку. Наушники под неё не помещаются, и он впервые за несколько месяцев во время пробежки слушает не однообразный дабстеп, а город. Шум машин, голосистые переклички уличных торговцев, пиликанье светофоров, реклама — всё вместе сливается в одно целое, и Клаудио вдруг чувствует себя частью этого единства. И впервые за эти несколько месяцев дышит полной грудью, как будто с него сняли эластичные бинты, стягивающие переломанные рёбра. Вечером того же дня Клаудио слышит непонятный шорох со стороны двери. Он настороженно прислушивается и понимает, что кто-то пытается открыть дверь — замок на которой он поменял сразу же после последней встречи с Джиджи. Клаудио поднимается, подходит к двери и несколько секунд смотрит на неё, а потом, набрав в грудь воздуху, как перед прыжков в воду, открывает замок. Джиджи выглядит чрезвычайно стильно — он всегда выглядит стильно, в чём бы он ни был, хоть в костюме от знаменитого кутюрье, хоть в застиранной футболке, хоть вообще без ничего. Даже вульгарный букет его не портит. Клаудио смотрит на него, качает головой и молча закрывает дверь. «С цветами пришёл! — радостно взвывает мерзкий голосок, который Клаудио уже почти забыл. — Как к шлюхе! Шлюхе!». Клаудио поворачивается к двери спиной и слышит осторожный стук. Голосок опять что-то пищит, но Клаудио его уже не слушает. Он открывает дверь и говорит Джиджи: — Открой рот. Джиджи ошалело моргает. Тогда Клаудио забирает у него букет и командует ещё раз: — Открой рот. Джиджи послушно открывает рот, и Клаудио со всей силы пихает букет ему в лицо, придавливая посередине, чтобы уж точно протолкнуть какие-то из цветов в рот. Пока Джиджи машет руками, Клаудио снова захлопывает дверь и даже успевает сделать несколько шагов, прежде чем стук раздаётся опять. — Прости, — быстро говорит Джиджи, когда Клаудио открывает дверь, словно боится, что тот не даст ему договорить. Трагичность момента портит приклеившийся к щетине Джиджи лепесток, который вибрирует от его дыхания. Клаудио задумчиво смотрит на этот лепесток, а потом — в глаза Джиджи. И тот взгляд, которым Джиджи ему отвечает, говорит много больше, чем любые слова. Клаудио хмыкает и распахивает дверь шире, сторонясь и пропуская Джиджи внутрь. Джиджи явно чувствует себя неуютно — это видно по тому, как тот проходит по квартире, как трогает спинку дивана и кресла, словно не может решить, куда сесть. Клаудио не собирается ему помогать. Он садится на стул и подгибает одну ногу. Просторные пижамные штаны задираются, а пол холодит босую ступню, но Клаудио едва ли обращает на это внимание. Он смотрит на Джиджи. А Джиджи смотрит куда угодно, но только не на него. Голосок внутри пытается что-то сказать, но Клаудио решительно затыкает его и говорит сам. Вслух. — Ты его нашёл? Джиджи как-то разом обмякает и качает головой, стоя вполоборота. Сейчас по нему, как никогда, видны и прожитые годы, и то, что прожиты они были совсем не спокойно. — Пауло хорошо научился заметать следы, — глухо говорит он. — Умный парень. Весь в отца, не произнося вслух ни единого слова, говорит Клаудио. Это одновременно правда и бред. Бред — потому что у Пауло и Джиджи нет ни единого общего гена. Правда — потому что Пауло на самом деле копия Джиджи. У него был хороший учитель, точно так же беззвучно говорит Джиджи. Беззвучно, потому что знает, что эти слова напомнят Клаудио о том разговоре, который едва не стал для них последним. И им обоим действительно не нужно ничего проговаривать вслух, чтобы понять и то, что каждый хочет сказать, и то, почему это так и остаётся невысказанным. — Я здорово его обидел, — говорит Джиджи и поворачивается к Клаудио. — Вот как, — роняет Клаудио. Ему становится зябко, и он обхватывает ступню подогнутой под себя ноги ладонью, пытаясь согреть. — Наговорил глупостей, — говорит Джиджи, глядя на Клаудио в упор. — Сказал то, чего никогда на самом деле не думал. И о чём сразу же пожалел. — В тебя, наверное, вселился злой дух, — говорит Клаудио и приопускает веки, глядя на Джиджи непроницаемым взглядом. — Это же совершенно на тебя не похоже. Джиджи шумно вздыхает и разводит руками. Это максимум того, что они оба могут сказать вслух — и этого вполне достаточно. — Ломбард оказался ложной зацепкой? — спрашивает Клаудио. — Ломбард? — переспрашивает Джиджи. По спине Клаудио пробегает холодок. — Ломбард, — повторяет он, выпрямляясь. — Где Пауло заложил свои часы. Ты… Ты, что, не проверил? Джиджи смотрит на него молча, и только то, как скрипит обивка дивана, в который он вцепился обеими руками, показывает, что творится у него внутри. Клаудио разворачивается к столу и одной рукой раскидывает бумаги в поисках стикера, на котором записал адрес ломбарда. Другой рукой он подхватывает телефон, быстрыми движениями большого пальца, даже не глядя на экран, открывает голосовые заметки и чётко проговаривает: — Найти того, кто сообщил про ломбард. — Я сейчас же поеду туда, — говорит Джиджи, как будто голос Клаудио пробуждает его от оторопи. — Нет, — отвечает Клаудио и встаёт. Джиджи ничего не говорит в течение тех десяти минут, которые уходят у Клаудио на то, чтобы одеться. Когда Клаудио, уже в костюме, поворачивается к нему, Джиджи стоит всё в той же позе, опёршись на диван и глядя прямо перед собой. Клаудио закусывает губу и медленно выдыхает, пытаясь унять щемящее чувство где-то в районе сердца, которое вспыхивает в нём от этой картины. — Езжай домой, — мягко говорит он, подойдя к Джиджи. Тот как будто просыпается, кивает, бормочет что-то о том, что да, туда и поедет, и идёт к двери. Клаудио идёт следом, подхватывая бумажник, телефон и ключи от машины. На пороге Джиджи оборачивается, и Клаудио, слишком сильно разогнавшийся, едва не впечатывается в него. — Ты меня простил? — спрашивает Джиджи, тяжело глядя. Клаудио теряется, отводит взгляд и повторяет: — Езжай домой. Я… Джиджи берёт его за руку, и Клаудио забывает, что хотел сказать. — Я буду просить прощения до конца жизни, — тихо говорит Джиджи, подносит руку Клаудио к губам и коротко целует костяшки. Потом он, не оборачиваясь, уходит в сторону лифтов, пока Клаудио стоит на пороге и даже не пытается сделать вид, что закрывает дверь. Наконец он трясёт головой и командует себе прийти в себя. Ломбард в это время может быть ещё открыт, а Клаудио слишком наэлектризован, чтобы ждать до завтра, несмотря на то, что прошло уже довольно много времени с того момента, как он вообще узнал о заложенных часах Пауло. Клаудио твёрдо намерен найти Пауло сегодня. И наконец вернуть всё на свои места.