Каждый человек всегда думает о том, за что он заслужил такие жизненные трудности, почему ему никто не может помочь и, в конце концов, почему кому-то живётся лучше, чем ему. И каждый задумывался о мести, согласитесь ведь? Никто не может оставить без внимания свою обиженную натуру или просто хочет сделать так, чтобы всем одинаково не очень жилось. Как вы думаете, кто в таком случае жертва? А может, как раз-таки те люди, что и нападают?
***
За окном снова и снова слышен лишь монотонный гул работающего двигателя разного вида автомобилей. Смотри-не смотри — ничего нового там не будет, разве что другие расцветки припаркованных машин. Кот на коленях трётся о халат, спрыгивая с коленей, затем трётся о цветок и принимается бегать по площади кабинета, отчего Намджун недовольно бьёт ручкой по бумаге, безуспешно пытаясь сосредоточиться: солнце нещадно светило прямо в спину, от этого не спасали ни занавески, ни защита спинкой кресла, как ни круты его из стороны в сторону. Всё, что остаётся — молча стискивать зубы, теряя и без того уже исчерпанное терпение за весь этот рабочий, полный слёз, криков, драк день. Почему же, спрашивается, он выбрал такую работу? А здесь, как обычно, он не принимал никакого решения, просто один раз небрежно взвесив и поняв, что этот вариант, пожалуй, для него будет лучшим. Работа с людьми его не то чтобы устраивала, просто он считал это более-менее чем-то подходящим, так как ни гаечный ключ в руках, ни карандаш за ухом, ни что-либо вообще другое на нём не смотрелось, по его мнению. Но зачем ему тогда это работа? Это нужно не ему самому, а его матери. Интересно, почему она тогда работает не психиатром, а дизайнером. Очень смешно. Мысли Намджуна резко были прерваны стуком в дверь. Рабочий день почти закончился, кто там ещё ломится, интересно? Двери отворяются. На пороге стоит дама в возрасте со сбитым набок коротким хвостом, но хорошо поглаженной одежде. По крайней мере, на первый взгляд она кажется более-менее ухоженной. — Войдите, пожалуйста. Женщина села, неодобряюще оценив помещение. Намджун не очень понял, что здесь было не так: сзади стоит кипа бумаг, на верхушке которого гордо стоит Егор (только недавно поставленный фикус), слева находится убранный стол, за которым сидит сам, собственно, парень, а справа двери. Небольшое, но уютное помещение, так чего же она боится?.. — У вас поставлены камеры? — она по-прежнему озиралась по сторонам, словно за ней сейчас погоня. Намджун вздохнул, указав ручкой на свисающий со стены аппарат, и женщина тотчас подпрыгнула, немного съежилась и быстро достала документы. — Я пришла сюда за своего сына, который напрочь отказывается находиться на приёме у вас. Только пожалуйста, давайте сохраним это в тайне? Я не хочу, чтобы он оказывался в психиатрической больнице, — глаза её были полны скептического ужаса, когда она говорила это вслух. — С чего вы взяли, уважаемая, что я обязательно отправлю в психбольницу? — Посмотрите на это, — она достала небольшую кипу бумаг, собранную вместе скрепкой. — В последнее время он начинает писать какой-то несвязный бред. Я как сейчас помню, как он радостно воскликнул мне: "Мама, подойди сюда! Я хочу написать большой стих, как думаешь, о чём? О любви к жизни, представляешь! Вот увидишь, у меня всё получится". Но как только я подошла, чтобы читать, я увидела это. Дрожащими руками она показывала пальцем на какой-то кусок листа, где было детским, очень непонятным почерком написано: "мороз по коже пугает нас до дрожи нету кайаф с олби как и с окври" "Что это вообще за слова? Он буквы перепутал? Или, может, это было специально? Причём он написал совсем не любовь к жизни, как я понимаю", — подумал Намджун. — "И что бы это, спрашивается, могло вообще значить?" — Что с ним, доктор? — на лице матери читался такой неописуемый ужас, что уважаемый врач сразу же пожалел, что сделал такое выражение лица. Видно, в каждом состоянии надо быть с осторожностью. — В его поведении Вы ничего странного не заметили? Может, появились новые привычки, возможно, он начал куда-то уходить? Ведёт себя депрессивно или в последнее время агрессивно? — Я не помню ничего такого, но могу подумать, — она сразу же приставила палец к подбородку, принявшись перебирать в голове кучу вариантов. Прошла минута. Две. Три. Намджун начал скучать и потихоньку стучать обратной стороной ручки по документам, облокотившись на руку. — О, помню, — она резко выпрямилась и немного повеселела. — В последнее время он иногда после какого-то звонка куда-то уходит. Иногда он возвращается чересчур поздно, аж в три-четыре, но после всегда ложится спать какой-то измученный. Причём после этого ему всегда снятся кошмары: он просыпается, так скажем, "в холодном поту". Намджун был поражён наблюдательности этой, на первый взгляд, страдающей острой паранойей мамочки. Неужели она так любит своё чадо, что следит за ним даже во сне? Или это её собственная заслуга? — Хорошо, мы постараемся решить это, будьте уверены, — врач вежливо выпроводил её из кабинета, слыша либо постоянное и непрекращающееся "спасибо". Он, однако, ещё ничего не сделал, но его уже за что-то благодарят. После этого оставалось лишь одно: в конце рабочего дня ему пришлось снова изучать бумажки этого сынишки. На вид он казался обычным и жизнерадостным, хотя кто ж судит книгу по обложке? Забавно. Нету кайаф с олби, как и с окври... Наверное, нету кайфа с боли, как и с крови?