Только мой.

Опять новый день моей жизни. Я должен был уже давно быть далеко… Ранее.  — Ну как, Боб, тебе нравятся эти пытки? Больно, тогда давай протестируем ещё одно устройство… — голос диктора уже не доходил до затуманенного болью разума Боба. Его тело представляло собой кровавое месиво из сломанных костей, выпирающих из-под тонкой кожи и кровоточащих ран, причиняющих нескончаемый поток боли. Тело Боба больше десятка раз подвергалось ужасным пыткам, от чего у бедолаги начинались дичайшие судороги, но диктор всё время приводил его в себя электрошокером, не забывая вливать ему кровь с примесью адреналина. Эти пытки продолжались уже много часов, за это время Бобу пришлось пережить больше двадцати видов пыток. Они разрушали его мозг и заглушали голос разума.  — Ну что же ты Боб, как можно так легко сдаваться? Ладно, нам уже пора закругляться, так что я закончу твои мучения Нюрнбергской девой. Она закончит твои мучения, правда только часа через четыре, но это неважно. — После этих слов манипулятор подхватил тело Боба и аккуратно поставил его в железную деву, закрепив его руки ремнями что бы они не сместили места проколов. — Ну что, начинаем. Раз. Два. Три. Закрывай! — двери соединявшие Боба и свободу закрылись, чтобы он больше никогда не увидел свет.  — Доставайте его аккуратно, а то мы можем потревожить раны. — уверенный, слегка хрипящий голос доносился до Боба отголосками, словно из тумана, этому голосу более тихо и неуверенно отвечали, явно признавая лидерство первого. Остальное было размыто.

***

Поняв, что сегодня ничего нового не случится, я пошёл по направлению к небольшой кухне, которая представляла собой несколько ящиков и стоящие на них электроприборы. Обычно здесь сидели несколько Бобов и спокойно общались, пока не приходил я. Они сразу замолкали и кивали мне, приветствуя. Наверно думали, что мне будет не комфортно, ведь я не мог поддерживать беседу. Мой голос пропал по известным только Диктору причинам и с момента моего спасения не проявлялся ни разу. Говорил со мной только Первый, что было очень странно… Я не понимал, почему остальные со мной не разговаривают, ведь, как показала практика, я преспокойно пишу ответ на бумаге или объясняю мысль жестом. Также из-за моего молчания мне ещё не дали позывной, ведь не удобно, что мы все Бобы и зовут каждого Боб. Поэтому каждый придумывает себе новое имя, которым его будут звать. Только Шрам зовет меня по прозвищу — Нулевой. Объясняет он это тем, что количество децибел, которые создаёт мой голос равно нулю. Он же вроде, лидер, почему он не понимает, что это обидно? Быть никем, просто нулем. Хотя, кажется, он не догадался что мне не нравится, возможно, даже если понимает, ему плевать. Его позывной Шрам, что сразу говорит о его неполноценности, но по его мнению — главное, что бы было понятно к кому обращаются. На кухне как всегда все затихли, как только я вошёл. Ну и ладно. Быстро схватив ближайший сухой паёк, я пошёл обратно в выделенную мне комнату.  — Нулевой, ты то мне и нужен! — я опять нужен Шраму для какого-то эксперимента. В прошлый раз он проверял на мне регенерирующую пушку, после которой остались заметные раны, которые смешалось с шрамами от пыток диктора, составляя своеобразный узор. Да и отказаться я не мог, ведь это всё равно пришлось бы кому-то делать. Лучше терпеть свою боль, чем наблюдать за своей. Тем не менее мне очень не хотелось повторения. Всё таки, даже у меня психика не железная. Забыв о том, куда я хотел идти, мои ноги сами побежали к туалетам. Недоумевающий Шрам помчался за мной. Я моментально закрыл за собой кабинку и схватил ёршик в качестве оружия.  — Нулевой, ты где? Не прячься, всё равно найду. — его шаги были еле различимы, а теперь и совсем прекратились. Я уже подумал, что он ушел… Сверху на меня свалился Шрам и выбил из рук ёршик, сжимая мои запястья в одной руке. — Больше не убегать от меня! Ясно?! — не зажившая психологическая травма дала о себе знать и я уже вырывался из его захвата и бился о стены, как пойманная рыба, ещё не осознавшая тот факт, что попалась на удочку рыбака. Его руки сжали меня в своих объятиях не давая свободы движений. Судороги продолжались несколько минут, пока я не притих. Я старался сжаться в комочек, чтобы стать настолько маленьким, что бы меня никто не замечал, не замечал моих жалобных взглядов и искалеченного тела. Я любил Шрама по своему, бесконечной, израненной душой пойманной рыбы.  — Тише, тише. Что с тобой? — он никогда не проявлял слабости в своих решениях или действиях, полная противоположность мне. Я мягок и слаб. Самому от себя тошно. — Я не хотел тебя напугать. Мы просидели так довольно долго, перед тем, как он нарушил молчание.  — Позволь мне помочь, хотя бы чуть-чуть. Большего для тебя я сделать не могу. — я поднял на него свои удивлённые глаза и сразу опустил, почувствовав смущение. Шрам залез мне под больничную пижаму стараясь всё делать медленно, что бы не спугнуть. Руки блуждали по моей спине, пока не почувствовали огромный рубец. Хмыкнув, Шрам поднял мою рубашку и начал гладить каждый шрам и рубец. Я пытался закрывать глаза, но мои чувства от этого только обострялись.  — Нет, это не должно произойти здесь. Потерпишь? — осторожный кивок был ему ответом. Шрам подхватил меня на руки и пошёл по направлению к своей лаборатории. В лаборатории было темно и тихо, как в гробу. Тишину нарушало только моё дыхание и взволнованное биение сердца. Я не слышал дыхания Шрама, как будто он не дышал вовсе, либо очень старался, что бы так казалось.  — Заранее прости. — мои удивлённые глаза внимательно следили за Шрамом. Он осторожно положил меня на кровать и навис сверху. — Я попробую быть по-аккуратнее. Ты мне веришь? Я осторожно кивнул, закрыл глаза и расслабился. От прикосновения перчаток из холодной кожи шли лёгкие мурашки, я немного поёжился.  — Открой глаза, ведь я хочу помочь тебе забыть. — Я молча завертел головой в знак протеста. — Ну, что ж. Пусть так. Шрам осторожно снял с нас одежду, стараясь не задевать руками оголённых участков кожи. — Нулевой, может посмотришь на меня? — от этих слов я только сильнее зажмурился. Его действия смущают меня, но я решил поверить ему и открыл один глаз. Его глаз смотрел на меня не моргая, осматривая от головы до ног. Шрам попросил разрешение на свободу действий и я согласился. Он осторожно коснулся своими губами моих, просто прикосновение. Через пару секунд он вернулся в прежнее положение, внимательно разглядывая меня, а смотреть было на что. Я открыл глаза и приоткрыл рот, что бы быстрее восстановить дыхание. За моим неосторожным движением последовал поцелуй, не такой невинный, как прошлый, а настоящий, страстный поцелуй, который решил дальнейшее продолжение вечера. POV Шрам. Мой, только мой и ничей больше. Никто не должен видеть как его тело извивается, борясь с желанием, слышать его прерывистые вдохи и хлюпанье моих пальцев, растягивающих его. Пусть они считают меня первым, но для меня первый только мой котёнок, а для них он будет никем, просто нулевым Бобом. Я защищу его, чтобы больше никто не посмел сделать ему больно. Его чувствительность как распаляла меня, так и заставляла усомниться в своих действиях. Мои сомнения прекратились, как только я посмотрел на его губы.  — Продолжай, прошу. — он произнес это беззвучно, просто губами. В ответ я успел только кивнуть, аккуратно приставляя головку к розовому входу. Его испуганные глаза прекрасны. Одним рывком я вошел и начал ласкать его тело, что бы притупить боль. Я покрывал тело котёнка легкими, почти невесомыми поцелуями, пока его дыхание не стало ровным. Он кивком разрешил мне продолжать, а я больше не сдерживался. POV Нулевой. Его дыхание, движения и ласки. Я уже забыл о том насколько изуродовано моё тело и поддался желанию, но когда Шрам начал движения я не почувствовал ничего, кроме дискомфорта, это было не очень приятно… эти коварные движения, чтоб их. Шрам рычал, а я смотрел на него, потому что это было единственным удовольствием в этом процессе. Как только он заметил мой взгляд, то сменил угол проникновения и тут началось. Я понял, что же за прелесть эти ощущения. Они волнами дарили наслаждение, от которого по телу летали бабочки. Ещё одно движение, до самого конца и…  — Шрам! — Я произнёс это только губами, но его глаза удивлённо на меня посмотрели и… Он улыбнулся. Впервые с момента моего спасения. Шрам поцеловал меня в щеку и продолжил движения немного изменив амплитуду. Я проснулся, все тело ужасно болело, особенно попа. Шрам лежал, прижимая меня к себе в лучших объятиях моей жизни. Его дыхание было ровным и успокаивающим. Я глубоко вздохнул, лег обратно лицом к Шраму. Прикосновение губ, на большее я бы не осмелился. Поцелуй углубился благодаря проснувшемуся Шраму. Он был нежен, впрочем, как и обычно, ведь я — его.