-1-
19 августа 2017 г. в 18:25
Он шел — нет, бежал — от своего поражения. Рвался прочь из этого места, где для каждого стал посмешищем. Дураком, который только на громкие слова способен. У него не было сил даже наподдать пустой, смятой банке. А перед глазами довольное лицо кумира — не им довольное, а победой другого, более талантливого, по сравнению с ним.
Что он сделал не так? Что? Почему Виктор Никифоров выбрал Юри Кацуки, а не его? Чем он, Юрий Плисецкий, хуже этого японского фигуриста? Ни на один из этих вопросов он не мог дать ответ. И никто не может, как он думал.
Он вернулся в Россию. Без триумфа, разбитый начисто. С уязвленными гордостью и себялюбием. Он вернулся в Петербург. Но северная столица уже не доставляла удовольствия Юрию своими видами. Что-то неуловимо изменилось в нем, настолько неуловимо, что он и не заметил.
Дни пролетели так быстро, что казались минутами. Двенадцать дней. Почти две недели. Никому не достучаться до него. Он отгородился от них, от всех. От лучезарной Милы, романтика Георгия и крикливого Якова. Каждый был ему противен, противен так же, как и он сам себе. Он ненавидел себя, не понимал, что ему еще делать тут, в этом мире.
Ему не страшно. Жаль только, что дедушке будки больно. Но он больше не может переносить свою. Не может сдержать царапающего сердце и душу, давящего не плечи и пригибающего земле страха. Просто не может не кричать, просыпаясь ночью в темной квартире. Нет сил на дальнейшее существование.
Он может и сделал то, что задумал. Выбрался из дома глубокой ночью. Тихо пробрался к мосту. Положил руки на перила и перегнулся через них, глядя на Неву в серебристых лучах Луны — единственной свидетельницы его конца. Он ни о чем не жалеет. Кто вспомнит о нем, когда его затмит другой. Не Юрий будет потом на плакатах и у всех на слуху, а Юри.
Стиснув кулаки, он медленно взобрался на широкие каменные перила и снова заглянул в манящую глубину реки. Так тихо вокруг, будто весь мир ожидает его решения. Здесь и сейчас. Или никогда.
Один шаг изменит все. Важно лишь направление — вперед или назад. Если выбрать первое — недолгий полет, холод, тишина, а потом пустота. Если же отступить — будет снова больно, страшно и одиноко. Поражения и неудачи вновь настигнут его. Выбор казалось бы легкий, а на деле — чрезвычайно сложный. От него зависит — пойдет он завтра дальше или нет.
Жизнь — замечательная штука. Но трудно в это поверить, потому что у жизни нет любимчиков. Всем рев подкидывает неожиданные случайности. Или неслучайности? Вопросов опять много, а ответов и того больше. Главное — знать, какое решение, принятое тобой, будет правильным. Отступить или прорываться с боем. В этом вся разница.
Юрий Плисецкий был готов отступить. Он оторвал ступню от камня и медленно поднял, готовясь ступить в никуда. Он все решил для себя. Если его можно заменить, значит можно и забыть. А если можно забыть, значит можно и исчезнуть. Чтобы не мешать лишний раз.
Он опустил ногу. Но полета не последовало. Не было холодно и пусто. Было все также больно и страшно. Но отчего-то и тепло. Что-то обвилось вокруг запястья — тонкое, мягкое и теплое. Приятное и нежное. Оно потянуло за собой, резко и порывисто.
Юрий упал на спину, ощущая ею прохладу плиток. Над ним склонилась девушка. Примерно одного с ним возраста, тоненькая, маленькая. Лицо было сложно разглядеть из-за теней и капюшона, съехавшего назад. Она снова протянула ему руку. Чтобы помочь. Опять.
И он принял эту помощь. От незнакомого человека. Потому что почувствовал в ней что-то родное. Что-то свое. Юрий встал, и девушка, покрепче перехватив тонкими пальцами его ладонь, сказала:
— У тебя руки холодные.
И улыбнулась. Мягкой теплой улыбкой. Такой, как и ее руки. Она повела его за собой по улицам Санкт-Петербурга. И будто бы не боялась тех, кто обычно выходит в это темное время на улицу. Впрочем, и он тоже не побоялся. Возможно, потому что ему нечего было терять.
Они завернули в узкий переулок, который вывел их во двор, просторный и широкий. Подошли к одному из домов, окружавшему площадку. Девушка, имя которой он даже не знал, открыла дверь и впустила Юрия в дом, а потом и квартиру.
Зажегся светильник и осветил их лица. Девушка стянула капюшон, и волны шоколадных волос с синими кончиками рассыпались по плечам. Светлая кожа, веснушки на щеках и носу, тонкие брови, слегка курносый нос, тонкие светлые губы. И большие глаза. Прекрасного светло-голубого оттенка. Не как лед, а как летнее небо над головой. Глаза словно излучали добро и тепло. От уголков глаз разбегались улыбчивые морщинки, так часто она улыбалась.
— Ну что, давай знакомиться, — мягко улыбнулась девушка. — Меня зовут Стелла. Или просто Элла. Элла Воронцова.
— Юрий, — ему захотелось улыбаться ей в ответ. — Юрий Плисецкий.
— И что же Вы, знаменитость ледовой арены, забыли на перилах моста? — шутливо улыбаясь, спросила Элла.
— Я… — Юрий поперхнулся. — Не помню.
— Ну тогда, — не смутилась Элла. — Пойдемте пить чай, Юрий Плисецкий.
Она провела парня на кухню и усадила на стул, а сама принялась порхать у шкафчиков, доставая то печенье, то конфеты. Одновременно с ней вода закипала в чайнике. Элла что-то тихо напевала себе под нос, расставляя угощение перед незваным гостем. И, казалось, ее вовсе не смущало то обстоятельство, что они незнакомы. Она просто была чему-то рада.
— Ну вот, — радостно сказала Элла и поставила перед Юрием чашку. — Пей, пока горячее.
Юрий взял чашку в руки. Горячий напиток моментально согрел его ладони до самых кончиков пальцев. На душе тоже стало светло и тепло. Отступили куда-то страхи и тревоги. В этой маленькой уютной кухоньке в бежевых и шоколадных тонах было светло, чисто и спокойно. Хозяйка квартиры тепло улыбалась, грея свои маленькие ладошки о белую с рисунком карикатурной собаки чашку. Ее черная толстовка создавала резкий контраст с окружением.
— А теперь может расскажешь, что с тобой произошло? — серьезно спросила Элла и склонила голову набок, словно птичка.
И он заговорил. Выложил все, что думал, как все видел. Теперь, в этой светлой комнате, это все казалось смешным до безобразия — все его страхи и мысли. А она не перебивала, улыбка исчезла с ее лица, которое приобрело внимательное выражение. Она не смотрела на него, но Юрий знал, что не не просто слышит — она слушает. Элла была первой, кто был готов его выслушать. А может, он просто ни к кому не обращался за помощью?
Юрий замолчал, на кухне воцарилась тишина. Только часы монотонно тикали, и гудел холодильник в углу. Наконец, Элла подняла взгляд на парня.
— Ответь мне на один вопрос, — медленно сказала Элла. — Ты чем думал, когда собирался спрыгнуть?
— Я не думал, — шепотом ответил Юрий.
— Кому стало бы легче, если бы ты спрыгнул? — безжалостно продолжила девушка. — Они бы все винили себя в твоей смерти, хоть никто не виноват. — Она замолчала. — Кроме тебя.
Юрий поднял глаза и встретился со злыми и грустными глазами девушки. Она крепко сжимала чашку в руках, ее плечи слегка подрагивали. Но взгляд она не отводила. Она поднялась со стула и обошла стол. Элла встала у окна, глядя в непроницаемую темноту ночи, потерявшую всякую привлекательность для Юрий. Он поднялся и подошел к ней, встал рядом, глядя на силуэты зданий.
— Ты права, — тихо сказал он. — Я оказался слабым.
— Да, — так же тихо ответила она. — Нам, людям, свойственно ошибаться и быть слабыми. Важно, чтобы рядом был человек, который поддержит, когда трудно.
Элла сжала его ладонь своей. Она посмотрела на него и улыбнулась. Ее улыбка была похожа на луч солнца. Не яркого летнего, беспощадного солнца. Это был теплый луч весеннего нежного солнца, с трудом прорывающегося сквозь плотные серые тучи зимы.
— Пообещай мне, что больше не будешь так себя вести, — произнесла Элла.
— Клянусь, — прошептал Юрий.
А затем порывисто обнял девушку. Одной рукой за талию, а другой прижал ее голову к груди. Уткнувшись носом в макушку, он шумно выдохнул и отчаянно заморгал, прогоняя слезы с глаз. Руки Эллы обняли его в ответ, она прижалась к нему, негромко говоря теплые слова успокоения.
И ему было неважно, кто она и что будет потом. Он нашел свою опору, и это главное. А пока он мог только стоять и стараться не выдавать свою слабость. Не перед ней.