heroes chronicles: давай дождемся рассвета

Тюрьма была холодной, вонючей и влажной — как и любая тюрьма Энрота. Хотя эта выглядела вдобавок и зловещей — недружелюбная темница во мраке глубоких пещерах Нигона. Ну или потому что Шинвона волокли туда под руки два улюлюкающих беса и явно не чаю они решили ему предложить. — Пиздюлями кормить буду, — возник в голове голос знакомого варвара, с которым Шинвон имел счастье пересечься еще в самом начале своей службы в войсках Эрафии. Это было давно, года четыре назад, Шинвон даже не помнил имени этого типичнейшего представителя варварского племени: спутанные косматые волосы, огромный рост и отсутствие каких-либо манер. Варварам те были ни к чему: достоинство и отвага познавались только в бою. Шинвон прикрыл глаза (правый, подбитый острым чертячьим кулачком, запульсировал от боли) и позволил своей памяти перенестись далеко-далеко от зловонного коридора тюрьмы. Вот он, молодой еще копейщик, не привыкший даже к оружию, с открытым ртом наблюдает, как огромный варвар яростно трясет костлявую гарпию. — Вишь, малой, разнюхивала тут. Ууу, хитрая, уебала и съебала. Ну ничего, сейчас-то я ее угощу хорошенько, — варвар засучил рукава, а Шинвон отвернулся и тихонько начал пробираться к своему отряду. В Цитадели, на площади у Памятника Богам Войны, всегда было шумно и людно, и потеряться для такого простофили, как Шинвон, было раз плюнуть. Смотреть, как варвар кормит гарпию пиздюлями, Шинвону не хотелось. Ему и без этого насилия перед глазами хватало — в тот же год Эрафия начала долгую и затяжную войну с Нигоном, которая продолжалась и по сей день. И вот годы прошли, и Шинвон уже не перепуганный копейщик, а рыцарь, без пяти минут капитан, и сам имел в подчинении сотни две копейщиков и столько же стрелков, и даже несколько кавалеристов — а как был простофилей, так и остался. И на что он надеялся, когда полез в одиночку на разведку? На удачу и глупость противника, вот на что. За это и поплатился. — Конечная, приехали! — раздалось над самим ухом и, прежде чем Шинвон успел вернуться в реальность из своих мыслей, эта самая реальность встретила его жестким каменным полом — прямехонько по лицу. Бесы с чертями гнусно захохотали. — Отдыхайте, сэр рыцарь, — склонился самый мелкий, за что был награжден подсрачником и еще одной порцией гогота. Железная решетка захлопнулась, и самый старый (и очевидно самый главный) жирный бес дважды провернул ключ в замке. Шинвон кое-как привалился к стене и первым делом ощупал нос, который не раз и не два собирали заново целители в палатке первой помощи. Но в этот раз вроде обошлось — под пальцами щедро ощущалось горячее и липкое, но хрящи были целы. Зато в голове после встречи с полом все перемешалось пуще прежнего: мысли лупились об череп, как резиновые мячики, и Шинвон позволил себе легонько застонать. Нет, серьезно — чем он только думал? В укрепленном временном лагере пару часов назад план показался ему гениальным и простым до смешного. Целью похода под командованием Хонсока, молодого, но способного к командованию священника, было найти все входы и выходы в пещеры Нигона. В месте же их последней обстановки ничего подобного не наблюдалось, из чего Шинвон сделал вполне логичный вывод: не вижу — значит, нет. Ох и дал бы ему по голове за это учитель. Раз нет входов-выходов — значит, и крупных засад нет, зато могут быть мелкие — налетчики-шпионы, которые вынюхивали сведения про шедшее войско и по мелочи грабили обозы. В последние ночи на отряд пытались напасть парочка троглодитов, которых перебили лучники еще до того, как те успели подобраться к припасам, да несколько поодиноких гарпий, что улетели, едва завидев сторожей. Уебали и съебали, ага... Вот Шинвон сделал второй логичный вывод — раз крупных засад не было, значит, их и не будет. Цель была проста и вполне, по мнению Шинвона, достижима: обнаружить и по возможности деактивировать мелкие засады (чтобы рыцарь да не справился с гарпией — тьфу!), доложить о крупных, если таковые имеются, и разведать дорогу и местность. Самовольно, разумеется, и никого не посвящая в свои планы. Сейчас Шинвон одновременно радовался и сокрушался по этому поводу. С одной стороны, он не втянул в эту аферу никого, кроме себя, а в ходе затяжной войны между Эрафией и Нигоном потерь было более чем достаточно. Но с другой... никто понятия не имел, куда исчез один из солдат ночью. Да и вряд ли его кто-то хватится — только если его копейщики да стрелки поднимут шум. Но это будет утром, после рассвета, а сейчас царила ночь: небо с мерцающими звездами — вот и все, что увидел Шинвон перед тем, как был сбит с ног вооруженным бесом. Вот этого Шинвон никак не ожидал. Он подготовился, хорошо подготовился! Вот только готовился он к схватке с жителями подземелий — слепыми троглодитами или минотаврами, или крылатыми мантикорами со смертоносным жалом на кончике хвоста. Шинвон даже прихватил добытую в последней битве медаль уязвимости — на случай встречи с невосприимчивым к магии черным драконом. Медаль позволила бы замедлить монстра, и Шинвон успел бы убежать. Он ведь так все продумал. Через несколько часов готовился выслушивать похвалы за инициативу от руководства. Ну да, самовольничал. Но победителей ведь не судят? Хотя его судить вряд ли будут. Ведь готовился он к ужасам подземелий, а нарвался на засаду из бесов и демонов. Ни геройства, ни подвига — его оглушили, ослепили на время и поволокли в подземелье. Вход, оказывается, все-таки был. Камень на неровной стене больно впился в поясницу, и Шинвон решил осмотреться, придерживая руками гудящую голову, в которой только-только начало проясняться. Под ногами ничего, кроме каменных плит, не оказалось, зато руки были крепко связаны грязной веревкой, от которой тоже исходило зловоние. Шинвон поморщился — такую не порвать, ни перегрызть. А магии освобождения он так и не научился. Она, эта магия, вообще ему сложно давалась — он едва-едва переполз на заклинания третьего уровня и после этого в Гильдии магов не появлялся. И ему даже не было сейчас за себя стыдно — в таком состоянии он вряд ли смог бы наколдовать что-то путное. Правый глаз отчаянно щипало; Шинвон поднял руки, пытаясь ощупать лицо, и зашипел от резкой боли. Так и есть: еще и лоб рассечен. Глаз заливало кровью. Более серьезных повреждений, кроме синяков да ушибов, Шинвон на себе не обнаружил и наконец перешел к тактическому осмотру местности. Словосочетание он услышал от одного из полководцев и сразу же перенял себе, хотя не до конца понимал, что же имелось-то в виду. Местность открытиями не радовала. Кромешную тьму разрывал тусклый огонек лампы на столе, на котором, уронив голову на лапы, спал тот самый старый и жирный бес. Связка с ключами покоилась под его правым ухом. Бес похрапывал и причмокивал во сне. Рядом со столом в стене была уродливая кривая дверь — за ней, очевидно, отдыхали демоны, которые не утруждали себя мелкими стычками, предоставляя грязную работу бесам или чертям. Предоставленное Шинвону "жилище" радовало еще меньше. Каменный пол, усеянный острыми обломками костей и выбитыми зубами. Низкий грязный потолок, заляпанные каменные стены, дверь, представляющая из себя грубую металлическую решетку с замком. Шинвон осторожно вытянул ноги — нигонские тюрьмы не отличались комфортом и свободным пространством, но ему места хватило. А вот попытка потянуться окончилась не так успешно — костяшки сразу оцарапались о шероховатые стены — правая каменная, а слева... Шинвон от удивления широко распахнул оба глаза и не дыша пододвинулся к левой стене. Вместо ожидаемого камня его ладони встретились с еще одной решеткой — достаточно крупной, чтобы Шинвон мог протиснуть туда руку, но недостаточно, чтобы мог пролезть сам. Обычно камеры в тюрьмах делали изолированными, оставляя вход лишь для стражей, так что открытие Шинвона означало либо то, что у него есть сосед, либо одно из двух. Света из коридора не хватало, чтобы рассмотреть хоть что-то за прохладной решеткой: Шинвон исследовал ее ладонями и немножко собственным лбом и обнаружил крупное отверстие у самой стены. Все еще не достаточно крупное, чтобы в него пролезть, заключил с горестным вздохом. Покинув безнадежные попытки высмотреть что-нибудь в темноте (возможно, соседняя камера была пустой или же ее обитатель был сильно искалечен или спал), Шинвон собирался подняться и исследовать потолок, когда его ушей достигло тихое: — Не суетись. Сейчас бесы пройдут, проверяют. Незнакомец говорил шепотом, но его голос казался густым и теплым и — почему-то — вселял спокойствие. Шинвон послушно прислонился к стене и притворился бессознательным. Что-что, а лежать без дела у него получалось лучше всего. Видно, у незнакомца был очень острый слух — через считанные секунды огонь в коридоре стал ярче и мимо камер прошло несколько бесов, перед которыми семенил гог с огненным шаром. На пленников бесы внимания особого не обратили, обсуждая свои бесовские дела. Наличие гогов сильно удивило Шинвона. Жители Инферно предпочитали проводить свои деньки (и ночи) среди огненной лавы, а не в подземельях. Что они забыли в Нигоне? Да еще и расхаживают, как господа. На лицо факт союза, о котором не известно эрафийцам, и это совсем плохо. Шинвон все больше уверялся, что добыл важную информацию — вот только удастся ли ему ее передать? Свет скоро потух — бесы с гогом скрылись за поворотом, разбудив их сторожа (который уснул обратно сразу же, как голоса затихли в коридоре). Шинвон так углубился в размышления, что обратил внимание на густой и теплый шепот только со второго раза. — Я уже думал, ты отключился, — доверительно сообщили ему из-за решетки. Шинвон мотнул головой (в темноте, ага, но это же Шинвон, ему простительно) и уже собрался рассказать о своих подозрениях, как прикусил язык. Он даже не видит, с кем разговаривает. Ясно, конечно, что своих враги Шинвона в тюрьмах не держат. Но это может быть бродяга или вор, которыми просто кишели окраины Нигона. Такие выдадут информацию тому, кто больше заплатят, и не погнушаются сделать это дважды, а то и трижды. Шинвон уже достаточно наломал сегодня дров. Слева раздалось едва слышное шуршание и несколько слов на незнакомом Шинвону языке — и воздух в обеих камерах налился светом. В отличие от режущего оранжево-красного неровного бесовского огня, который издавал громкий треск, вызванные магией незнакомца огненные шары светили мягко, даже скорее слегка мерцали, наполняя очень ограниченное пространство теплым золотистым сиянием. Шинвон с тревогой оглянулся на охранника, но спящего беса, казалось, не разбудил бы и штурм всеми войсками Эрафии, и Шинвон наконец позволил себе утолить свое любопытство про своего собрата по несчастью. Даже в скромном мерцающем свете Шинвону сразу бросилась в глаза форма и значок Лесных Стражей, что вызвало у рыцаря волну несказанного облегчения. Рыцари особой дружбы с лесными жителями не водили, но находились в мирных отношениях и часто помогали друг другу. По последним слухам, лесные воины АвЛи даже согласились помочь Эрафии в войне с Нигоном, что неудивительно: подземные жители весьма бесцеремонно обращались с природными ресурсами во время вылазок на поверхность, сжигая ради забавы целые леса и загрязняя озера. Неудивительно, что авлийцы как хранители природы питали к ним затаенную ненависть. И сейчас перед Шинвоном сидел воин АвЛи, да еще какой — попасть в Лесную Стражу мог далеко не каждый. — Эрафия? Рыцарь? — спросил авлиец. Шинвон кивнул. Его доспех, конечно же, остался валяться на месте схватки, если бесы не утащили себе вместе с артефактом (ах, как же жаль ему медаль!), но даже так не узнать в нем рыцаря было сложно. А вот авлиец вызывал у него все больше и больше вопросов. Не было сомнений в его эльфийском происхождении: заостренные уши, длинные черные волосы, перехваченные на лбу кожаным шнурком, бледная кожа и черные глаза, что сверкали в магическом свете, словно драгоценные камни. Все это выделяло эльфийскую расу, вот только Шинвон никогда в жизни не встречал таких крупных и высоких эльфов — а то, что авлиец обладает недюжинным ростом, было понятно даже в таком полускрюченном положении. — А ты из АвЛи? — спросил Шинвон, чтобы что-то спросить, потому что молчать дольше было неприлично. Авлиец кивнул и указал на значок: — Рейнджер. Вот те раз, Шинвон уже записал его было в разведку. И что забыл рейнджер из АвЛи в пещерах Нигона, скажите на милость? Неужели союзный договор уже подписан? "Любопытной Варваре...", напомнил сам себе Шинвон и решил повременить с расспросами. Хотя любопытство грызло его невыносимо, и он попытался как можно мягче заметить: — Я думал, лесные жители не жалуют магию огня, — и махнул рукой в сторону огненных шаров. Ни один из знакомых Шинвону друидов не владел огненными заклинаниями, поскольку огонь — враг леса. Про рейнджеров и говорить нечего, те пользовались магией умело, но редко и куда слабее друидов. А этот огненные шары даже без щелчка пальцев вызывает. Парень за решеткой пожал плечами. — Мой отец был варваром. Шинвон нахмурился. Окей, громадные габариты объяснили, но колдующий варвар? Это так же нелепо, как умный Шинвон... *зачеркнуто* нелепо до невозможности. Варвары отказывались даже отстраивать гильдии магии в своих городах выше третьего уровня, чем сильно расстраивали боевых магов, которым было негде применять свои и без того скромные магические навыки. Словно видя его сомнения, авлиец продолжил: — Его несколько лет держали в плену демоны Эофола. От них и научился огненным штучками и научил меня. — огненные шары на последних словах взвились к низенькому потолку, а потом опустились к самому полу, рассеиваясь между двумя камерами, которые наполнились светом, подобно дневному. Это удивительным образом взбодрило Шинвона — пару минут назад он умирал от боли и позора, а сейчас чувствовал себя лучше, да и ситуация не казалась такой безысходной. Странный авлиец, несмотря ни на что, вселял в него умиротворение, совершенно в его ситуации неуместное. — Меня, кстати, Усок зовут, — после паузы сказал авлиец и протянул Шинвону сквозь широкие прутья руку. Это был жест дружбы и доверия, и Шинвону не оставалось ничего, кроме как принять его и неловко, связанными руками, пожать протянутую ладонь. — Шинвон. Рукопожатие влило в него поток свежих сил. То ли это особая лесная магия, то ли Шинвон просто был рад видеть союзника — но голова его окончательно прошла и подбитый глаз перестал пульсировать от боли. Он уселся поудобнее, придвинувшись к углу между стеной и решеткой и с нескрываемым любопытством уставился на Усока. — А как ты попался? Усок сдвинул свои густые брови (Шинвон надеялся, что от хмурых воспоминаний, а не от его бестактности). — Разведывал местность. Эрафия и АвЛи заключили союзный договор, разве ты не знал? Шинвон пристыжено потупил взор. В этом не было его вины, ведь их отряд уже давно не возвращался домой и был информационно фактически изолирован, имея возможность лишь отправлять сообщения с гонцами, но практически не получать их. — Я больше месяца не был в столице, но слышал слухи. — Слухам иногда можно верить, — Усок широко улыбнулся, и Шинвон на долю секунды загляделся. Эх, не зря эльфы считались самой красивой расой на планете — хоть и оценить их красоту в полной мере считалось невозможным простому человеку. Но в жилах Усока текла и людская кровь, и наверное поэтому его улыбка словно говорила Шинвону: не бойся. За стеной — не убийцы. Тюрьма — не конец. Все будет хорошо. Шинвон засмотрелся так, что пропустил, когда Усок продолжил свой рассказ, отчего устыдился снова и немного покраснел. — ...да и угодил в засаду. Мой учитель всегда ругал меня: вспыльчивость — варварская кровь. Но такой уж я родился, — Усок тихо засмеялся, и его смех на пушистых лапах разбежался по всей затхлой сырой темнице, изгоняя из нее зловоние и мрак. Шинвон и сам гоготнул, но, испугавшись, зажал перевязанными руками рот, глядя на охранника. Бес, смачно причмокнув, присунул под голову стопку пергаментов и раскатисто захрапел. — Так себе охрана, — снова засмеялся Усок. Шинвон не разделял его радости. Беспечность охранника не сулила ничего хорошего: демоны никогда не отпускали пленных просто так... даже если те были ни в чем не виноваты. А к Шинвону у них явно была пара претензий... как и к Усоку. И Шинвон знал, какими могут быть жестокими пытки демонов, к сожалению, не понаслышке. Шрамы на спине заболели и задергались, и все очарование и тепло, вызванное Усоком, куда-то исчезло. Шинвон несмело повернулся к Усоку и увидел в черных блестящих глаза тревогу. — Ты боишься? — прямо спросил Усок. — Боишься пыток? Нас не тронут до рассвета. — Не боюсь! — выпалил Шинвон, разозлившись. — И не лезь ко мне в голову. — И не собирался. — Усок поджал губы. — У тебя руки затряслись. Дай сюда. — и ладони Шинвона, затерпшие от грубых веревок, оказались притянутыми к решетке и зажатыми между большими и теплыми усоковыми ладонями. И хотел Шинвон возмутиться — еще всякие рейнджеры за руки его не хватали! — но прикосновения Усока и вправду успокаивали его: отступала тревога и сердце успокаивало свой ритм. Шинвону было стыдно просить Усока посидеть так подольше, но Усок и не собирался его отпускать. Он подождал, пока Шинвон устроится удобнее (в их-то положении!), и принялся шептать себе под нос и пальцами одной руки водить над тугими узлами веревок, которые зашевелились, будто змеи, и начали расползаться, послабляя напряжение. — Я мог бы быстрее, — прошептал Усок, — но боюсь, что демоны заметят всплеск магической энергии. В его голосе сквозила вина, и Шинвону стало вдвойне стыдно, но кроме "эээ ну ты и так очень круто справляешься" он ничего выдавить не смог. Шепот Усока убаюкивал его, а теплая ладонь на его руке не пускали тревогу, оставляя ее тлеть где-то далеко-далеко на разборках. — И все-таки: чего ты так боишься? — спросил Усок, закончив, видимо, с заклинаниями. Веревки висели безжизненными тряпками, но их нужно было еще немного распутать, чем Усок и занялся. Шинвон постарался подавить прилив крови к ушам, шее и лицу. Ему все говорили, что он не должен этого стесняться, и что бояться боли — это нормально, но он же воин Эрафии, в конце концов! Воин, который однажды перенес демонские пытки... и который очень боялся, что когда-нибудь это повторится. Шинвон отчаянно пытался придумать, как бы ему отшутиться — и услышать свой сбивчивый и быстрый шепот было для него почти удивлением. "Года два-три назад", — так всегда отвечал Шинвон нарочито небрежно, но сам никогда не забывал ту раскаленную июльскую ночь, которую провел в подвалах Эофола. Тогда в засаду попал весь его отряд, и первой и самой страшной пыткой стали крики умирающих, доносящиеся до его ушей. А потом два ифрита и один демон утащили его, самого высокого по званию, в подвалы и безуспешно пытали до самого рассвета. На этом моменте Шинвон вцепился в руку Усока так, что у него открылись его старые раны и царапинки, но Усок не сказал ни слова, и только его глаза мягко поблескивали в темноте. — ...а вместе с солнцем прибыла наша конница, и следом прилетели грифоны. Они разгромили город, не оставив камня на камне. Меня нашел молодой тогда еще монах, Хонсок. Сейчас он священник и управляет нашим отрядом. Я повек ему предан. — Шинвон закончил рассказ и обнаружил, что плачет. Щеки в ссадинах и царапинах жгло от слез, но Усок не отпускал его рук, чтобы Шинвон мог их вытереть. После поправки Шинвон крупно подвинулся по службе, но совсем этим не гордился. — Ты же не выдал своих. Ты молодец, — Усок окончательно освободил руки Шинвона от веревок и теперь мягко растирал, разгоняя застоявшуюся кровь. И Шинвон не смог сдержаться — густо-густо покраснел, что от внимания авлийца, конечно, не ускользнуло. Об этой части он любил упоминать еще меньше, чем про пытки. — Я попросил знакомого элементалиста, чтобы он помог мне стать бесшумным. — с бесшумностью у Шинвона всегда были проблемами, поскольку ростом он обладал едва ли меньшим, чем тот же потомок варвара Усок, и это давало замечательные преимущества в бою, но очень мешало в разведке. — А Чангу, наверное, решил пошутить надо мной и ...сделал меня немым. Как раз до рассвета. Шинвон тогда думал, что, возможно, Чангу просто напутал — но тогда бы демоны легко сломали заклинание. О нет, элементалист хорошо знал свое дело, а еще слыл заядлым шутником. Шинвон сам виноват — додумался у кого помощи просить. Если Шинвон когда-то и рассказывал кому эту историю, то всегда старался приправить ее смехом и называл тот случай "сказочным везением". Считал ли он сам, что ему повезло? Думаю, ответ очевиден. И Усок явно понимал это безо всяких слов. — А ты? Ты разве не боишься? — сонно спросил Шинвон через какое-то время. Он потерял счет времени; ему казалось, что он в этой зловонной темнице уже целую вечность, и его глаза стали слипаться, а голова — приятно тяжелеть. Или это снова проделки удивительно умелого в магии рейнджера? Улыбку Усока Шинвон прочувствовал даже с закрытыми глазами — теплом на коже. — Думаю, что нам просто нужно дождаться рассвета. Шинвон рассмеялся почти сквозь сон. — Дурак. Мы же в пещерах, тут не видно солнца. — Шинвон сполз на пол, но рук Усока не выпускал. — А завтра нас пытать будут. Только мне почему-то совсем не страшно. И никто за мной не придет, потому что я ушел в разведку самовольно. — Шинвон позабыл о своем намерении скрыть, как он облажался, и, попытавшись устроиться на боку, уснул. Ему снились бескрайние леса АвЛи и Усок, шествовавший в окружении эльфов по Оплоту, и стаи золотых драконов, которые склонялись перед ним в поклоне, а сам Шинвон держал корону из золотых ветвей, которую должен был возложить Усоку на голову, и эта корона сияла, будто солнце, и слепила глаза... Погодите. Шинвон сел на каменном полу и потер глаза, которые слепила явно не корона. А огромный горящий шар, утыканный стрелами с черно-зелеными наконечниками. Вокруг шара сбежались рогатые демоны и даже один ифрит, которые в ту же секунду оказались под градом из таких же черно-зеленых стрел. — Атака снайперов, — восхищенно прошептал Шинвон, глядя, как тени в темно-зеленых плащах заполоняют темницу, принося с собой огонь, свежесть и рассвет. Много раз он слышал про этих независимых лесных жителей, которые иногда соглашались присоединиться к героям АвЛи, и про молниеносные атаки снайперов ходили легенды. Шинвон повернулся к Усоку, но в соседней камере обнаружил лишь темноту да брошенный на землю темно-зеленый плащ с эльфийской брошью в виде золотой деревянной веточки. Решетка его собственной клетки с грохотом вылетела в коридор, и Шинвона не нужно было приглашать дважды — выхватив из соседней камеры плащ, он пустился прочь из пещер, где снаружи его уже ждали союзные войска АвЛи. Но черноглазого гигантского эльфа среди них не было, и Шинвон понуро кутался в эльфийский плащ, пока ему не выдали новое обмундирование. Удача и на сей раз улыбнулась Шинвону. Оказалось, что его выходка заставила силы демонов, которые и вправду присоединились к нигонцам, распорошиться и вместо одной большой засады устроить три маленьких. Их легко перебили встревоженные эрафийцы, а тут и войска АвЛи подоспели, которым смог послать сигнал плененный Усок. — Снова повезло? — улыбнулся Лоинс, немолодой уже монах, который принес Шинвону весть о присвоении ему звания капитана. Как бы рад был Шинвон этому, если бы его выходка удалась. А так — он потерял важный артефакт, расплакался перед варварским эльфом и разрешил себя удачно спасти. Еще и обжегся об огненный щит ифрита. Хорош вояка, рыцарь Эрафии! Зато успел зарубить десяток-другой бесов да пару демонов — хоть какая-то с него польза. Так что он угрюмо посмотрел на монаха и заставил себя улыбнуться, не увидев в его глазах ни тени насмешки. — Ага, повезло. Действительно везение — в этот раз его даже не пытали. А еще он познакомился с эльфом, у которого половина варварской крови и вспыльчивый нрав, из-за чего он попадает в ловушки, и который владеет магией огня и умеет снимать тревогу одной улыбкой. И исчезает без следа, оставив лишь плащ да брошь, что сейчас покоились на изголовье койки Шинвона в медицинской палатке. Шинвон не грустил и ему вообще все равно (но немножечко грустил). Грустил он из-за погоды — даже в день его награждения, которое прошло тихо и скромно, моросил холодный дождь, а небо, стальное, тяжелое, грозилось раздавить немногочисленных участников торжества. Грустил из-за спешного уезда Хонсока — он даже не успел извиниться перед ним, а Хонсок ускакал в сторону Некрополиса с лидером авлийцев — молодым друидом Хенгу. Грустил из-за тяжелого дурного предчувствия. Грустно Шинвону было, в общем. От скуки как-то вечером он присоединился к играм, что затеяли гномы с эльфами — лесной народ на время объединился с рыцарскими войсками, и лагерь наполнялся зеленью и духом трав. Забавы их были простыми, не сказать примитивными, но Шинвон скоро увлекся и скоро гонялся с мячом, как какой-нибудь ученик портного, а не капитан (уже не без пяти минут, а капитан! ух какой Шинвон теперь важный, да). Он щедро сыпал ругательствами на всех вокруг, включая себя, когда не мог попасть в ворота, и когда, разгоряченный игрой, врезался в какого-то великана, что непонятно как оказался на поле, тоже сдерживаться не стал. — Да что ж ты, тупица такая, под ноги лезешь – не видишь, тут люди игра… ой. Шинвон смахнул мокрые волосы со лба и уперся руками в бока, рассматривая Усока, который вернулся из мест явно более теплых — одежда на нем была легкая, не по эрафийским дождям, капельки которого на черных усоковых волосах уже брались серебристыми бисеринками. Шинвон все стоял, задрав голову (все-таки Усок — варварская порода— оказался выше и больше его), и думал, как бы ему разозлиться на этого... Усока, который исчезает в никуда и появляется из ниоткуда. И ничего не придумал. Рявкнул: — Что путаешься под ногами? — Извините, капитан, — улыбнулся Усок своими черными глазищами и подал Шинвону руку. Жест дружбы и доверия, и Шинвону ничего не оставалось, как пожать эту самую руку с намерением ее никогда больше не отпускать.

(— Посмотрим, как ты умеешь играть. — Рейнджер против капитана Эрафии? — Молчи, дурак. — Сам дурак.)