Город горел, погибал в чёрном пламени, и у Ванды внутри всё застыло от ужаса, словно в сердце попал осколок льда, как в той сказке из детства, которая вызывала когда-то в ней трепет.
Её не было там, она могла полагаться лишь на собственные видения, и этого хватило, чтобы при возвращении дракона и его всадника в столицу внутри заворочался липкий страх: её едва не испепелило, прежде чем она смогла подобраться к обезумевшему Винтеру и успокоить его — такова её обязанность, данная свыше.
Запасной вход в ангар оказывается открытым, и Ванда не может уверовать в собственную удачу, проскальзывая внутрь и часто моргая, чтобы привыкнуть к полумраку и не навернуться при спуске с лестницы под мерный шум чужого громкого дыхания.
Она останавливается на последней ступени, когда Винтер приоткрывает ярко-голубые глаза и смотрит прямо на неё, пронизывая взглядом до желания передёрнуть плечами, прежде чем отворачивает голову, укладывая её на сложенные лапы. Звякают удерживающие его цепи — никаких полётов до окончания разбирательства.
Рамлоу сидит на дощатом полу, привалившись к горячему боку дракона. Ванда подходит ближе, сквозь монотонный гул вдохов и выдохов различая его хриплый голос.
— Испугалась страшного зверя? — он проводит ладонью по жёсткой чешуе, и во взгляде у него проскальзывает нечто такое, от чего Ванде становится стыдно. Словно она подглядела чужую тайну — что-то настолько интимное, о чём она никогда никому не сможет сказать, потому что словами передать подобное крайне сложно.
Наверное, именно так работает связь между всадником и его драконом. Ванде сложно было представить, что значит делить сознание наполовину с другим существом — вплоть до самых потайных мыслей, до доверия в его абсолюте с запечатления и до самой смерти — обоих, потому что одно звено не может существовать без другого. Ванда отлично знает это, и гранитная плита на кладбище с высеченным именем брата не даст забыть.
От этого знания —
памяти — сейчас ещё больнее, хотя Рамлоу никогда не был ей близок; они вообще сражались на разных сторонах баррикад до момента, пока он не объявился в столице и не предстал перед императрицей; и она — дракон с золотой чешуей и мудрыми глазами — приняла его, будто углядела что-то сокрытое от других.
— Не была уверена, что Винтер рад меня видеть, — говорит Ванда. — Показалось, что он меня сейчас испепелит.
Рамлоу поднимает на неё взгляд, одновременно с драконом.
— Если бы замешкалась, так бы оно и было, — он фыркает, подвигаясь ближе и проводя пальцами по костяным выростам на массивной голове.
— Город тоже сегодня замешкался?
Рамлоу напрягается, что тут же отражается на Винтере, который приподнимает голову, сужая глаза.
Ванда останавливается рядом и опускается на одно колено. Её руки до сих пор испачканы в саже, а в кожу дым въелся, наверное, навечно.
Винтер утробно рычит, и на его мощной шее вспыхивают огненные вены, стоит ей потянуться к нему.
— Эй, — Рамлоу тянет его за вырост, и дракон огрызается на него, щёлкнув челюстями. — Перестань сейчас же.
В его голосе звенит сталь, а Винтер долго смотрит на него. Ванде становится не по себе от этого противостояния — такого
не должно быть.
— Она помогает нам, — Рамлоу вздыхает, трёт переносицу, и в этот миг видно, что он вымотан до предела, держится на одном лишь упрямстве, как живой мертвец на шарнирах чужой магии, не позволив по возвращении увести себя медикам и наверняка просидев всё это время рядом с Винтером, который вдруг отводит взгляд, словно его проняло. — Мы в дерьме, да?
Ванда опускает руку и садится на пол, обнимая колени. Перед глазами то и дело мелькает огромная тень в небе над раскинувшимся внизу городом; прошло всего ничего, прежде чем от него остались одни обугленные чёрным пламенем руины. Она слышала крики умирающих, сгорающих заживо, но от того, как метался в цепях Винтер, вернувшись в столицу, и как рвался к нему удерживаемый стражей Рамлоу, её сердце разбивается на мелкие кусочки.
— Почему произошёл обрыв вашей связи? — она смотрит куда угодно, только не на них.
Рамлоу отвечает, когда уже кажется, что он решил проигнорировать вопрос:
— Такое случается, если у дракона когда-то был другой всадник.
— Это невозможно, — Ванда вскидывается, как от удара, всегда слишком чувствительная к эмоциям других, склонная пропускать их сквозь себя. — Он… он бы умер, Рамлоу.
— Нет. Если вычистить, стереть память, то вполне можно остаться живым, — тот пожимает плечами, словно говорит о чём-то само собой разумеющимся. — Ты знаешь, Гидра занималась этим. Они разрывали связь между всадником и драконом, практически расщепляли сознание, а затем снова проводили запечатление. Драконы сходили с ума, сразу или постепенно, убивали всадников, а затем медленно умирали сами. Потому что связь эта, сама знаешь, двусторонняя.
— Это ужасно, — Ванда смотрит на него, будто на воплотившее все её кошмары чудовище. — Как ты мог сражаться на их стороне?
— Я верил в их идеалы, как ты веришь сейчас, — Рамлоу обводит рукой ангар, — в это всё. В возможный мир и свободу.
Он отодвигается, когда Винтер начинает шевелиться; дракон поднимается, удерживаемый цепями, и дёргается, пытаясь их вырвать. По ощущениям как земля сдвигается.
Ванду практически сносит, когда он пытается взмахнуть крыльями — только размер ангара не позволяет расправить их полностью. На секунду приходит уверенность, что вся эта дикая мощь-таки вырвется из удерживающих её пут, пробьёт крышу и сорвётся стрелой в небо, чтобы
сжечь их всех.
Рамлоу поднимается рывком, и почти незаметно, как пошатывается.
— Ну чего ты раскудахтался? — он ухватывает Винтера за морду, когда тот наклоняется, раскрыв пасть, и что-то успокаивающе говорит ему, понизив голос.
Ванда заставляет себя не слушать.
— Его всадник мёртв? — спрашивает она тихо, когда Рамлоу отводит её в сторону, позволяя дракону размяться.
Рамлоу кивает.
— Что решил Совет?
Как она не хотела слышать этот вопрос.
— Ты и сам знаешь, — Ванда прочищает горло. — Нестабильность вашей связи опасна.
Рамлоу усмехается, проводит рукой по волосам.
— Значит, нас разделят?
— Я пыталась уговорить их…
— Будто бы они послушали. Драконом больше, драконом меньше, какая разница, если теперь у них этих яиц по самое завались, — Рамлоу рычит, пинает со злости какой-то завалявшийся ящик.
Винтер оглядывается на него.
— Когда?
— У вас есть время до вечера.
— // —
Солнце медленно катится к горизонту, когда дворец сотрясают рёв и грохот.
Ванда, сидевшая в этот момент у себя, подскакивает и бросается к окну, замечая дым в небе от горящих ангаров вдали.
Она понимает, что произошло, до того как влетевший в комнату стражник открывает рот.
— Не смейте стрелять, — отрезает она.
— Но приказ…
— Сейчас я отдаю вам приказ.
Ванда буквально летит по коридорам, а в голове бьётся лишь одна мысль. Только бы успеть.
Разумеется, её как всегда никто не слушает — залпы раздаются один за другим, но дракон в небе слишком быстр и ловок, чтобы его достать.
Когда наружу выкатывают установку с гарпунами, Ванда не раздумывает — её магия всегда была больше разрушением, нежели созиданием.
Солдаты оборачиваются на неё, а затем и вовсе раскрывают рты в немом ужасе.
Ванда успевает лишь оглянуться, когда её накрывает огромная тень.
— // —
Они стоят на самом верху постройки нового маяка, пока Винтер кружит высоко в небе, изредка пикируя в открытое море.
Ванда видит, как он выныривает и его челюсти смыкаются на пойманной рыбе, как дети из города сбежались на пирс, чтобы посмотреть на грозное оружие Федерации своими глазами. Подоспевшие родители явно пытаются их оттащить, потому что в них больше страха, нежели восхищения, какое присуще ребёнку.
Каждый мальчишка мечтает стать всадником, не представляя, как тяжела эта ноша.
— Куда вы отправитесь?
Рамлоу стоит на самом краю, раскачиваясь на носках, будто в раздумьях.
— Понятия не имею, — он оглядывается, усмехаясь. — Злишься на нас?
За то, что не дал убить себя и Винтера? За то, что сбежал, напоследок оставив за собой кучу разрушений? За то, что похитил Ванду и увёз за несколько сотен миль от столицы?
Она понимает, что никакой злости и в помине нет.
— Ты поступил правильно.
Рамлоу приподнимает брови, не отвечая. Да и что тут ещё сказать? Правильно ли предавать Федерацию, отречься от клятв во имя сохранения жизни самому дорогому для себя существу?
Ванда думает, что Рамлоу слишком свободолюбив, чтобы служить кому бы то ни было, и он, наконец, сам это понял. Да и предавать ему тоже не впервой.
— Он принял тебя?
— Не знаю. Ночью снова взбесился, думал, мокрого места не оставит. А он схватил меня, загрёб под крыло, будто спрятал от всех. Помнишь, когда-то драконы собирали золото?
Ванда кивает.
— Значит, принял.
— Это не конец. Память мучает его, он разрывается, — Рамлоу морщится, наверняка разделяя с Винтером и это, что отражается на нём куда сильнее, чем можно было предположить.
Ванда подходит ближе, едва ведёт пальцами, чтобы магия загорелась слабой искрой, как возможно уменьшая его боль. Хотя бы физическую.
— Ты помнишь Старка?
Рамлоу хмурится.
— Забудешь такое. У него же крыша поехала после… этого дерьма.
Тони Старк был выдающимся всадником и учёным, внёсшим огромный вклад в столь значимую для всей Федерации область науки.
У него и его дракона — драконихи, ничуть не уступающей по своей потрясающей разум красоте императрице — была похожая история: связь ослабла, дракон вышел из-под контроля, и дабы не позволить провести разрыв окончательно, Тони отпустил его, прогнал насильно; а спустя полгода трибунала, измученный, с расшатанными нервами и полностью морально убитый уехал из столицы сам.
— Он пишет мне иногда. В последнем письме сказал, что нашёл Вирджинию, — говорит Ванда. — Точнее, целый выводок. И… он смог восстановить их связь.
Рамлоу удивлённо моргает, а затем хмыкает.
— Полагаю, ему есть чем заняться теперь? Прямо драконья мать-одиночка.
— Летите к нему, — перебивает Ванда. — Он сможет помочь, раз получилось разобраться с собой.
Рамлоу молчит. Тянется рукой в небо туда, где летает воодушевлённый свободой Винтер.
— Куда?
— На Север, — Ванда подходит ближе, едва не оступается, но чужие пальцы смыкаются на её локте, поддерживая. — Спасибо.
— На Север, — повторяет Рамлоу. — Я его там нашёл. Во льдах.
Ванда смотрит на него, приподняв брови.
— Это многое объясняет, — говорит она, улыбаясь.
Рамлоу фыркает.
— Нормальное у него имя, чего цепляешься.
— Так что? — Ванда кутается в свою мантию.
— Терять нам нечего. Заодно, может, Федерация потеряет нас на время.
— Думаю, до конца войны им будет не до вас, — задумчиво говорит Ванда, а затем добавляет: — Вернувшись, скажу, что ты силой требовал укрепить вашу связь.
— Совет, может, и поверит. А вот императрица вряд ли.
— Думаю, она поймёт. Тебя же она приняла.
Рамлоу смеётся. Винтер в небе вторит ему громким рыком.
— Ты уж прости, что не подбросим. Поулыбайся, срази какого-нибудь рыцаря.
Ванда возмущённо бьёт его кулаком в плечо. Проще, конечно, камень дубасить.
— Какой же ты гад, Рамлоу. Но не волнуйся за мою честь, я как-нибудь сама доберусь, — Ванда убирает лезущие из-за ветра в лицо волосы. — Вас ждёт долгий путь.
Она смотрит, как Рамлоу делает ещё один шаг, прежде чем оборачивается:
— Спасибо, Ванда.
Винтер стремительно пикирует вниз, стоит ему шагнуть в пропасть под раздающиеся крики жителей внизу. Совсем скоро здесь объявится отряд из столицы, но будет уже поздно.
Чёрная стрела взмывает вверх, разрезая росчерками крыльев облака, через несколько мгновений, и Ванда может разглядеть, как Рамлоу гладит дракона по спине, направляя. На Север. В сторону, возможно, лучшей жизни.
