Опрокинутый мир

            В голубоватом свете фонарей витали мелкие капли измороси. Со стороны они были похожи на мелкий-мелкий снег. Дорога мокро лоснилась, отражая в неглубоких лужах огни домов. Уютную вечернюю тишину нарушали два голоса: один грубый и громкий, второй смешливый и звонкий.        — Тебя, мелкая, драть надо, как сидорову козу! — громыхнул Джексон, сурово глядя на беззаботно шагающую рядом Сорокину. Вышагивает, понимаешь, как на подиуме, сумкой помахивает, глазками моргает так невинно, словно её зазря ругают.        — Старый, не нуди, — протянула она скучающим голосом. — Всё же хорошо закончились?        — Хорошо? — взвился Женя. — Да это потому, что мы с Ромычем вовремя подоспели. А если бы нет? Что бы было бы, дурья твоя башка?        — Ах так, ты ещё и обзываться? — деланно надулась Мила и замахнулась сумкой. Потом вздохнула и добавила извиняющимся тоном: — Ну, я правда не хотела, честное слово! Вы в квартире были, далеко, а Цепляев* мог уйти. Что же мне — стоять, смотреть спокойно? Я думала, сама справлюсь…        — Справилась? — криво усмехнулся Джексон.        — Нет, — с досадой буркнула Сорокина, смахнув каштановую прядь с лица. — В следующий раз я уже так не опозорюсь!        — Следующего раза не будет. Шилов тебя вместе со Светой посадит. Будешь сидеть в кабинете целыми днями, справки строчить, поняла? Шиш тебе, а не бандитов вязать! — захохотал Джексон. — Скажи ещё спасибо, что он тебя после такого не выгнал к чертям собачьим.        — Меня? — искренне удивилась Сорокина.        — Да, милая, тебя. А ты думала, раз у тебя такой папочка, то тебе всё можно? Свою жизнь подвергла угрозе, шуму наделала, мало что ли?        — Достаточно, — кивнула Мила, — ничего, если надо, отсижусь в кабинете. Не на веки же вечные.        — Как пойдёт.        Повисла тишина. Тянуло ментоловой свежестью, холодом. Скоро зима. Говорить не хотелось. Да и нечего было говорить. Каждый понимал, что все эти шутливо-возмущённые перебрасывания словами всего лишь следствие нервного перенапряжения. В памяти Сорокиной надолго засел момент, когда пуля просвистела прямо над ухом, а Цепляев ринулся вниз по лестнице. Сорокина рванула вслед за ним, но вместо ожидаемого задержания преступника она получила кулаком в висок. Из глаз сыпанули искры, ноги подогнулись, и словно сквозь вату она услышала два хлопка-выстрела и участливый голос Джексона:        — Слышь, живая ты, а?        С трудом поднявшись на ноги, она ухватилась за плечо Жени и вышла из подъезда. Картинка двоилась и плыла. Небо точно перевернулось вверх дном. Дальше скорая. Больница. Полный кавардак в голове из мыслей. «Взяли его или не взяли? Кто стрелял? Что с остальными хануриками из квартиры?»        Придя в себя уже в больничной палате, Мила с трудом ворочая языком, спросила у Джексона:        — Что там с Цепляевым? Его взяли?        — Взя-я-ли.        — И?..        — И вперёд ногами вынесли. Ты не задавай лишних вопросов, ясно? Отдыхай, давай пока. Посмотрим, что с тобой дальше делать.        Когда за Женей закрылась дверь, Мила устало закрыла глаза. «Лёгкое сотрясение», — вновь прозвучало в голове. «Ну с кем не бывает?»        Чуть позже покорёженные извилины додумались, что Цепляева грохнули. Явно не Джексон. Он просто бы не успел. «Значит, Шилов», — поняла Сорокина.       Спустя несколько дней Мила с боем вырвалась из больницы, клятвенно заверив докторов, что будет лежать дома и соблюдать режим. Сегодня она не выдержала и заявилась вечером в отдел. Света посочувствовала, Джексон посетовал на то, «какая нынче бестолковая молодёжь пошла, сказали — лежи, а она встала, и как коза прискакала в отделение». Шилов бросил на неё быстрый взгляд, сухо спросив, как здоровье. Мила всем отвечала, что всё распрекрасно, и скоро она сможет вернуться к работе. На этих словах Джексон как-то странно усмехнулся.        — Уже вечер, пошли, что ли провожу. А то ты, я погляжу, везучая. Ещё утащат тебя бандерлоги к себе, а нам разбирайся…        Моросил дождик. Всё также молча коллеги шли по пустой улице. Мила первая нарушила тишину:        — Слушай, Джексон, всегда Шилов… был таким?        — Каким? — вяло поинтересовался Джексон, искоса взглянув на Милу.        — Ведь это он убил Цепляева? — резко ушла от вопроса Мила. Потом прерывисто вздохнула, продолжив развивать тревожащую её мысль: — С тобой всё понятно, тебя в Кандагаре до сих пор боятся, — на этих словах губы Джексона дрогнули в усмешке, — а Шилов? Что-то мне подсказывает, что это не первый его труп.       Джексон неопределённо повёл плечом.        — А как же? Целое кладбище уже…        Но Мила попустила неловкую хохму мимо ушей, выжидающе глядя в лицо старшему коллеге. Она надеялась получить от Жени ответ на мучавший её вопрос: неужели невозможно остаться человеком, работая в розыске?        — Понимаешь, таких, как наш Рома, система не любит. Она всеми силами пытается его выжить из своих рядов, убрать, чтоб не мешал, а он не поддаётся. Как кость в горле для всех этих горе коммерсантов в милицейской форме, для таких, как Ковалёв, к примеру… Что делать, когда кругом редкостные мрази, бездари, пьянь подзаборная, которым всё — трын трава? Остаётся только воевать. А на войне противника или берут в плен, или… — он выразительно провёл ребром ладони по горлу, — того. Устраняют. Кого нельзя устранить, с теми устанавливается временное перемирие. До тех пор, пока интересы одной из сторон не будут задеты. А почему-то, по иронии судьбы, чьи-то интересы задеваем именно мы. Мы, то есть — честные менты, — не без гордости произнёс Джексон. — И выстаивая в этой бесконечной схватке, начинаешь понемногу превращаться в эдакое чудовище: жестокое, хитрое, непредсказуемое, ни кем и ни чем по-настоящему не контролируемое, кроме своих личных представлений о морали, совести и служебном долге. Вот так вот… Эй, ты чего зависла, мелкая? Пришли уже!        Мила вздрогнула и обернулась: жёлтая лампочка освещала дверь её подъезда. Она подняла взгляд на окна: темно.        — Спасибо, что проводил, — проронила она, потом остановилась, намереваясь что-то сказать, но потом махнула рукой: — Пока.       Исчезла в темноте подъезда. Пару раз мигнула лампочка. Насвистывая простенький мотивчик, Джексон отправился домой…