История о колдовстве и людях

Закрывая дверь садовой кухни, Клодия прошептала слова благодарности поросёнку, который отдал свою жизнь, чтобы накормить их с Луи. В тот миг, когда жизнь маленького существа перешла в её тело, Клодии стали доступны все воспоминания этого создания, все ощущения, которое оно успело испытать за отпущенный ему недолгий срок. И подобно любому вампиру, Клодия испытала в этот миг невероятное наслаждение, доходящее до экстаза. Когда-то, лет пять назад, девочка впервые задумалась: вправе ли она ощущать подобный восторг от поглощения чужой жизни, не означает ли это, что она радуется чьей-то смерти? Если так, то она мало чем отличается от тех чудовищ, что подстерегают в ночи беззащитных прохожих, чтобы напиться их крови! Клодии довелось встретиться лишь с одним из подобных созданий, по имени Лестат, но этого оказалось вполне достаточно. - Я сам об этом думал, - серьёзно сказал Луи, когда Клодия задала ему этот вопрос. – Нет, не думаю, что подобные ощущения имеют отношение к добру или злу в наших сердцах. Скорее, это похоже на то, как человек воспринимает различные вкусы: сладкое доставляет ему удовольствие, горькое же неприятно. И ничего с этим поделать человек не может, даже если бы в этом был смысл. Так и мы не можем ни закрыться от воспоминаний кроликов, кур и поросят, которые служат нам пищей, ни сделать их для себя неприятными. Я не врач, но читал кое-какие книги по медицине, чтобы лучше понять, чем мы отличаемся от людей… И однажды меня посетила мысль, что, возможно, в миг поглощения чужой жизни наш организм вырабатывает огромную дозу некого вещества, которое даёт нам наслаждение. Да, это звучит странно – но что, если это правда? В любом случае, нет ничего греховного в том, что мы испытываем приятные ощущения во время еды. Главное – есть, для того чтобы жить, а не жить, для того чтобы есть. Сейчас Клодии вспомнился этот разговор, в то время как на смену запаху свиной крови пришли запахи ночных цветов и древесной листвы. Стоял август. Прямо в неё внезапно врезался жук, запутавшись в волосах. Осторожно освободив жука, Клодия подбросила его в воздух. Воспоминания, полученные от поросёнка, уже поблёкли. Ведь у неё есть собственная жизнь, настоящая, и чужое прошлое ей ни к чему. И спасённый ей жук, такой гладкий, так упорно шевеливший лапками, прикасаясь к её коже, был частью этой настоящей жизни. Как цветы, как деревья в саду, как трава под ногами. Жизнь вездесуща, и вовсе не обязательно её поглощать, чтобы ей наслаждаться. Ночь была так хороша, что Клодии захотелось пробежаться по садовой дорожке, как в детстве. Но что позволено ребёнку, то совсем не к лицу шестнадцатилетней девушке, которой сегодня стала Клодия – хотя внешне совсем не изменилась с той поры, когда впервые увидела Луи. Надо было возвращаться в дом и привести себя в порядок, в чём ей с радостью поможет матушка Иветт. Уж она сумеет и нарядить её как следует, и волосы уложить в причёску – так, чтобы Эдуарду понравилось… В доме, который занимала семья Пон дю Лаков, вполне хватало места, чтобы устраивать в нём торжества. И сейчас по случаю шестнадцатилетия Клодии Луи собирался устроить бал, где Клодия будет королевой. За годы жизни в Париже у Пон дю Лаков появились друзья и знакомые, которым, разумеется, не рассказывали об истинной сущности главы семьи и его дочери. Согласно легенде, которую придумали Луи с Иветт, отец и дочь страдали редкой болезнью, из-за которой врач прописал им строжайшую диету. В чём эта диета заключалась, знакомые толком не знали, но, во всяком случае, не заставляли Луи и Клодию во время праздников принимать участие во всеобщей трапезе. Также обоим противопоказан был солнечный свет, поэтому выходить из дома оба предпочитали после заката. Что касается Клодии, то в её нездоровье мог убедиться любой: за все прошедшие годы она не подросла ни на сантиметр. Кое-кто мог бы сказать, что такой карлице самое место в цирке уродов – но подобных людей не было среди тех, с кем Пон дю Лаки водили дружбу. Что, в общем-то, и не удивительно. Когда Клодия спустилась в бальный зал, танцы ещё не начались – сначала гостям полагалось поздравить именинницу, пожелать ей долгих лет жизни и счастья. А после всех гостей появился тот, кого Клодия желала видеть больше всего. Эдуард Пенн из соседнего дома и сам был невысокого роста, поэтому разница с Клодией не так бросалась в глаза. Впрочем, если юноша и девушка даже задумывались над этим, то лишь мимоходом: впечатлению случайных зрителей никто из них не придавал значения. Для Клодии Эдуард был лучшим другом, а Клодия для Эдуарда – самой прелестной девушкой, которую ему довелось когда-либо видеть. И сейчас, краснея и невольно опуская взгляд, Эдуард преподнёс Клодии свой подарок: чудесный цветок в глиняном горшке, чем-то похожий на фиалку, но гораздо крупнее. Как он называется, Клодия не знала, но аромат от него исходил изумительный. От души поблагодарив юношу, Клодия дала себе слово, что первый танец будет танцевать лишь с ним – и ни с кем другим.