пусто.

однажды юнги просыпается пустым. уставшим, будто не спал ни минуты в последние несколько суток, одиноким, будто все дорогое ему вдруг исчезло; с чувством, что он ошибся где-то, что оступился на пути черт знает к чему, что потерял часть себя: почему-то кажется, что часть была очень дорогой сердцу. студия также была пуста: окна плотно зашторенны, поэтому юнги показалось, что не двигалась даже пыль в воздухе; мир вдруг поставил себя на беззвучный режим: юнги не слышал даже собственного дыхания. почему он здесь? он не должен быть в этой квартире, он должен быть в другом месте, ему хочется бежать отсюда, но юнги не знает куда, не знает зачем. юнги чувствует себя пусто. первым, что видит чонгук, когда открывает глаза, оказывается большое больничное окно с мягким на вид белым тюлем, немного мешавшим солнечному свету проникать в палату; первым инстинктом чонгука было выпрыгнуть из этого окна и бежать отсюда. чонгуку казалось, что он потерял что-то важное, что-то бесценное для него, что-то, что другие не поймут. ему хотелось кричать чье-то имя: какое имя и чье оно — было неясно самому чонгуку. внутри было глухо и темно, как в космосе; нельзя было уловить ни единого звука. внутри было пусто. прекратив играть на пианино, юнги глубоко вдохнул и тяжело выдохнул — музыка всегда помогала ему расслабиться, ни о чем не думать, всегда погружала его в какой-то странный, и тем прекрасный, отличный от привычного, мир. он пытался бесцельно бродить пальцами на клавишам, уловить вдохновение, если сильно повезет, то написать что-то новое, отвлечься от того, что все вокруг, и даже он сам, казалось мертвым. он начинал играть каждый раз по-разному, но, каким-то образом, попадал в один и тот же тон, одну и ту же мелодию беспрерывно, независимо от этого. пальцы его не слушались, музыка не настраивала на меланхоничное настроение, а слова для мелодии всплывали по ходу ее исполнения: юнги ничего не понимал, не хотел понимать, бесился больше обычного: единственная верная подруга — музыка — начинала предавать его, у юнги не получалось заполнить ей пустоту внутри, она проваливалась в миссии, которую мин всегда ей доверял — восстановление отвалившихся, оторванных от него кусочков. юнги сметает все с инструмента в порыве злости. на пол летят листы с нотами и текстами. юнги ловит краем глаза, что на них, на каждом листе, написано одно и то же. ему кажется. он борится с желанием порвать все это к чертям. вместо этого, тянется за пачкой сигарет, которая слетела с пианино вместе с бумагами. юнги не смотрит на них — слова и ноты и так отпечатались на внутренней стороне его глаз. смотря на горящее пламя своей зажигалки с сигаретой во рту несколько секунд спустя, ему кажется, что он что-то упускает. что-то не так, он не должен курить. юнги не обращает на это внимания — пытается — и, закурив, бросает пустую пачку обратно на пол, к остальному дерьму, которое он не хочет видеть. сигаретный дым заполняет легкие, но не пустоту внутри. — чон чонгук, помните ли вы, что с вами случилось? — голос у женщины доктора мягкий, принимающий. чонгук все помнит. — меня сбила машина. наверное, водитель позвонил в скорую и меня доставили сюда. — чонгук смотрит на ее рабочий стол — он опрятен, хорошо организован, и его собственная история болезни лежит в центре, прямо перед врачом. она что-то пишет. чонгук все помнит. как вышел на дорогу в наушниках, и не услышал, как из-за угла выскочила машина. два ярких фонаря — кажется, это был пикап — и, в контраст этому, темнота спустя секунду. — верно. с тобой все в порядке, потери памяти не наблюдается. ты сильно ушибся позвоночником и сейчас очень слаб, так что придется провести некоторое время в коляске, но ты поправишься через пару недель, не волнуйся. — женщина дружелюбно улыбнулась. чонгуку было наплевать. ему не хотелось быть сейчас тут и слышать голоса других людей; ему хотелось раздобыть наушники и послушать музыку. он был уверен, — по непонятной причине —, что она поможет ему расслабиться и унять тревогу, которая не покидала его с тех пор, как он очнулся несколько часов назад. чонгуку было очень некомфортно: будто он оказался не там, где должен был, будто он потерял все свои воспоминания — те, что носили какой-то особый смысл —, даже после заключения добродушной женщины о том, что это не так. он чувствовал, что упускал какую-то важную деталь — ту, без которой он проснулся. чонгук не понимал, что это могло быть. чонгуку было одиноко. чонгук чувствовал себя пустым. чонён помогала юнги отвлечься. юнги играл навязчивую мелодию, что не покидала его с того момента, как он проснулся, а она напевала слова, которые еще не знала наизусть. она звучала хорошо, но юнги не был удовлетворен, совсем. хорошо, но не так. неправильно. неподходяще. ее голос не ложился поверх мелодии у него в голове. он не понимает сам себя, не знает, что ему нужно от него же, он готов вырывать волосы с головы, в которой глухо, и звучит только уже координально надоевшая ему, и медленно сводящая с ума, повторяющаяся мелодия. юнги вновь зажимает между губами сигарету: она ощущается все так же неправильно. тянется за зажигалкой, но чонён двигает ее к себе, что-то черкает на белом пластике маркером и забирает, вставая с насиженного места рядом со старым пианино. юнги смотрит ей в спину. что-то в этом ее действии дотронулось до курка: дотронулось, но не нажало и не отпустило, не дало юнги услышать полноценный, громкий, такой нужный выстрел, что заполнил бы темную пустоту. сигарета летит на пол. он не должен курить. из наушников чонгука доносится негромкое звучание клавиш пианино, что, если прислушаться, складывается в ровную, чистую мелодию. почему-то, он не хочет слушать ничего, кроме этого. он слушал различные произведения в течение нескольких дней почти без перерывов, но пока не смог найти то, что ему не хотелось бы переключить; нужная мелодия звучала у него в голове, но он не знал ни названия, ни автора — приходилось искать методом исключения. недавно он начал рисовать: чонгук находил это странным, ведь он никогда не питал особой страсти к изобразительному искусству. чонгук находил слово 'никогда' крайне странным, он путался времени, помнил, что жил до того, как проснулся несколько дней назад на накрахмаленных простынях, но жизнь до этого момента казалась ему нереальной. как будто он просто посмотрел фильм длинною в 19 лет, а не прожил его. он бесцельно черкал в блокноте, не особо обращения внимания на это, концентрируя большую часть своего внимания на музыке, и на ощущении почти полного удовлетворения. почти. иногда, после нескольких часов случайных штрихов на листе, которые появились вследствие случайных черканий чонгуком под музыку, он начинал видеть чье-то лицо в своих рисунках. он не знал этого человека: его черты были крайне незнакомы и одновременно слишком специфичны, будто чонгук точно знает, как выглядит человек, смотрящий на него с клечатой бумаги. это парень, с мягкими, почти женственными чертами лица, и такими же глазами; миниатюрный нос и кукольные губы обманули бы любого, но чонгук уверен, что это не девушка. однако, чонгук его не знает. не очень правильная, не очень подходящая, но все же приятная мелодия в ушах и рисунок перед глазами создает иллюзию чего-то нереального. чонгук не уверен, что не спит. чонгук почти перестал отличать реальность ото сна. пустота и ощущение неполноценности и потери преследуют его везде. наушник падает из его уха. он смотрит на девушку, что сидит рядом с ним. чонгук познакомился с ней, когда, угнетенный собственными чувствами, несся по больничному коридору и чуть не сбил ее. она не разговаривает, а чонгук не заставляет и не задает вопросов. у каждого есть свои проблемы. у него — потеря важного кусочка пазла, который он даже не помнит, как выглядит. она отдала ему свой блокнот, который чонгук теперь изрисовал непонятными ему самому фигурами и неизвестными ему же лицами. лицом. одним. его соседка указывает в сторону, с которой доносится звук. чонгук видит девушку, что стоит перед группой пациентов и играет на гитаре, напевая что-то точно незнакомое, но чонгук готов поклясться, что он знает каждое чертово слово. возможно, ему кажется. да, так и есть. чонгук отворачивается и встряхивает головой — кажется, он сходит с ума. поднявшись со скамейки на которой он сидел все это время, он, при помощи костылей, направился обратно в здание больницы. чонгук не помнит, когда не чувствовал себя одиноко с того момента, как проснулся; глушь собственного разума пожирает его изнутри, и только звучание пианино хоть как-то помогает не слететь с катушек. чонгук ничего не понимает. однажды, юнги научится принимать то, что голоса других людей не звучат так, как звучит голос в его голове, что ничего не будет казаться настолько идеальным и правильным, насколько идеальной и правильной кажется композиция, которая ему приснилась. однажды, чонгук примет то, что искать мелодию, которую он выдумал, бесполезно. осознает, что человека, лицо которого почему-то намертво отпечаталось в его памяти, не существует. однажды, они найдут то, что потеряли. однажды, они найдут то, что сможет заполнить их пустоту.