Почему Дамблдор не любит «Берти Боттс»

Тёплая летняя ночь умиротворённой тишиной окутала Годрикову Лощину. Бледная растущая луна призрачно светилась в чернильной бездне неба. И маги, и магглы уже давным-давно спали. И только в одном доме светилось окно мансарды: Геллерт Гриндевальд был в ту ночь у меня. В воздухе плавали десятки свечей, проливая мягкий свет на жуткий беспорядок в комнате. Мы с Геллертом сидели на полу, погружённые в чтение, рядом с нами возвышались стопками рассортированные книги, лежали обрывки пергамента с заметками, номерами страниц, цитатами, именами и датами. Мы тщательно выискивали малейшие зацепки и собирали крупицы информации по Дарам Смерти. После нескольких недель долгой кропотливой работы мы практически не сдвинулись с мёртвой точки. - Хочу есть, - устало вздохнул Геллерт, с чувством захлопывая очередной увесистый том. - Надо пойти вниз на кухню и что-нибудь приготовить, - рассеянно промычал я, не отрываясь от книги. Геллерт некоторое время молчал, задумчиво вертя палочку, затем в изнеможении откинулся на пол: - Чёртовы пять исключений! С этими словами он поднялся на ноги и принялся рыться в куче бумаг, хаотично наваленных на столе вперемешку с книгами и пришедшими в негодность перьями. - О, нашёл! – просиял мой друг, извлекая из-под груды пергаментов полупустую весело шуршащую пачку леденцов «Берти Боттс». Закинув себе за щёку горсть конфет, он протянул пакетик мне. - Отличная еда, - разочарованно буркнул я, возвращаясь к чтению. - Не занудствуй, Альбус, - потребовал Геллерт, плюхаясь на пол рядом со мной. - Parvo contentus. Я повернулся к нему, собираясь ответить, но все слова мигом вылетели из моей головы, когда Геллерт, достав конфетку, поднёс её к моему лицу. Мой рот раскрылся скорей от удивления, нежели в осознанном жесте. Его пальцы легко коснулись моих губ, и я невольно вздрогнул. - Какой? – пытливо поинтересовался Геллерт. - Авокадо, - отчего-то хрипло ответил я. - А я уж думал, морская капуста! - он рассмеялся, запрокидывая голову. - И решил проверить на мне. Геллерт всегда был собой, в отличие от меня. Находясь рядом с этим невозможным человеком, я становился кем угодно – дураком, бессловесным зрителем, послушным мальчишкой, восторженным почитателем. А Геллерт Гриндевальд ничего не делал просто так – он всегда преследовал те или иные цели – и мне уже давно было бы пора привыкнуть. - Вздумал обидеться? Да я готов самолично пробовать каждый, дабы оградить тебя от разочарования! – картинно закатил глаза Геллерт, отправляя в рот очередной леденец. - Апельсиновый, - констатировал он. - Хочешь проверить? Геллерт потянулся ко мне, обнимая обеими руками за плечи и вовлекая в мучительно-долгий поцелуй. Его губы были сладкими и липкими от конфет, он целовал глубоко, властно и настойчиво. И попросту великолепно. В результате леденец оказался у меня во рту. Геллерт отстранился и выжидательно поднял брови. - Апельсиновый… - прошептал я. Геллерт усмехнулся и вновь развалился на полу, прикрывая лихорадочно горящие голубые глаза.

***

Самый болезненный день 1945 года. Это сообщение появилось в газетах быстрее, чем я успел добраться до своего кабинета, закрыться от мира, сбежать, спрятаться за неприступными стенами Хогвартса. «Альбус Дамблдор – величайший волшебник нашего времени одержал победу над могущественным тёмным магом Гриндевальдом, наводившим ужас на всё волшебное сообщество» «Гриндевальд повержен, конец войне» «Террористический режим в Европе ликвидирован» «Альбусу Дамблдору пророчат пост Министра» Мир кричал, вопил, ликовал, бился в экстазе. Я отрешённо сидел в своём кресле в кабинете профессора трансфигурации в родном Хогвартсе, не зажигая свечей, уставившись невидящим пустым взглядом в темноту, не двигаясь, стараясь не вспоминать. Не вспоминать знакомые черты в лице взрослого высокого мужчины с длинными золотистыми волосами и холодными пронзительно-голубыми глазами, одетого в чёрную военную форму, которую носили его приспешники. Он стоял напротив меня гордо и прямо, на губах играла извечная высокомерная и чуть снисходительная улыбка, а в ледяных глазах горело мрачное торжество. Чего ты ждал, улыбаясь мне, говоря со мной, называя меня по имени? Что я, как и прежде, буду не в силах противостоять твоему обаянию и, растеряв всю свою решимость, брошу палочку на землю и покорно перейду на твою сторону? Нет, Геллерт. Я уже не тот глупый влюблённый мальчишка. И мы с тобой – по разные стороны баррикад. Я машинально протянул руку к столу, привычно закидывая в рот леденец из стоящего рядом с чернильницей низкого тяжёлого хрустального блюда изящной работы. Из десятков тысяч всевозможных вкусов мне попался…апельсиновый. Он стал катализатором неконтролируемого безумия: я вскочил на ноги, в ярости швыряя леденцы вместе с хрустальной тарелкой в камин. Крепко зажмурив глаза и стиснув зубы, я отчаянно вцепился в каминную полку, замерев на месте. Когда вспышка гнева прошла, я почувствовал себя полностью опустошённым. Тихим шагом я пересёк комнату, и устало привалившись к стене, склонился над Омутом Памяти. Я сжимал в руке Старшую Палочку – последнее и единственное напоминание о Геллерте Гриндевальде. С того самого дня 1945 года в моём кабинете никогда не было леденцов «Берти Боттс». _________________________ * Пять исключений из законов элементарной трансфигурации Гампа, в число которых входит невозможность создавать еду из ничего * Parvo contentus – довольствуйся малым