Невозможно!

Кадомацу возмущён. Возмущён до глубины души и зол невероятно сильно. Он не мог поверить в это. Ведь как такое вообще возможно? Как? Как эта чёртова, эта скучная статуя вообще смогла обыграть его? Как только посмела просто двигаться перед ним?! Невозможно! Это просто не-воз-мож-но! Рё не мог в это поверить. Рё не хотел в это верить. Этот Цукамото, этот Цукамото-занудная-статуя-Джин, который раньше только и делал, что столбенел перед ним, сейчас стал необыкновенно, отвратительно смелым и даже не испугался увести у него мяч прямо из-под носа! Ненависть и ярость вперемешку кипели и бурлили внутри Кадомацу, застилая его разум туманной пеленой, и ему безумно сильно хотелось приложить Джина мячом ещё раз да посильнее, прямо как раньше, когда они были только в средней школе. Кадомацу судорожно вдохнул воздух сквозь крепко стиснутые зубы и сжал кулаки, спрятанные в карманах школьной униформы, до почти-отрезвляющей боли от впившихся в кожу ногтей. Но это не помогало. — …тан? Капитан? — донеслось до него как через толщу воды. Он растерянно вскинул голову, прекращая бездумно пялиться в какую-то точку у себя под ногами. — Капитан? Всё в порядке? Нам уже пора. Сокомандник смотрел на него немного странно, с ноткой обеспокоенности во взгляде, а Кадомацу не понимал, в чём причина беспокойства. Он огляделся вокруг и заметил незнакомые стены чужой футбольной раздевалки. О. Точно, они ведь пришли на отборочные в старшую школу Фуджими. И проиграли. Из-за тупой статуи. Минуту назад относительно пришедший в себя Кадомацу снова стал закипать, но лишь сильнее впился ногтями в свои ладони и глубоко, но тихо вздохнул. — Вы идите, я догоню. Мне нужно в туалет. На самом деле ему нужно было остаться в одиночестве, даже если ненадолго, чтобы хоть немного привести свои мысли в порядок и остыть. И с каких это вообще пор его настолько волнует эта скучная статуя? Непонимание этого злило Рё только сильнее. — Хорошо, — кивнул ему товарищ в ответ, видимо, понимая, что Рё нужно уединение (хотя думая, что после проигрыша), и уже через мгновение его остальная команда покинула временно предоставленную им раздевалку. Кадомацу, стоило двери плотно закрыться вслед за ребятами, тяжело опустился на лавку с глухим полустоном-полувыдохом. Он прикрыл глаза и попытался максимально расслабиться, но еле слышимый скрип петель отвлёк его. — Я же сказал, что догоню вас поз… Кадомацу прерывается на полуслове и просто не может договорить фразу до конца, и так и замирает на месте, не в силах пошевельнуться. Перед ним стоит, вцепившись в дверную ручку и вылупившись на него во все глаза, и не двигается Цукамото. Он стоит, будто бы окаменев, минут пять, и Рё это откровенно выводит из себя. Он хочет подскочить к нему и ударить посильнее, но вместо этого лишь несдержанно рявкает: — Эй, статуя! Так и будешь стоять у меня над душой? Что ты здесь вообще забыл? — и улыбается на последних словах так гаденько, словно бы издеваясь, как делал это всегда. Джин дёргается как ошпаренный, но не отступает, решительно закрывает за собой дверь. — З-за телефоном, з-забыл, когда п-переодевался, — опуская голову, заикается он, но всё же проходит вглубь комнаты, к шкафчикам, под тяжёлым, гнетущим взглядом некогда сенпая. Кадомацу скрипит зубами от нарастающей злобы и думает, как бы не сорваться. За избиение соперника его по головке не погладят, и меньшее, что может случиться — его отстранение от занятий футболом, если его и вовсе не выгонят из команды. А ведь так хочется подойти к этому зануде и прописать ему парочку хороших! Кадомацу старается дышать глубже. Наблюдает, как Цукамото трясущимися руками пытается открыть свой шкафчик, и нервно цокает языком. Он не выдерживает, вскакивает и подлетает к нему, рывком распахивая дверцу и чуть ли не вырывая её к чертям. — Да что ж ты как кролик перед удавом трясёшься, — говорит Кадомацу на выдохе и сам не понимает, как произнесена эта фраза: то ли с упрёком, то ли с досадой, — и это тоже его злит. Он смотрит прямо на лицо Джина, сверлит его недовольным взглядом и не может его отвести. Краем уха слышит тихое, чуть неуверенное «спасибо» и не имеет ни малейшего понятия, что на него находит, когда мельком замечает, как Цукамото тянется за телефоном. Но он так и не успевает его взять, останавливая ладонь на полпути. Кадомацу, за затылок развернув его лицом к себе, целует его. Мягко, аккуратно, но глубоко и настойчиво. Так невероятно чувственно, что у Джина невольно подкашиваются ноги, и он упал бы, если бы не вовремя подхвативший его свободной рукой Кадомацу. Рё разворачивает Цукамото к себе полностью и напирает на него всем телом, больно впечатывая спиной в шкафчики и просовывая своё колено между его ног. Он мысленно пытается заставить себя отстраниться от этой даже сейчас статуи, но выходит это у него, только когда он заглядывает в наполненные испугом, широко распахнутые глаза Джина. — Что, — усмехается он прямо в губы Цукамото, — ты и в процессе статую изображать будешь? Совсем ничего не предпримешь? Кадомацу поцелуями-укусами перемещается на его шею, а руками тянется к его форменным брюкам, расстёгивает пуговицу и следом за ней молнию, сразу стягивая те вниз. Цукамото снова дрожит и еле ощутимо упирается ладонями в чужую, часто вздымающуюся грудь. Рё хмыкает, ощущая эти жалкие попытки, и прижимается к нему плотнее, кусает сильнее и пальцами подцепляет ткань его нижнего белья. — Н-не надо… хватит… — дрожащим голосом пытается протестовать Джин, готовый вот-вот заплакать, сквозь сковавший его страх и сильнее толкает бывшего сенпая, но тот никак не реагирует. — Пожалуйста… Цукамото пытается оттолкнуть Рё снова и снова, но выгибается дугой, затылком упираясь в холодящую поверхность железа, когда чувствует проникновение пальца внутрь себя, и шипит от боли. Кадомацу безжалостно кусает его в плечо, почти прокусывая нежную кожу, и поверх укуса оставляет ярко-алый засос, багровеющий с каждой секундой всё больше и больше. Он проделывает то же самое с другим плечом и левой ключицей Джина, а потом грубо целует его, прекращая вновь возобновившийся невнятный поток мольбы. Он входит в Цукамото вторым пальцем, когда тот больно кусает его за губу, и резко двигает фалангой, наслаждаясь коротким вскриком. — Лучше угомонись, — зло чеканит он, — иначе трахну тебя без подготовки. Джин пугается ещё сильнее, прекращает сопротивление, и Кадомацу думает, что это была бы весьма неплохая идея — грубо, жёстко трахнуть его, раз избить нельзя. Но когда он добавляет к двум своим пальцам третий, то отчего-то пытается сделать это максимально осторожно, старается не причинить Цукамото лишней боли и дискомфорта, и от всего этого внутри него растёт желание набить морду уже себе. Он совершенно точно не понимает, что делает и как всё вообще умудрилось прийти к этому. Кадомацу вынимает пальцы из Джина и, расстегнув свои брюки, наконец стягивает их с себя вместе с трусами. Он приподнимает своего кохая за бёдра, заставляя того обхватить себя ногами и руками, и ладонью направляет себя в Цукамото. Несильно толкается, погружая в него только головку, и целует в кадык, вылизывая солоноватую от пота кожу. Цукамото протяжно стонет, когда Рё оказывается в нём уже наполовину, и ладонью упирается в дно своего открытого шкафчика, пытаясь слезть с чужого члена, но Рё лишь сильнее и резче толкается в него. Джина выгибает, и он лопатками до боли впивается в буквально режущие железные края, раскрывая рот в беззвучном крике. — Я же сказал тебе… угомониться, — недовольно, с придыханием упрекает его Кадомацу и снова движется в нём так быстро и резко, как только может. — Чёрт… Поверить не могу… Как у меня вообще могло встать на тебя?! Рё снова зло сжимает пальцы, но уже не в кулаки, а на бёдрах Джина, и с наслаждением слушает его тихие сдавленные стоны боли. Яростно терзает его губы и шею, стараясь оставить как можно больше отметин и совершенно не заботясь о том, что в дальнейшем их может кто-нибудь увидеть. Сейчас ему важно только утолить свою жажду и выплеснуть, наконец, накопившуюся за столькие годы злость. Злость ли? И что он ещё там хочет? Жажду утолить? Ну нет, он точно спятил. Он кончает прямо в Цукамото, под его развязные, громкие стоны и в его крепких, приятных объятьях. Рё выходит из него спустя пару мгновений и осторожно ставит его на пол, всё ещё придерживая. Кадомацу быстро доводит его рукой до пика наслаждения и после ещё какое-то время чуть затуманенным взглядом смотрит на то, как тяжело, сбивчиво дышит Цукамото и как неустанно краснеют его щёки не то от стыда, не то от того, что ему жарко. Кадомацу быстро, пока тот ещё не до конца пришёл в себя, целует его в уже порядком припухшие губы, в очередной раз тщательно исследует языком чужой рот и со смачным причмоком отстраняется. Оставляет Джина сползать по шкафчикам вниз, на пол, и, на скорую руку приведя себя в порядок, спешно покидает раздевалку, плотно закрывая за собой дверь. Когда он возвращается к своей команде, и ребята возмущённо спрашивают, где Кадомацу так долго пропадал, то он с глупым видом отвечает лишь, что заблудился, пока искал туалет. Товарищи ему, конечно же, не верят, но за отмазку этот бред всё-таки принимают, и Рё чувствует, что может выдохнуть с облегчением. А о случившемся он обязательно поразмыслит чуть позже, когда будет готов выяснить и принять свои чувства к Цукамото, какими бы они ни были.