Не дразни меня

Баки нравится, что Стив отпустил волосы. Можно теперь, запустив в них пальцы, накрутить пряди, сжать и потянуть, заставить Стива откинуть голову назад. Можно завести пряди от лица, всколотить и взъерошить, придать Стиву сумасшедший и расслабленный вид. Баки нравится его борода. Колкая, густая, она щекочет головку члена, которой Баки тычется Стиву в губы, в щёку, мажет по подбородку. Он жалеет, что рука лишь одна – можно было бы взять член, шлёпнуть головкой по губам, чтобы Стив подался вперёд, закрыл глаза – ресницы будут трепетать, а Стив будет низко стонать, будто просить: ещё, ещё. Вместо этого Баки тянет его за волосы, прижимая к паху. Стив рычит – или урчит скорее, довольно и сыто? Трётся, царапает, раздражает чувствительную кожу на члене прикосновениями бороды – а затем зализывает следы. Горячим языком по раздражённой головке – пытка. Баки хочет взмолиться: не дразнись. Он знает, что Стив не послушает. Волоски вокруг рта мокрые, на щеке Баки видит глянцевый след там, где членом мазнул. Стив облизывается, пачкаясь ещё сильнее. Он отводит ладонь Баки от себя, давит ему на бёдра, чтобы сидел и не двигался. Стив надевается на его член ртом с влажным хлюпаньем и низким горловым звуком. Не смотрит – гипнотизирует. У него глаза больные, тёмные, страшные – такие любимые, такие любящие. Стив сосёт так, словно был рождён для этого. Баки знает: Стив рождён много для чего, великая судьба была предначертана ему с младых ногтей. Но его минеты, Господи Иисусе, способны свести с ума. Он дрожит. Баки кажется – нечем дышать, Баки кажется – всё, что внутри, потонуло в расплавленной похоти и нежности, и пусть тот, кто скажет, что это невозможно, первым бросит в него камень. Стив держит головку только губами – поалевшими, натёртыми. Баки ненавидит его бороду за то, что мешает видеть эти губы до конца. Мешает видеть, как втягиваются щёки Стива, когда он засасывает член в себя: губы хлюпают от слюны, Стив сглатывает с блаженным видом, отпускает головку – но только для того, чтобы втянуть в себя ещё глубже, и ещё, до самой глотки, до вибрации в горле и по всему телу Баки. Он стонет и чувствует, как судорогой сводит пальцы. Стив утыкается носом ему в пах и медленно дышит. – Не дразни меня, Боже, Стив, – умоляет Баки, и Стив толкает его в грудь, взглядом приказывает: лежать и не двигаться. Посмел бы Баки его ослушаться, как же. Он может только смотреть. Стив обхватывает ствол, язык пляшет вокруг головки, и чёртовы длинные пряди – их Баки теперь тоже ненавидит, – прячут его лицо. Стив везде. Его язык, его рот, его пальцы и его жадные стоны. Вот он лизал по щёлке – а вот вдруг втягивает в рот мошонку и с чмоканьем тут же отпускает. Вот он надрачивал ствол – а теперь пальцы уверенно скользят по промежности, давят, массируют. Долго выдерживать это? Невозможно. Баки нарушает приказ. Он тянет за волосы Стива, заставляет выпустить член. Первые белёсые капли падают Стиву на щёку, текут, путаясь в волосках, на подбородок, и тогда Баки насаживает его ртом обратно, до последней капли спуская внутрь. Стив стонет – так громко, так правильно. Когда парой секунд спустя Баки добирается до него и сжимает член в плене пальцев, Стив стонет ещё громче. Стив на вкус: сперма, и похоть, и секс – и Баки чувствует это, скользя языком так глубоко, где только что был его член. Стив дрожит под его пальцами. Вязко, густо течёт по пальцам – Баки прижимает ладонь к его щеке, пачкает сильнее. А потом сам же и вылизывает всё до капельки. Стив вкуснее, чем он сам – но Стив никогда не соглашается, когда Баки ему об этом говорит. Баки целует его, и поцелуи на вкус это сперма, и похоть, и слёзы – за каждый растраченный впустую год. Когда Баки просыпается на утро, первым он видит взгляд Стива: безумно счастливый, любимый – любящий.