Сквозь судьбы

Лира родилась и росла в мире, в котором у каждого человека есть свой деймон — часть души, воплощенная в теле животного; существо, составляющее неотъемлемую часть личности человека. Они единое целое, и всё же их сознания разделены, позволяя им видеть и слышать разные вещи, общаться между собой, дополнять друг друга. Взрослый человек, разлучённый со своим деймоном, погибает. При смерти человека деймон превращается в дымку и рассеивается в воздухе, а при смерти деймона человек умирает, ведь не может же он жить без души? Деймон сопровождает человека на протяжении всего жизненного пути. Но у детей их деймоны постоянно меняют форму, они могут становиться любым зверем, птицей или насекомым; а когда ребёнок взрослеет, взрослеет и его душа, и деймон превращается в то животное, которое ближе всего характеру его человека. После чего остаётся неизменным до самой своей смерти. Позже Лира узнала, что Деймоны являются проводниками Пыли, связывающими её с человеком, потому и рассеиваются дымкой после гибели. Деймон Лиры – Пантелеймон – принял окончательную форму лесной куницы, а ещё обладал уникальной силой, которой обладали только деймоны ведьм, - способностью отдаляться на сотни миль от Лиры. С тех пор, как она вернулась в родной мир, девочке приходилось скрывать свою особенность, ведь она не была ведьмой, и этот феномен мог многих заинтересовать. А она не хотела, да и не могла рассказать о том, как они с Паном научились уходить друг от друга на любые расстояния. Благодаря пережитым в двенадцатилетнем возрасте приключениям, она знала, что удивительной может быть не только возможность разлучаться с Пантелеймоном, но и само наличие кусочка собственной души отдельно от тела, при этом имеющую материальную форму животного. Лира Белаква знала, что существует множество других миров, и в некоторых из них у людей деймоны были спрятаны внутри и получили название внутреннего голоса; люди не подозревали о том, что у них есть деймоны или их не было вовсе, равно как в их мирах не жили ведьмы или бронированные медведи. Когда-то Лира ни о чём таком не подозревала. О Пыли, миллиардах миров и множестве других существ. Она просто была двенадцатилетней девочкой, живущей и учащейся в колледже английского города Оксфорда с дядей Лордом Азриэлом. Ей казалось естественным наличие Магистериума - религиозной организации, управляющей миром; она не считала себя особо несчастной сиротой, ведь у неё были могущественный дядя и друзья, а потом всё закрутилось совершенно неожиданно. Она узнала о существовании пыли и окунулась в невероятные приключения, перевернувшие все её представления о мире. В один миг она обрела родителей и потеряла их, пусть они и не были самыми заботливыми на свете, и ей приходилось сражаться с ними и спасать от них друзей и других детей, но всё же они оставались её мамой и папой. И вся эта гонка, чтобы спасти свою жизнь и весь мир, и все другие миры; новые знакомства и новые потери, и во всем этом хаосе встреча с Уиллом – великое счастье и великое проклятье. Они познакомились в другом мире, ничуть не похожем на родной мир Лиры. …Лира обреченно закрыла глаза. Вот уже прошло два года с тех пор, как она запретила себе об этом вспоминать. Вспоминать об Уилле и его деймоне, Кирджаве. Но его образ был выжжен в её сердце каленым железом, и сколько бы времени не проходило, как бы Лира не отвлекала себя делами или учёбой, наступали такие моменты, когда её мысли сами заполнялись эхом прошлого, погружая девочку в омут счастья и омут боли. И когда такое случалось, она снова гнала воспоминания, пряча их в самый дальний уголок сердца, стискивала зубы, и напоминала себе: - Никто не сможет построить Небесную республику, если будет думать только о себе. Хоть это ужасно трудно, но надо быть весёлыми, и добрыми, и терпеливыми. Надо продолжать учиться и думать, и работать изо всех сил. Нужно обязательно оставаться весёлой и смелой и не отступать перед будущим. - Нельзя провести всю жизнь, лишь оглядываясь в прошлое, - тихо шептал рядом Пантелеймон - её деймон, в глазах которого сияла та же тоска по несбыточному. - Да. Нельзя жить воспоминаниями, Пан. И мы всё-всё преодолеем, - девочка подхватила своего деймона на руки, и он ткнулся носом ей в шею, крепко зажмурившись. А Лира не могла себе этого позволить, она продолжала смотреть в распахнутое окно и видеть свой родной мир, мир, в котором никогда не будет места для Уилла. – Мы отлично справлялись на протяжении этих двух лет, - через силу улыбнулась Лира, отворачиваясь от закатного солнца, чьи красновато-желтые лучи расписали всю округу янтарными цветами, - справимся и дальше. Иногда Лире казалось, что это всё самообман, и она не проживёт без Уилла больше ни одной секунды, а в другой миг щемящее чувство отступало, и она понимала, что достаточно сильна для этого. Солнце в последней вспышке озарило её комнату, вспыхнуло на русых волосах и отступило, чтобы вернуться следующим утром. Открытое окно пропускало звуки приближающейся летней ночи, но все они сливались в единую неразборчивую какофонию, где-то там, на границах её сознания. Она была сильной. Совершенно точно была. Но не этим вечером. Лира слабо привалилась к стене, забравшись на свою кровать с ногами, отпустила своего деймона и побелевшими пальцами вцепилась в одеяло. Пантелеймон стараясь её взбодрить и развеселить, ластился к её рукам, смешно шевелил носиком, вертелся вокруг её ног, и завороженная движениями куницы Лира не заметила, как уступила воспоминаниям… Яркой вспышкой перед её глазами встал миг, когда они говорили об их деймонах, когда Уилл ещё был рядом. Они лежали бок о бок, рука об руку, глядя в небо. — Помнишь, — прошептала она, — помнишь, как ты пришел в то кафе в Читтагацце и первый раз в жизни увидел деймона? — Я не понял, кто он такой. Но когда увидел тебя, ты мне сразу понравилась, потому что ты была храбрая. — Нет, ты мне понравился первый. — Неправда! Ты на меня бросилась! — Ну да, — сказала она. — Ты же на меня напал! — Вовсе я не нападал! Это ты выскочила и напала. — Да, но сразу остановилась. — Вот именно, «но», — ласково передразнил он. Он почувствовал, как она дрожит, а потом хрупкие косточки ее спины под его ладонью стали подниматься и опускаться: она плакала. Он гладил ее теплые волосы, ее нежные плечи, снова и снова целовал ее лицо, и вскоре она судорожно вздохнула и затихла. Деймоны уже вернулись и, снова переменив облик, приблизились к ним по мягкому песку. Лира села, чтобы встретить их, и Уилл подивился тому, как легко он может определить, где чей деймон, в кого бы они ни превращались. Сейчас Пантелеймон был зверем, которого он не мог сразу опознать: что-то вроде крупного и сильного хорька с золотисто-рыжим мехом, гибкого, подвижного и грациозного. — Куница. — Он наконец сообразил, в кого превратился Пантелеймон. — Лесная куница. - Лира! Лира очнись! – тревожно кричал Пантелеймон, пытаясь растормошить девочку. - Пан, скажи, - слабо взмолилась она, - когда-нибудь… хоть когда-нибудь станет легче? - Лира, - грустно опустил зверь голову, а затем прижался к ноге девочке, не в силах вымолвить ни слова. И солгать, и сказать правду было выше его сил. Так они просидели в тишине какое-то время, и лишь почти незаметный ветерок составлял им компанию. Смеркалось. И Лира отмерла, встала, размяла ноги, убрала книги по обращению с алетиометром, и, подготовившись ко сну, вернулась в постель. Ей оставалось надеяться, что сон исцелит её измученное сознание… Она медленно опустилась на песок, и он сел рядом. — Ах, Уилл, — сказала она, — ну что мы можем поделать, что? Я хочу жить с тобой всегда. Хочу целовать тебя, и ложиться с тобой, и вставать с тобой вместе каждое утро, всю жизнь, до самой смерти — а до нее, наверно, еще долгие, долгие годы. Я не хочу, чтобы мне осталось только вспоминать, и ничего больше… — Да, — сказал он, — вспоминать — это слишком мало. Мне нужны твои настоящие волосы, губы, и глаза, и руки. Я и не знал, что полюблю когда-нибудь так сильно. Вот было бы хорошо, если бы эта ночь никогда не кончилась! Если бы мы могли сидеть здесь, как сейчас, а земля перестала бы вертеться и все люди заснули… — Все, кроме нас! А мы с тобой жили бы тут вечно и любили друг друга. — Я буду любить тебя вечно, что бы ни случилось. Пока не умру, и после того как умру, а когда я выберусь из страны мертвых, мои атомы будут летать везде, пока не отыщут тебя… — И я буду искать тебя, Уилл, — каждую минуту, каждую секунду. А когда мы снова встретимся, то прижмемся друг к другу так сильно, что нас больше никто никогда не разлучит. Каждый мой атом и каждый твой… Мы будем жить в птицах, и цветах, и стрекозах, и соснах… и в облаках, и в тех маленьких пылинках, которые плавают в солнечных лучах… А когда наши атомы понадобятся, чтобы создать новую жизнь, нельзя будет брать их по одному — только по два, один твой и один мой, так крепко мы соединимся… Она проснулась в слезах. Абсолютно уверенная, что видела сон, только её сон был очередным её воспоминанием, ещё более трепетным, важным, прекрасным. Ещё более нужным. Болезненным. И жестоким. - О, Пантелеймон! Неужели мы сможем встретить их только после смерти! – воскликнула Лира. Её светло-голубые глаза искрились яростью и ужасом. Она стояла на коленях среди спутанного одеяла в мокрой от пота ночной рубашке с всклоченными волосами, и сидящий напротив Пан с благоговением взирал на рассерженную и одновременно испуганную, слабую девочку. – Неужели только после смерти! – снова обреченно, хрипло, как умирающая птица с подбитыми крыльями, вскричала Лира и рухнула на подушку. И в первые после возвращения в родной мир она не смогла себя сдержать и плакала, уткнувшись в рыже-золотистый мех, и слышала, как Пантелеймон горько всхлипывает вместе с ней. Она ревела, но легче не становилось, лишь боль, разрывающая грудную клетку, казалась всё более привычной. Так, в обнимку, они забылись тяжким сном, мечтая о любом кусочке мира, где бы они смогли хотя бы на несколько мгновений ощутить близкое присутствие Уилла и его деймона Кирджавы. Открыла глаза Лира от смутного беспокойства и слишком острого чувства ветра, развивающего её волосы, скользящего по коже, и такого холодного, что она поёжилась. Она висела в нескольких метрах над землёй. И ощущения были слишком глубокими, чтобы быть простым сном. Она резко дернулась, и Пантелеймон чуть не свалился с её плеча, оцарапав ей шею. Почувствовав резкую боль, Лира зашипела и вздрогнула, но постаралась не двигаться, чтобы её деймон смог найти равновесие. Лира снова посмотрела на открывшийся пейзаж. Под ней вздымалась гряда высоких утёсов, а чуть дальше раскинулся город, и девочка различила знакомые очертания набережной. У неё не возникло ни единого сомнения о том, что она видит. - Смотри, Пантелеймон! Там, это же Читтагацце, разве нет? – её голос был полон одновременно ужаса и надежды. Всем своим существом она потянулась вперёд, к городу, где была так счастлива, где встретила Уилла. Её тело, или то, что у неё было, стрелой метнулось вперёд, в мгновение ока преодолевая огромное расстояние, так, что у девочки закружилась голова, и она жутко испугалась, и забилась в воздухе, как пойманная в силки птица пытается вырваться на свободу. Ещё небольшое усилие, и её резко выбросило из сна. Или из мира, она пока не знала, что именно произошло. Её колени и ладони отдавали тупой болью, и Белаква с удивлением обнаружила, что стоит на четвереньках в паре метров от собственной постели. - Лира! – в ужасе позвал Пантелеймон, бросаясь малышке на грудь. - Я тоже испугалась, - сквозь рыдания призналась Лира, и больше они не смели ничего говорить, пока солнечные лучи не проникли в комнату и не осветили их сжавшиеся вместе фигурки. – Ты ведь тоже это видел, правда? – с мольбой в голосе прошептала Лира. - Мы были в Читтагацце? – всхлипнул зверёк. – Это не было похоже на сны, мы ведь никогда не видели одно и то же, да? - В каком-то смысле… Может ли быть так, что мы сделали первые шаги в освоении способа перемещений? – Лира посмотрела в глаза своего деймона, полные той же робкой надежды, что затопила и её собственное существо до самых кончиков пальцев. - Помнишь, ангел говорила нам, что они умеют путешествовать иными способами? – в её глазах вспыхнул бешеный огонь, - их умение основано на способности, которую мы называем воображением. Но воображать не значит выдумывать — скорее, это особая форма видения. – Очень точно скопировала голос ангела девочка, выделив каждую нотку. - Она сказала, что шаман Грумман научился путешествовать между мирами, и мы сможем! – Пан радостно запрыгал по кровати, взбивая одеяло. - Но она же сказала, что учиться надо всю жизнь! – неуверенно возразила Лира, не смевшая надеяться, что у неё могло получиться что-то подобное нечаянно. - Она и про алетиометр так говорила! Но ты за два года освоила уже несколько важных книг! - Мне всё ещё далеко до моих прошлых умений, но я и прогрессирую быстрее других, - признала Лира, ведь была очень довольна своими успехами, хоть и давались они ей неимоверным трудом. - Так ведь и перемещение было далеко от идеала! Говорю тебе, Лира, - подбежал ближе деймон, убеждая русоволосую. - Тогда, - девочка трясущимися руками прижала к себе зверька, - тогда мы самые счастливые и удачливые на свете, Пан! Надо только не сдаваться! Слышишь? А мы умеем не сдаваться, идти вперёд. Так надо! И тогда мы обязательно всему-всему научимся! – беспорядочно шептала Лира, а по её щекам скатилось несколько слезинок, потерявшихся в густом золотистом мехе. - О, Лира! – вдруг всхлипнул Пан, - если только! Если только мы и вправду сможем путешествовать вместе между мирами, сможем ли мы отыскать Уилла? Сможем найти его мир среди множества других? - Мы должны верить, Пан. Но не тратить время на это, помнишь? Мы всё ещё должны быть сильными и добрыми, чтобы преумножить пыль, просто будем ещё усерднее учиться, чтобы снова понимать алитеометр и теперь ещё учиться контролировать переходы в другие вселенные. - Как думаешь, пока мы там, твоё тело остаётся здесь? Ведь что-то похожее происходило с шаманами и Джопари. Вновь полная уверенности в собственных силах, Лира встала: - Я не знаю, Пан, но мы обязательно это выясним! *** Потянулись долгие дни и недели учёбы, когда девочка в три раза усерднее учила книги знаков алитеометра, торопясь освоить их, хотя ей и говорили повременить, но Лира чувствовала, что этого самого времени у неё не слишком много. Она чаще ходила на природу и пыталась там вызвать то состояние, которое позволяло ей раньше общаться с прибором, только сейчас Лира хотела добиться совсем другого эффекта. Она пыталась сама научиться тому, чему шаманы учились долгие годы, позволить своему духу перенестись далеко от родного тела, пересечь границы пространства и миров, пройти туда, куда её вело собственное сердце. В следующий раз, когда ей удалось, вновь случайно, оказаться в другом мире, она увидела дорогу, и сразу её узнала. Мэри считала, что это застывшая лава, а стоило Лире повернуться, как её догадки подтвердились, и она увидела посёлок мулефа. - Это Аталь! – прошептала Лира, - слышишь, Пан, я уверена..! - Конечно, это она! Кто же ещё! – так же радостно откликнулся деймон, не сводя взора с необычного существа, чистящего свои колёса. Лира не знала, сколько на самом деле наблюдала за старой знакомой, прежде чем снова оказалась в своей комнате. «У нас получится! Обязательно!» - убеждала она Пана, а в большей степени себя, и продолжила учиться. А затем, в один ничем не отличающийся от прочих дней, алетиометр ответил ей. И она поняла, что прибор приветствует её и готов снова помогать ей. *** Сначала она тратила несколько часов на то, чтобы задать один простой вопрос и получить такой же простой ответ, но постепенно её руки, словно вспоминая утраченное знание, становились ловчее и проворнее, её ум заточился, всё точнее читая знаки, а взгляд остро подмечал малейшие колебания стрелки. Она по-прежнему не могла задать вопрос о родителях, или понять то, что прибор пытался рассказать ей об Уилле, но её навыки явно прогрессировали, и это стремительное улучшение не было замечено никем, кроме её деймона, ведь это была наука, которую можно было изучать всю жизнь, и мало кто мог освоить её за два года. Пусть освоены были лишь основы. Даже ангел Ксафания говорила, что ей потребуется вся жизнь, полная труда. И оттого Лира была очень счастлива, что у неё действительно стало что-то получаться. Её успехи питали её веру, а надежды давали ей сил, чтобы трудиться ещё усерднее. Её подруги – такие же ученицы интерната Святой Софии – не раз задавали ей вопросы и пытались выяснить, что с ней происходит, но всё это казалось Лире слишком личным. Ведь у неё появилась мечта – увидеть Уилла. Пусть она не сможет прожить с ним жизнь, пусть не сможет обнять, зарыться пальцами в густую шерсть его деймона, пусть никогда больше не узнает тепла его губ, но сейчас она больше всего хотела хотя бы одним глазком увидеть, как он. И этого ей будет достаточно, знать, что он счастлив, ведь иначе просто не может быть! На её удачу, летом не было школы, и она всё своё время могла посвятить тем дисциплинам, что больше всего сейчас тревожили её ум и сердце. Тайком она отправила Пана к своей подруге ведьме Серафине, так как очень нуждалась в совете и помощи. А ещё ей нужна была информация о шаманах, достать которую сама она не смогла, ведь узнать что-то новое она могла бы только у самих шаманов. И, конечно, был лишь один день, в который она ослабила натиск – Иванов день. Тогда она, как и когда-то договорилась с Уиллом, сидела на лавочке в ботаническом саду, зная, что Уилл в этот самый момент в своём собственном мире сидит на этом же самом месте, на точно такой же лавочке. И она, прикрыв глаза, представляла, что он рядом. Лишь в эти часы её воспоминания переставали быть болезненными, и она с улыбкой прокручивала в голове каждый миг, который провела с ним. И даже их расставание в эти мгновения не вспоминалось ей как полное боли и ужаса… Ничего не могло всколыхнуть её и без того растревоженное сердце, оборвать натянутые нервы. Как бы не припекало солнце, сколь бы ярким не был его свет, но образ Уилла в памяти Лиры был ещё ярче. Как он владел ножом, как защищал и поддерживал её, его храбрость и осторожность, его уверенность и забота, и даже тот миг, когда они приняли, что должны расстаться предстал перед её мысленным взором, окруженный светлой печалью. В сознании Уилла и Лиры забрезжила смутная догадка. Они боролись с ней, пытались отогнать ее, но она была точно серый свет, что разгорается в небе и мало-помалу уничтожает звезды: это понимание проникало под все барьеры, которые они воздвигали на его пути, просачивалось сквозь все завесы и огибало все заслоны, которыми они пытались от него защититься. — Каждое окно, — прошептала Лира. — Все окна до последнего… они должны быть закрыты? — с трудом выговорил Уилл. — Все до последнего, — подтвердил Пантелеймон шепотом, как Лира. — Нет, — пробормотала Лира, — нет, не может быть… — Это значит, что мы должны покинуть свой мир и остаться в Лирином, — сказала Кирджава, — или Пан с Лирой должны покинуть свой и остаться в нашем. Другого выхода нет. И тогда безжалостный дневной свет ударил их по глазам в полную силу. И Лира закричала. Прошлой ночью крик совы-Пантелеймона напугал всех слышавших его крохотных тварей, но его нельзя было даже сравнить с тем отчаянным воплем, который вырвался сейчас у Лиры. Он ошеломил деймонов, и Уилл понял почему. Они не знали всей остальной правды — той, что стала известна Уиллу и Лире за время разлуки с ними. Лира дрожала от гнева и горя; она сжала кулаки и шагнула по песку в одну сторону, потом в другую, обращая залитое слезами лицо то к морю, то к дюнам, словно искала у них ответа. Уилл подскочил к ней и схватил ее за плечи, почувствовав, как страшно она напряжена. — Погоди, — сказал он, — послушай: что говорил мой отец? — Ах, — воскликнула она, сокрушенно мотая головой, — он сказал… ты знаешь, что он сказал… ты же был там, Уилл, ты все слышал!... — Правда ли, что все окна должны быть закрыты? — спросил Уилл. — Все до единого? — Пойми, — сказала Ксафания, — количество Пыли не постоянно. Ее не всегда было столько же, сколько сейчас. Разумные существа создают Пыль — они непрерывно воспроизводят ее, когда чувствуют и размышляют, когда набираются мудрости и делятся ею с другими. И если вы поможете в этом всем, кто населяет ваши миры, — поможете им учиться и понимать самих себя и друг друга и то, как устроено все на свете, покажете им, как быть добрыми, а не жестокими, спокойными, а не суетливыми, веселыми, а не мрачными, и главное, как оставаться свободными, восприимчивыми и любознательными… тогда Пыли, которую они восстановят, хватит, чтобы возместить ее утечку через одно из окон. Так что одно отверстие между мирами можно оставить открытым. Уилл задрожал от восторга, представив себе, как они проделают новое окно между его миром и Лириным. Это будет их секрет, и они смогут навещать друг друга, когда захотят, жить в каждом из миров по очереди — всякий раз недолго, чтобы их деймоны не захворали, — а потом они вместе повзрослеют, и, может быть, когда-нибудь у них появятся дети, которые станут тайными гражданами обоих миров; тогда они смогут обогащать каждый из этих миров знаниями, добытыми в соседнем, и принесут людям много добра… Но Лира качала головой. — Нет, — тихо простонала она, — мы не можем, Уилл… И он вдруг понял, о чем она думает, и с той же мукой в голосе откликнулся: — Ах да, мертвые… — Мы должны оставить окно им! Должны! — Да, иначе… — И мы должны сделать достаточно Пыли, чтобы это окно можно было не закрывать… Она дрожала. Уилл привлек ее к себе, и она почувствовала себя еще совсем маленькой девочкой. — И если у нас получится, — голос у него сорвался, — если мы проживем жизнь достойно и будем все время думать о них, тогда нам будет что рассказать гарпиям. Мы должны предупредить об этом людей, Лира. — Да, — согласилась она, — потому что гарпиям нужны правдивые истории. И если кто-нибудь проживет свою жизнь так, что потом ему нечего будет о ней рассказать, он никогда не выйдет из мира мертвых. Мы должны предупреждать об этом всех, кого сможем. — Но не вдвоем, а поодиночке… — Да, — подтвердила она, — поодиночке. И при этом слове Уилл ощутил, как в нем волной всколыхнулись гнев и отчаяние — они поднялись из самой глубины его души, словно из недр океана, потрясенных каким-то могучим катаклизмом. Всю жизнь он был один, и теперь снова будет один: тот удивительный, бесценный дар, который ему достался, отнимут почти сразу же. Он чувствовал, как эта волна вздымается все выше и выше, как ее гребень начинает дрожать и заворачиваться — и как эта гигантская масса всем своим весом обрушивается на каменный берег того, что должно быть. А потом из груди его невольно вырвалось рыдание, потому что такого гнева и боли он не испытывал еще никогда в жизни; и Лира, дрожащая в его объятиях, была так же беспомощна. Но волна разбилась и отхлынула назад, а грозные скалы остались — ни его, ни Лирино отчаяние не сдвинуло их ни на сантиметр, поскольку споры с судьбой бесполезны. Он не знал, сколько времени боролся со своими чувствами. Но постепенно он начал приходить в себя; буря в его душе улеглась. Возможно, водам этого внутреннего океана не суждено было успокоиться окончательно, однако первое, самое мощное потрясение уже миновало. Они повернулись к ангелу и увидели, что она все понимает и разделяет их скорбь. Но она прозревала дальше их, и потому лицо ее выражало еще и спокойную надежду. Лира открыла глаза. Сейчас они отражали тоже самое, что когда-то она увидела на лице ангела. Теперь у неё была вера, и цель, которая заставляла её сердце биться чаще, питала каждую клеточку её тела. Пан свернулся клубком на её коленях, но почувствовав, что Лира смотрит на него, поднял глаза, отражая взглядом всю ту надежду, ту радость и силу, что сейчас охватили их. Лишь в сумерках они вернулись в свою комнату и снова сели изучение знаков алетиометра, а следующим утром, при первых рассветных лучах, Пан ушёл на север в клан ведьм, где главенствует Серафина Пеккала. Лире пришлось изобразить болезнь, чтобы никто не заподозрил, что её деймон оставил её, и следующие полторы недели она почти не покидала пределов комнаты. Впрочем, это дало ей лишнюю возможность продолжить изучение книг, но, к сожалению, на это же время ей пришлось оставить занятия с леди Ханной, которая учила её понимать алетиометр. Практику с наставницей пришлось заменить попытками самой разобрать речь алетиометра, что постепенно получалось всё лучше и лучше, но не достаточно. И Лира недовольно морщилась, отодвигая от себя прибор, делала несколько нервных шагов по комнате, а затем снова возвращалась к «золотому компасу», который знал истину и мог открыть ей правду. В вечер перед той ночью, когда она ожидала весточки от ведьмы и своего деймона, Лира снова обратилась к алетиометру. И неожиданно девочка поняла то, что ей сказала пыль: «Ангел говорила правду. Но Ксафания не всесильна». Лира понимала, что пока её навыков не хватает, чтобы спросить точнее, узнать об этом больше; в голове билась смутная догадка, что и ангел могла не знать всего, а значит, у Лиры Сирин был шанс увидеть Уилла. И она его не упустит. *** — Есть хочется, — признался Уилл. — И мне, — сказала Лира, хотя она чувствовала не только голод, но и еще что-то смутное и настойчивое, радостное и щемяще-тревожное, чего и сама не могла толком определить. Развязав котомку, они перекусили хлебом и сыром. По какой-то непонятной причине руки плохо их слушались, а еда показалась обоим почти безвкусной, хотя мягкий хлеб с хрустящей корочкой только вчера испекли на камнях, да и слоистый солоноватый сыр был очень свежим. Потом Лира взяла один из местных фруктов — маленький, красный — и, повернувшись к Уиллу с отчаянно бьющимся сердцем, сказала: — Уилл… И бережно поднесла плод к его рту. По его глазам ей сразу стало ясно, что он понял ее с полуслова и слишком обрадовался, чтобы отвечать. Ее пальцы все еще были у его губ. Он почувствовал, как они дрожат, и взял ее руку в свою, а потом они оба так смутились, что не знали, куда девать глаза; обоих до краев переполняло счастье. Легко — точно два мотылька, случайно столкнувшихся в полете, — их губы соприкоснулись. И не успели они сообразить, что происходит, как очутились друг у друга в объятиях, и она слепо прижималась щекой к его щеке, а он к ее… — Помнишь, как говорила Мэри, — шепнул он, — если тебе кто-то нравится, это понимаешь сразу… и когда ты спала в тот раз, на горе, перед тем как исчезнуть, я сказал Пану… — Я слышала, — прошептала она, — я не спала и хотела сказать тебе то же самое, и теперь я знаю, что чувствовала все это время: я люблю тебя, Уилл, люблю… При слове «люблю» все в нем точно вспыхнуло огнем; он весь затрепетал и ответил ей теми же словами, снова и снова целуя ее пылающее лицо, с упоением вдыхая аромат ее тела, ее теплых, пахнущих медом волос и сладкого влажного рта с привкусом маленького красного плода. Их окружала глубокая тишина, словно весь мир затаил дыхание. Пыль, которая пришла со звезд, вновь обрела свой живой дом, и причиной этому были они — дети, переставшие быть детьми и до краев переполненные любовью. Серафина пришла той же ночью и разбудила русоволосую девочку. Её лоб прорезала беспокойная морщина, а в глазах легко можно было прочесть тревожное смятение, но ведьма держала себя в руках, и её жесты не выдавали её состояния. - С тобой было что-то странное, - произнесла она, придирчиво изучая Лиру от макушки до кончиков пальцев ног, - ты выглядела необычно. Не так, как спала раньше. Но Пантелеймон сказал, что это нормально. - Пан прав, - согласилась Лира. Она могла бы солгать ведьме, либо ничего не пояснять, но ей не с кем было больше поделиться этим. И кем бы она была, если бы поступила так с подругой, которая сорвалась к ней по первому её зову? – Это был не совсем сон. Я снова видела воспоминания из прошлого, снова переживала их, такое случается всё чаще и чаще. И если днём я могу контролировать себя. То ночью…ночью они погружают меня в этот омут, из которого я не могу выбраться. Я просто так скучаю! Скучаю по всем вам: тебе, Йорику, хотя вы хотя бы в одном мире со мной; по Ли и Мэри, даме Салмакии и кавалеру Тиалису, и по Уиллу. Я так по всем скучаю! – лишь Пан знал, сколько сил ей потребовалось, чтобы снова не заплакать. Но она сдержалась, хотя под её полным невыразимых мук взглядом стушевалась даже ведьма. - Что-то случилось? – наконец, спросила Серафина, когда они обе взяли себя в руки. И тогда Лира рассказала ей всё-всё о том, что с ней происходит и чего она достигла. – Ты хочешь поговорить с шаманами, чтобы научиться перемещаться между мирами без окон? – в конце спросила ведьма, глядя на девочку с неприкрытым восхищением. В её глазах Лира была уже девушкой, сильной, волевой и прекрасной, её целеустремлённость и желания поразили её в самое сердце, не мало испытавшего за очень многие ведьмовские годы. - Ты поможешь мне? – глаза Лиры блестели ярче обычного, а подбородок был выдвинут вперёд. Она выглядела в равной степени растерянной и решительной, как когда-то по возвращению в этот мир в беседе с магистром и леди Ханной. И, конечно, Серафина была рада помочь. Позади осталось больше половины лета, и за это время Лира смогла достичь даже чуточку большего, чем за прошедшие два года. Впереди её ждало не меньше открытий. — Это был тот золотой свет, Уилл! — перебила Лира. — Помнишь, как он падал в пропасть и исчезал там… Так это была Пыль? Правда? — Да. Но существуют и другие пути, по которым уходит Пыль, — продолжал Пантелеймон, — а этого быть не должно. Жизненно важно, чтобы она сохранилась в мире и не исчезла, потому что иначе все доброе захиреет и погибнет. Очередной её сон-воспоминание было крайне коротким, но зато до этого ей удалось побывать в ещё одном мире, и она чувствовала, что начинает понимать какую-то тонкую ниточку, которая позволяет ей так путешествовать. Следом алетиометр дал ей исчерпывающий ответ на вопрос о родителях: «Герои погибли» И Лира скорбела, и даже плакала, незаметно от деймона утирая непрошенные слёзы, но отступать не собиралась. Затем Серафина принесла вести от шамана, который отчего-то передал ей несколько листов с какими-то объяснениями. Тем же вечером ведьма присматривала за Сирин, пока та пыталась целенаправленно оказаться в Читтагацце, используя заметки шамана. И её радости не было предела, когда она оказалась на знакомой улочке. И там, всего лишь за углом, было здание, в котором они с Уиллом впервые встретились! Лира сделала шаг вперёд, как внезапно перед ней оказался юноша не намного её старше и с удивлением оглядел девочку с ног до головы. - Я раньше тебя не видел, ты откуда? – заговорил он. У Лиры язык прилип к нёбу, а ноги налились свинцовой тяжестью, такой ужас её сковал, когда она осознала, что он обращается к ней. Что он её видит. - Тоже не местная? Издалека пришла? Что ты смотришь на меня, словно ты из пришлых? – он так выделил последнее слово интонацией, что Лира сразу поняла, что он подразумевает иномирцев, к которым он явно относился с излишней ненавистью и злобой. - Что? – пискнула она, еле шевеля пересохшими губами. Насторожившийся юноша уже цепко схватил её за запястье, что стало для девочки очередным потрясением – она не думала, что будет материальна. Но она быстро сообразила, что нужно сказать, не зря же король медведей Йорик нарёк её Сирин – Сладкоголосой. – Ты что, меня причислил к ним? – она гордо задрала нос, словно он нанёс ей страшное оскорбление. И хотя взгляд парня уже изменился, он явно поверил ей и хотел извиниться, но Лира попыталась вырваться из его хватки. Он был слишком силён, Лира чувствовала, что он мог бы оставить ей синяки, а потому отчаянно рванула руку на себя. Неожиданно для неё кисть просто прошла насквозь его пальцы, словно состояла из воздуха, но, не дав, юноше опомниться, девочка бросилась к ближайшей подворотне. Кажется, он вообще не понял, что на самом деле произошло, так как кричал ей вслед, что она очень сильная, но и отвязываться не собирался. Лире ничего не оставалось, как забиться в первую подходящую щель и зажмуриться. Открыв глаза, она увидела перед собой Серафину Пекаллу и облегченно выдохнула. Ведьма улыбалась, явно довольная, что их эксперимент удался. Но через минуту её взгляд изменился: - Что это? – напряженно спросила женщина. - Где? – Лира вместе с Паном проследили за взглядом ведьмы – на запястье девочки медленно наливались синевой следы мощных пальцев. *** К концу последнего месяца лета Лира окончательно разобралась с тем, как ей стоит путешествовать и насколько это реально. Тело её, как и у любого шамана оставалось на месте, но всё же шишки, которые она набивала в своих «воображаемых» путешествиях, позже проявлялись вполне настоящие. А затем алетиометр сказал ей, что они - люди, ведьмы, мулефа и все прочие существа всех миров; они - Лира и Уилл - создают достаточно пыли, и что ей следует отправляться в путь, если она хочет отыскать иной способ перемещения между мирами, чтобы можно было жить в другой вселенной. Лира не знала, почему вдруг пыль через прибор стала советовать ей покинуть собственный мир, если раньше ей все говорили совсем иное, но сомнений у неё не осталось. Под покровом ночи, ничем не отличавшейся от многих других, она покинула интернат Святой Софии и отправилась в клан ведьм, где Серафина могла бы спрятать её, чтобы Лира не боялась оставлять своё тело на любой необходимый ей срок. А после было прощание с самой ведьмой, заверения, что она будет осторожна, ведь она не знала, куда заведёт её алетиометр и сколько может такое продлиться. Приготовления оказались оправданными. Ведомая указаниями прибора девочка перешла в другой мир, а затем неожиданно оказалось, что алетиометр перешёл в мир вместе с ней и ей нужно следовать дальше тем же способом. Получилось не с первого раза, и даже не с пятого, но, в конце концов, она поняла, как находить нужное состояние, будучи уже в другой вселенной. Второй мир лишь неуловимо отличался от первого, и алетиометр приказал сделать ещё один переход. Странным трепетом в сердце отзывалась каждая попытка девочки, но стоило ей ощутить потоки холодного ветра на лице, она поняла почему. Ей не нужны были указания, всё её существо знало, куда лежит её путь; невидимой стрелой она метнулась по небу, за считанные минуты преодолевая гигантские расстояния, чтобы оказаться в Англии. В Оксфорде. В месте, где жил Уилл, ведь ей потребовалась всего лишь секунда, чтобы понять, что это его родной мир, где они бывали вместе не раз. Она носилась по дорогам, стараясь уловить его присутствие или – вдруг! – случайно столкнуться, но всё было тщетно. К тому же, по сравнению со скоростью, которой обладал её дух в первом мире, здесь она казалась себе очень медлительной, но настойчиво продолжала плутать по улочкам. Не скоро признав поражение, она нашла укромный уголок, очень внимательно оглядевшись по всем сторонам, и достала алетиометр. Ей потребовалось явно больше часа или двух, чтобы расшифровать несколько слов, и ей оставалось порадоваться, что осень ещё не вступила в свои полные права, и Лире не было холодно. Она отправилась по указаниям прибора и около небольшого домика в пригороде обнаружила выходящую из машины Мэри Малоун. Женщину-ученого из мира Уилла, которая пообещала позаботиться о мальчике, когда они вернуться в родной мир. Почему-то Лира не смогла подойти к ней, она осторожно и незаметно приблизилась к дому и заглянула в окно. Только что пришедшая Мэри разговаривала с какой-то женщиной, сидевшей в кресле спиной к Лире, не позволяя Сирин её разглядеть. Но девочка итак догадалась, что это мать Уилла, вот только самого мальчика нигде не наблюдалось. Пан, всё это время безмолвно растянувшийся на её плечах спрыгнул на землю и метнулся в сторону. Лира сразу сообразила, что он пошёл на разведку, и отошла подальше, чтобы случайно не попастся на глаза женщинам. Кунице не потребовалось и пяти минут. - Их нет! Лира! – кричал он, огромными прыжками несясь к ней. - Как нет? – не поняла девочка. - Уилла и Кирджавы нет! Совсем! И давно! - Что? – Лира обессилено опустилась на землю, а затем быстро достала алетиометр. То ли её сознание было настолько пусто, то ли так ярко вспыхнул её единственный вопрос, её единственное желание, но ответ от прибора она получила очень быстро, но ещё больше испугалась. – Другой мир? Пан, я не понимаю! Он говорит что-то похожее на то, что Уилл в другом мире, но разве это возмож… - она осеклась, снова переведя взгляд на деймона, - их…нет? Но…но ведь они не могут быть в мире мёртвых, правда? Нет, нет… - Они не могли погибнуть! – взвыл Пантелеймон. А Лира снова обратилась в алетиометру. «Они в мире мёртвых?» «Они в мире мёртвых?!» «Они в мире мёртвых?!?» Её руки тряслись, а глаза с бешеной жаждой наблюдая за движущейся стрелкой золотого компаса. Она получила лишь краткое «нет». Но это было главное. Она чуть не разрыдалась от облегчения, но повторяя себе, что для такой сильной девочки, за лето она плакала слишком много, сдержалась. Это путешествие измотало её, и она решила вернуться в свой мир, чтобы немного обдумать всё случившееся. Обратно ей снова пришлось возвращаться через два других мира, но это уже не могло её удивить, всё, что она хотела – побыть в тишине и покое. Но это состояние не продлилось долго. Следующим утром она повторила свой путь и спросила алетиометр, куда ей следовать дальше. Если он смог привести к месту, где живёт мама Уилла и Мэри, то сможет найти и самого мальчика, а Лира сейчас должна была увидеть его, просто чтобы не сойти с ума. Мир сменялся миром, ей даже приходилось разворачиваться, когда она не правильно понимала направление, данное алетиометром, или случайно сбивалась с курса, не в силах полностью контролировать перемещения. К сожалению, ей для этого не хватало ни знаний, ни навыков, ни опыта; и пока у неё получалось хоть что-то лишь из-за упрямства и духовной силы, двигавшей её вперёд. В одно из путешествий Лира оказалась на опушке леса, а перед ней раскинулся потрясающий замок, выглядящий особо внушительно в сумерках и освещённый множеством огней. Здесь она получила от алетиометра непривычный ответ, что нужное место найдено и теперь придётся ждать, а ещё готовиться говорить правду. Чего именно «ждать» Лира так и не поняла. Но одно ей было ясно совершенно точно, она может снова возвращаться домой, а сюда вернуться в следующий раз. Но как только алетиометр скажет ей, что время пришло, она будет к этому готова. *** Лира пришла в этот лес в восьмой раз, привычно прошлась по кромке леса, отпустив порезвиться Пантелеймона, но даже не успела занять приглянувшееся место в корнях одного из деревьев, чтобы достать «золотой компас», когда обнаружила вокруг себя хмуро глядящих на неё нескольких подростков. В первую секунду она метнулась в лес, но именно там её ждала западня. Её руки быстро скрутили верёвками, и Лира увидела блондинку с ужасающими серыми глазами. Не то, чтобы они были страшными или некрасивыми, наоборот, девушка была не дурна собой, но её взор был слишком проницательным, словно она одним взглядом могла содрать кожу и изучить самые потаенные уголки души другого человека. Сирин даже не поняла, как эти подростки могли двигаться так быстро и стремительно, но даже в обычном их шаге была грация молниеносных животных. Пантелеймон затаился на одном из деревьев, выжидая минуту, чтобы броситься ей на помощь, но Лира отчётливо понимала, что ему не дадут такого шанса. Не они. Захватившая её пятёрка была не теми людьми, с кем стоило сражаться в меньшинстве. А затем Лира узнала блондинку, она уже видела эту девушку в замке вместе с парнем из этой же группы, тогда в каждом их движении и взгляде Лира читала взаимную любовь, невероятно сильную и крепкую, и это заставило её обратиться к своему деймону: - Пан! Иди сюда, всё в порядке! - По-твоему в порядке? – с долей любопытства обратилась к ней блондинка, и вместо беспокойства Лира почувствовала прилив облегчения уже от того, что здесь знают её язык. А она – сладкоголосая Лира, она сможет их заговорить и выбраться, если что-то пойдёт не так. Её быстро провели по туннелю в небольшое помещение, в котором витал флёр цветочных духов, но это ничуть не обмануло Лиру. Её привязали к стулу и в этой миленькой комнатке её, кажется, собирались пытать. И ей оставалось уповать на своё красноречие и фантазию, которые не раз выручали её в прошлых приключениях. - Итак, кто же такая? – первый пробный вопрос, заданный блондинкой, совсем не показался русоволосой сложным. Без каких-либо угрызений совести, она использовала имя, которым уже не раз называлась раньше: - Лиззи, я просто прогуливалась. Я, знаете ли, прихожусь внучатой племянницей… - Ложь. Если пока не готова говорить правду, можешь поупражняться в остроумии со стенами. Мне врать не пытайся. Девочка замолчала, испуганно сжав свою куницу и разглядывая блондинку. В прошлый раз её ложь раскусили гарпии и бросились на неё, даже до крови оцарапав её голову. С тех пор ей не приходилось часто врать, но всё же её неискренность ещё никогда не могли раскусить так быстро. - Кто ты такая? – робко спросила незнакомая гостья этого замка. - Дочь богини мудрости, если тебе это о чём-то говорит. Лире это ничего не говорило, лишь ещё больше запутало, так как алетиометр как-то выдавал ей похожий ответ. Вспомнила Лира и о том, что прибор советовал говорить таинственным им правду. Слова блондинки совпали с тем, о чём предупреждал «золотой компас», и Лира решила, что встретила нужных людей, так что снова заговорила: - Меня зовут Лира. Лира Белаква или Лира Сирин, как нарёк меня король бронированных медведей. И я пришла сюда из другого мира. - Совсем из другого? – безэмоционально уточнила блондинка. - А есть не совсем другие? – ехидно вмешался Пан, не сдержав ироничного смешка. Самой яркой реакцией ребят на разговаривающую куницу стали широко распахнутые глаза. - Царство мёртвых, если касаться лишь нашего исконного мира; волшебники и другие, - расплывчато отмахнулась сероглазая девушка. Она держалась очень уверенно, а остальные явно прислушивались к ней. И то, что она в каком-то смысле была лидером группы, даже не скрывалось. - Нет, в смысле… Есть совсем другие миры. Англия и Оксфорд у меня на родине, где я выросла, Англия, где жил Уилл, ваша Англия, если она называется также. Миры, где нет Англии, как то так, - постаралась в двух словах объяснить Лира. - А! Теория множественности миров! – вдруг произнесла блондинка, - что ж, хорошо. И зачем ты здесь? Вопрос выбил Лиру из колеи, она ждала, что подростки сильно удивятся и начнут негодовать или расспрашивать её, но по столь шокирующей информации они решили обратиться к своему лидеру блондинке, которая лишь пожала плечами: «Почему бы нет? Боги, волшебники, кажется, именно миров не хватало». - Я…это долгая история. Но меня сюда направили. - Кто? – тут же взгляд девушки изменился, - или что? По спине Лиры пробежала струйка пота. Это было слишком. Блондинка не могла знать, кто такая Лира и обо всём, что с ней случилось, просто не могла, верно? Пантелеймон жалобно заскулил, когда девочка чрезмерно сжала руки, и это мигом отрезвило Лиру. - Что. Или кто. Сложно сказать однозначно. Алетиометр – это прибор, который показывает истину, но в зашифрованном виде — тридцатью шестью таинственными знаками. Расшифровать показания можно с помощью Книги символов. - Я так понимаю, устройство столь удивительной вещи в двух словах нельзя описать? – блондинка оперлась на стол, в то время как остальные ребята вполголоса стали переговариваться между собой, но предпочитали не вмешиваться. И Лира поняла, что оставшись в каком-то смысле один на один с этой девушкой, она стала казаться себе ещё более слабой и маленькой. Но ведь она была Лирой Белаквой! А не какой-то там безвольной девчонкой! Лира, собрав остатки сил, вскинула подбородок: - Не хотите для начала представиться и развязать верёвки? Она с первого раза запомнила их имена, словно их выжгли в её памяти, путы убрали также в одно мгновение, словно они больше не волновались об опасности, которую могла нести незнакомка. - Через алетиометр я общаюсь с пылью, а она знает всё, - объяснила Лира, разминая запястья. - Пылью? – в этот раз вопрос задал черноволосый зеленоглазый юноша с очень дружелюбной улыбкой. - Пыль. Тени. Шраф. Они же «частицы Русакова» в моём мире. С ней, с пылью, связаны изменения в истории, когда живые существа стали обладать разумом. Окружает всех людей, особенно взрослых, и предметы, созданные людьми. Пыль — элементарные частицы сознания, материя, сознающая сама себя. Взрослые начинают притягивать Пыль в тот момент, когда их деймон принимает окончательный вид. С точки зрения Магистериума — материальное воплощение первородного греха, - быстро перечислила Лира. - Слушай, Лира Белаква, - выдохнул тот самый черноволосый парень – Перси, - вопросов после твоих пояснений появилось ещё больше! - Сначала закончим с пылью, как её нашли? Откуда ты знаешь о её наличии? Видишь её? Знаешь, как устроено? – вопросы посыпались из блондинки нескончаемым потоком. Лира сосредоточилась на том, что ей говорил её отец и ученая Мэри, изучавшая их в очень похожем мире. - Просто во вселенной больше вещества, чем мы видим. Нам видны звёзды, галактики и всякие другие светящиеся объекты, но чтобы всё это держалось вместе и не разлеталось, оно должно быть гораздо тяжелее – иначе гравитация не справится. Вот, и это дополнительное вещество - это элементарные частицы, которые очень трудно обнаружить. Например, в очень похожем мире, одна моя знакомая-ученый старалась обнаружить нечто почти неуловимое среди того грохота, который производят все остальные частицы, когда сталкиваются друг с другом. Обычно для подобных целей у них строили под землёй дети…дето... детекторы. Вы знаете что-то такое? - У нас есть детекторы, но я не знаю, те же ли это приборы, о которых говоришь ты. Продолжай. - Так вот эти детекторы под землёй в сотни метров длиной; а моя знакомая вместо этого создавала вокруг детектора электромагнитное поле. Это…это как бы сказать. - Поле – это уже понятнее. Дай угадаю, оно не пропускало к детектору ненужные частицы и при этом не мешало тем, которые она искала. То есть твоей пыли оно не препятствует. - Да! Значит, у вас есть такое же?! – радостно воскликнула Лира. - Нет, но не сложно было догадаться, - спокойно возразила Аннабет, постукивая пальцами по столешнице. - Не слушай её, мы по-прежнему ничего не понимаем, - с улыбкой встрял Перси, - значит, какой-то детектор, поле, и они обнаружили частицы? - Не совсем, - смутилась Лира, - там как-то усиливается сигнал и…в общем. Потом он обрабатывается на компьютере…что-то такое. У меня всё совсем иначе, у меня есть алетиометр, и я общаюсь с пылью с помощью него и картинок. Ещё есть «И цзин». - И цзин? – удивлённо переспросила Аннабет, - китайское гадание? Лира так и застыла с открытым ртом, не имея возможности произнести ещё хоть слово. - Я уже где-то слышала о подобном. Разве речь идёт о книге? Или что это такое? – спросила красивая девушка, которую, кажется, представили как Пайпер. - Наиболее ранний из китайских философских текстов. Шестьдесят четыре гексаграммы, по ней гадали, пользуясь палочками. Вы могли слышать другое её название – книга перемен. - Оу, - реакция Перси была единственным проявлением эмоций со стороны ребят, остальные кивнули и вновь пристально уставились на Лиру. А девочка всё ещё пыталась взять себя в руки. - Там…там это тоже китайская книга, что-то вроде откровения. Только второго названия я не слышала, - наконец собравшись с силами, девочка спросила, глядя исподлобья на Аннабет, - а насколько ты всё знаешь? - Какой-то странный вопрос, - подняла брови блондинка, прекратив барабанить по столешнице, - всё знать на свете нереально. По крайней мере, для людей. Но никто не ограничивает нас в возможности изучать информацию. - Но ведь ты…ты разбираешься во всём! - Вовсе нет. Мои познания весьма поверхностны, хоть и обширны, а теперь вернёмся к пыли. Частицам-теням. Невидимому веществу. Мне всё равно, как это называть – пыль и тени – самые короткие слова, так что будем использовать их. Значит, ты говоришь, что пыль существует везде? - Тени разумны, это частицы сознания. Они сказали Мэри, что они – ангелы. Из пыли всё появилось, и примерно тридцать три тысячи лет назад сформировалось разумное человечество, которое притягивает эту пыль, а ангелы, которых можно встретить, – это сгустки, то есть скопление пыли, поэтому и пыль называет себя так, что она первородные, и… - Успокойся, - блондинка протянула руку и ласково погладила Лиру по плечу. А Лира и не заметила, как начала бездумно тараторить, вываливая на ребят комом всю известную информацию. Но её так взбудоражили способности этой блондинки схватывать всё на лету, и при этом очень обеспокоили. Лира не знала, насколько на самом деле можно было им доверять, а теперь оказалось, что она как открытая книга перед этой девушкой, и не способна ничего утаить. И больше всего её сейчас беспокоило, что она может неосторожным словом нанести вред всему миру, ведь кто может знать, как именно эта сообразительно опасная блондинка будет использовать полученные знания? Тревоги не оставляли Лиру, но и промолчать у неё не получалось. Алетиометр указал это место и сказал ждать, пусть она и не смогла понять чего или кого, но вот люди сами нашли её. Лире оставалось верить, что они именно те, кого она должна была встретить. Лира подтянула к груди колени, положила на них подбородок и обхватила ноги руками. Пан распластался на её плечах, его хвост беспокойно подрагивал, свисая с одной стороны, хотя он всеми силами показывал, что ничуть не волнуется. Лира не знала, почему вдруг решила рассказать всю свою историю с самого начала, стараясь передать тот порядок, в котором она сама получала информацию, начиная от подслушанного разговора о пыли Лорда Азриэла, не знала, откуда брались слова, но оказалось, что её приключения вполне можно было пересказать за час-другой, если не вдаваться в подробности. И, конечно, она не могла передать полностью все разговоры и детали, а главное, совсем не готова была делиться самым личным и сокровенным – тем, что объединяло её с Уиллом. - В течение двенадцати лет я жила в Иордан-колледже, в Оксфорде, - просто начала она, а после уже не могла остановиться. Лорд Азриэль – её дядя, как она думала, рассказывал комиссии о мистической Пыли — потоке частиц, которые взаимодействуют только со взрослыми людьми, тогда девочка и услышала о ней впервые. Он нашёл пыль во время одной из своих экспедиций на Север и собирался изучать в лаборатории. Позже был похищен её друг Роджер, а сама Лира познакомилась с миссис Колтер, которой поручено воспитание девочки. Перед отъездом в Лондон ей подарили алетиометр — очень редкий, похожий на компас прибор, показывающий истину в виде символов, каждый из которых имеет много значений. Очень быстро Лира научилась использовать алетиометр интуитивно, а после взросления эта способность ушла, но это случилось гораздо позже. Через несколько недель Лира узнала, что миссис Колтер является лидером злодеев, которые похищают детей и творят ужасные вещи, она сбежала и встретила цыган, которые и рассказали ей о том, что лорд Азриел и миссис Колтер - её родители. Потом Лира встретила аэронавта Ли Скорсби и Йорека Бирнисона, разумного бронированного медведя, и она обрела много друзей, но не меньше потеряла. Она помогла сбежать детям со станции, где миссис Колтер проводила свои эксперименты, и сама же привела своего друга Роджера на погибель. Её отец убил её друга, чтобы открыть путь в другой мир, а она так и не смогла его спасти, и ей оставалось лишь последовать за ним. И все её приключения были вывалены на внимательно слушающих её подростков. Ей не задавали вопросов, ожидая, когда она расскажет всё полностью, чтобы иметь полную картину событий. Лира рассказала о том, что Уилл Парри, случайно убив злоумышленника, убежал и нашёл окно в другой мир, в котором они и встретились. О том, как вместе они искали в родном мире мальчика информацию: Уилл хотел узнать об отце, который пропал во время экспедиции, а Лира разыскивала учёного, который знает о пыли. Что именно по совету алетиометра, она нашла Мэри Малоун, которая изучала невидимые частицы. О том, что вместе с Уиллом они нашли нож, прорезающий окна в другие миры, но позже оказалось, что через эти окна из мира в бездну исчезает пыль, и им пришлось закрыть все окна, кроме того, что позволяет духам покинуть плен мира мёртвых. А потому им с Уиллом пришлось расстаться, иначе они не смогли бы жить в чужом мире дольше нескольких лет. Столько событий... Но в итоге её рассказ занял не так уж много времени. - Так я научилась ходить между мирами без вреда для других! И алетиометр сказал мне, что здесь я обрету помощь, чтобы найти Уилла. - Ты позволишь провести небольшой эксперимент? – вдруг спросила блондинка и кивнула Перси. Тот вытащил из кармана ручку, превратившуюся в сияющий меч. – Этим оружием нельзя навредить простым смертным, но оно превращает монстров в прах. Нам нужно удостовериться, что ты не монстр, позволишь провести мечом по коже? - Можно по руке? - еле сдерживая дрожь, Лира протянула кисть, крепко прижавшись к спинке стула. Больше всего она хотела сбежать, но отступать было уже поздно. Брюнет оказался рядом с ней слишком быстро, его меч рассёк воздух ещё быстрее, так что при всём желании Лира не могла уклониться. Лезвие оказалось настолько острым, что девочка даже не сразу почувствовала боль. - Кровь? – жалобно пискнула она, перепугано глядя на ранку. - Царапина, - спокойно осмотрела её травму светловолосая Аннабет, - Пайпер, займись, пожалуйста. Пайпер была совершенно по-особенному красива, а ещё мила и улыбчива, вызывая необъяснимое доверие. Она достала какое-то средство и смазала рану, после чего повязала кусочком бинта. - К утру и следа не будет. Я хоть и не целитель, но гарантирую, даже шрама у тебя не останется! – подбодрила девушка. - Спасибо тебе за искренность и честность. И прости за рану, но это была важная проверка - хотя по большей части, я изучала твои эмоции в этот момент. Теперь можешь побеседовать со своим алетиометром, - с изменениями во взгляде улыбнулась Аннабет, - а потом мы объясним тебе, кто мы такие, если захочешь, хорошо? - Аннабет, - вдруг позвала её девушка, выглядящая самой младшей, на вид ей было примерно, как и Лире лет четырнадцать. Как Лира запомнила, она сказала, что её зовут Хейзел, - может, дать ей для начала общую литературу? Она ведь ничего не знает о нашем мире, и вряд ли имеет представление о богах. - Отличная идея, Хейзел! Перси, не посмотришь, мы с собой ту книгу не брали? Помнишь, в серой обложке? - В твоей сумке может найтись всё, что угодно! – закатил глаза парень, а затем ухмыльнулся и добавил, - и тебе даже не нужно расширенное пространство, как у Гермионы! - Рыбьи Мозги, просто посмотри! – улыбнулась девушка, и этот момент был таким трогательным, что Лира почувствовала, как проникается к ним доверием. Она достала алетиометр, но решила, что спросит его потом, и смущенно протянула руку за книгой. Название «Античная мифология» ни о чём ей не говорило, но книжка была небольшой, так что Лира снова устроилась с ногами на стуле и принялась за чтение. - А мы пока займёмся уроками. Как у вас дела? Возникли сложности с каким-нибудь предметом? – ребята собрались рядом с Аннабет и приступили к выполнению своих заданий, пока Лира с удивлением читала о том, что древние греки этого мира верили, что у многих явлений было материальное воплощение – бог. Моря, война, красота и любовь, странствия, боевая стратегия и мудрость, магия, сон – и всему этому покровительствовал свой бог! Это казалось Лире странным, но интересным. Время пролетело незаметно. А затем ребята пояснили, зачем дали ей эту книжку, признались, что они полубоги; после этого слово взяла блондинка и, как то привычно и заученно, объяснила подробно об их происхождении. - Неужели подобное возможно? Бог, который сидит где-то в небе и может поразить любого молнией? Что это за существо такое? – Сирин была немного напугана, но ещё больше заинтригована. Наверняка, такие странные существа помогут ей найти Уилла. - У меня есть некоторые мысли о том, кто такие боги, и как объяснить тебе это более понятно. Дашь мне немного времени, я хочу проверить свою теорию? – вдруг произнесла Аннабет, её взгляд стал немного рассеянным, словно она ушла куда-то вглубь своих размышлений. Перси, сидящий рядом, заботливо поправил выбившиеся из прически волосы, а затем поднял ручку, которую девушка выронила, сосредоточившись на своих мыслях. И столько заботы и нежности было в этом действии, что Лира дрогнула: - Конечно! Сколько угодно! Только позвольте мне остаться! Позвольте понять, как вы связаны с моими поисками! И, если вдруг такое будет необходимо, не откажите в помощи! - Только без поисков! – вдруг воскликнула Пайпер. И Лира удивилась, отметив, как загорелая кожа этих ребят, исключая итак бледного Фрэнка, побелела, словно слово «поиск» означало, как минимум, страшную войну. Но Лира ничего не сказала, лишь кивнула и вовремя закрыла рот своему деймону, чтобы он не обидел никого своим вопросом. - Что дальше? – вдруг спросил Фрэнк, повернувшись к Аннабет, - всё это так странно… - Для начала, скажем Макгонагалл, что у нас гостья. Сегодня переночуешь в нашей комнате, думаю, Полумна ничуть не расстроится. А там посмотрим. - Я немного переживаю, я плохо контролирую свои перемещения и, хотя могу в каком-то смысле спать, не уверена, что проснусь там же, где уснула. Но если что, я снова вернусь сюда, можно? Она с мольбой оглядела всех пятерых ребят. - Пока что, да. Главное, не причиняй никому вреда, - вдруг ответила Пайпер, - верно? Полубоги согласно кивнули. А Лира снова покатала на языке это необычное слово «полубоги», ей всё ещё с трудом верилось, что такое может существовать. *** Во время сна она пару раз оказывалась на полу, проваливаясь сквозь кровать, но, в общем, ночь прошла успешно. Пока ребята были на уроках, Лира ознакомилась с предложенной ей информацией о греческой мифологии, но после обеда не захотела оставаться в комнате и увязалась вслед за двумя блондинками – Аннабет и Полумной. Какого же было удивление девочки, когда они пришли…на кухню, в которой суетилось огромное множество странных существ. - Это домашние эльфы и они следят за порядком в Хогвартсе, - пояснила Полумна, - а ещё здесь проходит урок домоводства*, но он жутко не популярен. Но Аннабет очень хотела, так что вот. И девушки, вместе с ещё парой волшебниц под руководством эльфов стали варить в котлах какой-то суп. Лира была заворожена движениями светловолосый полубогини, её сосредоточенным взглядом, тем, как легко она резала овощи и поднимала тяжести. А ещё сомнениями в её взгляде, ведь она явно училась этому не ради праздного любопытства… Спустя время, девушки закончили свои блюда. Аннабет взяла ложку, зачерпнула немного бульона из своего котла, подула и осторожно попробовала. Мгновенно её лицо изменилось, движение её руки было столь стремительным, что Лира сравнила его с броском змеи, а блондинка в этот момент уже подцепила кусочек мяса в супе и поднесла к губам. Полумна широко улыбнулась, оценив скорость этих действий. - Вкусно, да? – радостно спросила она, подходя ближе и тоже желая попробовать. Аннабет ничего не ответила. Она просто вылила жидкость из баночки, Лира даже не увидела, где она её взяла. Затем кинула в суп несколько разных веточек, Лира не смогла их опознать, но решила, что это неизвестные ей специи и травы для аромата или вкуса. Дальше Чейз вытащила из кармана небольшой флакон и аккуратно добавила ровно две капли, после чего спокойно посмотрела на Полумну, уже почти нависшую над бурлящим супом. «Три шага назад». Даже не зная, зачем и почему, каждый присутствующий на кухне отступил, такой силой обладала эта внушающая трепет блондинка. Аннабет вытащила металлический шарик или, может быть, орех, Лира не смогла разглядеть с такого расстояния, к тому же времени было слишком мало. Дочь Афины метко швырнула его прямо в центр своего варева, и в ту же секунду по кухне разнёсся рокот, словно от небольшого взрыва, вверх взмыл столб чёрного дыма, но так же быстро, как он появился, дым и развеялся, оставив после себя пустой и абсолютно чистый котёл. Аннабет подхватила его за ручки и отнесла к очагу. «Ещё раз сначала», - спокойно резюмировала она, - «пять литров воды…» Лира недоверчиво наблюдала за её действиями, чувствуя, как всё больше проникается уважением и доверием к этой странной гордой девушке. А блондинка готовила заново суп, не задумываясь о том, какие мысли сейчас царят в головах у всех присутствующих. - Она всегда добивается идеального результата, - рядом с Лирой села Лавгуд, - но она замечательная! И настолько требовательна только к себе. - Сложная. Но да, в том числе благодаря ей, мне здесь нравится. – призналась Лира с улыбкой, - а ещё теперь я верю, что смогу найти любимого человека. Пан согласно завертелся у её ног. Они были уже очень близко к Уиллу и Кирджаве, и они оба это знали.