Нежелезный человек

— Добрый день, сэр! — услужливый клерк улыбнулся ему из-за стойки. — Вы уже отдохнули?  — Пожалуй. Я могу оставить у вас ключ от номера?  — Как пожелаете, сэр.  — Не обещаю, но могу вернуться…немного пьяным. Вы сможете открыть мою дверь, если будет видно, что сам я не в состоянии?  — Да, конечно, сэр… — глаза портье были глазами профессионала, выполняющего свою работу. К тому же, мужчина предполагал, что персонал получил инструкции от тур-менеджера, а то и от Эво.  — Спасибо. Но я вполне могу вернуться и трезвым.  — Конечно, сэр. Как пожелаете. Дать вам проспект и карту города? Я могу порекомендовать несколько отличных ресторанов.  — Спасибо. Карта очень пригодится, — Андреас облокотился о стойку, ожидая, пока клерк вернётся с обещанным. Финн покосился на блондинку, сидевшую в соседнем с его клерком кресле. «Красивая», — подумал он. «Но не как Криста. Я раньше и мечтать не мог о таких, как эта девица. А сейчас могу позволить себе и получше. А ещё у меня номер в роскошной гостинице, и возможность попросить портье дотащить меня до кровати, когда я буду в говно». Андреас перевёл взгляд на улицу. Он собирался выстроить маршрут по местным барам и кофешопам, но теперь забыл обо всём, что должно было помочь ему заснуть. На сердце стало тепло, и мужчина понял, что дома. Не смотря на то, что своего у него не было, и он находился не в том месте, где родился, и даже не там, где прожил многие годы. Но, глядя на знакомую фигуру, Энди знал, что вернулся, что он там, где и должен быть.  — Сэр, ваша карта. Если вы пойдёте прямо… В основном прямо, вы увидите всё, что хотите. Магазины, рестораны и всё остальное.  — Спасибо, — Андреас никогда не умел обращаться с бумагами, и не слишком озаботился её сохранностью, запихнул в задний карман. Он уже бежал к человеку, стоявшему у гостиницы. — Ты! Эй, да, ты, мужик!  — Хули ты, жопоручка, так с картой обращаешься. Просрёшь. И заблудишься же. Сигурд лениво кивнул на его карман и поправил темные очки.  — Это ты меня жопроучкой называл, шведское мудло?  — На нос свой посмотри. Финн херов. Чё ты выперся?  — А ты?  — А я спросил первый.  — Нажраться охота. Го?  — Ноу. Я в Амстере, а ещё не снял ни одну бабёнку.  — Лузер. Так что?  — Ну, го энд фак ю.  — Фак ю ту, бро. Куда?  — Ну, туда, вон, гля, там как-то всё культурненько. Огребём немного просветления. Андреас захохотал. Он всегда любил, когда этот доктор наук внезапно с лёгкостью копировал его собственный стиль речи. Мужчина пошли по набережной какого-то канала, стараясь пропускать велосипедистов.  — Так, серьёзно, Сигурд, куда ты хотел пойти? Я отвлёк? Тот пожал плечами, и густые рыжие волосы зашуршали о классическую чёрную косуху. «Почти классическую», — Андреасу всегда нравилось, с какой любовью его вокалист занимается их костюмами. На куртке Сигурда было несколько разрезов, затянутых продетой сквозь металлические кольца шнуровкой, а ещё нашивка с «Evergreen», несколько булавок и крест на спине. Всё более или менее удобное, чтобы ходить в такой куртке по улицам городов, которые они завоёвывали, не смотря на погоду, спать под этой курткой в автобусах, когда не хватает тепла.   — Не соврал. Хотел присмотреть себе фрёкен, чтобы прогуляла меня по их местным каналам и барам, а вечером целовалась бы со мной на мосту. А тут ты.  — Вот чёрт, а я хотел нажраться и вышвырнуть в окно пару столов и бармена, а тут ты!  — Будем караулить друг друга, чувак. Завтра тяжёлый день.  — У нас жизнь тяжелая, Рыжий, — Андреасу пришлось выдёргивать коллегу из-под колёс очередного велосипеда. — Да смотри под ноги, блять! Тут везде эти двухколёсные монстры.  — Спасибо, Энди. Но если бы ты меня не выталкивал с пешеходной части, я был бы в большей безопасности. Иди за мной, окей?  — Да ты тот ещё проводник! Кто из нас двоих потерялся тогда в США?   — Ну, я. Но такая песня получилась из этого. Не жалею.   — А моих черных кудрей тебе не жалко? Я весь седой под краской.  — Ну, Энди, — Сигурд неожиданно остановился. На его губах была его настоящая, несмелая, очень детская улыбка. — Энди, прости меня. Я так хотел побыстрее добраться до вас. Эта улыбка каждый раз заставляла Андреаса вздрагивать.  — Забей. Мы же конкретные пацаны. Всё в прошлом. Ему до сих было жаль, что он не может просто обнять Сигруда именно потому, что они чёткие, правильные пацаны.  — Ладно, куда дальше-то? — врач повертелся и ткнул куда-то на другую сторону улицы. — Смотри, походу, мы пришли!  — А что там? О-о-о, я что, в раю?! Да?! Скажи, что это рай!   — Это просто завод и музей «Хайнекен», придурок. Как думаешь, туда ещё пускают?  — У нас нет вариантов, пошли проверять! Музей был открыт, и после простаивания порядка тридцати минут в очереди и уплаты стоимости билетов, их пустили.  — Вот же, вот же, я всё же в раю, — прошептал Андреас на ухо осматривавшему витрину коллеге. — А тут наливают? Ну, в смысле, дегустация предусмотрена?  — Если бы ты почитал проспект, который дали при входе, то узнал бы, что дегустации предусмотрены только при VIP-туре.  — А почему мы его не взяли?   — Мы же не шишки. И так пройдёмся. А это пиво продают в любом супермаркете.  — Вот чёрт, а в баре? У них же есть рядом какой-нибудь бар?!  — Даже если нет рядом, мы найдём. Пиздец, но тут классно, ты прав. Надо это запечатлеть. Поскольку туристы вокруг были либо китайцами, либо русскими, что крайне негативно сказывалось на коммуникации на английском, им на помощь пришёл служащий музея. Сделав пару снимков, он вежливо прокомментировал:  — Я видел плакат с вашей группой на улице. К сожалению, слышал только ту песню, что крутят по радио.  — Приходите на концерт, — Андреас всегда любил приглашать случайных людей на шоу. — Как вас зовут? У меня есть свободное место.  — Спасибо, но я дежурю. Наверное, в городе есть те, кто больше ценят вас, и кто с большей радостью попадёт на шоу.  — Тогда я завтра завезу вам диск, чтобы к следующему выступлению вы были нашим самым верным слушателем, — вступил Сигурд. — Можно, вы нас ещё снимите на фоне вон той штуки?  — Конечно, — служитель музея расцвёл. Казалось, рыжий врач как-то сумел найти ключик к его характеру. Андреаса всегда это поражало — большая часть людей любили Сигурда. Андреас положил руку на плечи приятеля и тот невольно откинул голову. А сам Энди почувствовал неимоверную благодарность — без друга во всех этих музеях он чувствовал себя идиотом.  — Вот, кажется, всё.  — Отлично! Так, с которого часа я вас смогу тут найти? Отлично, давайте, в три, у входа для посетителей. Cheers! Андреас с некоторым разочарованием подумал, что завтра его лучший друг будет занят чем-то, кроме группы и него.  — Ну, всё, двигаем дальше.  — Да, вроде, мы всё досмотрели. В бар?  — В бар. Пробовать, что они тут варят.  — Строго говоря, пивоварня находится в другом месте. Это даже не в Амстердаме.  — А почему тогда тут музей?  — Тут была одна из первых пивоварен. Поэтому тут и решили организовать экспозицию.  — О, ну ладно. Чёрт, чувак, мне показалось, когда мы фоткались, что ты так и не отоспался.  — Для того, чтобы отдохнуть, нужно немного больше времени, чем перелёт из Гамбурга в Амстердам. Энди покачал головой. Он знал, что Сигурд прав — год выдался тяжёлым.  — Тебе надо больше спать, Рыжий.  — А тебе? — певец остановился у выхода из музея и поправил его куртку и шарф. — Ты с этим разводом и туром выжат как лимон. Пусть я заснул сегодня в самолёте, а ты …  — Я не могу спать. Ты же знаешь — я лежу и думаю, а это хуже всего. Я разучился просто прыгать в кровать и видеть сны. Или не видеть ничего. Последнее ещё хуже.  — Тебе надо остановиться. Ну, ты понимаешь. Я не могу это перевести. Это глупое американское выражение, но оно такое, мать его, точное.  — Да. Но я ещё ничего. Я умею напиться и лечь. И вроде бы, не так всё плохо. А ты? Ты когда в последний раз высыпался? — Не дави на меня. Когда-то. Когда я был подростком, и думал, что всё будет не без трудностей, но хорошо, тогда и высыпался. Так, где здесь можно подбухнуть? Смотри, там, вроде какое-то заведение, на той стороне?  — Пошли. Они остались недовольны слишком пафосным и полупустым баром, и побрели дальше.  — Клерк в гостинице сказал, что, если идти вперёд, можно прийти в центр, — припомнил Энди. — Го?  — Ну, го, — Сигурд пожал плечами. — Слушай… Андрэ, ты реально хотел нажраться?  — А ты реально хотел снять шлюху?  — Я первый спросил, и не снять, и не шлюху.  — Тебе бы бабу нормальную, — заметили они одновременно и также в один момент рассмеялись.  — Я серьёзно, — Андреас смотрел, как его вокалист забирается на перила и садится спиной к каналу. — Вот так бы ты точно не выёбывался, будь у тебя баба. Что толку в том, что ты делаешь? Цепляешь одну цыпочку, гуляешь с ней по городу, потом тут же уходишь с другой в ресторан, разговоры разговаривать, бросаешь её по дороге и уводишь третью в номер.  — Не надо. Когда это я в последний раз останавливался в собственном номере?  — Ещё лучше. Тебе до сих пор нравится трахать тёлок по сортирам?  — Зачем мне вообще трахать тёлок? Нет, ну, иногда бывает, когда мы возвращаемся домой, или если у нас есть пара дней относительного спокойствия в туре. Я рассчитывал на сегодняшний вечер, но придётся следить за тобой. Тебе нельзя много пить, Энди.  — Мне нельзя срываться и буянить. Мне нельзя мало спать. Мне нельзя переживать из-за развода. Так что, я лечусь. Это просто лекарство.  — Любое лекарство при превышении дозы — яд. В случае возникновении зависимости лечение надо прекращать, — Сигурд приподнялся на выпрямленных руках, вызвав содрогания у своего собеседника, а потом рассмеялся. — Ладно, Энди, пошли. Вдруг, и ты выпьешь, и мне повезёт.  — Ага, теперь я точно выпью! Не могу смотреть на эти твои фокусы, — Андреас догнал уже успевшего уйти вперёд приятеля и обнял его на пару секунд. — Береги мои нервы, чувак! Я не хочу вытаскивать тебя из сраного канала! К тому же, кто тогда будет петь на завтрашнем шоу, если ты свалишься?!  — Если я упаду, то всё равно выплыву. Дерьмо не тонет. А если я лучше, чем о себе думаю, то и ты тоже сможешь.  — Иди-ка в зад, а? Они всё ещё шли прямо. Бутики, шумные кофейни и ни одного приличного бара.  — Энди, — шагавший впереди Сигурд внезапно позвал его. — Что, на фронте борьбы с Кристой всё совсем плохо?  — На сухую точно не расскажу… Блин, где здесь есть место, чтоб упасть и было пиво?  — Тебе разве не нравится тут? Чёрт, Энди, какая из тебя творческая единица, если ты не можешь остановиться, чтобы посмотреть на эту красоту! Андреас и в самом деле остановился, чтобы посмотреть по сторонам.  — Ну, всё чертовски милое. Ага.  — Не. Не просто милое. А как пряничный домик на Рождество. Только круглый год, — Сигурд выпрыгнул на проезжую часть и закружился, ловя воображаемые снежинки. — Помнишь ту песню? «Но праздник может быть с тобой всегда»….  — Нет, — честно признался Энди.  — Ну, как же? — Сигурд подбежал к нему и попытался втянуть в свой танец. — «Но пра-а-аздник может быть с тобой всегда! Печа-а-аль уйдёт, а радость — никогда! Шире сердце распахни»… Ты серьёзно не помнишь?! Да этот гимн все дети поют на Рождество! У тебя же мама — церковный секретарь! Ты что?!  — Не, я не помню.  — Вот блин. А я, как посмотрел на это всё, сразу вспомнил этот гимн… «Чудесная пора, любовь горит в глазах. О, если б это длилось без конца!», — Сигурд закрутился ещё быстрее, его взгляд снова стал усталым и грустным. — О, если б это длилось без конца….  — Мне бы не хотелось, чтобы Рождество было круглый год.  — Ты ненавидишь снег, я знаю. Но Рождество классное — ты забываешь о дерьме.  — Ну, может быть. В последний раз я был счастлив на Рождество, когда… Андреас запнулся. Он хотел рассказать про тот год, когда родилась Лайла, но тогда Криста накурилась и спряталась в шкафу, так что праздника не получилось. На следующий год он был в туре. Потом в Рождество он поссорился с женой окончательно. Последний праздник, когда он ещё был счастлив, пришёлся на тот год, когда он познакомился с Сигурдом. Они отмечали сначала вдвоём, на их старой репточке, а потом в доме доктора и профессора Нюстрёмов. Андреас до сих пор помнил большой стол, заставленный едой, красиво одетых людей, большую часть из которых он не знал, но все были искренне расположены к нему. Тогда же они впервые ночевали вместе, в одной кровати. Тогда это казалось невероятным.  — В прошлом году было неплохо. Или ты и это успел забыть? Прошлый год был всего несколько месяцев назад. Они собрались в двадцатых числах всей группой, с женами, детьми и подругами на даче Викинга и жарили барбекю. Андреас был единственным, кто приехал в одиночестве. Даже Сигурд был с какой-то очередной Санной и Торстеном.  — Вон там, смотри, вроде бы приличное местечко. Го?  — Ну, го, — Сигурд пожал плечами. В зале было многолюдно и тепло, свет чуть приглушён, по телевизору — футбол. «Классика», — Андреас приметил столик в углу и кивнул приятелю. Тот резво метнулся, чтобы место не увели другие посетители, и упал на стул, оставляя ему диван.  — Ну, что, по пивчанскому?  — Фак ю, по пивчанскому, конечно! Мы ж в Нидерах, тут варят нормальное пенное.  — А что, у нас — нет?  — У нас — самое лучшее, но в равнении с японским — тут просто рай.  — Молчи, не вспоминай вслух эту мочу! — Андреас взял в руки меню, но не понял ни слова. — Ты что-нибудь разбираешь в этих сложновыебанных названиях?  — Да. Вот это Амстел, а это — Хайнекен.  — А остальное? Я б ещё и слопал что-нибудь.  — Картошка. Ещё картошка. Бургер. Бургер с картошкой.  — Последний вариант мне нравится.  — Есть ещё всякие мясные шарики. Не?  — Что мясное? Шары?!  — Фрикадельки. Разные. С разными соусами. Острые и типа обычные.  — Короче, давай сюда всё. Ты сможешь с ними договориться? С аборигенами?  — Может, они говорят по-английски? Проверим… О, мадемуазель, можно нам два БОЛЬШИХ пива, два бургера с картошкой. И одни фрикадельки? Вот эти, кажется, это острые?  — Разумеется, сэр, — официантка приветливо кивнула. — Пиво принести сразу?  — Да, пожалуй, — ещё раз улыбнувшись даме, Сигурд снова уставился на него. — Так что с твоим разводом?  — Рыжий, не начинай…  — Ты думаешь, я могу на тебя такого смотреть спокойно? — голос Сигурда стал почти тем, которым он перекрикивал гитары на сцене. — Иди в зад. Не появляйся мне на глаза таким. Ненавижу. Если всё так серьезно, верни эту Кристу, а если нет — прекрати страдать по дыму из прошлого.  — Ты думаешь, я не пытался её вернуть?  — И в чём проблема?  — В том, что она долбанная наркоманка, алкоголичка, почище меня, я не могу это терпеть! Мне не нужна вечно подкайфовывающая баба!  — Тогда в чём проблема перестать вздыхать по ней?  — Она моя жена, так-то!  — Я помню. Но неужели ты любишь её такой, как описал?  — Но… Но она же была другой. Она любила меня. У нас есть ребёнок!  — Она была другой? Ты уверен? Впрочем, если и так… Люди меняются, Энди. Она больше не та. Той женщины, что ты любил, нет. Она умерла. Андреас посмотрел, как официантка наливает им пиво в литровые кружки.  — Наверное… Наверное, я чувствую свою вину. Я хотел, чтобы меня любили. Чтобы она оставалась такой… Вот чёрт, нет, такой, как я хотел, она никогда не была.  — Энди. Люди не всегда такие, какими мы их себе воображаем. Почти всегда не такие. Андреас послушал, как Сигурд благодарит официантку, и думал о Кристе. Она никогда не зашла бы в такой бар, никогда не танцевала на улицах и никогда не сделала бы ничего, что помогло бы ему. Даже не помогла бы залатать дорожную одежду, не говоря о том, чтобы продумать и сшить её. Она не пила пиво. Она не зашла бы в такой бар под страхом расстрела. Криста смеялась, только занюхав какой-нибудь порошок. Но он хотел представлять жену совсем другой.  — Как говорят местные? — спросил Энди, приподнимая пиво.  — Proost, наверное, — Сигурд пожал плечами. — За успешный исход твоего развода.  — За это самое, — они чокнулись стаканами. — Ты-то… Это…  — Погоди. Что у вас сейчас? На чём вы с ней остановились?  — Она хочет оставить мне ребёнка и забрать деньги. Я хочу совсем наоборот.  — Ты хочешь оставить ей Лайлу?!  — Да. Что мне.  — Это твой ребёнок. Ты сам только что сказал, что… Блин, Энди! Так нельзя! Что будет с девочкой?  — Да ничего. Я оплачу учёбу в частной школе года на три вперёд для начала. Потянет — оплачу ещё, — от пива стало гораздо легче. — Что ей до нас?  — Детям нужна семья.  — Херь. У меня не было семьи. И лучше, что не было.  — У тебя был дед, который тебя любил.  — Это отдельная песня. Ты же заешь. А Лайла всё равно такая странная, что ей никто не нужен. Ни я, ни Криста, никто.  — Брось, она вас любит. Вы же её родители.  — Чушь. Я старался всегда быть рядом, ты знаешь. И я не идиот, я знаю, что девочкам может нравиться что-то, что не нравится мне. Принцессы, пони, котята, розовые мишки. Но нет. Это не работало. Ничего не работало. Я готов был слушать всё, что она скажет, а она молчала. Этот ребёнок мог играть с пустым пакетом, гоняться за нашей крысой, или, как Криста называла это существо «собака», но ей ничего не было интересно, она это делала в те моменты, когда ей всё же надоедало смотреть в одну точку. Сказки про Золушку. Лошадки. Замки. Ноль эмоций. Я пробовал заинтересовать её мальчишечьей лабудой — тот же эффект. Ей не интересно. Ей ничего не интересно. Даже игрушки на компе. Даже платья. Даже розовые замки. Криста тоже пробовала, и ей не удалось, но ей легче. Она просто посчитала девчонку ненормальной. А я понимаю, что тут что-то другое, но я не хочу тратить на это силы. Лайле лучше без нас.  — Тебе виднее, — Сигурд покачал головой. — В моей жизни был ребёнок, очень странный ребёнок, но я не сдался.  — Я тоже долго не сдавался. А потом узнал, что и ребёнок не мой.  — И Торстен тоже… Что?.. Как это? Лайла — не твоя дочь?!  — Не моя, — Андреас горько усмехнулся. У него уже давно отболело. — Я узнал три года назад. С Кристой даже разговаривать не стал. На самом деле, хотел выяснить, нет ли у мелкой каких проблем со здоровьем. Ну, там, гены мои не сошлись с генами её матери, или что там у вас, врачей, говорят.… А сказали, что ребёнок не мой. Я проверил ещё раз — точно.  — Вот чёрт, — Сигурд ополовинил свою кружку. — Энди… Мне жаль. Почему ты не сказал мне? Это же чертовски тяжело, одному…  — Я, наверное, подозревал. Всегда. Хотя бы это её отсутствие интересов. Мне всё интересно, Криста не такая, как я, но у неё вечно какие-то дела - шмотки, помады, показы мод. Да и не похожа Лайла, ни на меня, ни на свою мать. Но теперь пусть живёт как хочет. От отцовства я не откажусь, это ж я её мелкую укачивал, в коляске возил, песни ей пел, но, бля, хватит с меня. Я хочу жить своей жизнью. Если вдруг она проснётся — пусть приходит, я даже денег ей дам, но только ей. И тогда я ей никогда не скажу, что я не её отец.  — Всегда знал, что ты благородный парень, — Сигурд пригубил своё пиво. — Я не смог бы.  — Но у тебя же есть Торстен. Он тоже не родной.  — Я и не претендую. Но мы любим друг друга, и в нём есть немного моей крови.  — Ты… Вот чего бы не смог я, так это потратить столько сил на чужого сына, зная, что он не мой, что его заберут. Столько сил и своей молодости.  — Когда он стал улыбаться и смеяться над мультиками, я понял, что это стоило того. Cheers!  — And beers! — Андреас снова приподнял кружку. — Ох, хорошее. Чёрт, как это круто. Может, у них ещё трава есть?  — Вот это без меня. Давай лучше сразу по второй.  — Ты это… Как врач мне скажи, это что, так вредно?  — В сочетании с тем, что ты устал и выпил — пожалуй. К тому же, ты не привычный, — Сигурд пожал плечами. — О, спасибо, - он повернулся к принёсшей еду девушке. — Выглядит всё очень аппетитно. Можно нам сразу второе пиво?  — Конечно, — официантка поставила их заказ и удалилась.  — В США травой лечат раковых больных, — Андреасу было интересно.  — Я слышал. Наверное, я могу даже просчитать как это работает, но не прописал бы. И не советовал бы здоровым. Особенно детям. Как и алкоголь, это может привести к необратимым последствиям в развитии. К тому же, такое сочетание с «градусами» может убить неподготовленный организм.  — Ладно, я в последний раз курил лет пять назад. Не то, чтобы не вшытрило, но эффект такой же, как от бухла. А что я буду тратить больше, а?  — Конечно. А голова болит от травы сильнее. И на утро — ещё больше сожалений, — голос Сигурда был слишком серьёзным, да и смотрел он в пол. «Почему я это замечаю? Я не заметил, когда моя жена снова подсела на кокс. Я не заметил, что с моей дочерью что-то не так, но, вот, блять, тут я всё вижу, я — око Саурона, я — бог, который не спит, не ест, и бдит».  — Что чё, чувак? Ты какой-то мутный, — Андреас быстро допил пиво.  — Меня доёбывает, что ты дохуя пьёшь. У тебя дед умер от рака печени. У тебя дядя съебенился от бухла. Ты сечёшь фишку?  — У меня есть риск сдохнуть от этого дерьма. Но скорее я сторчусь или подхвачу СПИД. Так что волнуйся по другим поводам.  — Нахер сходи, а?! — Сигурд поперхнулся пивом. — Ты что? — голос рыжего мужчины стал серьёзным. — Энди, ты же не…  — Да успокойся. Не доставлю тебе такой радости, не помру пока.  — Колись лучше. Андреас подумал. Выпил.  — У меня было подозрение, что я словил ВИЧ. От Кристы. Что, будешь чистить зубы в другой раковине?  — Ты идиот? — Сигурд устало прикрыл глаза ладонью. — ВИЧ так не передаётся. И потом, это же были подозрения?  — Они не оправдались. Мы все здоровы. Так что можешь брать мою щетку.  — Это не я, это Каэль, только не говори, что я его спалил.  — Вот чёрт!!! И ты не навалял ему пиздюлей?! А ты ещё и мой лучший друг!  — Да как бы я ему навалял, в тур автобусе, в сортире тридцать на сорок сантиметров?! Я ему сказал, что это не по-пацански.  — Ой, спасибо. Но щетку я поменяю. И буду прятать в чемодане.  — От тура почти ничего не осталось. Нахуя? Просто промой в чём-нибудь.  — У тебя есть соляная кислота?  — Раствор соды — и хватит с тебя. Если хочешь, замочи в спирте.  — Так переводить продукт не буду.  — Энди, да у тебя скоро как в той шутке, в алкоголе следов крови не будет. Не, по пиву — это святое, но, блять, не столько же.  — Нахуй пиздуй. Хочу — пью. Твоё какое дело? Сигурд пожал плечами и потянулся за сигаретами.  — Раз ты просишь — выйду.  — Ага, составь мне чертову конкуренцию, курилка. От этого тоже дохнут.  — Я в курсе. Рыжий мужчина сделал ещё глоток пива и вышел из-за стола. Что-то в его голосе заставило Андреаса посмотреть на его прямую спину, но в отличие от героев фильмов и книг, он ничего не мог прочитать по этим расправленным плечам и спокойным шагам. «Вот что он доебался? Все пьют. Он тоже бухает. Он тоже бухает много», — подумал Андреас, и обнаружил, что его вторая кружка уже почти пуста, хотя только недавно он прикончил первую. У Сигурда и первая была недопитой, а вторая мирно стояла полной. Андреас раздражённо потёр виски. «Ну, да, я пью, но это моё дело. Моё». Через стекло даже в сумерках было видно фигуру Сигурда под уличным фонарём. Ещё недавно он пел на улице Рождественский гимн и танцевал, а теперь у него мелко тряслись руки. Андреас видел, как пляшет огонёк сигареты. Сигурд напряжённо смотрел в пространство перед собой, покусывал губу, когда не затягивался. Андреасу показалось, что у его приятеля что-то болит. Сигурд заметил его взгляд и приложил два пальца к щеке, Энди моргнул, но его друг всё ещё не убрал руку от лица. Впервые за столько лет. Андреас не верил своим глазам. Это была «их» традиция. Энди сам придумал этот жест, когда ему было девятнадцать. В девяносто четвёртом он ещё боялся, за себя, за мальчишку с горящими глазами и горячим сердцем, и придумал, как говорить то, что не смел сказать при других людях. «Я люблю тебя». Они уже давно расстались, выросли, оба пережили неудачные браки, но жест остался. «Я люблю тебя». После стольких лет, Сигурд снова приложил сложенные вместе указательный и средний палец к щеке, а потом раскурил новую сигарету. А Андреас допил пиво и заказал себе ещё. Тогда они тоже пили пиво в каком-то полуподпольном баре, потому что в нормальные заведения несовершеннолетнего Сигурда не пускали, хотя у него были фальшивые права с исправленной датой рождения. Да и в обычных местах на двух длинноволосых парней в кожанках, с подкрашенными глазами косились. За давностью лет, Андреас не помнил, о чём они говорили, но, видимо, о группе, потому что в какой-то момент он похвалил друга, а тот ответил восхищенно-благодарным взглядом и солнечной улыбкой. И Энди перестал себя обманывать — он безумно хотел, чтобы на него так смотрели всегда, и чтобы эти губы оставляли отпечатки тепла на его теле как можно чаще. Но Сигурду было шестнадцать, и у него были старший брат-полицейский и отец-военный. Андреас не забыл, что, осознав, в какую пропасть он себя загнал, засобирался домой, но приятель не отстал. Энди помнил, какой тёплой была ладонь рыжего паренька, как хотелось, чтобы это тепло заполнило всё тело, но Андреас был старше, чем отчаянно вцепившийся в него мальчик. Он не желал, не желал сходить с ума, тогда ему было уже девятнадцать, да и вырос музыкант в деревне — этого было достаточно, чтобы знать, что до добра такое сильное чувство не доведёт. Андреас никогда не отличался мудростью, особенно в те юные годы, но уже тогда понимал, что-либо утонет, либо ему быстро надоест. И он понимал, что Сигурда нельзя будет бросить, нельзя будет и любить, но тот уже взял его за руку. И у Энди потемнело в глазах, он впервые почувствовал, что это такое — улетающая крыша. Почувствовал, прижимая друга в ближайшей подворотне к стене. «Не надо. Не трогай меня. Я люблю тебя, я не выдержу». Андреас мог забыть, что говорил в день свадьбы, но не то, как шептал это, зарывшись в осветлённые, жесткие кудри. И ответ: «Я тебя тоже» забыть не мог. Они даже не поцеловались в тот вечер, плача от счастья и вдыхая запах друг друга. Андреас думал, что подождав, получит всё, а о чём думал Сигурд, он не знал. А потом его рыжее счастье перестало отвечать на звонки, домработница вежливо говорила, что юноши нет дома, вечером на репточке Сигурд не появился, окно детской было завешано, преподаватель гитары, у которого парень занимался, ничего не знал. Андреас сходил с ума. На третий день он не смог заснуть. Утром потащился к школе Сигурда, но не увидел, как тот попал на занятия, не увидел свою зазнобу и после них. В этот момент похоть и эгоистичное желание быть обожаемым сменилось болью потери и чем-то большим. И когда Мартин Нюстрём, неизвестно как оказавшийся в кухне его квартиры, жестко спросил, любит ли он Сигурда, Андреас честно ответил: «да». «Тогда ты подождёшь и не будешь портить моему сыну задницу столько, сколько я скажу».  — То, что ты не пьёшь, меня радует, а то, что не ешь — нет. Он не сразу понял, что голос Сигурда — это не воспоминание, что тот действительно был рядом. Уже давно не худой подросток с восторженным взглядом и осветлёнными кудряшками, а изящный мужчина с железобетонной бицухой, грустный и рыжеволосый. На столе был их заказ, к которому они так и не притронулись.  — Я тоже, — Андреас устало потёр глаза. Ему хотелось выпить ещё, но он знал, что больше нельзя.  — Тоже радуешься? По тебе не видно. Давай, ложечку за Лемми, ложечку за Брюса, ложечку за Кита.  — Впервые слышу, чтобы бургеры ели ложкой. — Ну, кусочек, значит, — сам врач в считанные секунды расправился с доброй половиной порции. — Или я съём?  — Нахуй пиздуй, — Андреас пододвинул себе тарелку. — Что там на улице?  — Нихера не поменялось с тех пор, как ты там был. Не смотря на бодрый тон, в глазах Сигурда была усталость.  — Чувак, это не по-пацански. Не хами, если тебе херово. Просто скажи, в чём хуйня. Сигурд на секунду улыбнулся, как всегда улыбался, когда готов был совсем не по-пацански расплакаться.  — Сердце? Ну, блять, мы же рок-звёзды. Ты можешь позвать себе врача, и тебя прокачают за пару часов.  — Я сам врач. Даже профессор. Я кардиохирург, свой диагноз я знаю. Меня за пару часов не приведут в порядок таблетками, — Сигурд отложил бургер и завис над тарелкой. — Я просто устал, — признался он, внезапно, после молчания. — Но я же мужик, я не могу из-за такой херни сойти с дистанции. Андреас жевал картошку, но не чувствовал вкуса. Он ни разу не слышал, чтобы Сигурд жаловался. Он ни разу не видел Сигурда таким опустошённым и выдохшимся. И только один раз чувствовал такую боль за друга — когда их попытались разлучить родители Сигурда много лет назад. На секунду ему показалось, что напротив снова сидит доктор Мартин. «Ты говоришь мне, что любишь его. Что это для тебя такое? Вспомни, с кем говоришь, вспомни, какой путь прошли мы с его матерью, и скажи ещё раз».  — Вот что, доедай, и пойдём в гостиницу. Ляжешь и отдохнёшь.  — Я хотел прогуляться по городу.  — Сделаем небольшой круг. Купим вина, вино тебе можно, ляжешь, я включу тебе фильм, и прослежу, чтобы тебя до утра никто не трогал.  — Энди, погоди, а…  — Переживёшь без женщин. Поговорить о высоком с тобой могу и я, а секс тебе противопоказан. Ешь давай.  — Блять, Андреас, я не об этом!  — Я не напьюсь. И наркотиков у меня нет. Я попрошу Эво принести тебе ключи от моего номера, откроешь меня утром.  — Вообще-то, я хотел сказать, что план отличный. Подержишь меня, если буду падать, пройдёмся, купим вина, лучше пару бутылок, и сядем посмотреть кино. Только не оставляй меня в номере, вдруг, сдохну, и так до утра пролежу. Только вот твоё пиво…  — Это просто пиво. Давай расплатимся и пойдём. Сигурд страстно желал посмотреть на Уде Керк. Они развернули карту, пока им отсчитывали сдачу.  — Зачем смотреть на очередную церковь? Они везде одинаковые, — Андреас сам не знал, зачем ему нудеть, но нудел.  — Это самое старое здание в городе, а теперь находится в Квартале Красных Фонарей. Там похоронили пару поэтов, композитора и жену Рембрандта. Ну, это помимо того, что там один из лучших в мире органов. Может, хоть на церковь посмотрю — хотя внутрь бы тоже заглянул.  — Пошли, что уж с тобой сделать. В центре, не смотря на вечер, было ещё многолюдно, в какой-то момент Андреас отвлёкся и понял, что Сигурда рядом нет. Энди застыл там же, где стоял, боясь пошевелиться, но поток туристов сметал его дальше. С трудом, ему удалось выбраться из толпы и встать на узком тротуаре у канала. Он поднялся на цыпочки, хотя и без того был не маленького роста, пытался разглядеть в толпе рыжую макушку, но безрезультатно. Пройдя против потока в обратную сторону с десяток метров, он запаниковал ещё сильнее — Сигурда нигде не было, а до того Нюстрём выглядел паршиво, и один Бог знал, насколько серьёзно было его состояние. Андреас поискал по карманам телефон — мобильник был на месте. Он набрал знакомый номер, но после бесчисленных гудков, трубку пришлось положить.  — Эй, парень, потерялся? — какая-то девица фривольного вида обратилась к нему по-английски. — Тебе помочь?  — Да мы с другом разминулись, спасибо, не надо… — Андреасу показалось, что будет лучше вернуться к тому месту, где он в последний раз видел Сигурда, но девица вцепилась в его куртку. Она смеялась.  — Если мужчина теряется в этом месте, то до утра его не найти. Пойдём, ты тоже можешь потеряться. Ещё вчера Андреас поинтересовался бы, сколько стоит потеряться с такой барышней, но сегодня, глядя на её грудь и сверкающие глаза, он не чувствовал ни малейшего энтузиазма.  — Сегодня я хочу потеряться только с другом.  — Отлично, можем потеряться все втроём! Тогда пойдём его искать? — девушка взяла его под локоть. — Как он выглядит?  — Рыжий, наглый, дерзкий, — прохрипели рядом. — И чертовски сексуальный. Почувствовав, что Сигурд кладёт руку ему на поясницу, Андреас не только облегчённо вздохнул. Он хотел обнять в ответ.  — Дама, вы неверно поняли этого мужчину. Он теряется только со мной. Всегда. Пока смерть не разлучит нас.  — О, вы чертовски милые, ребята, — она не растерялась и немедленно отпустила локоть Андреаса, уступая место рукам Сигурда. — Удачно вам сегодня потеряться. — И вам не хворать, — буркнул Андреас и потянул друга прочь. — Чёрт бы тебя побрал, рыжий придурок, я пересрался! Где твою задницу носило?! — Остановился на минуту сфоткать какие-то крутые дома, а потом вижу — тебя нет, — Сигурд подтолкнул его вперёд, и от этого у Андреаса по спине побежали мурашки. — Мы почти пришли.  — Сигри, ты дебил. Певец ничего не ответил. Андреас обернулся, но тот смотрел в сторону.  — Пришли, — вместо ответки заявил он. Церковь Андреаса не впечатлила. Он видел тысячи таких, а внутрь к знаменитому органу было не прорваться — все двери были заперты.  — Съезди завтра на такси, — предложил он взгрустнувшему приятелю. — С Эво. Он для тебя купит это всё, лишь бы завтра зажёг Амстер по-полной.  — Не смешно. Пошли ещё пройдёмся. Не знаю, куда. Похуй.  — Го за вином?  — Фак ю, — голос у Сигурда был слабый. — Ну, го. Андреас оставил приятеля зависать над водой ближайшего канала, а сам метнулся в магазин напротив. Вино ещё продавали, и он закупил три бутылки. Расплачиваясь, он посмотрел, на Сигурда. Покачнувшийся на ветру фонарь на секунду обрисовали его фигуру, и музыканту показалось, что он уже видел это: рыжие волосы, чуть опущенные плечи, знакомый наклон головы. Ощущение тепла и счастья в сердце.  — На, — по дороге к каналу Энди успел отвинтить крышку на одной из бутылок. — Только чуть-чуть.  — Алкоголь в малых дозах полезен в любых количествах, — рассеяно заметил Сигурд, делая большой глоток. — Мне так русский приятель как-то сказал, я его полностью поддерживаю, — на секунду мужчина замолчал, делая ещё глоток. — Не называй меня Сигри. Ты десять лет так меня не звал. И не надо. Руки сломаю.  — Кому, себе? — Андреас отобрал у него бутылку. — Я что-то расчувствовался. А тут ещё пришлось от этой шлюхи отбиваться. Давно я так перед блядью не робел. Сорян, что…  — Я тебе отомщу, — вяло перебил Сигурд. — А, ладно, хрен с тобой.  — Сигри…  — Не надо.  — Я хотел отдать тебе вино. — Вино — давай, ушлёпок. Сигурд пил, а Андреас старался не смотреть на него. Он вспомнил тот день. Они поехали за город, на тихий пляж, тоже пили вино, целовались, потом Сигурд подмигнул ему и отбежал за скалу. Его не было достаточно долго, и когда галька захрустела, Андреас уже устал ждать. «Энди». Он обернулся и увидел его, с чуть опущенными плечами. Ещё светловолосого, от страха склонившего голову чуть на бок. Голого, неловко прикрывающегося смятой одеждой. Андреас помнил собственный трепет, отчаянное желание и восхищение. На тот момент он считал Сигурда самым красивым существом на свете.  — На взад, — певец утёр губы рукой и вернул бутылку. — И пошли в гостиницу, а то опять тебя блядина подцепит, когда я отвернусь.  — Чёрт, главное, не отходи, буду прятаться за твоей тощей спиной.  — Ты выше, хер там, а не прятаться, — заметил Сигурд и зевнул. — Давай двигать. Они двинули. Андреас почти случайно пропустил друга вперёд и наслаждался видом его спины. «Чёрт, всё же давно кончилось, это было… Это было и прошло. Он мой бро, мой лучший друг, чувак, с которым я могу выпить пива, с которым я могу поделиться всем на свете, конкретный кобель, с которым хоть по бабам, хоть в окоп». Сигурд молча протянул за спину руку, требуя вино. Андреас вложил бутылку в тонкие пальцы почти бездумно. Сигурд запрокинул голову, отпивая из бутылки на ходу, и Андреас отвернулся. Он всё ещё не мог отделаться от воспоминаний о том дне. О теле, оказавшемся прекраснее, чем он мог представить. Он безумно желал уложить Сигурда на их плед и стать властителем и повелителем всего этого чуда, но не посмел. Упал на песок у его ног, поцеловал худые коленки. «Я твой», — прошептал ему в губы юноша. «Я подожду. Ты достоин… Ты достоин….», — Андреас хотел сказать что-то про простыни и розы, но не смог. Он никогда раньше не видел ничего прекраснее. И это Сигри уложил его на спину и помог увидеть звёзды. А потом они поменялись местами. И больше никогда и ничего больше не было, но тогда этот человек также запрокидывал голову.  — Сигри, стой.  — Последнее предупреждение, бро. Последнее, — Сигурд остановился. — Что тебе, кретин?  — Нам направо.  — А. Ну, ладно.  — Направо дверь. Мы пришли. Гостиница.  — Вот же! Мы были так близко?  — Да. Кругами ходили, чё уж. Андреас забрал ключи у внимательно рассмотревшего его клерка, пока Сигурд на улице прятал вино под куртку.  — Ну, что?  — Ничё, — Андреас хотел по-дружески пнуть Нюстрёма у лифта, и не смог. — Ты это…  — Того? — ухмыльнулся Сигурд. — Не разолью, не ссы. Знаешь, сколько раз я в юности спирт выносил из больнички?  — Бля, не надо, — Андреас втолкнул приятеля в раздвижные двери. Ему было стыдно. Конечно, он знал, что у бывшей любви умерла жена. А потом умер и ребёнок, но не пришёл. А Сигурд выносил спирт из морга и пил. Пил, воспитывал чужого ребёнка, учился, работал, не пел. «И не мог меня забыть», — внезапно понял Андреас, глядя на уставшее лицо у своего плеча.  — Сигри, — он знал, что его не ударят. Знал, что тот вздрогнет, стоит ему притронуться. — Сигри… Ты пойдёшь со мной?  — Энди, чёрт, сорян, я больше не выпью. Андреас смотрел на рыжие волосы, золотистую кожу и полуприкрытые глаза. Он так и не нашёл ничего прекраснее, хотя в его распоряжении были лучшие женщины мира. Он хотел сказать, что говорит совсем о другом, и потянулся к его привычным к скальпелю пальцам, но не притронулся. Сигурд посмотрел на него из-под ресниц, и Андреас прикусил губу. Он знал, что этот человек по-прежнему достоин большего, чем пьяный любовник и синяки под глазами на утро.  — Завтра — чтоб как утренний стояк. По расписанию и чётко. А не как огурец — зелёный и пупырчатый, — Нюстрём хмыкнул. — Так что пузырь я заберу. «Но почему? Почему я до сих пор?»…  — Энди, не ссы. Завтра мы всех порвём, — обнадёжил Сигурд, выходя из лифта — Ты же чёртов герой, да и я ничего. Да?  — А чё б не да, — Андреас повертел ключ в руке и вздохнул. Почему-то теперь ему дышалось легче. И без алкоголя.  — Сигри…  — Ась? Андреас притронулся двумя пальцами к щеке. Сигурд в ответ округлил глаза и покрутил пальцем у виска. «Ты мог забыть, а я помню», — подумал Андреас падая на кровать в номере. «И я не нашёл ничего лучше. Я пью, потому что неправ, я совершил ошибку, но не когда женился на Кристе, а когда бросил тебя, и без тебя я… Но ты рыжий, наглый, чертовски сексуальный, ты будешь моим». Андреас отшвырнул куртку в сторону кресла, потом туда же полетели ботинки и футболка. Энди знал, что перед сном лучше принять душ и заказать в номер чай. И не смотря на шум воды, он услышал сигнал СМС. Два слова от Сигурда.«Я тоже».