***
— Не понимаю, Мирон Янович, на вас напал какой-то бешеный вампир? Тихо возмущается молоденькая визажистка, пытаясь загримировать плотным тоном синяки, что выглядывают из-под воротника черной рубашки. Она смущенно охает и прикрывает ротик, понимая, что сказала лишнее. Сидящий неподалеку Охра громко кашлянув в кулак, усилено делает вид, что читает что-то очень важное на экране своего смартфона. Он не поднимает глаз, но Окси слегка улыбается, зная, что «Монстр» все слышал и прекрасно осознает свою кусачую вину. — Да, было дело. Постарайся замазать последствия, Лиза, спасибо. Мирон снова сдержан, серьезен и полностью готов к выходу на сцену. А скрытые под слоем тональника отметины его совершенно не напрягают, но пока что им лучше оставаться тайными. Публика еще не готова принять его настоящим. Без грима и брони острых фраз, что давят на внутреннюю сторону черепа, желая поскорее вырваться в зал, задевая чужие сердца. Он готов рвать публику, поджигать их глаза и наслаждаться ответной энергией, что возвращается подобно закинутому в бесконечное небо бумерангу. Делать это особенно приятно, зная, что за спиной всегда стоит его личный «Монстр». Теперь и навсегда.Часть 1
20 августа 2017 г. в 23:02
Развернув шуршащую обертку с голубоватым леденцом внутри, Мирон закинул его в рот и посмотрел в иллюминатор. Боинг только разгонялся, чтобы, промчавшись по взлетной полосе аэропорта Внуково, взмыть в ночное небо навстречу солнечному Лиссабону. Перекатывая мятную карамельку за щекой, парень откинулся в кресле, чувствуя, как самолет отрывается от земли и постепенно набирает высоту. Уши нередко закладывало при взлете, а Мирон не любил это чувство, поэтому всегда имел при себе упаковку мятных леденцов. Он устал, сегодня выдался насыщенный день, а под вечер ему пришлось отработать автограф-сессию в одном из фирменных магазинов Reebok, в рамках рекламной кампании их новой коллекции одежды и обуви. Нет, он был счастлив стать лицом коллекции знаменитого бренда, ему и самому нравились продукты этой фирмы, и получить от них в подарок кроссовки, одежду и аксессуары — являлось приятным бонусом к основному рекламному сотрудничеству. Но усталость буквально давила в затылок, от вспышек фотоаппаратов на автограф-сессии глаза с болью ловили блики света взлетной полосы, а на указательном пальце он умудрился заработать мозоль, подписывая десятки протянутых поклонниками вещей. Среди них были только что купленные кроссовки, футболки, толстовки и даже носки из коллекции, лицом которой он являлся. Поклонники буквально сметали вещи с полок, желая выглядеть так же круто, как и их кумир на плакатах, что были расклеены по всему магазину. Парень усмехнулся, вспоминая, с каким теплом и благоговением встречали его эти молодые ребята, прижимая к груди брендовые вещи, в ожидании своей очереди на автограф. От леденца остался лишь мятный привкус на языке, и Мирон потянулся за сумкой, чтобы достать еще. Пытаясь нашарить упаковку с леденцами на дне, он случайно наткнулся на небольшую коробку в подарочной бумаге, которую ему сунула одна из поклонниц в салоне Reebok. Мысль о поиске леденцов тут же сменилась любопытством. Он достал коробочку в цветастой обертке с забавными стикерами, где были изображены мультяшные версии его самого и Вани-Охры в подозрительном обилии разноцветных сердечек.
— Хммм, креативно. — Усмехнулся парень, аккуратно поддевая край упаковки, чтобы ненароком не порвать произведение фанатского искусства.
Когда обертка поддалась и удалось стащить ее с коробочки без особых потерь, Мирон, наконец, заглянул внутрь. При первом взгляде на подарок он опешил. Из коробочки на него пялилась здоровая котиная морда. Все бы ничего, но этот котяра необъяснимым самому Мирону образом напомнил Евстигнеева в моменты, когда тот особенно возбужденно пялился на него. Такие моменты были редкими, но очень запоминающимися, поэтому странная ассоциация мгновенно возникла в голове и не собиралась оттуда сваливать, даже под напором адекватности. Ткнув нарисованному на ткани котяре татуированным пальцем в нос, Мирон усмехнулся, думая не о бессмысленности этого подарка, а о том, что скоро они вместе с Ваней отдохнут в Лиссабоне, куда их позвал Дарио. Португалец уже давно не жил там, с десяти лет как переехав в Англию, а затем и вовсе в Россию, однако любил родину и мотался туда «проветрить голову и погреть кости», как сам он выражался. Вот и ребят позвал в этот раз с собой, так как их совместный тур вымотал всех троих, а лучшего отпуска они не найдут, утверждал Porchy. Охра, наверняка, был уже там, вылетев раньше, а Мирон летел последним, потому что вся эта рекламная лабуда задержала его до самой ночи. Лететь было часа четыре, поэтому парень убрал подарочную коробку обратно в сумку, забыв даже посмотреть, что именно ему подарили, и прикрыв болезненно слезящиеся глаза, провалился в сон.
Такси из аэропорта примчало его в пентхаус с видом на море. Дарио даже на пару-тройку дней старался выбирать место исключительно живописное, дышащее всей красотой его родины. Парни встретили его на парковке, поленившись забрать из аэропорта, потому что уже явно начали алкогольную эстафету без него. Дарио, улыбаясь во весь рот, подлетел к Мирону, приветливо обнимая и закидывая его дорожную сумку себе на плечо.
— Привет! Как долетел? Мы тут тебя уже заждались совсем, — тараторил он, а Окси не сводил взгляда с Вани, что стоял чуть поодаль.
Охра был в одних болтающихся на бедрах драных джинсах, его торс блестел на солнце, а в татуированных пальцах была зажата банка пива. Порчи проследил взгляды парней и улыбнувшись еще шире, поспешил ко входу в дом, оставляя их наедине.
— Ну, как, успел расписаться на груди какой-нибудь сочной фанатки? — Парень отпил пива, подходя ближе, —…или фаната?
— Вань, че ты несешь? Хорошо накатил уже?
Окси усмехнулся, следя за тем, как его «Монстр» приближается, обходит вокруг, словно проверяя, все ли так, как он оставил в Москве. Его не напрягало подобное поведение друга, наоборот, забавляло, даже льстило в какой-то мере.
— Ну ладно, — заключил Охра, окончив обход и расставил руки в стороны, — иди сюда, я успел соскучиться.
Мирон рассмеялся и крепко обнял парня, похлопав того по спине. Евстигнеев удовлетворенно хмыкнул, отпивая пива, не разрывая объятий, а затем потянул Мирона ко входу в пентхаус. Их совместный отрыв начинался, теперь все были в сборе.
Окси был уверен, что сегодня их ждала интимная посиделка втроем, но стоило ему зайти в просторный холл, как навстречу вырулил какой-то крепкий высокий парень, таща ящик пива к холодильнику.
— Привет! — Бросил незнакомец с легким акцентом, проходя мимо.
— Стой, Вит! — Обогнув Мирона, бэк вокалист подскочил к незнакомцу, вытягивая из ящика в его руках банку пива. — Возьму еще, спасибо, дружище.
«Когда это вы успели друзьями стать?» — Подумал Окси, вопросительно глянув на Ваню.
— Ах, да, — поймал на себе его взгляд Евстигнеев, — это Вит, друг Дарио, они с ним писали треки, когда еще учились в Англии. Он поляк, говорит неплохо на русском, поэтому можно не думать о том, что Порчи что-то не поймет из наших с тобой пьяных разговоров, ахах…
— Раньше нам ничего не мешало понимать друг друга, — Мирон покосился на поляка, который приветливо помахал ему рукой из другого конца зала, улыбаясь, — впервые слышу о вашем друге.
— Хэй, ты что… ревнуешь?
Охра оторвался от своего пива, и его влажные губы растянулись в совершенно блядской ухмылочке. Мирон закатил глаза и отмахнулся.
— Вань, прекращай. Кого я ревную? Просто не люблю, когда я о чем-то не в курсе.
Лыба парня стала лишь шире от услышанного, он отпил еще пива, облизнув губы, и приобняв друга за плечи, повел в сторону диванов.
— Хорошо, пойдем, выпьем и через пару хороших стаканчиков, Вит станет другом и тебе!
К вечеру они были пьяны настолько, что любая безумная идея уже не казалась им такой уж безумной. Разве что не настолько, чтобы согласиться на Ванино «а пойдемте плавать голыми в бассейне соседа!». Порчи, впрочем, уже был готов стянуть свои шорты, следуя за безумным предводителем с зажатой в руке бутылкой, но Мирон остановил их, прежде чем те распугали своими голыми задницами пол Португалии.
— Нет, Евстигнеев, угомонись! — Рявкнул Окси, кинув в парня первым, что попалось ему под руку.
Ваня упал на диван, поймав летящую в него сумку фронтмена, едва не расплескав драгоценный виски, который пил прямо из бутылки, наплевав на наличие стаканов и льда. Он сел поудобней, задрав ноги и уставился на Мирона с видом оскорбленного до глубины души ребенка.
— Хорошо, — кивнул парень со смехом наблюдавшему за всем этим Дарио, а затем перевел взгляд на Окси, — ты все запрещаешь, что я не предложу…
— Проституток карлиц, Ваня, стриптизеров в боа, Джарахова верхом на Рестораторе, купание голышом в чужом бассейне, что дальше? Удиви меня!
Он поболтал в своем опустевшем стакане кубики льда, и потянулся за новой порцией выпивки.
— Я просто хочу напиться до отключки, чтобы перестать думать обо всем, а то до сих пор эта бесконечная очередь людей за автографами перед глазами… — нашарив на полу бутылку, он плеснул себе в стакан, — еще этот странный подарок, я как в самолете его развернул, так до сих пор в шоке.
— Какой подарок? — Оживился Охра, отставляя на журнальный столик свою бутылку и глядя на Мирона в ожидании.
Он не успел ответить, как вдруг Дарио заржал, когда Вит перевел ему то, о чем вели разговор парни.
— Ахах, если ты про ту коробку в твоей сумке, то это очень милые носки!
— Носки? — Одновременно переспросили оба.
— Ну, да, — Порчи перестал смеяться, делая большой глоток из своего стакана, — я когда сумку Мирона принес и кинул на диван, то эта коробка вывалилась, ну, я и заглянул внутрь, а там рожа Вани с усами!
— Зачем фанаты дарят тебе носки с моей усатой рожей, блять?
Казалось, Евстигнеев протрезвел, но это лишь казалось, так как в следующий момент он вытряхнул из сумки странный подарок, и совершенно по-идиотски посмеиваясь, открыл коробку. Носки с котиной мордой все так же лежали аккуратно сложенными. Под цвет кроссовок Мирона, которые ему подарил Reebok, белоснежные и гладкие, они могли бы стать нормальным аксессуаром к новенькой обуви, если бы не кошачьи физиономии.
Увидев это Дарио снова загоготал, переводя взгляд с Охры на котов и обратно. Алкоголь ударил в голову, и если трезвым у него еще были сомнения в адекватности этой ассоциации, то теперь все было ясно как день — на носках изображен Евстигнеев в кошачьем амплуа.
— Они и правда похожи на тебя, Вань, — Окси усмехнулся, отпивая из стакана, и не сводя взгляда с парня, который уже натянул один носок на руку, и теперь забавно изображал движения мордочки.
Пока все наблюдали за кукольным представлением Евстигнеева, поляк взял с его колен подарочную коробку, и с интересом изучил оберточную бумагу. Стикеры с Охрой и Окси в вихре сердечек красноречиво намекали на то, что фанатка подарила своему кумиру эти носки с каким-то романтическим подтекстом.
— Ребята! — Первым нашелся Дарио, неуклюже выхватив у Вита коробку и тряся ей в воздухе. — Я понял, эта девочка, она это… этот…
— Шиппер! — Выпалил поляк, поднимая вверх свой стакан с выпивкой, словно произносил тост.
— Точно!
Мирон с Ваней переглянулись, а Вит согласно кивнул, чокнувшись с Дарио, и делая большой глоток из своего стакана. На мгновение повисла тишина, все четверо погрузились в размышления о шипперском посыле подарка, когда вдруг Охра вскочил с дивана. Чуть качнувшись на непослушных ногах, он указал пальцем в сторону Окси, изрядно удивленного такой прытью друга.
— Я все понял! Если она шиппер, значит этот кот не зря похож на меня! Это все ее шипперский замысел! И я его раскрыл!
— Евстигнеев, тебе хватит, заберите у него бутылку. — Мирон нахмурился, — Успокойся, это просто чертовы носки.
— Нет! Это не просто носки! Смотри, если ты являешься лицом новой коллекции кроссовок Reebok, то ты кроссовка!
Дарио заржал, а Окси глубоко вздохнул и покачал головой, словно на его глазах бэк вокалист лишился последних мозгов. Его взгляд говорил о том, что он не собирается выделять деньги из бюджета группы на лечение этого придурка.
— Дослушайте! — Парень выставил вперед руку, обтянутую носком, — Если Мирон в ее представлении кроссовка, а я — носок, то значит, когда нога в носке входит в кроссовку, то теоретически я вхожу в Мирона! Бум!
Вит закашлялся, подавившись выпивкой, а Дарио непонимающе смотрел на парней, похлопывая друга по спине, и ожидая, когда тот сможет перевести ему то, что выпалил Охра. Когда поляк, наконец, прокашлялся, то поведал Порчи о гениальной догадке, и тот присвистнул. Подобное объяснение явно пришлось ему по вкусу.
— Не слишком ли по-гейски? — Переспросил Мирон, с сомнением глядя на улыбавшегося во весь рот друга, явно довольного собой.
— Не вижу ничего плохого в геях!
Схватив свой виски с журнального столика, Охра плюхнулся на диван рядом с Мироном и нагнувшись к парню настолько близко, чтобы в стеклянном брюхе бутылки было видно отражение их двоих, прошептал тому в ухо:
— Посмотри внимательно, ты видишь что-то плохое в геях?
Окси повернул голову, практически касаясь кончиком своего носа губ парня, и поднял на него хмурый взгляд. Ваня задержал дыхание, почувствовав, как напряглось все тело, когда друг оказался настолько близко.
— Вань, ты меня геем назвал? — Спокойно спросил он, продолжая смотреть на заметно нервничающего парня в упор, но не отстраняясь.
Неловкую паузу нарушил Дарио, поболтав в пустом стакане кубиками льда.
— Подлей мне виски, Охра, — привлек он к себе внимание замершего под взглядом Мирона парня, — кстати, я тоже не вижу ничего плохого в геях. Я вообще бисексуал, и считаю, что разнообразие — это хорошо.
Теперь все взгляды были устремлены на португальца. Вит, сидевший по правую руку от него, смотрел особенно заинтересованно. Его буквально тянуло к расслабленному парню рядом, какой-то необъяснимой тягой, особенно остро это ощущалось после заявления того об ориентации.
— Я не верю тебе, никогда не видел, чтобы ты проявлял хоть какой-то интерес к парням из нашего кампуса, когда мы учились вместе, — поляк смотрел на друга с усмешкой, словно брал того на «понт». И его взгляд — пьяный, вызывающий… притягивающий — пугал Порчи, но вместе с тем лишь распалял желание доказать всему миру свою правоту.
— Ах, не веришь?! — Вскочил он на ноги, и качнувшись, неуклюже завалился в сторону, но Вит вовремя схватил его за край майки, дернув на себя.
Дарио поменял траекторию падения, и в итоге оказался в крепких руках поляка, который выглядел не столько взволнованным сложившейся ситуацией, сколько довольным. Он стиснул Порчи в объятиях и без лишних слов завалил на диван, нависая сверху. Что происходило с притихшим португальцем дальше было не видно, но судя по отсутствию сопротивления, и скользнувшей по шее Вита ладони, можно было с уверенностью заключить, что они были увлечены поцелуем.
— Кхм, пойду-ка осмотрю второй этаж, вроде бы там был еще виски, — Прервал неловкую паузу Мирон, опрокидывая в рот последний глоток выпивки, и спешно покидая зал.
Поднимаясь по винтовой лестнице наверх, он услышал шаги следом, облегченно выдыхая. Хорошо, что Ване хватило ума последовать его примеру и оставить парней наедине, вместо того, чтобы сидеть с бутылкой бухла, залипая на гей-порно в живую.
На втором этаже пентхауса располагалась спальная зона с огромной кроватью и выходом на просторную лоджию. Помимо этого, здесь была полноценная барная зона со стойкой и рядами под бутылки, а также несколько кресел-мешков.
— Воу! А тут круто! — Присвистнул Охра, огибая Мирона и с разбега плюхаясь на кровать. — Иди сюда, гомофоб!
— Я не гомофоб, Вань, — улыбнулся парень, глядя на то, как «монстр» забавно барахтается на широкой постели.
Все эти разговоры о геях смущали, причем если в трезвом состоянии Мирон бы только поржал, то сейчас он ощущал себя особенно беззащитным перед Евстигнеевым. Сейчас, будучи бухим, он мало контролировал свои мысли, эмоции и действия. Стоило им двоим остаться наедине, как в комнате повисло какое-то душное напряжение с сексуальным подтекстом. Нет, это не удивляло Мирона, он давно замечал за собой совсем не дружеские реакции на бэк вокалиста. Но до этого момента их удавалось игнорировать, а иногда тайно дрочить в душе, думая о друге совершенно похабным образом. Охра, как обычно, шутил и воспринимать всерьез все его слова о геях, было бы ошибкой.
— О чем задумался? — Ваня перевернулся на живот, подминая под себя край одеяла, и посмотрел на фронтмена снизу-вверх, словно в ожидании чего-то.
Мирон не ответил, молча подходя нетвердым шагом к бару, держа руки в карманах потертых джинсов. Он шумно сглотнул и поспешно отвел взгляд, проходя мимо, не желая встречаться с парнем глазами. Охра заметил это, буквально ощущая, как между ними нарастает грозовое облако неясных до конца эмоций. По коже ползли мурашки, а губы то и дело пересыхали. Тишина, в которой слышно было лишь вдохи и выдохи друг друга, давила, заставляя сердце участить ритм. Воздух застрял в горле, когда «Монстр» мягко поднялся с кровати, и Мирон ощутил его за своей спиной слишком близко. Он попытался развернуться, чтобы сбежать от этого ощущения чужого дыхания на своем бритом затылке. Уже желая ретироваться — убежать куда-нибудь, выкурить сигарету и успокоить взвинченные нервы, протрезветь, забывая все произошедшее, как пьяный бред. Но его попытку сбежать тут же пресек Охра, твердо вжимая татуированные руки по обе стороны в барную стойку, тем самым отсекая путь к отступлению.
— Ваня? Что ты делаешь? Харе прикалываться.
— А я не прикалываюсь, — прокатилось горячим выдохом по шее.
Евстигнеев прижался к спине парня, касаясь теплыми губами выступающего шейного позвонка и прикусывая кожу, оставляя что-то наподобие засоса. Парень дернулся, как от электрического разряда, но татуированные пальцы бэк вокалиста тут же перехватили его запястья, вжимая в стойку. Он чувствовал тело Мирона, которое всегда казалось ему хрупким, в сравнении с другими. Его всегда бледная полу-прозрачная кожа как нельзя лучше дополняла это ощущение. У Окси безумно сексуальная шея. Ваня знает это, ему нравится представлять, как кадык каждый раз подскакивает, когда Мирон чувствует удовольствие от чужих прикосновений. На выгнутой шее нервно бьется жилка, и «Монстр» рычит, кусая совсем белую, почти прозрачную кожу Федорова, отчего на ней появляются налитые кровью отметины. Окси закатывает глаза, не в силах сдержать хриплого стона. Неожиданное осознание происходящего прорывается сквозь истому, и паника заставляет парня отпрянуть от болезненных ласк.
— Что ты, блять, делаешь?! — Мирон уже не скупится на ругательства, отчаянно пытаясь вырвать свои запястья из плена чужих цепких пальцев. — Отпусти меня!
Ему удалось вырваться, и он с силой оттолкнул от себя Охру, тяжело дыша и вжимая ладонь в место на шее, где еще горел огнем чужой укус. До этого лишь воображая себе эту близость, сейчас он был в ужасе от того, что его грязные фантазии обретали форму. Казалось бы, вот оно, расслабься и получай удовольствие, но Федоров не мог, ведь Ваня просто перебрал. Пьяный друг готов был трахнуть кого угодно, и это не то, о чем фантазировал Мирон, когда оставался наедине со своим возбуждением, стоя под горячим душем после концерта.
— Я хочу тебя. — Честно ответил Евстигнеев, смотря на парня спокойно и уверенно, будто прочел чужие панические мысли. — Не по пьяни, Мирон, я хочу тебя уже довольно давно.
В голове словно переключился какой-то тумблер. Взгляд Охры, без всякой тени хмельного задора, волшебным образом рассеял любые сомнения Окси в правильности происходящего. И тот осознал, что хочет своего «Монстра» не менее сильно, и столь же давно, но почему-то медлит. В какой-то момент Ваня растерял всякое терпение. Одним резким движением он швырнул парня на сбитое одеяло огромной постели и тут же оказался сверху. Бэк-мс наклонился ближе, к самому лицу своего фронтмена, и прошептал прямо в приоткрытые губы:
— Нежности не будет.
В голосе Рудбоя были слышны рычащие нотки, и Мирон почти физически ощутил, как из «Монстра» наружу рвется какое-то до дрожи сильное, всепоглощающее желание. Оно ощущалось так явно, словно вот-вот вцепится бешеным зверем, раздирая глотку и выжирая без остатка. Не желая даже слышать протест, он заткнул Окси жадным поцелуем, грубо терзая мягкие губы, чередуя ласку с болезненными укусами. Мирон лишь издал глухой стон, чувствуя накатывающие волны возбуждения по всему телу от болезненной тяжести в паху и напора парня. Он не замечал, как собственные руки ползут вверх по голой спине Охры, а пальцы с короткими ногтями царапают кожу, оставляя багровые полосы. Оторвавшись от влажных горячих губ, Ваня припал к чужой шее: проводя кончиком языка по выпирающему кадыку, больно кусая, оставляя отметины на бледной коже. Он хотел опуститься ниже, к ключицам, но раздражающая футболка, надетая на Окси, мешала ему. «Монстр» глухо прорычал, возвращаясь к приоткрытым податливым губам, вновь утягивая парня в горячий мокрый поцелуй, наполненный неистраченной ранее страстью. Федоров сдался, углубляя поцелуй, и хрипло простонал, выгибаясь под тяжестью чужого тела. Когда кислорода стало уже катастрофически не хватать, Рудбой отстранился, хватаясь за край футболки, и буквально срывая ее с Мирона. Теперь сексуально выпирающие под бледной кожей ключицы парня оказались беззащитны, и он украсил их метками своих зубов, зализывая пульсирующие болью укусы, выцеловывая горячими губами ниже. Он обвел языком влажный полукруг на горячей коже возбужденного соска и прикусил его. Мирон выгнулся, закусив губу и едва сдерживая стон, когда почувствовал там укус. Беспокойно сминая простыни, он шепчет имя Вани, умоляя, а Евстигнеев только ухмыляется, запоминая эрогенную зону, и продолжая неспешный спуск к паху.
Ему нравится открытость Федорова, от былых попыток сопротивления не осталось и следа, теперь парень хрипловато стонет под терзающими ласками, словно это был далеко не первый их раз. Он откидывает голову, ерзает на постели всем телом, выгибая спину, позволяя Ване все, и принимая его метки-укусы с благодарными шумными выдохами. Он запускает свои пальцы в пучок волос на затылке Охры, и чуть сжимает стянутые в узел пряди, когда тот вылизывает выпирающие тазобедренные косточки, прикусывая натянутую бледную кожу у самой резинки боксеров.
Ваня отстраняется, и тут же слышит разочарованный вздох. Он игнорирует недовольство Мирона, любуясь тем, как ярко выделяются багровые укусы на бледной коже парня, проводит пальцами по поясу джинсов, нарочито неторопливо расстегивая застежки, а затем резко стягивает их вместе с бельем. Наклоняясь, он снова касается губами дрожащего от сбитого дыхания живота, ведет языком ниже, целомудренно игнорируя возбужденный член парня и лишь обдавая его горячим дыханием. Окси хочет большего, он сжимает пальцами сбитое набок одеяло, и пытается прогнуться, быть ближе, но Охра жестко удерживает его руками, поднимая взгляд. У Окси губы, которые могут свести с ума, они влажно поблескивают в мягком полумраке, чуть приоткрыты и с них срываются тихие хриплые стоны. Это кружит голову. Рудбой протягивает руку, прижимая татуированные пальцы к нижней губе парня, надавливает, заставляя того вобрать их в рот. Из собственной груди вырывается глухой стон, когда язык Федорова мягко касается и пробегает по фалангам, томно очерчивает, и втягивает полностью, посасывая каждый палец. Мирон послушно вылизывает их, смачивая слюной, смотря на своего «Монстра» с такой похотью, что у Вани дрожат колени, а джинсы начинают ощутимо давить. Он не выдерживает этого зрелища долго, и с пошлым хлюпаньем вытащив пальцы, тут же заменяет их своими губами, целуя рэпера. Не прерывая ласку, он вводит один палец внутрь, чувствуя, как Мирон шипит сквозь поцелуй от неприятных ощущений и выгибается навстречу. Оторвавшись от губ, Ваня наклоняется к выгнутой шее, обводя каждую цифру татуировки языком, а после вводит почти сразу второй и третий пальцы, начиная сильнее растягивать. Он больно кусает Федорова, перебивая неприятные ощущения, двигается глубже, нащупывая узелок простаты, и Мирон громко стонет, а по его телу бьет крупная дрожь.
Он шепчет ругательства вперемешку с гортанными стонами, запрокидывает голову, выпирающие ребра вздымаются, а впалый живот подрагивает от сбитого дыхания.
— Ваня, трахни меня… — сипит он, шире раздвигая ноги и смотря на Евстигнеева из-под полуопущенных ресниц, — трахни меня, как паршивую суку.
Его блядские длинные ресницы дрожат, с блядских пухлых губ слетают рваные выдохи, на виске капелька пота, и Евстигнеев больше не в силах сдерживать себя. Он расстегивает свои джинсы и входит в Федорова с силой, игнорируя шипение того сквозь зубы.
— Блять… — рычит Охра, утыкаясь парню в шею.
Внутри тесно и жарко, Мирон такой тугой, что Ваня даже опасается излишне резко двигаться, но парень лишь сильней прогибается в спине, издавая протяжный стон, говоря тем самым, как ему охуительно и он хочет большего. «Монстр» вторит стону Федорова и напирает сильнее, двигаясь рвано и постепенно наращивая темп. Хочется глубже, сильнее, жестче, чтобы Мирон захлебывался стонами, а бьющая в висках набатом кровь не заглушала этих сладких звуков. Он почти не дает ему привыкнуть, буквально вбивая в кровать размашисто и сильно, зубы вновь терзают бледную кожу с таким остервенением, что на кончике языка проявляется металлический привкус. Он не думает о том, как Мирон будет избавляться от его многочисленных меток по всему телу, его не волнует ничего, кроме единственного момента здесь и сейчас. Окси сходит с ума, подмахивая бедрами навстречу его движениям, его пальцы впиваются в волосы бэк вокалиста, сжимаясь в кулак, причиняя ответную боль. Но они оба знают, что боль кружит им голову и сердце выбивает всю шкалу, когда это чувство перекликается с волнами удовольствия. Мирон едва не ломая спину, в очередной раз выгибается, когда рука Евстигнеева ложится на его член, сжимая твердеющую плоть в кулак, и начиная дрочить.
Воздуха не хватает, Ваня чувствует, что на пределе, балансируя на самой грани. Окси под ним трясет, он чувствует, как парень напряжен, слышит его сдавленные ругательства и стоны. Белая пелена застилает глаза, он практически на ощупь ищет губы Мирона, глотая его стоны и глуша свои собственные, что пробиваются сквозь поцелуй. Кольцо сжатых на члене пальцев не перестает дрочить, и в какой-то момент Федоров задыхается, выгибаясь всем телом. Он кончает, пачкая живот не сбавляющего темп Рудбоя спермой, и запрокидывает голову назад, выгибая влажную, покрытую отметинами засосов шею. Охра чувствует, как плотно сжимается вокруг него Мирон, он больше не может сохранять равновесие, и падает в бездонную топь оргазма, изливаясь короткими толчками внутрь, после обессилено падая рядом. Какое-то время они оба молчат, стараясь восстановить ровность дыхания, смотря в идеально ровный потолок, на котором ползут длинные тени проезжающих мимо пентхауса машин с включенными фарами.
— Хорошо побухали… — наконец, выдыхает Евстигнеев, поворачивая взлохмаченную голову и смотря с усмешкой.
— Заткнись, Вань, — пытается посмеяться Мирон, но лишь болезненно морщится, шутливо пихая лежащего рядом парня в плечо, — в этот раз вышло особенно продуктивно.
Взгляд «Монстра» становится замышляющим, он рывком переворачивается на живот и нависает над Окси, целуя его без былой грубости, словно стараясь зализать все те раны, что сейчас жгли отходящее от оргазма тело парня.
— Готов ко второму раунду? — Евстигнеев смеется, получая от Федорова тычок под ребро.
— Пошел ты, Ванечка, — в тоне Окси нет и намека на раздражение, лишь ребяческая игривость.
— Люблю тебя, Мирон.
Взгляд Рудбоя в секунду становится серьезным, и Федоров молча отвечает ему, притянув за шею к себе. Их губы соприкасаются неспешно и нежно, не пытаясь что-то доказать или опровергнуть. Мир вокруг перестает существовать. Есть лишь мгновение и они двое. Такие близкие сейчас, забывающие все, что было ранее, теперь их личная точка отсчета начинается отсюда.