Два океана, два изумруда

      — Знаете, я могу говорить о наших отношениях вечно. Правда. Я не знаю, можно ли ответить на вопрос «Опиши их одним словом». Вероятнее всего, нет. О них можно написать несколько предложений, как минимум, а так я бы сочинил несколько глав, возможно, стихотворение, и не удивлюсь, если бы это переросло в роман в стихах. Максимума в этом точно нет. Как в числах, понимаете? Никто ведь не знает самого большого числа, самого последнего, того, на котором всё обрывается. Точно так и у нас. Нет предела чувствам.       Я иногда пытаюсь понять, за что я его полюбил. Это также сложно, как и вопрос «Кого больше любишь: маму или папу?». Я ни за что не найду ответ на это. Перебираю в голове его привычки, его характер, его внешность, бархатный голос, который заставляет дрожать каждую клеточку моего тела. В нём, мне кажется, всё идеально. Начиная от заразительного смеха, заканчивая пронзительным взглядом голубых бездонных глаз. Ах, эти глаза… В них отражается весь мир, что в моих наших руках; в них я вижу то, чего не видят другие, — океан. Тот океан, который не нашёл ни один мореплаватель, и не найдёт, потому что он только мой.       Любой человек, посмотрев в эти два океана, скажет, что они голубого цвета. Нет. В них все оттенки голубого цвета. Тёмный — когда он злится или нервничает, светлый — когда он спокоен и умиротворён, ярко-голубой — если в его жизни случилось что-то очень яркое и радостное. Когда он смотрит на меня, все оттенки смешиваются и превращаются в один цвет — небесный. Тот, на который смотришь и не хочешь отрываться.       Я люблю, когда он прикрывает веки, давая возможность увидеть густые чёрные ресницы. Мне хочется целовать каждый миллиметр его лица.       Он говорит, что ему хочется всегда наблюдать за моими глазами. Говорит, что они похожи на два изумруда. И мы иногда подшучиваем, что у меня целых два океана, а у него — крохотные изумруды.       А ещё на рабочих столах наших телефонов стоят картинки океана и изумруда. Да вот же, сейчас покажу. Интересно, правда? Кажется, это стало неким символом наших отношений.       Я до безумия обожаю кольца и браслеты. Завешиваю ими почти всё свободное пространство на своих руках. Однажды Арс подарил мне кольцо с небольшим изумрудным камушком. Я расстроился. Ужасно расстроился. Нет, не потому что камень показался мне каким-то маленьким или не понравился вовсе. Я понял, что он может подарить мне изумруд, а я не могу подарить ему океан.       Но я сделал кое-что другое. Мне показалось, что татуировка — это большое доказательство любви к человеку. То, что ты оставишь на всю жизнь, то, что будет напоминать тебе о нём каждый раз, когда ты её видишь, то, что останется с тобой даже тогда, когда человека рядом с тобой не будет. И, я думаю, вы догадались, что я набил. Верно, океан. И Арсу нравится — я рад. Уровень моего сердцебиения поднимается в несколько раз, когда он касается предплечья, где она набита.       Ему нравятся мои руки, я точно знаю. Тощие, костлявые, холодные, но нравятся. Он говорит, что мои касания похожи на лёгкий морской ветерок, когда стоишь прямо на берегу, а прохладная вода окутывает твои щиколотки, немного щекоча их.       Вы вряд ли когда-нибудь сможете увидеть ту улыбку, которая видна лишь мне. Для всех остальных это выглядит словно шаблонный вариант, но для меня она особенна. Знаете, когда он смеётся, мне кажется, что это лучшая таблетка от всех болезней. Он похож на ребёнка, хотя ему уже за тридцать, но широкая лыба, которая расползается от уха до уха, заставляет меня улыбаться не меньше. У него заметны морщины возле глаз, возле губ, но он невероятно красив.       Невероятно красив в любом случае. Будь это раннее утро с похмелья, когда он мало что соображает, или же он злится на меня, что я поздно возвращаюсь от своего друга, или это глубокая ночь когда между нами миллиметры. Тогда он особенно неотразим. В этом мужчине собрана вся красота нашего мира, и я до сих пор не понимаю, как он не стал мировым секс-символом. Хотя, пожалуй, это к лучшему. Ведь никому не стоит знать, что именно этот мужчина только мой и ничей больше.       Может, это чудно звучит, но мне нравится смотреть на его родинки. Мой личный фетиш, о котором я прежде не заикался. Вы не представляете, как интересно рассматривать его руки, лицо, спину, которые просто усыпаны этими дарами природы. Мне кажется, он отрицает, но несколько родинок на спине складываются в созвездие. Это интересно и захватывающе, и Арсений до сих пор не понимает, как я могу часами касаться их и рассматривать. Я просто пытаюсь изучить и запомнить его до каждой мелочи.       Но это было бы странным, если бы наши отношения были такими идеальными. У нас бывают ссоры, разногласия, недомолвки. Арс безумно ревнив, и даже мой лучший друг Дима иногда пугается такой реакции на наше общение. Но я всё свожу на то, что Арсений просто боится меня потерять, как и я его. Я же в нашей паре невероятно вспыльчив. Вывести меня из себя можно по щелчку пальцев. У Арса это иногда получается, и я начинаю говорить много лишнего без остановки. Особенно если выпью. Мне стыдно всё больше и больше с каждым разом. И я понимаю, что обижаю своего любимого человека, которому за многое благодарен. Стараюсь исправляться, плохо получается, но я не прекращаю стараться. Он говорит, что прощает, хотя внутри, я уверен, у него остаётся тяжёлый осадок.       Я, признаться честно, просто благодарен судьбе, что встретил такого человека. Он многому меня научил, он показал, как нужно правильно любить, он вообще открыл для меня этот безграничный мир. Арсений поменял моё мировоззрение, и я стал мягче относится к окружающим, ценить то, что у меня есть, всегда идти вперёд. Он — мой большой стимул быть лучше и лучше. И, кажется, в наших отношениях он идеален, а я — нет, поэтому между нами такой баланс и гармония.       — Я никогда ранее не встречал людей, которые в настолько крохотных и красочных деталях описывают свою вторую половинку, — мужчина напротив улыбнулся Антону, что-то записывая в свой блокнот. Шастун повернул голову вправо, подняв уголки губ вверх, глядя в глаза Арсению, а затем положил свою ладонь на его.       — Арс, может, ты тоже попробуешь рассказать доктору о нас? Ему будет интересно послушать о наших отношениях с другой стороны, — голос Антона заметно стал мягче, нежели до этого, когда он говорил с врачом.       — Как скажешь, Антош, но я боюсь, что не смогу описать всё настолько красиво, как это сделал ты, — Попов крепко сжал ладонь младшего, глядя в его любимые изумруды.       — Не бойся. Главное — начать, а все слова тебе подскажет сердце.       Доктор снял с себя очки и потёр переносицу, подперев рукой подбородок. Он сталкивался со многим, некоторые случаи были в его практике очень редкими, очень тяжёлыми. Но такого ему никогда не приходилось встречать. Мужчина внимательно наблюдал за Антоном, с лица которого не сходила улыбка, и пустым стулом, к которому обращался Антон. Он поставил его, как только вошёл, ведь на приём пришёл не один. Пару минут назад он положил свою руку на подлокотник, немного прикусив губу. Он даже слегка покраснел и замялся, будто бы кто-то глядел на него глубоким пронзительным взглядом. Парнишка с таким восхищением смотрит вперёд себя, будто бы там и в правду кто-то сидит. Антон просил его рассказать о них, а потом, помолчав около минуты, ответил на неизвестный вопрос, который слышал только сам парень.       Он говорит, что там Арсений. Его Арсений. Его два океана. И похоже, что Дима был прав, когда рассказал, что у его друга есть одна проблема.