Ты знаешь.

Босс…а кто он из себя? Наверно, сам Игорь, само его обличье и внутренний мир могли долго гадать, так и не находя ответ, прячась за дорогими шубами и накладной бородой. Но зато Игорь хорошо знал, что Стас видит того насквозь. Он был уверен, что на все вопросы о себе он не ответит, это может лишь «ебанный Пемп». И так было всегда.Да и последний не против. Им так привычно, комфортно, и почему бы и нет, казалось бы. Пока не наступил переломный момент. Сейчас Пимпа не было рядом. И Боссу было как-то грустно, тоскливо. Он как мог, отгонял от себя мысли, почему именно он скучает. Пытался вообще не думать об этом, но все вокруг напоминало о друге. Тяжело? Конечно. Игорю очень тяжело. Но больше всего сейчас хотелось узнать, что чувствует Стас без него. Он тоже тоскует? Нет, с чего бы. И вообще, что за ваниль? Отвлекся. -Это шоу Большого Русского Босса и… Поворачиваясь на прежнее место Стаса, заикнулся величайший. Это шоу одного тебя. И на душе как-то пусто. Если бы не образ и «тысяча» камер вокруг он бы не сдерживался. -Пимпа… Раз. Срываясь с места, Игорь быстрым шагом вылетает со студии. Почему он не рядом? Два. Заводя машину, выворачивает руль, направляясь к аэропорту. Все очень быстро, в своем сценическом, блядском образе. Так больше не может продолжаться. Три. Довольно быстро Игорь оказался в родном городе. Повезло, что он всегда знал, где искать свой цветочек. Четыре. Только начинало светать, как в дверь Стаса настойчиво стали стучать. И стук до боли знакомый. Грубый, нетерпеливый. И звук перстней, которые цепляли дешевую древесину, когда кулак соскальзывал, давали понять, кто там. Пять. Нельзя объяснить, что чувствуют оба. Осознание? Боль? Радость? У Конченкова подгибались колени. Лицо пылало и пахло угольком. Тонкие пальцы прижались к ключу, и Стас почти взял себя в руки. Это он. За дверью точно он. Тот, из-за кого пропал Пимп. Из-за кого было настолько больно, что не хотелось говорить. Да и не нужно было. Они оба прекрасно друг друга понимали и без слов. И это приносило больше боли. Шесть. Стук прекратился, когда повернулся ключ. И еще раз. Дверь со скрипом приоткрылась, и на пороге правда стоял Лавров. При наряде. Весь… запыханный? И Стас это понял, смотря лишь на ноги, на их нервное подёргивание, отдышку. Тонкие, сука, как веточки ноги. И сил вроде хватило приподнять голову, но не на что-то большее. Игорь сверлил его взглядом, и, когда они пересеклись ими, вспыхнула искра. Правда, не как бывает в фильмах, они не целовались, нет, просто Лавров не смог. Он не сдержался, начиная вопить. -Как ты мог? Стас, ты ебучий пидор. Что я, блять, такого сделал? Оба все понимали. Стас любил Игоря. И оной все прекрасно понимал сейчас. Стеклянные, карие глаза, смотрели прямо на него, правда, так только казалось. Смотрели прямо в глаза напротив, но как-то далеко-далеко за его спину. Кажется, в них можно было разглядеть, как рушится сердце Пимпа, но не за балаклавой, не за образом. -Стас. Я повторяю. Что я сделал? Как это произошло? Ты понимаешь, что я не могу тебя потерять. Наше шоу. Наша музыка. Наша дружба. Или для тебя она вовсе и не была дружбой? Я никак не могу предать жену. Предать тебя. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. А в душе Конченкова и правда, рушился целый мир. Внутри все так смешалось. Было так больно, что хотелось кричать. И он всегда кричал, правда, внутрь. Глубоко в себя, не давая читать по эмоциям. Ему так было легче и проще. -Я понимаю, что тебе сложно, но, пожалуйста, подумай над всем этим и перезвони мне завтра. Я буду ждать. Большая, сильная спина в красной шубе стала отворачиваться от Стаса, а он все так же смотрел в стену, лишь краем глаза замечая отдалявшиеся движения на лестнице. Хотелось бы сорваться с места, рывком повернуть его к себе и выплеснуть эмоции, все объяснить. Но когда это Стас так поступал? Он знал, что он не из таких людей. Пусть уходит. Пусть будет больно. Но чтобы догонять кого-то? Не сегодня. Не в этой жизни. Нет, он не высокомерный, он до жути скромный. Стеснительный и хрупкий. Сильный только внутри. Любой качок бы позавидовал его внутренней стойкости и отваге. Он мог все принять на себя, все удары, он накладывал себе мысленные швы снова и снова, лишь бы никто не узнал. Лишь бы ему было хорошо. Он точно слышал, как закрывалась тяжелая дверь. Закрывалась как можно тише, медленнее. Скрип ебучей двери как будто резал уши молодому сутенеру. Неужели все так быстро и легко? Конечно, он не перезвонит. Да он вообще не в силах будет хоть моргнуть. Стас точно знал, что его ждет. Он готовился к этому ночами, губя себя предосторожными мыслями, что крутились у него в голове довольно часто. Ведь как такого как он можно любить? Конченков всегда думал, что это невозможно. Несмотря на кучу поклонниц, оваций, знаков внимания и просто на восторженных Пимпом шлюх. Потому что просто-напросто никто не знал его так, как знает Игорь. И Игорь никогда не отворачивался, узнавая больше. Никогда не говорил «фу» на его забавы и развлечения. Бывало, он даже поддерживал друга, занимаясь тем же. Мысли медленно рассеивались от дикой усталости. Парень съежился, чувствуя, как болят его плечи и спина. Тяжелый, душевный груз будто сгибал того напополам, желая избавиться от жалкой туши таким нелепым методом. Он громко хлопнул дверью и завалился на свою нелюбимую кровать в нелюбимой квартире. А все, потому что слишком много воспоминаний здесь витало. Слишком много Лаврова. И даже мысль проскользнула, а не уйти ли вообще с этого мира? Ведь в нем тоже слишком много Лаврова. Все, что окружало Стаса, напоминало о нем. Хотелось бы прямо сейчас подняться, собраться и выйти в окно. Но не сегодня, не сейчас. Веки опустились, и каждая клеточка тела затрепетала, после погружаясь в сон, в котором снова был он. Стас мог бы проспать так всю вечность, лишь бы снова не ощущать этот навалившийся на него депрессняк. Проснувшись под вечер, он решил, что спасет его только кофе. Бывало, оно и правда, помогало. Но, наверно, не ему. От пролившихся слез перед сном лицо немного опухло, что можно было посчитать милым и тут же почувствовать жалость, ведь оно немного болело, особенно когда Пимп хмурился от яркого света ламп. Включая электрический чайник, быстро навалял себе в стакан растворимого кофе, и, подождав, залил его кипятком. Аромат резко ударил в нос, сначала вызывая негативные эмоции, а после, расслабляя, давая вдохнуть его полной грудью. Казалось бы, все так по-домашнему мило и прекрасно, а на душе сутенера скребли кошки. Хотелось услышать до боли родной бас, почувствовать мужские, его ладони. И плевать, что в мозолях. Плевать, что трогали чужие тела. Хотелось до ломки. Так и пролетел вечер, время близилось к ночи, а Стас просто бессмысленно сидел и в сотый раз пил кофе. Лавров любил кофе, любил его запах. И изредка он им даже пах, правда, вперемешку с обычными сигаретами. Диана так влияла, влияла жутко, пытаясь изменить его Игоря. Рядом лежащий телефон часто зудел от смс-ок и звонков. В голове что-то щелкнуло от старых воспоминаний. Бредовая идея, ну, а как еще? Пальцы, которые быстро клацали по телефону, будто ломало. Боль от движений проходила по всему телу, неужели все настолько плохо? Диалог со знакомым проходил недолго, обменявшись всего парой фраз, они договорились о встрече, в которой «знакомы» передаст нечто значащее в руки Конченкова. Для него уж точно. Встреча была так же не многословной, в каком-то из одних кварталов неподалеку. Кто бы мог подумать, что пару таких таблеток могут быть не зависимостью, а простое успокоительное? Все настолько худо, что Стас считал именно так. Дома, уже в середине ночи, он все же не сдержался, пользуясь «успокоительным». Время шло, и его действительно не хило вписало от них. Правда, в обратную сторону. Было ужасно плохо. Мысли крутились по кругу, заставляя меняться в лице каждое мгновенье. Они вздымались вверх, прямо перед глазами, и врезались в белый потолок, осыпаясь осколками. Хотелось плакать, смеяться, прыгать, спать, и… умереть? Все, что было где-то далеко внутри, выбиралось наружу. Сил терпеть не оставалось, а он верил, что это успокоительное. Верил, что станет от этого лучше. Но сейчас разум не поддавался действиям. Желанное само управляло телом. Занавески с громкими звуками полетели на пол, окно распахнулось с силой, почти разбивая сам стеклопакет. В ушах гудели звуки, доносящиеся снизу и вдали города, они мешались с музыкой, которая играла в голове. Было мутно, приторно, понимал он лишь одно, что песни в голове, это их песни, совместные. Не с какой-нибудь Дианой, не с очередной шалавой, не с операторами, что так подлизывали Боссу, а с Пимпом. И было слишком поздно что-то понимать, что-то менять или устанавливать. Тело двигалось само, заканчивая последние дела и прощаясь. Руки скользнули, отпуская холодную вставку на окне, и Стас провалился в невесомость. Можно было взлететь, порхать над городом, в поисках Игоря, найти его и оказаться рядом, но уже слишком поздно. И он не со зла.