***
Я Илья Андреев. Козел отпущения 10 «А». И что бы вы там не подумали (про платье, парик и — прости Господи — чулки) я не трансвестит и ничем подобным не страдаю. Я страдаю только от рук и остатков мозгов моих одноклассниц. Страдаю морально и физически. Пока я был единственным медведем в этом малиннике, девчонки всячески изощрялись, пытаясь выявить во мне одну из них. Особо старались они во время съемок роликов по литературе. До сих пор с содроганием вспоминаю нашу экранизацию «Горя от ума» (вид горя, который моим одноклассницам не знаком явно). Грибоедов, наверное, задолбался в гробу вращаться. Несмотря на изобилие особей женского пола, эти самые особи единогласно избрали меня на роль Лизы. И мне пришлось, напялив платье, отпинываться от настойчивых ухаживаний Иры — Молчалина. А ведь я в совершенстве знал монолог Чацкого! Правда, Исакова со всей возможной страстью отдалась этому образу, а наша актриса погорелого театра — Аня весьма эмоционально падала в обморок, когда Ирка навернулась с лошади — Светы… Училке понравилось. Ее единственным замечанием был я в женском платье. Знала бы Вероника Ардалионовна, как я скандалил и выворачивался из цепких ручонок членов ВОС и ОЛСЯ… Советам литераторши таки вняли. И в сценарии «Евгения Онегина» я значился как Владимир Ленский. А Онегина арендовали у 9 «г». И уж тут-то я был во всей красе. Особенно на дуэли. И доволен я был ровно до того момента, как Мальцева ненавязчиво прислала мне ссылку на свой профиль на фикбуке… Нет, я знал, что они долбанутые, но чтобы на всю голову… Оказалось, что Пушкин чутка так ошибся, и никакая Татьяна Онегину была не нужна. Он «мечтал пропустить между пальцев смольные кудри Ленского». Который, в свою очередь, «на балу ревновал отнюдь не Ольгу с ее кричащей красотой». А дуэль закончилась постелью. Как ни прискорбно. Но все это было в девятом классе. Ах, золотое время! Сейчас же нас — парней — двое. Я и Андрей. Поэтому я особо на роль Болконского не рассчитывал. Но и не ожидал, что в выданном мне сценарии я окажусь Наташей. Нет, ну это просто свинство! — Настя! Исакова! — та нехотя остановилась, привычно сложив руки на груди. — Илюша, радость моя, вот только не надо сцен. — мне даже рот открыть не дали. — Все вопросы к производителю. «Производителем» оказалась Нюся. Так как она у нас грезила о том, что поступит в Щукинский театральный институт, ей доверяли руководство съемками. Но и она меня слушать не пожелала. Тогда я, не совсем цензурно, высказал все, что думаю. И о том, что из всех щук ей светит только жареная в панировочных сухарях. И о том, что в Войне и Мире дохуя мужских ролей, не менее важных, чем князь Андрей. И даже о том, что ей поручают съемки только потому что она лучшая подруга Исаковой. Хвала богам, вовремя прикусил язык и не назвал их парочкой. Подобный опыт у меня уже был. Тогда я, с горяча, имел неосторожность узреть в их отношениях некий подтекст. Пока Анька, выпучив зенки, доказывала свою натуральность перечислением всех ее парней, Настасья глядела на меня, сузив глаза и поджав губы. А потом она многообещающе так ухмыльнулась: «Ой, солнце, не изощряйся. Ты все равно уже пятерых пропустила. Я более ревностно блюду подсчет твоих влюбленностей. Список на твоей свадьбе зачитать собираюсь. Увидимся, дорогуша…» Уже тогда я понимал, что хорошего из этого выйдет мало… На следующий день Исакова, с видом победителя, вошла в кабинет русского. И в ее величии никто усомниться не мог, даже видя огромные синяки под глазами. От нее несло кофе и самодовольством. И после столь эффектного появления, телефоны всех 20 человек в классе дружно возвестили о получении смс. Улыбаясь похлеще чеширского кота (что вместе со всем ее невыспавшимся видом было довольно пугающе), Настя послала в мою сторону недвусмысленный взгляд. Стоит ли говорить, что ни о какой подготовке к ОГЭ в тот день не было и речи. Ведь на профиль предводителя ВОС и ОЛСЯ было слито новое творение. Фанфик на 100 с чутком страниц, с зашкаливающим под небеса NC-21 и самыми изощренными формами кинка, БДСМ и попросту невъебенно масштабной оргией. С моим непосредственным участием. Камасутра отдыхает, Содом и Гоморра затерялись в конкурсных списках, маркиз де Сад нервно курит в сторонке… Слишком свежи в моей памяти воспоминания о навсегда поломанной психике — повторения этой истории мне отнюдь не хотелось. Поэтому — я вовремя прикусил язык. Чертовски вовремя. На все мои упреки Нюська ответила скривленной моськой и пафосным «Фи!». Думаю, не болтни я тогда про Щуку — все бы и обошлось. Может, мне даже выделил бы роль Пьера… ну, или хотя бы Долохова. Но нет. Теперь я со 100% вероятностью был милой маленькой Ростовой, без памяти влюбленной в… Андрея, будь он неладен!***
На этот раз мои двинутые слэшероманы занялись постановкой с завидной серьезностью. Если бы они так относились к жизни, я, может, и не был столь тщательно сшиперен с Кузнецовым. К примеру, костюмы. Эти фасоны XIX века, прически… Взять хотя бы (ага, хотя бы) нашего качка — этот мундир с петлицами ему безумно шел, а про почти обтягивающие штаны я вообще молчу… — Вай, какая прелесть, Натали! — ломая язык, пробасил он. И мне вдруг рьяно понадобилось развернуться и свалить нахер отсюда. Потому что, если Исакова, Мартынова, Каширина и еще пара-тройка девчонок были одеты в мундиры и фраки, остальные… Да фиг с ними, с остальными! Я! Я был в этом чертовом белом платье! С париком! Напомажен до безобразия! В белых капроновых чулках! В женских туфлях! И…с накладной грудью… какой позор… — Болконский! Все комментарии оставить на потом! — наш сценарист, со своими метр пятьдесят один с половиной дышавший «Болконскому» куда-то в район солнечного сплетения, с неимоверными усилиями стукнула того по лбу кипой бумаг. — Итак! Первая сцена… Но дослушать ее у меня не вышло — покорно сдавшийся под натиском полуросликов князь Андрей подошел ко мне и, галантно поцеловав руку (ну не мог я ее вырвать!), шепнул пару непристойностей, от которых уши в трубочку свернулись. Если так будет продолжаться весь вечер — я позорно сбегу с площадки. Должен сказать, что совместных сцен с этим…князем у меня было катастрофически много. Я, конечно, понимаю, что большинство прекрасной половины общества (в нашем случае — 90%, а вовсе не половина) баталии бездумно перелистывает… НО совсем не обязательно было через кадр пихать наше влюбленное воркование. Я мог бы стерпеть даже его, шут с ним с воркованием. Если бы Кузнецов не сжимал талию, скользя рукой вверх по шнуровке, не дышал так горячо в шею, вызывая толпу мурашек, и не смотрел так откровенно раздевающе… Из него вышел бы великолепный Анатоль, вот ей-богу! Благородством тут даже не пахнет, а вот развратом — за версту разит. Кстати, об Анатоле… Последней сценой, по (трагическому для меня, как оказалось позже) стечению обстоятельств была измена Наташи — то бишь вашего покорного слуги — Андрею. С Анатолем. И вроде бы ничего особенного. Ну поговорили мы пару раз. Ну подержал меня за руку Курагин-Мальцева. Но вот взгляд Кузнецова в этот момент… Да и дернуло ж меня подыграть чуть больше, чем следовало…***
Девочки благополучно свалили монтировать видео. Как были — в бальных нарядах и в гриме. Им хорошо, они и так не особо отличаются от своего повседневного состояния. А выйди я в коридор в этаком амплуа — мне ж до конца жизни аукаться будет. Самым наипрекрасным образом. Поэтому, крикнув: «Гримерка полностью в вашем распоряжении, мальчики!», Исакова помахала ручкой, утащив за собой отстающих. И мы с Андреем остались одни. В этот момент я готов был проклясть старосту вместе со всей ее оравой гоморомантиков. Потому что, едва их шаги стихли, Кузнецов ловко притянул меня к себе — я и пикнуть не успел. — Ну что, Наташенька, изменять мне вздумала? — скользя губами по моей шее, шепнул он. — Какая «Наташенька»? Ты совсем ебнулся на старости лет? — Ай-яй! — цокнул языком, — Где ты нахватался таких слов? Я уже готов был возмутиться, но захлебнулся новой порцией матов, сдавленно ойкнув: — Ты меня укусил?! Совсем больной? -ответа я так и не получил. Если, конечно, не считать им загадочный оскал Андрея и его же руки, лихорадочно задирающие эту чертову юбку, — КУЗНЕЦОВ! Ты охренел? Мозги последние пропил? — Знаешь, какой ты сексуальный сейчас? В этих женских вещичках… — и тут я замер. Меня конкретненько так повело от его голоса… и, нет, это вовсе не от неожиданно-горячей ладони на моей ягодице. Нет-нет. Воспользовавшись затишьем, этот развратник развернул меня лицом к себе, сминая губы каким-то жадным поцелуем… Я (неожиданно для себя самого) обнял одноклассника за плечи, прижимаясь еще ближе. — Вот так, золотце. Будь сегодня отзывчивым со мной…***
Я наконец-то стянул с себя жуткий костюм и, не оглядываясь на вальяжно рассевшегося на полу Кузнецова, пошел смывать размазанный стараниями все того же Андрея шедевр мэйк-апа со своей физиономии. — Тьфу ты Господи! — вздрогнул я, почувствовав чьи-то обвившие меня руки. — Можешь назвать меня просто «любимый», — куда-то в шею пробурчал Кузнецов. — Ты, любовь моя, в край охуел! Так же и помереть от инфаркта можно! — О, прогресс. Я теперь «любовь», а не «идиот»… Я вновь безуспешно пытаюсь высвободиться из плотного кольца сильных рук и злобно шиплю: — Как же ты меня заебал, честное слово… — Нет, Андреев, я тебя еще не заебывал… Но если продолжишь заигрывать с девчонками — заебу. Неделю сидеть не сможешь, ясно? — и серьезно так смотрит в глаза. У меня даже слова куда-то улетучились. А рот все равно открылся. По инерции. — И не надо заводить эту песню «надоел-достал-отвали». Тебе же и самому нравится… Верно? — Нравится…***
— Настенька, я это… Я заплачу… Честное пионерское, Насть! — Исакова в праведном шоке смотрела на разорванные чулки, а я распинался в обещаниях, пытаясь ее умаслить. — Да в этом-то я, дорогуша, не сомневаюсь. У меня другой вопрос… Вы, блять, как так умудрились.? — и вот тут я покраснел так, что думал — писец мне, сгорю…