В ритме сердца

Примерно раз в год Кею приходится показываться на развлекательных шоу вместе с весельчаками из Карасуно или другими талантами агентства Укай. Его недавно вышедший сингл начал занимать верхние строчки чартов, так что Кей не удивлен, когда Укай сообщает, что двадцать восьмого декабря он появится в выпуске «Groove Talk» вместе с Нишиноей. — Вы же решили это несколько недель назад, — осуждающе говорит Кей, и Укай скалится, как акула. — Ага. Но я почти передумал, потому что необходимость отвечать на личные вопросы о Намецу в сочетании с унизительными играми могла бы довести тебя до инфаркта. — Укай хлопает в ладоши. — Но теперь тебя, скорее всего, будут дразнить по поводу дружбы с Куроо и новой дорамы, раз уж это новая любимая тема фанатов. Так что, думаю, ты выживешь. — Это вы так думаете, — отвечает Кей, но в целом он уже смирился, потому что развлекательные шоу — всего лишь часть игры, пусть даже у него с ними хреновее, чем у кого-либо из мемберов Карасуно. Кагеяме штуки из серии «будь милым и забавным, когда скажут», тоже не особо удавались, пока в команду не влился Хината. Теперь, спустя годы, эти два придурка — любимцы ведущих ток-шоу и, кажется, даже не представляют, как чертовски раздражает круглосуточно слушать их перебранки. Кроме того, он не совсем понимает, как вести себя с фанатами, реагирующими на его так называемую дружбу с Куроо. Он уверен: эти восторги только потому, что они считают все физическое взаимодействие между ними исключительно платоническим. Каждая шутка с намеками на их «неразлучность» напоминает Кею о том, что это принятие поверхностно. А еще — о предположениях насчет его ориентации в самом начале карьеры, из-за которых он и начал встречаться с Намецу. — По крайней мере, это групповое шоу, — говорит Такеда по пути в студию. — И у тебя будет Нишиноя. — Это благословение или проклятие? — бормочет Кей, но в данном случае он искренне предпочитает Нишиною Сугаваре, потому что Сугавара способен не моргнув глазом выдать смущающие подробности в прямом эфире. И делает он это ужасно ловко: Кею никогда не удавалось долго злиться на него после, потому что фактически тот никогда не лгал. У «Groove Talk» два ведущих, когда-то бывших в одном агентстве с Кагеямой, — Киндаичи и Куними. Кей всегда симпатизировал им из-за восхитительно агрессивного отношения к Кагеяме, который обращался с ними как с мусором, пока его не выпнули оттуда, тем самым приговорив Кея к десяти годам любования его недовольной, хмурой рожей. К сожалению, сегодня с ним нет комедийного дуэта в лице Кагеямы и Хинаты, так что насладиться страданиями Кагеямы, самому оставаясь в тени, не удастся. Кей даже не сомневается, что его манера наблюдать, только иногда вставляя редкие оскорбления в чью-нибудь сторону — главная причина, почему Укай отправил его вместе с Нишиноей, который никому не даст отсидеться в тени. — Цукки! Сколько лет, сколько зим! — говорит Нишиноя, забираясь на заднее сиденье минивэна Такеды и пихая Кея локтем в бок, пока тянется к ремню безопасности. — Мы виделись вчера. — На очередной утренней репетиции для новогоднего концерта. Они идут уже давно, и после тренировок в спортзале, примерки костюмов для дорамы и фотосессий для Ato у Кея совсем не остается свободного времени. Удивительно, что консилер до сих пор справляется с темными кругами у него под глазами. — Я о том, что мы давно не появлялись вместе на телевидении! И что мы сегодня должны будем делать? — Он ерзает на месте, будто ему нужно в туалет. — Игра с едой? Угадайка? — Что бы ни было, уверен, унижение нам гарантировано, — бормочет Кей. Несколько лет назад он уже участвовал в «Groove Talk», и ему пришлось кормить с рук Кагеяму, а Танаке — Хинату. Эти придурки всерьез сцепились в кошмарном соревновании кто больше съест. Руки у Кея потом еще долго воняли такояки. — Да ладно, повеселимся! — Нишиноя вытаскивает телефон, и звуки битвы роботов тут же заполняют минивэн. Кей надевает наушники, чтобы заглушить их. Они прибывают в студию последними из гостей сегодняшней программы, хотя до начала еще двадцать минут. Их сразу провожают в гримерку, где Кей оказывается в соседнем кресле с Хайбой Алисой. — Цукишима! — Непонятно почему, но, кажется, она рада его видеть. Кей смущенно улыбается в ответ, прежде чем повернуться к зеркалу. — Не знал, что ты тоже будешь на сегодняшнем шоу, — говорит он, снимая очки и аккуратно складывая на столе. Он достает из сумки несессер и роется в нем в поисках контейнера для линз. — Я пришла на замену. Инуока... извини, это мембер Некомы, знаешь его? Ладно, в общем, Инуока и мой младший брат Лев оба простыли. Все эта погода! Сегодня Лев должен был быть гостем программы, но ведь один Хайба ничем не хуже другого, так? — Несомненно, — говорит Кей, вставляя левую линзу. — Ох, им стоило позвать и Куроо! Было бы веселее, если бы мы были здесь втроем! Весь каст. — Длинные светлые волосы Хайбы собраны в два завитых хвоста, и локоны покачиваются в такт ее словам. Она милая, и Кею не хочется быть с ней грубым, поэтому он не напоминает, что в «Богатом и бедном» еще по меньшей мере пять актеров, утвержденных на постоянные роли, и не мешает ее болтовне. — Я никогда не была на этом шоу, но с Куроо в них всегда легко участвовать. — Она прикрывает рот рукой. — То есть, я не хочу сказать, что с тобой сложно… — Но это так, — подтверждает Кей, моргая, чтобы сфокусировать зрение, и вылавливает из контейнера вторую линзу. — Извини. — Ну, значит, придется постараться. — Она и правда довольно простодушна. Они с Нишиноей точно поладят. Нишиноя появляется десять минут спустя, когда чересчур суетливый гример выщипывает Кею брови. — Цукки, ты знаешь, что Хайба Алиса тоже будет здесь… — Он замечает Хайбу, сидящую в соседнем кресле, пока гример накладывает на ее веки серебристые тени. Глаза Нишинои расширяются, и Кей готов поклясться, что в них загораются звезды. — А-а-а! Она открывает глаза и улыбается, когда узнает его. — Ты же из группы Цукишимы! Нишиноя, да? — Ага! — Нишиноя показывает большие пальцы, а когда Хайба снова закрывает глаза, чтобы не мешать гримеру, наклоняется к Кею и громко шепчет: — Цукки, откуда ты знаешь всех этих супер-красивых девчонок, а?! — Мы вместе снимаемся в дораме, — Кей не пытается говорить тише, и Нишиноя вспыхивает, когда Хайба снова поворачивается к нему. — Не обращай на него внимания, — говорит ей Кей, и она с улыбкой смотрит на них, пока Нишиноя орет что-то насчет того, что он ему как старший брат. — Вы, должно быть, хорошо знаете друг друга, — говорит она. — Десять лет вместе, да? Почти столько же, сколько Некома! — Мы с Некомой дебютировали в один год, хотя из-за конкуренции между компаниями наши пути никогда не пересекались. — Нишиноя выпячивает грудь. — Карасуно все еще одна группа, пусть мы больше и не выпускаем вместе альбомы. — Тогда какая же мы группа? — спрашивает Кей, когда один из продюсеров приходит предупредить, что съемки начнутся через пять минут. Нишиноя возмущается, а Хайба смеется, из-за чего тот распаляется еще больше. Куними и Киндаичи оба в хорошей форме с самого начала съемок; задают случайные вопросы из серии «правда-ложь», основанные на разных фанатских слухах о каждом из гостей программы, не показывая заранее, кому достанется следующий. — Цукишима Кей! — Киндаичи хмурится — похоже, он всегда хмурится, даже если рядом нет Кагеямы. — Правда или ложь? Кагеяма и знаменитая Ячи из Villager Three тайно встречались пять лет назад! — Ложь. — Кей закатывает глаза и Куними разочарованно вздыхает. — У нее хороший вкус. Аудитория смеется, а Нишиноя тыкает его в бок. Кей только пожимает плечами, ничуть не раскаиваясь. В конце концов, они с Кагеямой всегда таким образом обыгрывали свое соперничество. Киндаичи явно доволен выпадом, но выглядит так, словно хочет задать еще тонну вопросов. — Вы с Хитокой настоящие друзья, да? — продолжает Куними, и Кей кивает, не видя смысла скрывать эту информацию. — О, даже так? И как давно вы знаете друг друга? Нишиноя тянет руку, как первоклассник: — О-о-о, спросите меня! — и широко улыбается, когда Киндаичи поворачивается к нему. — Ячи действительно в хороших отношениях со всеми четырьмя младшими мемберами Карасуно, потому что всех их приняли на одном и том же прослушивании! — Неужели настолько давно? — спрашивает Хайба Алиса. — Как быстро летит время! — Она изображает ужас, и аудитория снова смеется. — Ага! — Нишиноя широко улыбается. — И Ячи научила Цукки стирать, когда им было по пятнадцать! Он с энтузиазмом принимается рассказывать о том, как Кей с Тадаши чуть не сломали стиральную машину в общежитии и затопили всю прачечную, а Кей возражает, что все случилось потому, что сам Нишиноя неправильно показал им, как засыпать стиральный порошок. Кей замечает, что, естественно, для его одежды требуется больше порошка, потому что у него нормальный рост. Нишиноя пытается перекричать его, доказывая, что компактный размер дает преимущество в хореографии. Аудитория помирает со смеху. — Значит, — начинает еще один гость программы, Яхаба — подающий большие надежды актер из того же агентства, что оба ведущих и Ойкава Тоору, — хорошо, что Хитока была рядом и предотвратила трагедию? — Она всегда первой приходит на помощь в трудную минуту! — подтверждает Нишиноя. — Но первый номер в списке быстрого набора у Цукишимы — мой! — Он смеется. — Правда, только потому, что я помог ему выбрать новый телефон, после того, как он легкомысленно сломал старый. — Я его не ломал, — машинально отвечает Кей, не желая уступать Нишиное, раз уж рядом нет Савамуры, который бы прервал их как бдительный дядюшка. — Это сделал Куроо… — он замолкает, потому что слова привлекают к нему всеобщее внимание, словно переспелый фрукт в комнате, полной мух. — И это подводит меня к следующему вопросу! — Куними помахивает карточкой. — Цукишима Кей! Правда или ложь: перед Рождеством вы с Куроо Тецуро ходили в караоке! — Правда, — неохотно отвечает Кей, и задние ряды аудитории издают какой-то жуткий чирикающий звук; должно быть, это новая форма смеха. — Ах, — неожиданно говорит Хайба, — Куроо и Цукишима так хорошо поладили! Съемки еще даже не начались, а они уже вовсю дурачились на пресс-конференции. Кей помнит только, как прижимал Куроо к раковине и отсасывал ему, и, похоже, краснеет — по крайней мере, Нишиноя это замечает. — Ого! — кричит он. — Цукки смутился! — Ледяной Принц дурачился? — спрашивает еще один гость, кажется, ведущий программы новостей. — Неудивительно, что фанаты так ждут эту дораму! Снова смех, и Кей с досадой трет шею. — Постараемся не разочаровать, — говорит он, и Хайба подхватывает его слова. Они продолжают, Киндаичи задает все новые вопросы, а Кей пытается заставить себя не думать о Куроо. — Ты в порядке? — в перерыве спрашивает Нишиноя, пока меняют декорации. — Даже никому не нагрубил сегодня во второй части программы. Может, показаться врачу? — Нет. — Кей холодно смотрит на Нишиною. — Я просто устал. — Смотри не заболей. Нам еще участвовать в новогоднем шоу. — Знаю. Не беспокойся. — Эй-эй, я не беспокоюсь! Давай я угощу тебя чем-нибудь после, договорились? — Только если игра не будет связана с едой, — мрачно говорит Кей, а Нишиноя выглядит отвратительно обрадованным такой перспективой. И, конечно, это связано с едой: все гости с завязанными глазами должны попробовать что-нибудь странное и попытаться угадать ингредиенты, так что следующие сорок пять минут Кею кажется, будто у него во рту пожар, а губы онемели. После съемок Кей вместе с Хайбой ждут Нишиною, который пошел вымывать яичный желток из волос после игры в угадайку. Она болтает о запланированной фотосессии с Некомой для их ежегодного календаря. Кей не особо прислушивается, пока она не называет имя Куроо. — Хм-м? Хайба удивленно моргает, ее разноцветные глаза из-за серебристых теней кажутся необычайно яркими. — Я только сказала, что Куроо всегда выбирает друзей из тихих людей. Как ты и Кенма. — А еще он дружит с Бокуто, — замечает Кей, и она поджимает губы. — Я бы не назвал его тихим. — Думаю, Бокуто исключение. Лучший друг Бокуто тоже очень тихий. Наверняка ты его видел. Акааши. — Она постукивает пальцем по губам, а Кей вспоминает саркастичного темноволосого парня из группы Бокуто. Выглядел тот так, словно в любой момент готов схватить Бокуто за шиворот, если потребуется. Хайба задумчиво хмыкает, а потом продолжает: — Думаю, у Куроо особый талант дружить с такими людьми. — Потому что он сам слишком много говорит. — Подкалывает, дразнит, спрашивает, стонет. Но Хайба решительно качает головой. — Обычно нет, если другие люди разговорчивы. Их он только дразнит. — Она опускает руки и поджимает губы. — Думаю, он просто хорошо умеет читать между строк, вот и все. Кенма известен в Некоме тем, что видит людей насквозь, но Куроо тоже очень хорош в этом. Он знает, что сказать, чтобы добиться нужной реакции. Думаю, именно поэтому ему легко дается участие в развлекательных шоу. Кей тянет ворот свитера. — Со мной он довольно разговорчив. — Ну, должен же кто-то говорить! — Она улыбается, чтобы сгладить резковатый смысл слов. Зубы у нее белые и ровные. — Но, наверное, с тобой он не шумный. Думаю, ему это нравится: когда нет необходимости быть шумным. — Нет, он не шумный. А потом возвращается Нишиноя — высветленная прядь поникла от влаги, волосы растрепаны — и они забираются в минивэн Такеды, а Хайба уходит со своим менеджером, который, похоже, выговаривает ей за что-то. Нишиноя соглашается поесть вместе как-нибудь в другой раз, а Кей идет домой и падает лицом в подушку. Он отсыпается после утренней работы до тех пор, пока его не будит настойчивый звонок оставшегося в кармане телефона. — Что? — сонно спрашивает Кей, и Тадаши смеется на другом конце провода. — Собираюсь принести тебе обед. Мы не ели вместе уже несколько недель. — Я не голоден, — ворчит Кей, утыкаясь в подушку. — Ты проголодаешься, как только проснешься, не обманывай себя, Цукки. — Ладно, хорошо. Удон. — Уже заказал. С курицей. Просыпайся, ладно? Кей ворчит, но перекатывается на спину и моргает, чтобы увлажнить контактные линзы, жалея, что не снял их перед тем, как заснуть. — Когда? — Через десять минут. — Тадаши обрывает звонок, и Кей слышит гудки. Тадаши натаскивает в коридор вчерашний снег, когда заходит с двумя белыми коробками еды на вынос. Желудок Кея урчит, и Тадаши смеется. — Видишь? Я говорил. — Неважно. Тадаши подталкивает Кея в сторону кухни и там распаковывает удон, пока Кей раскладывает на столе палочки, салфетки и ложки. У Тадаши полно новостей. Сев за стол, он рассказывает о ребятах, принятых на прошлом прослушивании, и о самой младшей девочке, до звезд в глазах влюбленной в Ячи. — Знаешь, я думаю, на самом деле она просто хочет быть ею, — задумчиво говорит Тадаши и дует на лапшу. Кей издевательски усмехается. — А может, действительно хочет встречаться с ней, — говорит, не подумав, все еще плохо соображая после сна, и когда Тадаши замолкает, до Кея доходит смысл собственных слов. — В смысле, а кто бы не хотел встречаться с Ячи? — Ты не хочешь, — отвечает Тадаши, и Кей трет левый глаз ребром ладони. — Хватит мне отношений с национальными любимицами. Тадаши откладывает палочки и берет ложку. — С Намецу Май ты тоже не хотел встречаться. Кей хмурится. — Я бы не встречался с ней, если бы не хотел, — поправляет он. — Просто это не было связано с чувствами. — С твоей стороны. — В этом и заключалась проблема, разве нет? — Кей стискивает зубы, и Тадаши оставляет его в покое, возвращаясь к еде. Несколько минут спустя телефон вибрирует возле бедра. Кей смотрит на экран и открывает сообщение, увидев, что оно от KUROO. «как же мне стать номером один у тебя на быстром наборе, мой друг?» Кей фыркает, чувствуя смесь раздражения и веселья, и Тадаши подозрительно смотрит на него, так и не донеся ложку до бульона. — Кто пишет? — Неважно. «Никак» Ответ Куроо приходит почти сразу: «ледышка» вместе с эмодзи-снежинкой. Все еще чувствуя на себе взгляд Тадаши, Кей кладет телефон на стол экраном вниз и снова берет палочки. — Врешь, — говорит Тадаши, наконец опустив ложку в миску. — Насчет того, что это неважно. — Кей таращится на него, пульс подскакивает. — Ты улыбался. Кей опускает взгляд. — Кое-что смешное с сегодняшних съемок. — Ну как скажешь, — с сомнением кивает Тадаши, и Кей вытаскивает кусочек курицы из удона, жует, пока думает. — Это Куроо Тецуро, — говорит он, проглотив. — Мы часто общаемся. Он говорит много глупостей. Меня это веселит. — Забавно, — говорит Тадаши, снова опуская ложку в чашку с удоном. — Обычно людям требуются годы, чтобы узнать тебя достаточно хорошо и начать получать ответы на свои сообщения. — Мне не нравится переписываться. — Кей пожимает плечами. — И... ну... Куроо хорошо… — Кей не может подобрать слова… — разбирается в людях, думаю. Тадаши разглядывает его, и Кей с вызовом смотрит в ответ, пока тот не вздыхает. — Мне не нравится узнавать о твоей жизни из новостей. — Хм-м? — О Намецу, например. Или о дружбе с Куроо. — Он гоняет лапшу по тарелке. — Это странно: знать тебя так хорошо, но даже не догадываться о том, что происходит в твоей жизни. Кей облизывает уголок рта и чувствует вкус удона, но вспоминает прикосновение губ Куроо в том же месте — мягкое и бережное. — Ты знаешь меня не так хорошо, как тебе кажется. Тадаши улыбается, но глаза у него серьезные. Под ярким искусственным светом веснушки особенно заметны. — Может быть, — говорит Тадаши, и Кей чувствует, как эта последняя фраза давит на него, тяжелая и холодная, как сугробы вдоль тротуара за окном. *** Дружба Кея и Тадаши началась давно. Кею было шесть лет, и он сидел один в самом конце класса. Он был выше остальных детей, а с задней парты мог наблюдать за всеми и ни с кем не разговаривать. Тадаши вошел последним из новых учеников, прокрался на цыпочках, словно боялся нашуметь. На бледном, будто у призрака, лице веснушки выглядели как те, что Аки когда-то нарисовал маркером Кею, когда он играл пугало в детском спектакле. Тадаши сел рядом, и Кею было интересно, попытается ли он заговорить. Он не стал. Несколько лет спустя они снова оказались в одном классе, но на этот раз уже не сидели рядом. Тадаши был все таким же тихим, только теперь Кею показалось тревожным знаком то, как Тадаши оглядывал комнату — словно раненый кролик, окруженный волками. Несколько недель спустя Кей услышал, а потом и увидел, как несколько незнакомых ему мальчишек загнали Тадаши в угол на лестнице во время обеда, требуя, чтобы он отдал им свое молоко. — Я его уже выпил, — тихо сказал Тадаши. Он выглядел так, будто ожидал удара. Кей сидел на лестнице один, потому что обычно здесь было тихо, а в классе от постоянного ора у него болела голова. Наверно, Кею тоже полагалось орать, но он не хотел. Он был странный, предпочитал слушать музыку или тишину, друзья и игры его не интересовали. Это было не так уж плохо, потому что он к тому же был высоким, так что к нему никто не цеплялся. А вот Тадаши высоким не был. Он был маленьким, веснушчатым и все время ходил крадучись, словно чего-то боялся. А, может, действительно боялся. — Если ты выпил свое, иди и принеси мне другое, — заявил один из трех мальчишек. Тадаши помотал головой. Другой мальчишка засмеялся. Они старше, понял вдруг Кей, пусть и ниже его ростом. Наверно, пятиклассники. Вздохнув, он поднял сумку и начал спускаться по лестнице. Все они уставились на него, глаза Тадаши широко распахнулись. — Я… — Уходите, — сказал Кей тем троим, но они только громче засмеялись, словно он пошутил. — Лучше ты уходи. Ты здесь один. Кей выпрямился в полный рост. — Я не Ямагучи, — спокойно сказал он. — И я лучший ученик четвертого класса. Меня вам запугать не удастся. Они смотрели на него, пока один не сказал: — Давай просто уйдем, Курода. — Ладно, — скривившись, ответил самый громкий. Кей поправил очки на носу и ждал. Когда они ушли, Тадаши смущенно посмотрел на него большими глазами. — Спасибо? — сказал так тихо, что Кей едва расслышал. — Что помог мне. — Я прихожу сюда, потому что здесь тихо. Они слишком шумные. — Он посмотрел на Тадаши, который обеспокоенно косился на дверь. — Можешь остаться до звонка. — Точно? — Да. — Кей снова поднялся на полпролета и уселся там. Тадаши неуверенно потащился за ним следом и сел несколькими ступеньками ниже. Он ничего не говорил, так что Кей закрыл глаза, чтобы не видеть его взгляда, и стал думать о занятиях танцами. На следующий день, собираясь идти на ланч, он остановился перед партой Тадаши, постучал по ее краю костяшками пальцев, привлекая его внимание. — Я иду обедать. — Несколько их одноклассников шокированно уставились на них. — Пойдем. — Я? — Тадаши отчаянно огляделся вокруг, но никого рядом не увидел. Тогда он снова посмотрел на Кея глазами круглыми, как стойенные монеты. — Ты правда… Кей сердито щелкнул языком. — Бери свой ланч, поедим на крыше. Тадаши кивнул и пошел следом. Он ел так же, как делал все остальное: старался занимать как можно меньше места, взгляд постоянно бегал по сторонам. Когда они поели, он, казалось, не знал, что делать, пока Кей не достал учебник естествознания и не занялся домашней работой на завтра. Тогда Тадаши тоже достал английский. Строчные буквы у него выходили слишком большими. — Я прихожу сюда каждый день, — сказал Кей, когда прозвенел звонок. — Если нет дождя. А если дождь, я на лестнице. — Ты… приглашаешь меня? — Ты не раздражаешь. — Кей сжал кулаки, вспомнив, как те трое окружили Тадаши. Он ненавидел тех, кто нападал вот так — трое на одного. — И здесь никто тебя не тронет. — Ой. — Не то чтобы Кей сделал что-то значительное, но Тадаши смотрел, словно так оно и было. — Спасибо еще раз, Цуки… шима. Кей фыркнул. — Не за что. — И они вернулись в класс. Несколько учеников уставились на них, но Кея и так считали странным, а Тадаши всегда был тихим, и вообще кому какое дело? Именно так это вошло в привычку. Неделю за неделей они молча обедали, и, наконец, когда пришла августовская жара, Кей повернулся к Тадаши и сказал: — Знаешь, вообще-то, ты можешь говорить. — Что? — Тадаши уже успел обгореть, кожа на скулах и носу шелушилась. — Тебе не обязательно сидеть молча, — повторил он. — Не надо… — Бояться, хотел сказать он. Кей знал, что многие люди считают его пугающим. — Ты можешь говорить. Если хочешь. — О! — Тадаши поерзал, сложил руки на коленях. — Это не… просто раньше ты сказал, что тебе нравится, когда тихо. — Мне не нравится, когда орут. — Кей покосился на Тадаши, не поворачиваясь к нему полностью. — Ты не орешь. — О чем я должен говорить? — спросил Тадаши, и Кей потер лицо. — О чем угодно. Можешь говорить о чем хочешь, только не задавай вопросов. — Ладно, — кивнул Тадаши и начал рассказывать. *** — Так, — говорит Танака, пихая его кулаком в плечо, — почему вы с Ямагучи не веселитесь вместе со всеми? Что ты натворил? — Ничего, — отвечает Кей, глядя в зеркало и поправляя галстук-бабочку. Сегодня все участники Карасуно одеты похоже, в черный и оранжевый — те же цвета, что были на них во время дебютного выступления. Они пришли по одному, маскируясь, чтобы ожидающие снаружи концертного зала фанаты не увидели их и не догадались, что должно произойти во время шоу. Но теперь они собрались в одной из задних комнат — все, кроме Тадаши, ушедшего сказать несколько напутственных слов новичкам, которые сегодня выступают в подтанцовке у группы Ячи. — Ну, в Ямагучи мы уверены. — Кей видит в зеркале, что Танака корчит рожи. — А ты тот еще засранец. И все-таки, что случилось? — Не знаю. — Кей отворачивается от зеркала, убедившись, что бабочка сидит ровно. — Возможно, я просто, как обычно, был засранцем. — Можешь повторить, чтобы я записал на диктофон? — громко спрашивает Хината, и Кей смотрит на него, сощурившись, пока тот не отскакивает к Кагеяме, бормоча, что Цукишима по-прежнему жуткий. — Ну нет, — заявляет Танака. — У Ямагучи к такому абсолютный иммунитет! Почти у всех нас, на самом деле. — Он тычет Кея пальцем в щеку. — Эй, не-очень-милый младший братик, иди мириться. Кей вздыхает. — Определенно, по этому я не скучал. — You’re a liar, liar, pants on fire, — напевает Нишиноя, и Кей даже не видит смысла обращать на него внимание. — Ну, ну, Цукишима, — говорит Сугавара, ловко поправляя волосы, — помогать тебе — наша работа. — Мне не нужна помощь. Должно быть, его раздражение частично просачивается в голос, потому что Азумане откашливается. — Давайте до начала шоу оставим Цукишиму в покое, — предлагает он. Его бабочка вывернулась так, что кажется завязанной не в ту сторону. Савамура тянется поправить и перебрасывает длинные волосы Азумане ему за спину, чтобы не мешали, ворча: — Только если он не попытается сбежать. Кагеяма, оказавшийся в кресле гримера последним, косится на Кея и хмурится. Кей отвечает тем же. — Что-то хочешь сказать, твое высочество? — Довольно сложно найти людей, готовых тебя терпеть. — Он кидает быстрый взгляд на Хинату, потом возвращается к Кею. — Не проеби эту дружбу. — Снова даешь мне советы? — Кей впивается ногтями в ткань пиджака. — Вошло в привычку помогать простолюдинам? — Проехали. — Кагеяма хмурится еще сильнее. — Забыл, что в твоем стеклянном доме запотевшие окна. — И что это должно означать? Стук в дверь не дает Кагеяме ответить, привлекая всеобщее внимание. В приоткрывшуюся дверь заглядывает Куроо: красные слаксы и блейзер на голое тело, волосы уложены, глаза подведены черным, губы кривятся в усмешке. — Извините, что прерываю… — он делает паузу, оглядывает комнату, подсчитывая находящихся в ней. — Ого? Воссоединение? А я-то думал, чем очкарик так занят в последнее время. — Куроо, — улыбается Сугавара. — Давно не виделись. — Весь в делах, — отвечает Куроо и кивает Савамуре, прежде чем снова посмотреть на Кея. Его лицо слегка мрачнеет. — Хм-м-м, я тебя искал. — Зачем? — Кей складывает руки на груди, неожиданно вспоминая последний разговор, закончившийся тем, что Кей объявил их друзьями. — Может, я не хотел, чтобы меня нашли. Куроо прижимает руку к груди. — Я ранен в самое сердце, правда. — Потом ухмыляется. — Спрячь свой колючий хвост, мистер Стегозавр. Кей прищуривается и вздыхает. — Чего ты хочешь? — Показать тебе кое-что. Пойдем. — Куроо пальцем манит его к себе. Сугавара смеется, и Кей таращится на руку Куроо. Потом демонстративно вздыхает. — Ладно, — говорит он, хватая телефон со стола по пути из комнаты. — Он и правда пошел? — шепчет Танака Нишиное, и Кей бросает на него сердитый взгляд, прежде чем захлопнуть за собой дверь, оставаясь в коридоре один на один с Куроо. — Ну? — Кей прислоняется к стене, смотрит на что угодно, кроме Куроо. — И что ты хотел мне показать? Смех Куроо низкий и озорной. — Это, — говорит он, подхватывая Кея за подбородок, наклоняя его голову и целуя неторопливо и горячо, язык проскальзывает между губ осторожно, чтобы не размазать макияж. Кей закрывает глаза, на секунду позволяя себе погрузиться в эти ощущения, но потом решительно отодвигает Куроо. — Здесь везде люди! — Он хмурится и пытается выровнять дыхание. — Уже много дней хотел тебя поцеловать. Не могу поверить: назвал меня другом и ушел раньше, чем я успел ответить! — Потому что знал, как тебя это смутит, — шипит Кей, сузив глаза. — Это не оправдывает безрассудство. — Разве это безрассудство? — Куроо обводит рукой пустой коридор. — Вся группа в комнате — единственной в крыле. И мы услышим, если кто-то начнет спускаться по лестнице из главного коридора, разве нет? Кей прикусывает губу. — Можем и не услышать, — говорит он, а Куроо упирается рукой в стену возле лица Кея, ловит всем своим телом, пусть они и не касаются друг друга. Кей не может оторвать взгляд от его улыбки, которая становится шире, когда Куроо это замечает. — Просто признай, ты был не против поцелуя. — Это определенно лучше, чем слушать твою болтовню, — начинает Кей, но Куроо целует его снова, настойчивее, как умирающий от жажды, припавший к роднику. Кей отвечает с не меньшим желанием, его тело отзывается само, пока мозг пытается осознать происходящее. — М-м-м, — шепчет Куроо, обжигая дыханием подбородок. — Не думаю, что тебе не нравится мой голос. Он посасывает нижнюю губу Кея, прихватывает ее зубами. Кей хватается за отвороты пиджака Куроо, костяшки легко касаются гладкой и теплой кожи на груди. Кей чувствует, как бьется сердце Куроо, сильно и размеренно, когда тот выдыхает ему в рот, кладет руку на талию с непринужденностью, к которой Кей пока не привык. У Кея было много случайных связей на одну ночь с людьми, которые бы никогда не узнали его, и неловкая попытка отношений с другим новичком, когда ему было семнадцать — больше смущения, чем страсти. Но никогда ничего подобного происходящему с Куроо. Тот настолько легко успел изучить его рот и как именно ему нравится целоваться, что это тревожит. Кей откидывается на стену, когда Куроо тесно притирается к нему, просовывая колено между ног и наклоняя голову, чтобы оказаться еще ближе. Кей разжимает одну руку, скользит ей по груди Куроо, потом кладет на затылок. Пальцы путаются в шелковистых черных прядях, удерживая на месте. Звук шагов заставляет Куроо отшатнуться, и Кей едва сдерживает острый порыв притянуть его обратно. Губы кажутся липкими и холодными, пульс колотится в горле, словно барабанная дробь, и так же гремит в ушах. Из-за угла появляется Тадаши. Его удивленный взгляд перебегает с Кея на Куроо, и он сильнее сжимает в руке бутылку с водой. Потом уголки его рта опускаются вниз, глаза слегка сужаются, и в них появляется понимание. — Я помешал? — Ямагучи, — голос слегка надламывается на последнем слоге. Кей понимает, что его рука все еще протянута к Куроо, и опускает ее. Заставляет себя встретить взгляд Тадаши, но тот сам избегает его, глядя мимо. — Конечно, нет. — Извини, Куроо, но продюсер придет через двадцать минут, — спокойно говорит Тадаши, теперь полностью отворачиваясь. Кей чувствует неприятную тяжесть в животе и прижимает к нему одну руку, когда Куроо делает шаг к противоположной стене. — Мы с Цукки должны вернуться к группе. — Тогда я вас оставлю, — легко соглашается Куроо. Его голос звучит слишком дружелюбно для этой странной, напряженной атмосферы. — Кенма, наверное, уже думает, куда я делся. Я сказал, что отойду на минуту. — Он коротко смеется и добавляет: — Кстати, приятно познакомиться, Ямагучи. — Он отталкивается от стены, отвешивает легкий поклон — слишком небрежный для того, чтобы сойти за проявление вежливости, — и снова расслабляется. — Увидимся позже, Цукишима. — Как получится, — говорит Кей, и Куроо криво усмехается, кивает им обоим и уходит, скрываясь за углом. — Он кажется милым. — Тадаши все так же не встречается взглядом с Кеем. — Слишком милым для тебя. — Я думал, ты со мной не разговариваешь, — произносит Кей, когда шагов Куроо уже не слышно, и его пульс успокаивается. Тадаши наконец поднимает голову достаточно, чтобы посмотреть в глаза Кея. — У тебя губы припухли. И блеск в уголке рта размазался. Наверно, тебе лучше стереть его, прежде чем вернешься, а то Суга заметит. Кей поднимает руку ко рту, и Тадаши хмурится еще сильнее, проходя мимо к гримерке. У самого входа он задерживается, оглядывается на Кея; открывает рот, будто собираясь что-то сказать, но только вздыхает и заходит в комнату. Из-за приоткрытой двери слышен возглас Хинаты. Потом дверь закрывается, и Кей остается в коридоре один. *** Кей идет в туалет, чтобы отмыть лицо, и потом еще некоторое время осторожно смачивает губы холодной водой — снова и снова — пока не уходят краснота и припухлость. Только после этого он возвращается в гримерку. Карасуно ведет себя так же буйно, как и когда он выходил, то есть как и всегда. Обычно Кей сразу направляется к Тадаши, чтобы насладиться оазисом спокойствия среди безумия и хаоса, но сейчас тот упорно отказывается смотреть на него. Да и губы Кея все еще пощипывает, лучше всего напоминая о выражении лица Тадаши там, в коридоре. — Ну что, готов задать всем жару, Цукишима? — Нишиноя лупит его по спине с такой силой, что вышибает воздух из легких. — Мы напомним этим любителям, что мы перешли на другую ступень и рано считать нас бескрылыми воронами, правда?! — Да-а! — кричит Хината, а Кагеяма выглядит так, словно от одной мысли, что кто-то из партнеров может быть не на высоте, его тошнит. Обычно на этом Кей обменивается взглядами с Тадаши и закатывает глаза. Сейчас он лишь сглатывает, пытаясь протолкнуть застрявший в горле ком, и смотрит в сторону, где никого нет. — Давайте поскорее покончим с этим, — бубнит он. Танака ревет что-то на тему неправильного настроя, а Кей пересекает комнату, садится на стул и просто наблюдает, как репетиционная снова погружается в хаос. Поняв, что происходит, толпа начинает бесноваться и кричать, и Кей позволяет себе окунуться в привычное и комфортное чувство, когда стоишь на сцене вместе с остальными. Давление всеобщего внимания легче игнорировать, если можно разделить его с клоунами, которых называешь своей группой. И посреди представления становится гораздо проще забыть о Тадаши, Куроо и прочих проблемах. Он пропевает свои несколько строк и, танцуя, перемещается в центр группы. Это легко и просто. В конце концов, это ему всегда нравилось. Выступать. Танцевать. Играть музыку. Он терпеть не мог интервью и развлекательные шоу, и папарацци, преследовавших всегда и везде, словно его досуг имеет какое-то значение. Но свет софитов, тяжелый бас, звучащий фоном… Именно ради этого он стал айдолом и оставался им, даже когда уже не было ни причин равняться на старшего брата, ни желания следовать по его стопам. Рев публики после их короткого выступления вызывает у него улыбку, и Кей прикрывает ее полотенцем, которое Такеда подает ему за сценой, чтобы вытереть пот. Не успевает он оглянуться, как они снова стоят на сцене для полночного Каунтдауна. Нишиноя держит шею Азумане в захвате, а Сугавара, прислонившись к Савамуре, прикрывает рукой лицо и прячет в ладони злорадный смех, игнорируя призывы Азумане о помощи. Ведущие начинают отсчет времени. С двенадцатым ударом часов над головой взрываются хлопушки, и на сцену обрушиваются потоки конфетти, прилипая к потной коже и путаясь в волосах. Мемберы разных групп из конкурирующих агентств роятся вокруг, приветствуя друг друга и поздравляя с Новым годом, а Кей изо всех сил пытается скрыться от толпы в глубине сцены. Это не так уж сложно, когда есть такие, как Бокуто, — громкие, буйные, совершенно неспособные уловить, когда становятся невыносимыми. Потом Кей замечает, что Бокуто схватил Куроо за руку и, хохоча, куда-то тащит. Они оба громко смеются, шутят с другими членами Некомы — или над другими членами Некомы, если принять во внимание рассерженный и смущенный вид парня с ирокезом. Кей тайком поглядывает на Киеко, которая единственная представляет свою группу на этом новогоднем Каунтдауне. — Знаете, — вдруг раздается голос рядом с Кеем, — ни за что бы не подумал, что вы из тех, кто может подружиться с Куроо. Кей вздрагивает и сразу хмурится, недовольный собственной реакцией, окидывает взглядом темноволосого парня, внезапно возникшего рядом. Акааши, вспоминает Кей, с шоу в Осаке. — Я тут ни при чем. Он просто упрям. — Не упрямее вас, я уверен, — спокойно говорит Акааши. — И все же вы сблизились. — Не сказал бы. Он там, я здесь. — Кей скрещивает руки на груди. Пушки с конфетти у них над головами выстреливают новые порции цветной бумаги. — Потому что вы, как и я, предпочитаете тишину. — Акааши закатывает глаза и показывает на Куроо и Бокуто, повисших друг на друге и ржущих над чем-то. — А здесь безопаснее и спокойнее. — Вы же дружите с Бокуто. — Кей проводит ладонями по рукам, попутно цепляя между пальцами блестки на пиджаке. — Так в чем отличие? — У меня были годы, чтобы привыкнуть к Бокуто, — говорит Акааши. — И сейчас он просто не может обойтись без меня. Это мило. Кей фыркает. — Как скажете. — А вот вы — другое дело, — теперь Акааши сверлит его взглядом, глаза блестят; Кей наблюдает, как Куроо обнимает Бокуто за плечи и что-то кричит ему на ухо. — Познакомились с Куроо совсем недавно, а он уже сумел развести вас на то, чтобы чаще появляться на публике. Цукишиму Кея, известного отшельника. — Мы скоро будем вместе сниматься, — бурчит Кей. — Вряд ли мне удастся избавиться от его общества. — А вы хотели бы? — Кей резко поворачивает голову, встречаясь взглядом с Акааши: на его совершенно невозмутимом лице каким-то образом легко читается веселье. — Сейчас вы выглядите так, словно не меньше меня озадачены, как же вас угораздило подружиться. Кей и правда озадачен. В первый раз он пришел к Куроо, предполагая, что они просто выпьют вместе и можно будет попрощаться, чтобы избежать неловких разговоров. И все. Долг выполнен. Он никак не ожидал, что все скатится к повторяющемуся снова и снова сексу, и еще меньше — что они будут вместе писать музыку, поддразнивать друг друга и постоянно переписываться. — Я не завожу друзей. — Но это не так уж плохо, — замечает Акааши. — Куроо любит потыкать палочкой, потормошить и уколоть, но он также хорошо умеет слышать невысказанное. Не нужно стараться, чтобы он тебя понял. Кей облизывает губы. — Вы из группы психологической поддержки айдолов? — Кей вскидывает подбородок, указывая на Куроо и Бокуто, которые теперь смеются так безудержно, что сгибаются пополам, почти падая друг на друга. Парень с ирокезом и Танака орут друг на друга, привлекая внимание остальных на сцене. — Или вы хотели что-то разузнать? — Хм-м, — вздыхает Акааши и, кажется, это был смех. Потом хмурится. — Думаю, да, я бы хотел кое-что узнать. Главным образом, почему Куроо проявляет к вам такой интерес. Бокуто постоянно ноет, что Куроо перестал обращать на него внимание. — Куроо совершенно свободен оставить меня в покое и снова стать второй половинкой тупого и еще тупее. — Кей потирает щеку и ворчит, отлепляя от кожи влажный кусочек конфетти. — Хм, а в вас что-то есть. — Брови Акааши чуть вздрагивают. — Думаю, я понял, в чем дело. Вы не такой уж таинственный, как могло показаться. — Здорово, наверное, понимать людей? — спрашивает Кей и тут же стискивает зубы, жалея, что вообще вступил в разговор. Акааши умудряется выглядеть так, словно вовсю забавляется происходящим, хотя выражение его лица почти не изменилось. — Неважно. — Вы никогда не пробовали спрашивать? — Кей дергается, удивленный ответом Акааши. — Попробуйте отступить от привычного образа и... — Цукки! — орет Нишиноя через всю сцену. — Почему ты так далеко забрался? — Было приятно поболтать, — говорит Акааши, а потом склоняет голову набок. — А вам, оказывается, не привыкать к громким типам. — К сожалению, — Кей вздыхает и идет к Нишиное, все еще чувствуя затылком изучающий взгляд Акааши. Когда прямой эфир заканчивается, Кей поднимается на крышу. Он не ожидает увидеть там Тадаши, пусть даже разговоры на крыше — это их традиция. И все же Тадаши здесь — стоит, прислонившись к бортику, как ни в чем не бывало, словно они беззаботные школьники. — Ты все же пришел, — говорит он. — Не ожидал, хотя и сам не знаю, почему. Наверное, все это выбило тебя из колеи. — Кей кривится, и Тадаши тяжело вздыхает. — Извини, я не это хотел сказать. Акааши сказал: «Никогда не пробовал спрашивать?» Словно нет ничего проще. Кей не задает вопросов. Кей вообще не придает значения происходящему вокруг: большинство людей и их мнения ничего не значат для него. Не настолько, чтобы спрашивать. — О том, что произошло… Ты злишься. — Угу. Я просто… просто расстроен. — Почему? — Кей сжимает руки в кулаки, так что ногти впиваются в ладони. — Ты зол на меня уже несколько дней. Это из-за того, что… — от внезапно накативших беспокойства и тревоги он даже не может договорить. Тадаши вздыхает. — Не будь таким… — и сглатывает. — Это не из-за того, что я застал тебя целующимся с парнем, Цукки. Я прекрасно знаю, что ты предпочитаешь мужчин. Еще с тех пор, как нам было, наверное, пятнадцать. Но я понял, что ты не хочешь об этом говорить. Сердце Кея пропускает удар, а потом начинает биться с удвоенной силой. Он же никогда не говорил об этом никому кроме тех, с кем собирался переспать, и тех были единицы, потому что Кей известен и совсем не глуп. — Давно вы встречаетесь? — Все, что Кей собирался сказать, тут же вылетает из головы. — С Куроо Тецуро. Давно вы с ним встречаетесь? — Мы не встречаемся, — быстро отвечает он, и лицо Тадаши меняется. Таким Кей его раньше не видел. Паника горечью прокатывается по горлу. — Ладно, — говорит Тадаши. — Как скажешь, Цукки. — Что конкретно ты хочешь услышать от меня? — Я хочу перестать узнавать о том, что с тобой происходит, из новостей. — Тадаши морщит нос и становится так похож на себя тринадцатилетнего, что Кей испытывает иррациональное желание пойти наехать на его обидчиков, только чтобы тоже почувствовать себя вдвое младше. Тогда, по крайней мере, у них не возникало проблем с общением. — Намецу. Куроо. У тебя завязываются отношения, о которых я ничего не знаю и не понимаю, и… Иногда мне кажется, что мой лучший друг — какой-то незнакомец. — Такой уж я есть. Всегда был. — Кей сжимает губы в тонкую линию, глядя в ночь, на город: он весь расцвечен огнями — люди празднуют Новый год. Это здание выше, чем агентство Укай, и открывающийся отсюда вид гораздо лучше. — Раньше ты не требовал, чтобы я изменился. — Раньше твои стены не были такими высокими, — отвечает Тадаши. — И я видел достаточно, чтобы понимать — за ними именно ты. Но сейчас кажется, что с годами ты их только надстраиваешь. Раньше я мог догадаться, что у тебя на уме, вот так, — он щелкает пальцами. И да, Кей помнит их первый год в средней школе. Они сидели на крыше здания, и у Кея тогда не было ни подружки-медиазвезды, ни фансайтов, ничего подобного. Он помнит, как Тадаши стоял у ограды и смотрел на школьный двор, как сейчас смотрит на город. — Наверное, круто было бы стать пожарным, — сказал он. Кей отчетливо помнит, как обнял прижатые к груди колени руками, которые за последнее время стали длиннее. — Я буду айдолом. Тадаши с любопытством повернул к нему круглое растерянное лицо. — Типа… петь, танцевать и все такое? — Да, — ответил Кей, глядя на ноги. Ступни в школьных ботинках казались огромными. По словам отца, это означало, что Кей будет таким же высоким, как Аки. Как будто Кей и сам не знал. Как будто уже не перерос всех своих сверстников. — Почему? — Тадаши вроде бы не осуждал, но все равно был растерян. — Тебе нравится петь и танцевать? Кею нравилось. Ему нравились уроки игры на фортепиано, на которые он ходил после школы, — больше, чем любые другие. Нравилось наблюдать за брейк-дансерами, которые заняли половину детской площадки в нескольких кварталах от его дома, и запоминать, какие упражнения для растяжки они делают перед своими тренировками. — Да, — Кей на миг заколебался, — мой брат тоже собирается стать айдолом. — Правда? — Тадаши присвистнул. — Поэтому он не живет с вами? Потому что собирается стать айдолом? — Он живет в общежитии в Токио. — Кей поскреб ботинком покрытие. — Он часто звонит и рассказывает, как здорово продвигаются его занятия хореографией. — Слушай, Цукки. — Тадаши начал упаковывать свой бенто и озорно улыбнулся, не глядя на Кея. — Что? — подозрительно спросил Кей. — Ты же в курсе, что айдолы очень общительные? — Не все, — фыркнул Кей, вспоминая, как Аки рассказывал ему про тихого мальчика в их группе, во время прослушивания которого все говорили, что ему суждено стать звездой. Он похож на тебя, сказал Аки. Такой же молчун. — Значит, у тебя будет прослушивание? — Тадаши поднял на него глаза. — И когда? — В следующем месяце. Я поеду в Токио на поезде. — Кей нервничал, пытаясь понять, что же надо подготовить для кастинга, что вообще готовят в таких случаях. Документы для заполнения все еще лежали у него в учебнике математики, и он никак не мог придумать, как убедить родителей подписать их. Тадаши сложил руки за головой и снова улегся на спину, глядя на проплывающие облака. — Может, я тоже попробую, — сказал он, и Кей приподнял бровь, глядя на него со всей недоверчивой иронией, на которую способен тринадцатилетний. — Не смотри на меня так. Я просто подумал, что тебе не помешает компания, — и Тадаши усмехнулся. — Я тебя знаю, Цукки. Ты волнуешься. — Не говори так, будто видишь меня насквозь, — сказал Кей, пихая его ногой в лодыжку. — Конечно, вижу, — отозвался Тадаши, и это прозвучало так убедительно, что Кей не решился спорить, потому что Тадаши редко был в чем-то уверен. Но сейчас Кей каким-то образом умудрился оттолкнуть одного из немногих людей, на которых позволял себе полагаться. Тадаши знал его, он последовал за ним сюда, а Кей… Кей мысленно взвешивает все и понимает, что в системе человеческих взаимоотношений его чаша весов всегда была легче других, потому что ему не хотелось вкладываться. Может, думает Кей, из-за того, что он никогда не понимал, зачем это нужно. Однако совершенно ясно, что нужно. Кей, возможно, не слишком разбирается в том, как это работает у остальных, но точно знает: в своей дружбе с Тадаши он максимально приблизился к пониманию того, что другие принимают как данность. — Ямагучи. Тадаши крепче сжимает руки на поручне. — Мы правда не встречаемся. — Кей прислоняется к ограде рядом с ним. Металл кажется ледяным, холод немедленно начинает просачиваться сквозь ткань пиджака. — Куроо. Я не… встречаюсь с ним. Это не… здесь нет… — Кей все пытается подобрать слова. — Чувств. Это просто. Ну знаешь. Просто секс. Тадаши, видимо, не ожидавший, что Кей станет что-то объяснять, смотрит на него, приоткрыв рот, и Кей чувствует, как начинают гореть щеки. Невыносимо. — Я не… — Он приподнимает плечи — может, от холода, а может, от смущения. Впрочем, он не уверен, что признается в последнем. — Я не люблю говорить об этом. Но. — Он прищуривается, глядя на Тадаши, который наконец сумел закрыть рот. — Обо мне… ходило много слухов. Два-три года назад. Помнишь? Почему я ни с кем не встречаюсь. Всякие домыслы о моей ориентации. — Кей пожимает плечами. — Намецу хотела фальшивых отношений. У нее были на то свои причины. А у меня — свои на то, чтобы согласиться. И все было в порядке до тех пор, пока не перестало. — Ты говорил, она предложила тебе начать встречаться по-настоящему. — Тадаши поджимает губы. — Но ты… — Гей, — прямо говорит Кей. — Но очевидно, ты знал об этом. — Угу. Ну или сильно подозревал. Особенно когда ты запал на Кагеяму. У Кея вырывается ужасный каркающий звук, и он давится собственной слюной. Если Тадаши когда-нибудь припомнит ему это, он будет все отрицать. — Нет, — говорит он так громко, что голос разносится над всей крышей. — Я никогда… — Ты определенно был увлечен Кагеямой, — отвечает Тадаши и впервые за весь вечер улыбается Кею, а его глаза радостно блестят. — Ты можешь сколько угодно отрицать это, но, когда тебе было четырнадцать, ты чего только ни делал, чтобы привлечь его внимание. — Потому что он был самоуверенным и невыносимым, — оправдывается Кей. — Я просто хотел поставить его на место. — А, это так теперь называется? Когда хочешь кого-то зажать в углу? — Тадаши засовывает руки в карманы. — Куроо ты тоже хочешь поставить на место? — Это… — Кей хватает ртом воздух, пытаясь подобрать слова. — Вот поэтому я и не люблю это обсуждать. В кармане жужжит телефон, и Кей вынимает его, а увидев, что сообщение от Куроо, прикусывает нижнюю губу. «ты где?» Палец Кея ненадолго зависает над клавиатурой, потом он набирает: «Не твое дело». — Куроо? — спрашивает Тадаши, и Кей поднимает глаза: теперь его лицо не выглядит таким напряженным и бледным, хотя от холода даже губы посинели. — Доставучий гад, — говорит Кей вместо обычного «да». — Но ты отвечаешь на его сообщения. Ты терпеть этого не можешь. — Если я не отвечаю, он продолжает их отправлять. — Кей, игнорируя новую вибрацию, убирает телефон в карман. Под изучающим взглядом Тадаши ему неуютно. — Только поэтому. — Ты уверен… — Тадаши очень внимательно смотрит на него, полуприкрыв глаза. — Ладно, забудь. — Можешь закончить мысль. Раз уж у нас разговор по душам. — Просто… Ты отвечаешь на его сообщения, подпускаешь его к себе. Вы даже вместе ходили в караоке… — Это было спланировано. Для публики, — отвечает Кей, пусть это лишь полуправда. — С Намецу мы постоянно куда-то ходили вместе, помнишь? — Конечно, — соглашается Тадаши. — Но ты с ней не спал. — Он делает неуверенную паузу. — Или спал? — Нет, — шипит Кей. — Давай ближе к делу. — Дело в том, что ты добровольно тратишь время и силы на кого-то, кроме меня, Ячи или одного из членов нашей группы, и… — Тадаши сглатывает. — И поэтому выглядишь счастливым. — Не особенно, — ворчит Кей. — Особенно, — настаивает Тадаши. — Конечно, ты не скачешь до потолка, как Хината или еще кто — вот это выглядело бы устрашающе, я бы тогда точно забеспокоился, — но ты… Не знаю. Просто для меня было очевидно: что-то изменилось. Хотя вроде бы ничего не произошло, кроме твоего разрыва с Намецу и знакомства с Куроо. И бардак с Намецу уж точно не сделал тебя счастливее. Кей переступает с ноги на ногу, инстинктивно посматривая на лестницу, ведущую обратно в здание, и думая, не поздно ли попытаться сбежать. — Что ты пытаешься мне сказать? — Просто хочу знать: ты уверен, что ничего к нему не испытываешь? — наконец выдает Тадаши, а Кей думает о том, как Куроо прижимался к нему бедром, пока он записывал слова песни в их общую тетрадь. — Да, уверен, — говорит Кей, и когда в кармане снова вибрирует телефон, Тадаши вскидывает брови. — Ответь уже, — советует он. Кей проводит языком по зубам. — Ты все еще расстроен? — Его передергивает, когда ветер пробирается под пиджак. — Потому что я не собираюсь теперь каждый раз бежать к тебе со своими проблемами. Я не такой. — Я знаю. Просто… Не отгораживайся от меня совсем, этого достаточно. Я не жду, что у тебя внезапно проявятся скрытые навыки общения. — Ты не был так самоуверен, когда мы были детьми. — Кей снова вздрагивает от холода. Тадаши тоже ежится и отталкивается от ограды. — Не мог себе позволить такую роскошь, — отвечает он и улыбается, хотя уже похож на сосульку. — Теперь могу. Все благодаря тебе, Цукки. Если бы не ты, меня бы тоже здесь не было, — застревает в горле Кея, но это ничего, правда, решает он, и делает жест в сторону лестницы, предлагая Тадаши следовать за ним. Сегодняшних эмоций ему хватит на год вперед, а на крыше слишком холодно, чтобы продолжать разговор. Когда они заходят внутрь, Кей проверяет новые сообщения. В первом написано: «приходи?» Во втором: «не пожалеешь». *** На часах уже три ночи, когда Кей наконец добирается до квартиры Куроо. Он успел переодеться в спортивные штаны, но в душ так и не сходил; глаза саднит от контактных линз, волосы — жесткие от лака. Куроо открывает буквально через полминуты после звонка в дверь — мокрый, вода собирается в ямках над ключицами и стекает по плоскому животу. Пижамные штаны сидят так низко, что открывают остро выступающие тазовые кости. Глядя, как медленно растягиваются в улыбке его губы, Кей запоздало вспоминает, что Куроо Тецуро — признанный секс-символ индустрии, весь харизма и тлеющий огонь. — Не думал, что придешь. — Он отступает в сторону, пропуская Кея внутрь. — Ты не ответил на сообщения. — Говорил же, ненавижу отвечать на сообщения. — Кей снимает кроссовки и тянет молнию на куртке. — Ммм, — задумчиво тянет Куроо и вдруг добавляет совсем другим, более мягким тоном, который Кей не узнает: — Прости за… за вчерашнее. — Не то чтобы ты меня заставлял делать то, чего я не хочу. — Кей сглатывает. — Я уже большой мальчик, не беспокойся. Он ждет, что Куроо сейчас начнет двусмысленно играть бровями, но ничего такого не происходит. Вместо этого он проводит рукой по растрепанным мокрым волосам и вздыхает. — У вас с Ямагучи все в порядке? Кей смотрит, как темные пряди жидким шелком падают ему на лоб. — Какое это имеет значение? — Ты выглядел расстроенным. — Куроо выпрямляется и делает шаг ближе, скользя руками по животу Кея к груди, так что футболка слегка задирается. Когда он добирается до плеч, пуховик повисает у Кея на локтях. Куроо проводит ладонями по рукам Кея. — Я и не подозревал, что лучший друг не в курсе твоих предпочтений. Или не в курсе того, что касается меня? — Я не люблю распространяться о таких вещах, — отвечает Кей, и голос его звучит шершаво, сдавленно, потому что Куроо гладит кончиками пальцев чувствительную кожу над воротом футболки. — Меня только что приравняли к вещи. Я возмущен. — Пальцами левой руки он дразняще проводит по шее Кея. — Это не очень-то приятно. — Я вообще не очень приятный человек. Ты разве не знал? Куроо прижимает ладонь к щеке Кея и несколько мгновений внимательно смотрит ему в глаза, а потом его улыбка становится более хищной. — Зато ты больше не кажешься расстроенным. Кей задумывается, каким образом Куроо может судить о чем-то подобном с одного взгляда, но отбрасывает эту мысль. — Мне казалось, ты упомянул, что я не пожалею, если приду. — Разве? — Куроо прослеживает большим пальцем линию скулы, и в животе Кея расцветает маленький пожар. — Что ж, я бы не хотел, чтобы меня называли лжецом, — шепчет Куроо и притягивает Кея, чтобы поцеловать. Как и тогда, перед выступлением, рот у него горячий, влажный и жадный. Кей с готовностью приоткрывает губы, поддаваясь желанию Куроо. Он сам солгал бы, если бы отказался признать, что хочет этого ничуть не меньше. У Куроо на языке ощущается остаточный привкус рома и содовой и даже легкое жжение алкоголя, и Кей ведет языком по его зубам снова и снова, пока послевкусие не стирается. Куроо втаскивает его из прихожей в гостиную, продолжая вылизывать рот, и Кей вынужден обхватить его за талию, чтобы не упасть. Ногти впиваются в голую кожу на боках, вызывая у Куроо глухое шипение, но Кей в ответ лишь крепче сжимает пальцы, так что в отместку Куроо прикусывает ему верхнюю губу. — Ты такой злюка, — бормочет Куроо в уголок губ Кея, и тот усмехается, спускаясь руками по спине Куроо и прихватывая его за зад сквозь пижаму. — Мне нравится. — Чокнутый извращенец. Пуховик наконец соскальзывает на пол. У Куроо натоплено, но Кею в любом случае было бы жарко — каждое прикосновение распаляет все сильнее. — Возможно, — соглашается Куроо и отрывается от Кея, чтобы снять с него футболку. На ткани, наверное, остались следы макияжа; Кей морщится, но тут же забывает об этом, потому что Куроо снова целует его, широко гладит языком нёбо, а ладонями — открытую грудь. Оба спотыкаются, когда Кей нетерпеливо толкает Куроо в сторону спальни и стягивает с него пижамные штаны, обнажая член. Видно, как тот постепенно наливается, поднимаясь к животу из густой темной поросли волос; еще не дойдя до кровати, Кей падает на колени, громко стукаясь о деревянный пол, и тут же прикусывает кожу у Куроо на животе, оставляя отпечаток зубов левее пупка. — Стегозавры не едят мясо, — упрекает Куроо, но Кей лишь презрительно скалится в ответ, наблюдая, как свет мерцает в глазах Куроо, когда он опускается на постель и широко раздвигает бедра, давая место Кею. Воспользовавшись этим, Кей упирается в них руками и проводит зубами по внутренней поверхности, кусаясь лишь чтобы проверить, зашипит ли Куроо. Тот шипит, вплетает пальцы в волосы Кея и тянет, пока тот зализывает новые следы. — Тебе нравится, когда больно. — Кей мажет губами по основанию члена Куроо, и он вздрагивает, часто дыша через приоткрытые губы, еще лоснящиеся от слюны Кея. Его шея и грудь постепенно краснеют, глаза похожи на расплавленное золото. Потом он дотягивается до лица Кея, что-то стирает у него под глазом — на пальце остается след подводки — и усмехается. — Что за удовольствие без боли? Желание копится в животе, пока Кей медленно лижет член и дует на влажную кожу, сбивая дыхание Куроо. Кей давит пальцами на следы от собственных зубов, замечая, как начинают дрожать ресницы Куроо и руки сильнее сжимаются в высветленных волосах. У Куроо теперь полностью стоит, и Кей чувствует, как в ответ собственный член натягивает белье. Он царапает бедра Куроо, берет головку в рот, вылизывая щель и впиваясь ногтями в кожу на границе с пахом. Куроо вскидывает бедра, толкаясь в горло так, что кровать скрипит; Кей давится, но сглатывает, продолжая скрести ногтями чувствительную кожу, а когда с губ Куроо срывается громкий стон, отстраняется. Смотрит, как на вершине проступает капля смазки, и снова возвращается взглядом к лицу Куроо. Краска заливает тому щеки и шею, а губа закушена до белизны. Кей на пробу обхватывает пальцами основание его члена, одновременно вычерчивая ногтями дорожки вдоль внутренней поверхности бедра от следов собственных зубов, почти прорвавших кожу. Куроо давится стоном, снова невольно вскидывается, и жар в животе Кея — это уже бурлящая лава, а полосы от ногтей на коже Куроо наливаются розовым. Кей ненадолго зависает на мысли, есть ли связь между тем, как Куроо реагирует на остроту его ногтей и острые углы характера. Но потом мысль ускользает, и он снова берет в рот и сосет, позволяя нижним клыкам царапать тонкую кожу члена именно так, как весь предыдущий опыт минетов учил его не делать. Он смакует то, как Куроо, который вечно дразнится, иронизирует, улыбается, сейчас рассыпается на части от того, что вытворяет с ним Кей. Как комкает темно-синюю простыню одной рукой, а другой вцепляется Кею в волосы. Повсюду на бедрах и внизу живота Куроо остаются красные росчерки и оттиски зубов. Но Кей старается не переходить черту, чтобы даже низко сидящие слаксы, в которые дизайнер Некомы любит одевать группу, не разоблачили их. — Ты что, собрался съесть меня живьем, Цукки? — еле дыша, спрашивает Куроо. Кей согласно хмыкает и только потом выпускает член Куроо изо рта. — Не называй меня так, — хрипло говорит он. — А что, если буду? Накажешь меня?.. Блядь. — Куроо судорожно выдыхает, потому что Кей в этот момент довольно сильно проводит ногтями вдоль его члена. — Какое же это наказание, если тебе нравится? — скромно интересуется Кей, старательно делая вид, что не ловит кайф от того, как сейчас выглядит Куроо — с налитым членом, прокушенной до крови губой и кожей, покрытой розовыми отметинами, — и снова берет его в рот. В момент, когда бедра Куроо напрягаются, он отстраняется, не выпуская члена из руки, и Куроо с протяжным стоном кончает, забрызгивая Кею лицо и грудь. Кое-как восстановив дыхание, Куроо приподнимает голову и смотрит на Кея сверху вниз сверкающими глазами. — А тебе ведь это тоже нравится. Причинять боль. Кей лишь пожимает плечами; его собственный член так напряжен и так жаждет прикосновения, что это почти больно. Чувствовать власть над Куроо гораздо приятнее, чем оставлять метки, хотя это тоже неплохо. Особенно когда тот слова не может сказать, не задохнувшись. Пожалуй, ему просто нравится Куроо, но прежде чем эта неуютная мысль успевает оформиться, Куроо резко поднимается и целует его, опрокидывая на пол. Их зубы сталкиваются, Кей больно прикладывается спиной о деревянное покрытие, попутно задевая рукой столик и что-то сбивая с него. — Что… — Кей обхватывает Куроо за шею, и тот лижет ему подбородок. — Ты пролил мою выпивку. Какая расточительность, Цукишима. — Сам швыряешь меня туда-сюда, — ворчит Кей, пока Куроо одним движением снимает с него спортивные штаны вместе с бельем. Кей отбрасывает их в сторону, и Куроо тут же оказывается сверху, почти седлая его. — Ты против? — спрашивает он, и Кей давится воздухом под его пронизывающим взглядом. Он всегда так внимательно наблюдает, словно хочет удостовериться, что не сделает ни одного неверного шага. Возможно, поэтому так легко идти у него на поводу, снова и снова поддаваться этому влечению. Хотя Кей никогда не планировал, что это станет чем-то большим, чем секс на одну ночь, только чтобы выбросить Куроо из головы. — Да вроде нет, — на последнем слоге голос срывается, когда Куроо наконец трогает его, и Кей знает, что долго не выдержит. Он слишком возбужден, тело само тянется за дразнящими прикосновениями пальцев. Но вдруг он чувствует, как шеи над ключицами касается что-то холодное — и запах рома. — Что ты… Куроо коротко смеется, и до Кея доходит: это лед, который был в его бокале; кубик скользит по шее, ниже, на грудь, обводит соски. Кей почти скулит, когда лед задерживается на левом соске — ощущения слишком сильные и контрастные. А потом Куроо перемещает его к правому соску, прослеживая влажный путь языком, и в голове происходит короткое замыкание. — Просто мне показалось, что тебе не помешает немного остыть, — сообщает Куроо, и Кей собирается ответить, правда собирается, но лед обжигает разгоряченную кожу, сползая на живот и останавливаясь прямо под пупком, и Кей может лишь судорожно хватать ртом воздух. — Черт, какой же ты красивый. Кей пытается выровнять дыхание, пока кубик, а следом и теплые пальцы Куроо спускаются ниже, в углубление возле выступающей кости, и заставляет себя открыть глаза. Бедра дрожат от напряжения. — Ты слишком много болтаешь. — А знаешь, — губы Куроо растягиваются в улыбке, будто у самодовольного, сытого кота, и он не сводит глаз с лица Кея, пока кубик льда приближается к его члену, — на коже Ледяного Принца лед тает как-то слишком быстро. Кей раздраженно рычит, а Куроо смеется и ведет кубиком дальше, минуя член, к ягодицам. — Достал уже. — Кто — я? — Куроо толкает лед ниже, и Кея прошивает судорога, когда кубик прижимается прямо ко входу. Неужели он собирается засунуть его внутрь? — Да, ты, — удается выдавить Кею. Куроо наклоняется, чтобы поцеловать его, ведет льдом выше, под мошонку, а кончиком пальца касается прохладной кожи вокруг ануса. — Только и умеешь, что болтать… — Хочу, чтобы ты снова умолял, — шепчет Куроо, и его дыхание обжигает жаром, как лед — холодом. — Хочу заставить тебя говорить. Обожаю, как звучит твой голос, когда ты вот-вот кончишь. Просто отвратительно, что эти слова возбуждают еще больше, заставляют хотеть Куроо еще сильнее. — Ненавижу тебя, засранец, — Кей вскидывает голову, впечатываясь ртом в губы Куроо, а тот смеется в ответ. Все еще держа лед в руке, Куроо обхватывает член Кея, и все срывается в бездну — жар, холод, скользкий лед и горячая, шершавая ладонь. Кей вскидывает бедра в попытке получить больше, Куроо не отрывается от его шеи, оставляя на коже отметины, которые, как прекрасно известно обоим, оставлять нельзя, длинные пальцы впиваются в живот Кея. Спина елозит по твердому полу, копчик больно упирается в настил, но Кею все равно, потому что Куроо так же жестко придавливает его сверху — сухие мышцы и неукротимая решимость. У Кея поджимаются пальцы, когда Куроо убирает ладонь с его члена, обхватывает и свой тоже и одновременно дрочит им обоим. Кей кончает с криком, холод льда и зажатый вместе с ним в одну ладонь член Куроо — это слишком много, но Куроо не останавливается и продолжает работать рукой, пока и сам не изливается на живот и грудь Кея, и тот содрогается под его руками от чрезмерности ощущений. — Кажется, — загнанно дышит Куроо, поддерживая себя на весу дрожащей рукой, — я окончательно испортил твой макияж. — Перемазанными в сперме, липкими пальцами он прикасается к щеке Кея, прослеживая более ранние, уже подсохшие следы семени. — Не волнуйся, я художник. — Ты когда-нибудь прекратишь свои идиотские шутки? — Голос звучит хрипло и обессиленно, и Кей не уверен, что у него получилось вложить в интонации нужную долю брезгливости. — Нет. — Куроо садится у него на бедрах, потому что руки его, кажется, не держат. — Кенма говорит, что это мое проклятие, а Бокуто совершенно уверен, что главное достоинство. Очень противоречивые мнения, на мой взгляд. — Теперь его пальцы перекочевали на шею Кея и что-то обводят там — вероятно, оставшиеся засосы. Кей переводит взгляд на красные царапины на бедрах Куроо и вздрагивает. — Так с твоим другом, Ямагучи, все нормально? Вы все прояснили? Кей прикрывает глаза, чувствуя, как пересохшие линзы неприятно смещаются под веками, и вздыхает. «Ты уверен, что ничего к нему не испытываешь?» — спросил Тадаши. Кей облизывает сухие, воспаленные губы, потом все же открывает глаза, встречаясь с прямым взглядом Куроо. — Все нормально. Не проблема, что теперь он знает о нас. — Куроо разглядывает его в упор, словно ищет что-то, и, вероятно, находит, потому что наконец широко улыбается, открыто и искренне, без капли иронии. Сердце Кея бьется так сильно, что хочется прижать руку к груди, потому что это больно. — Оу, а я-то думал, ты хочешь, чтобы я оставался твоей маленькой грязной тайной, очкарик. — Куроо прищуривается. — Хотя, о чем это я? Ты вовсе не очкарик сейчас. — Он склоняет голову набок, и вот пожалуйста, уголок рта снова насмешливо кривится. — Но без очков легче понять твое выражение лица. Поэтому ты предпочитаешь их не снимать? Кей поворачивает голову к опрокинутому бокалу на полу: ромовая лужа медленно растекается дальше. — Еще я не люблю, когда не вижу, но другие могут видеть меня. — Хм-м, — задумчиво изрекает Куроо, но не продолжает, не говорит Кею, что любое появление на сцене — это именно то, о чем он только что сказал. Вместо этого он шагает пальцами по его груди к быстро подсыхающим следам их смешавшейся спермы. — Тебя, кажется, совсем размазало… Оно того стоило? Не жалеешь? Кей успевает проглотить едва не сорвавшееся с языка «да» и хмуро смотрит на пролитый ром. — Пол — не самое удобное место. — Согласен, — Куроо тут же слезает с Кея и протягивает ему руку, чтобы помочь встать. Без видимых усилий поднимает его на ноги, когда Кей хватается за ладонь, и сразу обхватывает за талию, прижимает к себе и целует. — Думаю, я всегда могу попробовать снова. *** — Как отметил Новый год? — спрашивает Ячи, когда три дня спустя Кей появляется в агентстве. На ней нарядное розовое платье цвета жвачки, а высокие каблуки добавляют роста. — Ничего особенного, о чем можно было бы написать домой, — отвечает Кей и бессознательно тянется рукой к шее, где под слоем консилера прячутся оставшиеся синяки. *** Кей и Куроо трижды за январь попадают на фото таблоидов, следящих за жизнью звезд — то по пути на обед, то во время шоппинга, то вообще за чем-то непримечательным и настолько обыкновенным, что никому не интересно и не стоит даже упоминания. — Укай хочет, чтобы ты больше времени проводил с Куроо, — как-то заявляет Такеда в начале февраля, по дороге на очередную съемку. Кей каким-то образом привлек внимание нескольких модных брэндов, а это означает увеличившееся количество рекламных роликов и более плотный график. Кей уйму времени проводит с Куроо. По меньшей мере раз в неделю он обнаруживает Куроо за дверью своей квартиры с гитарой или спортивной сумкой в руках, и тот располагается в маленькой студии Кея как дома, оставляя после себя разбросанные повсюду мелочи и вещи. В нижнем ящике в шкафу Кея лежит его одежда, а в душе — его собственный шампунь, который всего пару недель назад был новым, а теперь бутылка почти пуста. А проснувшись как-то утром, Кей наткнулся взглядом на затесавшуюся среди его моделей динозавров фигурку черного кота из уличного автомата рядом с Хараджуку. Он взял его в руки, чтобы рассмотреть, и на нижней поверхности увидел крошечную наклейку с символом Некомы. И только когда нехотя ставил обратно, понял, что Куроо поместил фигурку рядом со стегозавром. Чуть не подавившись собственной слюной, Кей недовольно направился в душ. В выходной он устроил им очную ставку, бросив фигурку на постель рядом с Куроо, который растянулся голышом на его любимых простынях. Нет уж, думает Кей, спасибо, он и так проводит с Куроо предостаточно времени. — Ты же не против, верно? — улыбается Такеда, не отвлекаясь от дороги, а потом вдруг смеется. — Если бы Укай знал, как легко вы поладите с артистом Некоматы, он бы давным-давно убедил деда зарыть топор войны. — Он забавный, — наконец отвечает Кей после паузы, зная, что Такеда ожидает хоть какой-то реакции. — Но все придают этому слишком много значения. — Ты всегда сам по себе. — Такеда постукивает большими пальцами по рулю. — Одинокий самурай. Я знаю, что некоторые ребята… — Сугавара, думает Кей, и Савамура. Господи, им по тридцать! Не староваты ли для того, чтобы называть их ребятами? — ...беспокоятся, что тебе одиноко. — Нисколько. — Кей прикрывает глаза. — Я просто не такой, как вы, или Сугавара, или Хината. Для самореализации мне не нужно постоянно находиться среди людей. — От одной мысли о подобном Кей недовольно кривит губы. — Я вполне могу быть счастлив и в одиночестве. — Но сейчас, когда вы с Куроо стали общаться чаще, ты выглядишь счастливее, — уверенно заявляет Такеда. Он останавливается на светофоре и поворачивается к Кею, глядя на него своими яркими, блестящими глазами. — Это… Да потому что это Куроо, а не потому что сам Кей совершил нечто особенное, например, «завел друга». Не потому, что ему не хватает человеческого общения, а Куроо удовлетворяет всем требованиям: любит музыку, ему не нужно все объяснять на пальцах. Да, он доставучий, но еще достаточно умен, чтобы не давить на Кея, и не вызывает желания его оттолкнуть. Им хорошо вместе, и это что-то совершенно необъяснимое, но Кей готов признать, что предпочитает компанию Куроо большинству своих знакомых. — И публика это тоже заметила, — добавляет Такеда, снова трогаясь с места. — Поэтому ты получаешь контракты от марок вроде Кельвина Кляйна. Людям нравится, когда ты улыбаешься. — Пустая трата времени. — Что — Кельвин Кляйн? — Такеда по-детски морщит нос. — Нет, Цукишима, Кельвин Кляйн — это вовсе не пустая трата времени. Кей издает разочарованный стон. — Я имею в виду то, что думает публика о моих… о моем общении с Куроо. Бессмысленно тратить время, обращая внимание на ее мнение. — Ты же айдол, — уже не в первый раз напоминает Такеда. — Обращать внимание на то, что думает публика, — часть твоей работы. — Я знаю, — Кей нетерпеливо притопывает, — но никогда не видел необходимости притворяться милым и доступным. Такеда хохочет и заезжает на подземную парковку. — Думаю, именно поэтому всех так интересует происходящее. — Он достает пропуск и опускает стекло, чтобы приложить карту к сканеру. Раздается сигнал, и шлагбаум поднимается, пропуская их внутрь. — Потому что ты никогда не притворяешься. Ты просто выглядишь… — Такеда делает паузу, пока паркуется, а потом откидывается на сидении. — Счастливее, как я уже сказал. Не думай, что можешь обмануть меня, Цукишима. Я тебя знаю с четырнадцати лет. Ты был очень расстроен после разрыва с Намецу, а сейчас ты счастлив. — Нам обязательно сидеть здесь и обсуждать наши чувства, или мне можно уже пойти на фотосессию? — Кей скрещивает руки, уходя в оборону. — Ох, черт! — Такеда подскакивает, вытаращив глаза. — Мы же опоздаем! На съемку для Кельвин Кляйн! О нет! — Кажется, от волнения у него даже волосы встали дыбом. — Пошли! Пошли скорее! — Может, я слишком счастлив, чтобы спешить, — бросает Кей, медленно выбираясь из машины. Такеда издает короткий писк, всплескивает руками, и Кей посмеивается над ним. Предмет спора он откладывает подальше, как и любой разговор, касающийся Куроо. *** — Красивый разворот, — замечает Куроо, покачивая журналом у Кея перед носом. Тот перебирает пальцами клавиши, наигрывая доведенную версию их совместной композиции. Работу над ней пришлось на время отложить, потому что Куроо застрял на собственной медленной песне для гитары, но теперь она почти завершена. Осталось добавить лишь несколько завершающих штрихов, но сделать это надо до начала съемок, потому что Куроо считает, что потом времени не будет («Я уже снимался у этого режиссера. Бесконечные дубли»). — Только мрачновато. Кей бросает быстрый взгляд на фото. Это один из последних снимков сессии, когда фотограф попытался рассмешить Кея, но это привело только к тому, что выражение его стало еще более непреклонным и угрюмым. Дальняя сторона лица слегка затемнена, и картинка мало чем отличается от большинства фотографий Кея. Ничего особенного. — Я мрачный. — Не совсем. — Куроо забирает журнал, а потом роняет на пол. — У тебя тут даже глаза не улыбаются, очкарик. — Глаза не улыбаются? — фыркает Кей. — Тебя надо познакомить с Хинатой. Он тоже обожает нести всякую ересь. Тогда Куроо повисает у него на спине, скользя руками по груди, и возражает, почти касаясь губами щеки: — Это никакая не ересь. Хочешь, докажу? — И как же ты это сделаешь? — начинает Кей, но Куроо целует его, легко раздвигая губы и пробираясь в рот языком. Кей инстинктивно откидывается ему на грудь, запрокидывает голову, забыв о клавиатуре, и поднимает руку, чтобы придержать Куроо за шею. Тот смеется прямо в рот, прижимает теплую ладонь к животу Кея и наклоняет голову поудобнее. А потом вдруг отрывается, бросив растерянного Кея со сбитым дыханием, и пока тот пытается сфокусироваться на внезапно отдалившемся лице, поднимает телефон и делает снимок. Кей облизывает губы, а Куроо, криво улыбаясь, разворачивает к нему экран и показывает фото. Оно определенно лучше любого из журнальной подборки, пусть Кей на нем и кажется мягким и уязвимым, губы красные, глаза блестят. — Видишь? — ласково говорит Куроо и мягко усмехается. — У тебя глаза улыбаются. Кей заливается краской и быстро переводит взгляд на клавиатуру. — Я думал, мы собирались делом заниматься. — Цукишима, тебе бы надзирателем работать! — Куроо плюхается на свободный стул рядом. — Ладно, ладно, давай закончим с этим, — и он берет лист со словами песни. — В конце концов, съемки уже не за горами. — Да, вот именно. *** — Весна в этом году явно прокрастинирует, — замечает Хайба и зябко поводит плечами в своем тоненьком платье, пытаясь сдержать дрожь. В парке снимается сцена с ее персонажем и персонажем Кея, в которой рассказывается об их дружбе. Для Кея это всего лишь третья съемка, а Куроо провел на площадке уже целую неделю. — Почему нам нельзя остаться в куртках? — Не кисни, Хайба! — улыбается ей режиссер. Кей переступает с ноги на ногу и старается не думать о том, что его рубашка тоже слишком легкая для такой погоды. Ближайшие к ним здания создают ловушку для ветров, и температура кажется даже ниже, чем на самом деле. — Мы почти закончили. Еще буквально пара планов. — Конечно, конечно! — смеется она и вскидывает глаза на Кея. — А потом мы прижмемся к Куроо и отогреемся, да, Цукишима? Кей бросает взгляд на Куроо, который расположился рядом с визажистами и копается в их принадлежностях. На нем — шерстяное пальто и шарф. — У нас потом тоже съемка на улице. — Так, получается, я единственная, кому будет тепло? — От этой мысли Хайба выглядит чересчур довольной. — Что ж, тогда я справлюсь. — Окей, окей, мы готовы! — говорит режиссер, и съемка начинается. «Богатый и бедный» по сути — история дружбы между двумя мужчинами, которые выросли в очень разных социальных условиях, но Кей думает, что любовные треугольники — это, видимо, обязательное требование жанра, потому что до сих пор ему не приходилось сниматься в дорамах, где бы их не было. Кей играет обеспеченного молодого человека по имени Широ, влюбленного в персонажа Хайбы Алисы, чей отец является деловым партнером Широ. Сцена, которую они сейчас снимают, должна рассказать зрителям о его чувствах. По сценарию Кей смотрит на Хайбу с любовью и нежностью, а она не замечает этого. И те последние планы, о которых говорил режиссер, — это крупные планы лица Кея, так что ему нужно перестать дрожать и собраться. Они прошлись по сцене четыре раза, и каждый раз режиссер просил Кея изобразить больше чувства на лице. — Ты же влюблен в нее! — объясняет он, уперев руки в бока. — Неужели ты никогда не был влюблен, Цукишима? Кей с досадой отворачивается и скользит взглядом по съемочной площадке, настраиваясь и пытаясь найти подходящее выражение лица. Не такое, с каким Нишиноя и Танака смотрят на Киеко, думает он. Их неприкрытое восхищение выглядит надуманным и отстраненным. Но и то, как на Киеко порой смотрит Ячи, не годится: это безнадежное стремление вряд ли когда-нибудь получит признание. Его взгляд останавливается на Куроо. Тот перестал дразнить визажиста и присел на корточки между стульями, протягивая руку к пугливому черному котенку, который будет позднее задействован в одной из сцен. Куроо держит указательный палец в нескольких миллиметрах от носа котенка, и когда малыш с любопытством поднимает лапу, чтобы на пробу ударить по руке, Куроо искренне улыбается. Это так на него похоже — сознательно делать шаг навстречу, даже предвидя, что встретит отпор. Пожалуй, так же он в свое время приблизился к Кею — протягивая руку, тыкая пальцем и ожидая реакции, при этом открыто демонстрируя свои намерения, чтобы не спугнуть. — Вот оно! — вдруг говорит режиссер. — Вот этот взгляд! Кей в замешательстве отрывает глаза от Куроо, чувствуя, как краснеет шея. — Что? — Ты нашел нужное выражение. Это именно то, что мне нужно. Вот это выражение лица, с которым ты сейчас стоял. — Но я не… — не договорив, Кей снова оглядывается на Куроо, и в животе становится пусто, а пульс начинает частить. «Ты же влюблен в нее», было сказано ему, и Кей заставляет себя посмотреть на Хайбу, которая с любопытством его разглядывает. Кей сухо сглатывает. — Снимаем! — командует режиссер, и Кей, сжав кулаки, смотрит на Хайбу и пытается вызвать в памяти образ Куроо. Картинка постоянно меняется: то это Куроо с котенком, то в постели Кея, то держит одного из динозавров, и на губах играет дразнящая улыбка. А то — с гитарой на коленях, рядом с Козуме, тихонько посмеивается, пока они намечают мелодию. Наконец, Куроо, который смотрит на него сверху вниз, запустив пальцы в волосы Кея, пока тот впивается зубами в кожу на его бедре. Кей думает о Куроо, и все внутри неуютно сжимается, хотя реплики и сцена в целом идут своим чередом. — О чем ты думал? — интересуется Хайба, которой ассистент помогает надеть пальто, и сжимается в довольный комок в долгожданном тепле. — О бывшей девушке? Намецу Май? — Она задумчиво поджимает губы. — Ни о чем конкретном, — отвечает Кей, но по виду Хайбы можно сказать, что она не верит, хотя и не настаивает на другом ответе. Кей надеется, это потому, что она не замечает, как он изо всех сил пытается скрыть панику. На плечо ему опускается рука, и Кей оборачивается к Куроо, который уже снял пальто, оставшись в тонкой, потрепанной футболке. Но кожа у него теплая — настолько, что прикосновение согревает Кея даже сквозь рубашку. — Ну что, готов к нашей первой совместной сцене? — Ресницы отбрасывают тени на щеки, шелковистые волосы мягко падают на лицо. Это плохо, очень плохо, думает Кей, что сердце все еще частит и загоняется, а самому ему хочется теснее прижаться к теплому боку Куроо. Это небезопасно, так делать нельзя, неважно, насколько он привык к Куроо и насколько комфортно чувствует себя рядом с ним. Кей может признавать, что они стали друзьями, но на большее не способен. — Даже не знаю, — мямлит Кей. — Будешь вести себя так же несносно, как всегда? Хайба хихикает, а Куроо подмигивает ему. — Это персонаж несносен, — игриво замечает он. — Со мной он не имеет ничего общего. — Думаю, тебя взяли на роль за типаж. — Кей выворачивается из-под руки Куроо. — А я думаю, тебя, — парирует Куроо, без проблем отпуская его. Затем они занимают места, отведенные им сценарием. Куроо и Кей садятся рядом на скамейку в парке, просматривая напоследок распечатки своих реплик, потом передают их ассистентам. Звукооператор тем временем настраивает микрофоны и навешивает глушители, чтобы справиться с усиливающимся ветром. Когда съемка начинается, Кей в какой-то момент просто забывает, что надо играть. Откинувшись на спинку скамейки, Куроо выглядит так естественно, все его внимание сосредоточено на Кее, и отвечать на его реплики очень легко — давно заученные слова непринужденно срываются с губ всякий раз, как Куроо улыбается ему. А потом Куроо касается пальцами его бедра, когда персонаж заводит разговор о новой работе, и у Кея сердце застревает в горле. Он не может отвести глаз от кисти Куроо, рисующей какие-то узоры на дорогом шелке его брюк. И вот Куроо тянется к нему, чтобы шепнуть на ухо какой-то секрет, а Кей склоняет голову, чтобы выслушать, и от знакомой близости и тепла у Кея просто голова кругом. Нет, думает он, уже не пытаясь это игнорировать, нет, только не это. — Снято! — голос сияющего как медный таз режиссера вырывает Кея из задумчивости. — Цукишима, а ты наконец вошел в роль! — Я? — Во рту пересохло, сердце панически колотится в ребра, и Кей ежится на весеннем ветру, пытаясь прогнать мурашки. — Мне кажется, — бормочет Куроо, — мы просто стали лучше понимать друг друга. Кей краснеет и отворачивается, поправляя очки. — Или Хайба сделала за тебя самую трудную работу, позволив мне разогреться. — Не выдавай меня, Ледяной Принц. — Рука Куроо скользит чуть выше по бедру Кея, сжимается и тут же исчезает. — Расскажи лучше, что с тобой? — Что ты имеешь в виду? — Ты выглядишь обеспокоенным. — Кей заставляет себя поднять глаза на Куроо. Тот внимательно наблюдает за ним, и Кей пытается понять, что же такого изменилось в его лице, из-за чего Куроо озабоченно распахивает глаза. — Ого, серьезно обеспокоенным. — А потом тыкает пальцем ему в щеку. — Ну давай, расскажи своему закадычному приятелю Куроо, что не так? Ты слишком нравишься мне, думает Кей, а я не хочу этого. — Закадычному приятелю? — Слушай, я даже фигурку кота поставил на твою полку с динозаврами! То, что ты до сих пор не выбросил ее в помойку, для меня то же самое, что браслет дружбы. — Я просто не хочу слушать твое нытье. — Кей прикрывает глаза и снова передергивает плечами. — Ты и правда ледышка, — заявляет Куроо и, только когда обнимает его за талию, до Кея доходит, что не фигурально. — Может, ты произошел от ящеров? Такой же холоднокровный. — И кто же тогда ты? Камень? — Куроо наверняка чувствует, как у Кея снова разгоняется пульс, сбиваясь с ритма. — А что, подходит. — Как грубо, очкарик, — смеется ему в шею Куроо. Кей открывает глаза и застывает на месте, видя, что режиссер их снимает. — Чего ты? Кей отталкивает Куроо и бормочет: — Он набирает видеоматериал. — О том, как мы близки? — Ресницы Куроо кажутся гуще обычного. Тушь. — Разве не этого добивается от нас Укай? И Некомате нравится. — Я этого не хочу, — резко заявляет Кей и вынужден прикусить губу, чтобы не сболтнуть лишнего. — Ладно. Неважно. — Тогда чего ты хочешь? — спокойно спрашивает Куроо, и Кей обнимает себя за плечи, снова оставшись без его тепла. — Добраться до своей куртки, прежде чем получу обморожение. — Куроо смеется в ответ, и Кей может наконец выдохнуть. — Да ладно, небольшое обморожение во имя искусства — совсем не страшно, — рассуждает Куроо и тут же садится на корточки, подхватив на руки котенка, который собирается съесть выползшего на тротуар дождевого червя. — Тебе не угодишь. Такой требовательный. — Это тебе не угодишь, — огрызается Кей, и они идут внутрь, чтобы перекусить, прежде чем съемка продолжится. *** О том, что он изменился, Кей проговаривается никому иному, как Хинате, — в агентстве, во время обеда на скорую руку. — Все только и говорят, что о твоей новой дораме, — сообщает Ячи. Киеко рядом вынимает лук из своего сэндвича и подкладывает ей на тарелку. Та бессознательно перекладывает лук в свой сэндвич, и его концы свисают наружу, как печальные полупрозрачные паучьи лапки. — Слышала, она очень хорошая. — То есть ты не смотрела? — деревянно переспрашивает Кей. — Мое сердце разбито. — Мы же в турне, — сразу начинает оправдываться Ячи, испуганно распахивая глаза. Она боится, что обидела, но Киеко похлопывает ее по плечу и показывает, что Кей улыбается. — Не будь таким врединой! Я думала, ты разозлился. — Конечно, нет! — внезапно в разговор влезает Хината. Он лежал, свернувшись калачиком на диванчике неподалеку, потому что жаловался на боли в животе, но вдруг ожил. — Никто не может злиться на тебя, Ячи. Даже этот засранец! — Он тыкает пальцем в Кея. — Верно? — Как ты меня назвал? — Кей вскидывает бровь, и палец Хинаты неуверенно поникает. — Я тебя больше не боюсь, и хватит меня запугивать, словно мы все еще школьники! — вопит Хината. — Так что перестань делать такое лицо! — А ты разве уже не школьник? Ячи хихикает, Хината хмурится. — Заткнись! Все равно ты теперь другой. Даже наши фанаты называют тебя славным! От удивления Кей забывает закрыть рот. — Что? — а потом глумливо усмехается. — Наша группа давно прекратила существование. Так что у тебя свои фанаты, у меня — свои. И это определенно разные люди. Хината аж светится от восторга, не замечая слов Кея о группе. — Это все из-за сериала, где ты снимаешься с тем высоким парнем, господином Котом! — Он взъерошивает волосы и говорит голосом, еще более высоким и гадким, чем обычно. — «Цукки-кун так изменился, ведь правда? Такой милашка!» — Хината давится хохотом. — Ну и тому подобное. Это просто нечто! — Я тебе не милашка, — огрызается Кей, и Хината валится обратно на диван. — Прекрати смешить меня. — Он хватается за живот. — Я сейчас умру, больно же! — Как ты, Хината? — Ячи откладывает сэндвич. — В порядке, — бурчит Кей. — Что дураку сделается? Киеко с усмешкой смотрит, как Хината снова подтягивает колени к груди и обнимает их, потом переводит взгляд на Кея. — Знали бы фанаты, что ты просто не можешь быть милашкой! — обижается Хината. — И если уж они ошибаются в этом, то, вероятно, и в том, что я могу быть «славным», — Кей мстительно прищуривается на Хинату, но тот лишь надувает губы. — Ты и правда никогда не был славным, — говорит он. — Но и не так ужасен, знаешь ли. Просто любишь быть сам по себе и думаешь, что доводить Кагеяму — это прикольно. За десять лет я успел понять, что ты не такой уж говнюк. Во всяком случае, с Ямагучи и Ячи ведешь себя нормально, да и Суга всегда может тебя смутить. И твоя новая дорама просто показывает людям, которые… — Хината обводит рукой холл, — ну, не мы, что ты обычный человек, вот и все. И далеко не так крут, как прикидываешься. Ячи складывает последние кусочки лука в свой бутерброд и улыбается, глядя на Кея. Тот не может подобрать слов. — Я… Хината кивает. — Ага. Это как после разрыва с той солнечной девчонкой с обложки все думали, что ты… — тут Хината издает какой-то странный звук, — а теперь, из-за того, что ты весь такой… — невнятный жест пальцами, — с господином Котом, наконец поняли, что совсем не знают, какой ты на самом деле. — Я и не хочу, чтобы знали. — Кей тычет вилкой в салат. — Так лучше. — А я думаю, это чудесно, — вставляет Ячи, — что люди наконец могут увидеть того Цукишиму, которого знаем мы. — Это полезно для твоей сольной карьеры, — замечает Киеко, впервые внося свою лепту в беседу, и Кей вздыхает. — Укай полностью с тобой согласен. — Его вилка протыкает помидор. — Он постоянно просит, чтобы я чаще бывал с Куроо на публике. — А, так вот почему папарацци то и дело натыкаются на вас, — задумчиво хмыкает Ячи, склоняя голову набок и покачивая хвостом, завязанным с одной стороны. — А я-то удивлялась! Ведь кроме того случая с Намецу папарацци никогда не заставали тебя врасплох. — Куроо тоже считает, это хорошая идея, — пожимает плечами Кей. — Ну, а мне не сложно. — Но ты ведь общаешься с Куроо не только потому, что должен. — Ячи откладывает сэндвич. — Просто он тебе нравится. Кей поднимает лицо к потолку, и очки съезжают на переносицу, так что ресницы упираются в стекла. Он думает, что больше не возражает, когда Куроо запросто нарушает его личное пространство. — Да, — наконец говорит он, а потом опускает подбородок и застает потрясающую картину: все трое — Хината, Киеко и Ячи изумленно смотрят на него; удивление Хинаты настолько гротескно, словно он — мультяшка. — О май гад, — сообщает Хината и заходится восторженным хохотом, тыкаясь лицом в диванную подушку и сворачиваясь клубком. — Кагеяма был прав. — В чем? — рычит Кей. Смех Хинаты немедленно переходит в страдальческий стон. — Мой живот, — воет он. — Блин, мой живо-о-от! Кей снова втыкает вилку в салат, и черри взрывается. Ячи мягко похлопывает его по руке. — Я очень рада, что ты нашел еще одного человека, с которым можешь быть самим собой. Это хорошо. — Да неважно, — бурчит Кей. *** — Я не позволю ей встать между нами! — кричит Куроо, и Кей обеими руками отталкивает его. Тот удерживает Кея за запястья. — Ты для меня важнее всех, Широ! — Будь это так, ты бы не предал меня, — спокойно говорит Кей, упрямо выпятив челюсть. Серьезное выражение на лице Куроо сменяется довольной улыбкой. — Наши персонажи определенно любят друг друга, — сообщает он, и Кею остается только закатить глаза. — Там другая реплика. — Он высвобождает запястья из хватки Куроо, и тот проводит ладонью вверх по его руке. — Я пришел отрепетировать диалоги, а не выслушивать, как ты повторяешь чушь из фанчатов. — По-моему, мы готовы к съемке, — пожимает плечами Куроо. Он скользит пальцами выше и обнимает Кея за шею. — Думаю, теперь нашим персонажам стоит сбросить сексуальное напряжение. — Или мне — пойти домой. — Ну, ну, — уговаривает Куроо, целуя его в кончик носа, и у Кея ускоряется пульс. — Еще только восемь. Зачем уходить так рано? — Куроо коротко смеется и отступает. — Я обработал наш трек. Хочешь послушать? Он протягивает Кею раскрытую ладонь, и после минутного колебания тот принимает ее. Оставив сценарии и свитер Кея на диване, они возвращаются в студию. Кей уже собирается опуститься на свой излюбленный стул, но вместо этого Куроо тянет его себе на колени, так что длинные ноги Кея оказываются по обе стороны его левого бедра. — Мне что, пять лет? — Ничего подобного. — Губы Куроо мажут по верхнему выступающему позвонку. — Мне просто нравится чувствовать тебя. — Я думал, мы все это затеяли, чтобы ты мог выкинуть меня из головы. — Я над этим работаю. — Куроо кладет одну руку ему на бедро, а другой открывает программу для микширования на огромном мониторе. — Кроме того, мы теперь друзья. — Ненавижу тебя, — бубнит Кей, но все равно расслабляется, прислоняясь спиной к груди Куроо. — Не думаю, — и Куроо запускает мелодию. Трек, который они на пробу взялись писать в декабре, постепенно превратился в броскую танцевальную мелодию. В итоге получился дуэт, пронизанный интересными пассажами инструментальных соло в сопровождении пульсирующих синтетических басов. Кей прикрывает глаза и начинает отстукивать ритм, когда слышит вокал, — первый куплет поет он сам, Куроо подпевает фоном до самого припева, где вступает громче, и голоса сливаются. — Нравится? — тихо спрашивает Куроо, щекоча губами шею Кея. Музыка не похожа на ту, что обычно пишет или слушает Кей — в основном меланхоличные рок-композиции с мощными гитарными рифами и простыми словами. И все же в треке есть что-то, в чем несомненно улавливается его авторство. Он буквально слышит куски, созвучные с ним самим, как и те, что определенно напоминают музыку Куроо. Песня похожа на них обоих, если смешать — что логично, учитывая, что создавали они ее вместе, — и Кей даже удивляется, насколько удачно все получилось; это, пожалуй, своего рода метафора того, как хорошо складываются их с Куроо взаимоотношения, и это… — Что ж, ты неплохо поработал, — говорит Кей и чувствует, как Куроо приоткрывает рот и покусывает его шею. Кей откидывает голову ему на плечо и закрывает глаза, подставляясь, хотя все равно жалуется: — Прекрати уже оставлять там метки, идиот. Куроо смеется и ведет языком по вене на его шее. — Тогда прекрати быть таким вкусным, — бормочет он в изгиб плеча. — У тебя очень странный вкус. — Кей облизывает губы. Последние аккорды постепенно затихают, рука Куроо гладит его сквозь джинсы спереди. — Ты же ешь одну жареную рыбу. — И что не так с жареной рыбой? — Куроо запускает пальцы в трусы Кею, обхватывая его все еще расслабленный член. — Я же японец, мы любим сайру. — Та, что ты любишь, слишком соленая, — возражает Кей, слегка приподнимая бедра и чувствуя, как тяжелеет его член в руке Куроо. Опускаясь обратно, он потирается задом о пах Куроо. Тот лижет ему ключицу. — Я думал, ты не против соленого, Цукишима. — Куроо слегка царапает зубами влажную дорожку, оставленную собственным языком, и мурлычет песню до самого конца. — Соленое — не значит плохое. Хотя кое-что я предпочитаю сладким. Например, карри. — Как я и сказал, вкус у тебя сомнительный. — Не во всем, — мягко говорит Куроо, свободной рукой поворачивая лицо Кея к себе, чтобы поцеловать. Позже Кей стоит в постели на четвереньках, и руки у него дрожат от того, как Куроо трахает его языком. Это так хорошо и невыносимо, что Кей уже готов умолять вставить ему по-нормальному, но Куроо прижимается губами к изгибу его бедра, легко просовывает внутрь два пальца и самодовольно урчит, когда Кей сразу же насаживается глубже. — Только посмотри, — шепчет он, сгибая пальцы внутри и слегка касаясь простаты. — Ты весь пылаешь. — Заткнись. — Кей роняет голову, так что очки сползают на самый кончик носа с риском свалиться совсем. — Просто… — Он судорожно вздыхает, когда по позвоночнику спиралью поднимается жар, и не может договорить. Он уже близко, так близко, что пальцы поджимаются, но знает: Куроо не позволит ему кончить. Пока, во всяком случае. — Знаешь, очкарик, — хрипло говорит Куроо и прижимает ко входу третий палец, скользкий от стекающей смазки, — я все еще думаю, что ты очень вкусный. Кей сильнее сжимает в кулаках смятую простыню, когда Куроо снова лижет его. — Я не произнесу эту шутку. Даже не надейся, — с трудом выговаривает он. — Ты слишком много думаешь. — Губы Куроо скользят выше, прокладывая влажную дорожку к пояснице Кея, где он оставляет новую метку. — Какое у тебя любимое блюдо? — Что? — Кей давится собственным дыханием, когда третий палец проскальзывает внутрь, и его бедра начинают дрожать. — Твое любимое блюдо, — повторяет Куроо, гладя простату. Кей чувствует, как в уголках глаз выступают слезы, и скрипит зубами. — Раз уж это не сайра. — Да какая разница? — Когда к анусу прижимается мизинец, Кей лишь расставляет ноги шире и падает на локти, потому что руки уже не держат. — Ты всегда только болтаешь, вместо того, чтобы… — От четвертого пальца мышцы начинают гореть, и Кей прикусывает губу. — Разница есть. — Куроо успокаивающе поглаживает Кея по бедру. — Раз уж ты постоянно оскорбляешь мой вкус, расскажи, что любишь сам. — Он разводит пальцы, и Кей тихонько скулит от растяжения. — Ты выдержишь? Кей делает несколько дрожащих вдохов и опускает голову на руки. Куроо замирает, его пальцы не двигаются, только два самых длинных касаются простаты; Кей чувствует каждую фалангу. — Пирожное, — выговаривает он и сам вздрагивает от звука. — Клубничное. — Он начинает равномерно двигаться навстречу пальцам Куроо, вбирая их глубже. — Прелестно. — Поняв намек, Куроо несколько раз двигает рукой вперед-назад, не забывая всякий раз надавливать на простату, а потом убирает пальцы почти целиком. От пустоты внутри Кея накрывает паникой. — Твои губы становятся клубничного цвета, когда ты мне отсасываешь. — Ненавижу тебя. — Голос ломается, когда Куроо снова толкает руку внутрь и сгибает все пальцы разом. Ощущение растяжения одновременно невыносимо и прекрасно, от желания немедленно кончить у Кея поджимаются яйца. Его член непрерывно истекает смазкой, и легкие горят, потому что не получается нормально вдохнуть. А потом он чувствует, как большой палец Куроо вкрадчиво поглаживает растянутый край входа, и содрогается всем телом. — Что ты… — Ты выдержишь? — Куроо терпеливо ждет ответа, все так же вжимая пальцы в простату, а другой рукой придерживая Кея за ягодицу, раскрывая его до предела. — Блядь, — выплевывает Кей. Он уже так близко и так хочет кончить, но, конечно, Куроо будет вытягивать это из него по слову. — Это да или нет, очкарик? — Куроо нежно поглаживает Кея по спине, останавливаясь на пояснице. — Мне нужен четкий ответ, мм... окей? — Большим пальцем он тихонько постукивает по входу, снова сгибая и разгибая четыре пальца внутри и растягивая Кея так, как никто никогда раньше. — Что скажешь, красавчик? — Да, — сипит Кей сквозь пересохшую гортань, пряча пылающее лицо в простынях. — Только перестань трепаться. — Какие мы строгие, — поддевает Куроо и начинает проталкивать внутрь большой палец. Кей уже не понимает, больно ему или хорошо, или то и другое сразу — словно это какая-то отвратительная сексуальная аналогия с теми чувствами, которые он так старательно отрицает. Он способен лишь пытаться контролировать мышцы, заставляя их расслабиться. Куроо низким, мягким голосом нашептывает какие-то пустяки, стараясь успокоить, но не останавливается ни на миг. Кей чувствует, как между ягодицами стекает прохладный гель, и пытается сосредоточиться на этом ощущении, а не на звенящих от растяжения мышцах. А потом Куроо замирает, давая ему время привыкнуть. — Ты прекрасен, — говорит он, слегка переступая по кровати, так что его колени оказываются между коленями Кея, а рука на крестце соскальзывает на изгиб талии. — Просто… — Кей чувствует, как из щели на головке вытекает новая струйка смазки, и сжимает зубы. — Ладно, — и Куроо снова начинает мурлыкать мелодию их песни, сжимая кисть внутри Кея в кулак. От того, как костяшки его пальцев впиваются в простату, от безжалостного давления и напряжения Кей кончает так, что его выгибает судорогами, бросая из стороны в сторону, все мышцы в теле напрягаются и расслабляются вразнобой, и крики глохнут в смятых, перекрученных простынях. Ощущение присутствия Куроо, как и ощущение собственного тела, рук и ног исчезает на какое-то неопределенное время, и Кей приходит в себя, уже лежа на спине. Куроо нависает над ним, прищурившись и внимательно изучая. — Чего тебе? — хрипло выговаривает Кей, и тогда Куроо широко улыбается. — Привет. Добро пожаловать обратно. — Что? — Кей пытается сесть, но сил нет совершенно, и он снова валится на подушки, ерзает, пытаясь свыкнуться с чувством пустоты внутри. Оказывается, его уже вытерли с головы до ног, убрав все следы смазки и спермы. — Ты ненадолго отключился, — сообщает Куроо и укладывается рядом. Он подпирает голову одной рукой, чтобы смотреть Кею в лицо, а вторую кладет открытой ладонью ему на живот. — У тебя все очки перемазаны. — Может, я просто хотел сбежать от тебя. — Кей отводит взгляд — выражение лица Куроо просто невыносимо: слишком интимное, слишком нежное. Кей отчетливо чувствует каждую точку, где их тела соприкасаются, хотя они постоянно занимаются сексом, можно было бы и привыкнуть. — Удивительно, что ты не протер их, хотя умудрился полностью вымыть меня. — Тебе бы это не понравилось. — Куроо скользит пальцами от живота Кея к его груди и обратно. — Я не знал, когда ты очнешься, а ты не любишь, если не можешь видеть. — Да. — Кею приходится проталкивать слова через ком в горле. — Не люблю. — Вот видишь? Я не так уж плохо знаю тебя, Цукишима. — Куроо тихонько постукивает кончиками пальцев по груди. — Мне многое известно. Например, что ты любишь клубничные пирожные и динозавров. — Тоже мне, достижение. Любой поисковик выдаст тебе эту информацию в два счета. — Зачем мне поисковик, если есть ты? — Он целует Кея в лоб. — Как думаешь, песня готова? Кей снова сглатывает комок. — Нужно доработать бридж. Куроо задумчиво прицокивает. — Можем заняться этим завтра. — Кто сказал, что я собираюсь торчать тут до завтра? — Кей смотрит на Куроо сквозь свои заляпанные очки, но тот улыбается в ответ — ехидно и бесстыже. — Ну-у, — говорит он и перемещает ладонь на выступающую кость на бедре Кея, — сегодня ты отсюда точно не выйдешь на своих двоих. Кей закрывает лицо сгибом локтя. — Ненавижу тебя. — Нет, — хохочет Куроо, — я так не думаю. *** — На следующей неделе мы будем в Токио, — говорит мать, когда Кей берет трубку. — Выбери время, чтобы сходить с нами пообедать. Стоя в коридоре перед дверью офиса Такеды, Кей вздыхает и оглядывается по сторонам. — Сейчас не самое подходящее время. — Почти правда: начались ночные съемки, и дорама стала так популярна, что многие телевизионные программы хотят взять интервью или приглашают его, Куроо и Хайбу на шоу, которых Кей годами избегал, как чумы. — Ты же можешь найти время хотя бы на обед. — В голосе матери явно слышится осуждение, и Кей снова вздыхает. — Разве что ланч. Ночные съемки. — Ночные съемки? — начинает беспокоиться она. — Береги себя, ладно? — Я могу о себе позаботиться с тех пор, как мне исполнилось девять. Да, хорошо. Все нормально. — Нормально? — мать смеется. — Разве что для тебя. Такеда, с сумкой через плечо и ключами в руке, появляется в дверях кабинета. — Мне пора идти. День выберем потом. — И Кей обрывает звонок. — Все в порядке? — спрашивает Такеда, бросая взгляд на часы. — Надо идти, а то опоздаем к твоему эфиру на радио. — Это мама, — говорит Кей. — У тебя хорошая мама, — улыбается Такеда. — Такая дружелюбная женщина. — Одна из простодушных людей вроде вас с Хинатой, — бормочет Кей, и Такеда, отвлекшийся, чтобы отправить короткое сообщение, поднимает голову от телефона. — Хм-м? — Нет, ничего, — говорит Кей, и они идут на парковку. Кей не вспоминает о ланче до самой пятницы, когда в пять утра он, Хайба и Куроо заканчивают со съемками, потому что всходит солнце. Он включает телефон и видит два пропущенных звонка от мамы и одно раздраженное сообщение от отца, где тот просит перезвонить матери, потому что она уже в бешенстве. Кей хмурится. — Что тебе сделал телефон? — спрашивает Куроо, падая на один из складных стульев, пока съемочная группа пакует реквизит. — Этот сердитый взгляд предназначался тексту сообщения или отправителю? — И то, и другое. Это мои родители. Хайба, распутывая сложную прическу, с которой ей пришлось ходить не один час для очень важной сцены корпоративной вечеринки, складывает губы в удивленное «о». — У тебя плохие отношения с родителями, Цукишима? — Нет, нормальные. Просто мы… разные. — Он пожимает плечами. — Они хотят вместе пообедать на следующей неделе. — А ты не хочешь? — Хайба бросает на колени горсть вытащенных из волос шпилек. — Это же просто ланч. — С ними «просто ланча» никогда не бывает. — Кей задумчиво чешет щеку. — С ними сложно общаться, если рядом нет Ямагучи. — А Ямагучи не сможет пойти с тобой? — спрашивает Куроо. — Он со своими новичками в Нагое. — Кей поправляет очки. — Ничего страшного. Мы уже виделись перед Рождеством, ну и не сказать, что я никогда не встречался с ними наедине. — Я могу пойти с тобой, — поймав его взгляд, предлагает Куроо. — С чего вдруг? — Кей смотрит подозрительно. — Потому что мы «друзья», — дразнит Куроо. — Кроме того, мне вроде как интересно узнать, какие у тебя родители. — Скорее всего, ты легко найдешь с ними общий язык. — Кей ерошит волосы. — Большинству людей удается. Это проще, чем поладить со мной. — Думаю, мы с тобой ладим очень хорошо. — Куроо вытягивает ногу, касаясь икры Кея носком туфли. — В конце концов, каких только слухов не ходит о наших персонажах. Хайба смеется. — Я почти ревную. Правда, мою игру все хвалят, значит, все не так уж плохо. — Она встряхивает головой, и длинные светлые волосы спутанной массой падают ей на плечи. — У второго романтического героя есть свои преимущества. — Она толкает Куроо локтем. — Но вообще, твой персонаж должен быть влюблен в меня, знаешь ли. — Тебе не нравится, как я играю? — Куроо с трагичным выражением прижимает руки к груди. — Алиса, как жестоко! Хайба хихикает, прикрыв рот ладонью. — Конечно, нравится, Куроо! — Она встает, придерживая край юбки, чтобы не растерять шпильки. — Я пошла переодеваться, а потом спать. — Приятных снов, второй романтический герой. — Куроо машет на прощание, и она уходит в сторону трейлера, который заменяет им сегодня костюмерную. — Серьезно, Цукишима. — Он снова поворачивается к Кею. — Я пойду с тобой на ланч. — Знаешь, меня необязательно держать за руку, чтобы я смог пообедать с родителями. Они хорошие люди и любят меня. Просто с Тадаши это легче, потому что частично снимает с меня необходимость быть общительным. — Он морщит нос. — И если брат тоже будет там, они смогут говорить вроде как… без моего участия. — А что если мне нравится держать тебя за руку? — Куроо легонько толкает его. — В любом случае, когда я говорил, что хотел бы познакомиться с твоими родителями, я действительно имел это в виду. — Тебе интересно, как я стал таким? Куроо приподнимает брови: — Каким — таким? Кей возвращает взгляд, и Куроо качает головой. — Знаешь, ты мне нравишься именно таким, какой есть, очкарик. Включая музыкальное задротство и коллекцию динозавров. Кей некоторое время молча разглядывает его: золотистые искры в глазах, ласковая улыбка. От этого болит в груди, будто лед, сковавший изнутри, начинает таять. Он снова вспоминает, как режиссер просил посмотреть на Хайбу «будто ты влюблен в нее», и как взгляд упал на Куроо, игравшего с черным котенком. Кей облизывает губы. — Мы уже выяснили, что у тебя ужасный вкус. — Нет, — говорит Куроо, вставая. — Это ты так решил. Я по-прежнему, при всем уважении, не могу согласиться. — Он треплет Кея по волосам, и тот отмахивается, краснея и хмурясь. — Среда для меня в самый раз. Для ланча. — Тебе необязательно идти, — повторяет Кей, и Куроо ловит его ладонь, на мгновение переплетая пальцы. Держа его за руку. — Поспи немного, — говорит он тихо, затем опускает их соединенные руки, расцепляя. — У нас интервью в три часа. Кей ворчит, и Куроо смеется, направляясь к трейлеру. Хайба открывает дверь, болтая по телефону; она уже переоделась в джинсы и собрала волосы в неаккуратный хвост. Кей снова достает телефон и открывает переписку с отцом. «Не могу позвонить, — пишет он, промахиваясь мимо клавиш; всегда терпеть не мог крошечную клавиатуру на экране телефона, — но в среду». Кей остается на площадке последним из основного актерского состава. Он засовывает телефон в карман и ослабляет галстук, потом все же встает и идет к трейлеру переодеваться. *** Интервью с Куроо выходит в эфир в следующий вторник, первый теплый день весны. Устроившись на диване с кружкой чая и сценарием на коленях, и подобрав под себя босые ноги, Кей то и дело поглядывает на экран. Первым делом ведущая спрашивает, как они стали друзьями, и Кей поднимает глаза, чтобы посмотреть на Куроо. Тот отвечает, усмехаясь весело и соблазнительно: — Я просто достаточно долго надоедал ему предложениями выпить со мной, — беззаботно говорит Куроо, и Кей вспоминает тот самый первый раз, когда пришел к нему, и что у его губ был вкус рома. Куроо на экране выглядит так, словно вспоминает то же самое. Он чувствует тяжесть в желудке, и чай тут явно ни при чем. — Я могу быть почти таким же упрямым. — У Цукишимы репутация человека, с которым сложно сблизиться. Вы согласны? — Я думаю, многие стоящие вещи сложны. — Он откидывает волосы с лица, под облегающей рубашкой хорошо видно, как двигаются широкие плечи . — А узнать Цукишиму поближе дорогого стоит. — Приятно видеть развитие новой дружбы, особенно между айдолами конкурирующих агентств, — говорит ведущая, но Кей больше не обращает на нее внимания, не отрываясь от полуприкрытых глаз и смешливого рта Куроо. Кей сжимает кружку так сильно, что опасается, как бы она не треснула в руках. Позже, уже приняв душ и одевшись, чтобы ехать на съемки, он поднимается на крышу агентства Укай и смотрит на горизонт, ожидая, когда Такеда у себя в кабинете уладит какие-то дела с Азумане. — Я думал, у тебя сегодня вечером съемки. — Тадаши садится рядом, толкает его плечом. Кей выдыхает, косясь на него. — Я думал, ты уехал в Нагою. — Еду через час. Услышал, что ты здесь. — Да? — Нишиноя сказал. — Он смеется. — «Цукки грустит наверху, пойди надери ему зад!» Кей фыркает. — Я не грущу. — Точно грустишь. Это нормально. У тебя такое случается. Как идут съемки? — Хорошо. — Кей сжимает лежащие на коленях руки в кулаки. — Хайба великолепна. Чем-то напоминает Ячи. — Он замолкает ненадолго. — А Куроо — это Куроо. — Ах, Куроо, — говорит Тадаши, вытягивая ноги перед собой. — Ты ведь не собираешься сказать какую-нибудь пошлость? — Кей запрокидывает голову, глядя в небо. В последние минуты заката оно сереет, и звезд не видно, только облака. — Ты же не считаешь, что чувства — это пошлость. Просто не хочешь их. — Я считаю чувства пошлыми и не хочу их. — Кей медленно моргает. — Пустая трата времени. Тадаши давится смехом. — Так, значит, ты переживаешь из-за своих не-отношений? — Он снова подтягивает ноги и обхватывает колени руками. — Тогда прекрати их. — Это… — у Кея пересыхает во рту, — было бы неудобно. — Куроо разозлится на тебя или что? — Нет. — По крайней мере в этом Кей точно уверен. — Он не разозлится. — Тогда почему неудобно? — Тадаши толкает его плечом. — Тем, что ты не хочешь прекращать их? Кей молчит, чувствуя на себе внимательный взгляд Тадаши, потом сглатывает. — Завтра он идет со мной на ланч. С моими родителями. Теперь уже молчит Тадаши. — Хочешь услышать мое мнение, или чтобы я сменил тему? — наконец спрашивает он, и Кей закрывает глаза. — Смени тему. Тадаши снова толкает его и начинает говорить о новичках. *** Кей не ожидал, что брат тоже придет на ланч. Когда они заходят в ресторан — Куроо на пару шагов позади — он замирает, увидев Аки за столом рядом со свободным местом. — Тебе не надо быть на работе? — спрашивает Кей, глядя прямо на него, и Аки отрывается от меню, улыбаясь. — Взял выходной. Куроо Тецуро? — Да, это я. — Куроо широко улыбается. Потом кланяется родителям Кея: — Приятно познакомиться. — Его рука незаметно касается поясницы коротким успокаивающим жестом, и Кей с удивлением замечает, что напряжение немного отпускает. Ланч начинается неплохо. Куроо, как Кей и предполагал, хорошо ладит с людьми. Семья Кея, за исключением его самого, — тоже. Беседа течет, почти не касаясь его, и Кей ест суп, иногда, как обычно, односложно отвечая на вопросы. Какое-то время разговор вращается вокруг дорамы: Куроо рассказывает, как хорошо они с Кеем ладят с Хайбой и что ее брат — тоже член Некомы. — В общем, это интересно. И с этим парнем тоже приятно работать, — он широко улыбается, глядя на Кея. — Могло быть и хуже, — безразлично соглашается Кей, и Куроо смеется, отец качает головой, а глаза матери светятся весельем. — Ты мог бы проявлять побольше энтузиазма, — мягко говорит Аки, и Кей закатывает глаза. — Я не цирковая мартышка, — отвечает Кей. — И не собираюсь прыгать от радости, потому что тебе так захотелось. Аки улыбается. — Слишком крут для этого? — Быть крутым для кого-то вроде тебя я тоже не собираюсь. — Кей грубит мне, но в детстве хотел быть похожим на меня. Кей помешивает суп. — Да, когда мне было тринадцать. До того, как я узнал, что ты всего лишь слабак. Аки хмурится. — Я не был слабаком, Кей. На самом деле, не каждый может стать айдолом. — Это правда, — соглашается Кей. — Но большинство людей, которые не могут, не врут об этом до тех пор, пока их не поймают. Аки опускает взгляд, мать, прикрывая рот ладонью, издает шокированный возглас. Куроо кладет руку на колено Кея. — Я был всего лишь ребенком, — говорит Аки. — И не хотел тебя разочаровать. — Тебе было семнадцать. Разве это «всего лишь ребенок»? — Кей пожимает плечами. — Теперь это не имеет значения. — Верно, — говорит отец. — Вы оба добились успеха в том, что делаете, нет смысла ссориться из-за этого сейчас. — Давайте закажем торт, — примирительно добавляет мать Кея. — Куроо, вы любите торты? — Конечно, — легко соглашается Куроо. — Не настолько сильно, как любит их Цукки, но вполне. — Кей бросает на него сердитый взгляд, и тот смеется. — Я не называю тебя Цукишимой, потому что сейчас за столом много Цукишим. — Прощаю на этот раз. — Стал бы ты айдолом, если бы я не присоединился к агентству Укай первым? — тихо спрашивает Аки, снова привлекая к себе внимание Кея. — Нет. Но я не расстроен, что все так сложилось. Это больше никак не связано с тобой. Потом мать снова прерывает их, чтобы спросить, если ли у Куроо братья или сестры, Куроо сглаживает углы, и разговор возвращается в прежнее русло. А Кей может оставаться в тени, как ему нравится. — У тебя хороший друг, — говорит мать, когда он обнимает ее на прощание. — Передавай Тадаши привет, ладно? — Хорошо. — Кей кивает отцу и, после короткого колебания, Аки. Тот улыбается в ответ, но выглядит слегка потерянным. Кей не собирается переживать из-за этого. Куроо молчит, пока они идут к машине Кея. И только усевшись на пассажирское место, замечает: — Знаешь, до того как мы встретились, я думал, тебе не сильно важно быть айдолом. — Помню. — Кей раздраженно поворачивает ключ зажигания. — Я был слегка оскорблен твоим мнением, будто таким образом трачу свою жизнь впустую. — Когда я понял, насколько ты любишь музыку, ты показался мне интереснее. — Куроо пристегивается и откидывается в кресле. — Намного интереснее. Я не знал, что ты стал айдолом, потому что брат не смог. — Я хотел стать айдолом, думая, что на самом деле он уже смог, — поправляет его Кей. — Он постоянно рассказывал, как все это круто. К тому же, так я мог одновременно заниматься тем, что мне нравится, и следовать по стопам старшего брата. — Тебе нравится быть айдолом? — Куроо не судит и не требует откровенности. Повернувшись к Кею, он небрежно облокачивается на дверь. Слегка хмурится, и от этого, когда дневной свет падает в окно, его глаза кажутся еще ярче. — Быть Ледяным Принцем Карасуно? Кей проводит рукой по волосам. — Иногда. — Например, когда снимаешься вместе со мной? — Быть актером тоже неплохо. Но мне хотелось бы делать больше с той музыкой, что мне разрешают выпускать. — Это звучит слишком громко, претенциозно, даже неблагодарно. Как у Хинаты, когда тот жаловался, что ему не дают петь основную партию, хотя ему лучше всех удаются подпевки. — То есть не больше, а более своей. — Для этого необязательно выпускать официальные синглы. Ты можешь записать подарок для фанатов и выложить на ютуб. — Куроо упирается подбородком в ладонь. — Хочешь, сделаем так с нашим треком? — Может быть, — говорит Кей. Он выезжает с парковки на дорогу. — Спасибо, что сходил со мной. — Все что угодно для моего любимого стегозавра. — Куроо садится прямо, дотягивается и сплетает их мизинцы на рычаге коробки передач. — А ты ошибся, кстати. — В чем? — С твоими родителями я поладил не лучше, чем с тобой. — Ты им за один ланч сказал больше, чем мне за пять месяцев. — Разговоры — не единственная форма общения, — отвечает Куроо, и Кей, решив, что это очередная сальная шуточка, косится на него краем глаза. Но лицо Куроо серьезно, хотя рот изгибается в легкой улыбке. — Как я уже говорил, Цукки, ты мне нравишься именно таким, какой есть. — Я сказал, что тебе это сойдет с рук только раз, — отвечает Кей, игнорируя приятный жар, заливающий щеки, и смех Куроо. — Я начинаю думать, что с тобой мне очень многое сходит с рук, — задумчиво тянет он, и сердце Кея начинает биться чаще. Он надеется, что Куроо не догадывается, насколько прав. *** Кей изо всех сил старается не думать о том, что его отношение к Куроо все больше выходит из зоны комфорта на неизведанную территорию. Он вжимает Куроо в изголовье своей кровати, окруженное фигурками динозавров, трахает и не думает, как хорошо чувствовать вес его бедер на своих плечах и как он заводится, когда Кей причиняет ему боль. Не думает об интимности момента, когда Куроо кладет голову ему на колени, пока они смотрят выпуск своей дорамы. Кей перебирает густые черные волосы; внимание рассеивается между происходящим на экране и выдохами Куроо, оседающими на голой коже. Пока не думает, но знает: скоро придется. Потому что оставить все, как есть, означает загнать себя туда, куда не нужно и не хочется. Он должен вернуться к состоянию пустоты, в котором так просто было разбить сердце Намецу. *** В последний день марта, после выхода восьмой серии, «Богатый и бедный» становится самой рейтинговой еженедельной дорамой в Японии, несмотря на то, что выходит по средам, а не в прайм-тайм в понедельник вечером. Кей узнает об этом от Укая, когда они обсуждают расписание на апрель. — Поздравляю, — говорит Укай — сигарета висит в углу рта, ноги лежат на столе. — Ты превратил самую глубокую яму в пик своей карьеры. — Самую глубокую яму? — Кей фыркает. — Не понимаю, о чем вы. — Тот разрыв с Намецу был ужасен, — прямо отвечает Укай. — И мы оба это знаем. А вот чего ты не знаешь, так это сколько связей пришлось задействовать дедуле, чтобы не позволить очернить тебя еще больше. Намецу вышла из этой ситуации великолепно, а ты выглядел как худший бойфренд Японии. — Экс-бойфренд, — поправляет Кей, и Укай закатывает глаза. — Это уже детали. — Пепел с сигареты падает на дорогой деревянный стол. — Как бы то ни было, суть в том, что публика непостоянна, и эта история действительно могла навсегда похоронить твою популярность. Люди, которые раньше даже не слышали о тебе, считали, что ты ужасен, понятно? — Понятно. Я совершенно точно не планировал ничего такого. — Да уж догадываюсь. Ты талантлив, мальчик. Не доставлял мне проблем, и у тебя нет за плечами прошлых скандалов, которые бы тебе то и дело припоминали, как, например, у Кагеямы. Ничего подобного. И все-таки, поразительно: компании этого парня из Некомы и неплохой дорамы хватило, чтобы вытащить тебя из этой ямы. — Он постукивает сигаретой о край пепельницы, словно не замечая, что большая часть пепла уже осыпалась на стол. — Помогло еще и то, что Намецу не воспользовалась благосклонностью прессы, чтобы потопить тебя. Кей поерзал. — Она… не такой человек. — Вау. — Укай поправляет ободок на волосах и приподнимает брови. — Смотри, как ты сразу завелся. — Кей прокашливается, и Укай вздыхает. — Ладно. Поздравляю и добро пожаловать в ад развлекательных шоу. — И с чем тут поздравлять? — С тем, что ты получаешь хорошие предложения. Не волнуйся, ты будешь там со своими коллегами по съемкам. Продюсеры хотят всех троих для круглого счета. Попытайся получить удовольствие. Кей поправляет очки. — Мне плохо дается участие в шоу. — Не думаю, что все будет настолько ужасно, если тебе будет помогать Куроо. — Укай садится за стол по-нормальному и подозрительно смотрит на Кея. — Я и не догадывался, что такой типаж окажется оптимальным для работы с тобой. Кей прикусывает губу, чтобы не сказать «я тоже». «Номер один!!» — читает он сообщение от Куроо позже вечером, сидя с Тадаши и Ячи в гриль-баре. Они часто ходили сюда, когда были моложе, до того, как им стала требоваться отдельная комната, чтобы посидеть спокойно. — Это Куроо? — спрашивает Ячи, аккуратно выбирая кусок мяса и перекладывая его на тарелку. — Радуется по поводу дорамы, — отвечает Кей, не поднимая взгляда от тарелки, потому что не знает, о чем его выражение может сказать настолько внимательным людям, как Ячи и Тадаши. — О! — Ячи хлопает в ладоши. — Юи, Киеко и я успели захватить первые шесть серий. Она правда хорошая, Цукишима! Кей пожимает плечами, макает мясо в сладкий соус и откусывает, чтобы не отвечать. — Вы с Куроо действительно подходите друг другу, — добавляет Ячи. Тадаши давится чаем, а Кей упрямо берет еще один кусок мяса. — Наверное, — уклончиво отвечает Кей, надеясь, что его покрасневшее лицо спишут на тепло, исходящее от жаровни. Он заезжает к Куроо в тот же день, чтобы забрать забытую утром зарядку для телефона. Куроо открывает дверь, раскручивая белый шнур с адаптером, как лассо, и Кей требовательно протягивает руку. — Почему я должен ее отдавать? — спрашивает Куроо. Он выглядит помятым и заспанным, рубашка расстегнута, открывая крепкий загорелый пресс, волосы в полнейшем беспорядке. — Что мне за это будет? — Я не дам тебе по яйцам, — отвечает Кей. По позвоночнику пробегает возбуждение, когда Куроо лениво меряет его взглядом. — М-м-м, — говорит Куроо, хватая Кея за толстовку и затаскивая в квартиру. — Заманчиво, но так не пойдет. — Потом он наклоняется вперед и целует глубоко и уверенно, а отстранившись, кладет зарядку в ослабевшую ладонь Кея и сжимает его пальцы вокруг нее. — А вот это совсем другое дело. — Ты неисправим. — Кей поднимает руку и касается горящих губ. — Ну, не совсем. И ты, конечно же, не можешь остаться, чтобы отпраздновать участие в самой популярной дораме страны? — У меня через час показ для Сузуки вместе с Сугаварой. — Кей делает шаг назад. — Очень жаль. — Куроо прислоняется к дверной раме. — Тогда, может быть, в следующий раз, Цукишима. — Даже не надейся, — говорит Кей, хотя они оба знают, что Куроо вполне может на это рассчитывать. Уже потом, поправляя волосы перед зеркалом, Кей замечает удивленный взгляд стоящего позади Сугавары. — Что? — Ничего, — говорит Сугавара, а потом улыбается. — Ну, на самом деле не ничего, но ничего важного. — Просто скажи уже. — Кей оборачивается. Брови Сугавары снова высветлены под цвет волос. — Первый раз со времен Кагеямы вижу, чтобы ты увлекся кем-то, — говорит Сугавара, и Кей опускает расческу и слегка приоткрывает рот, прежде чем успевает взять себя в руки. — Почему все думают, что я был, — он фыркает, — увлечен Кагеямой? Сугавара с видом победителя складывает руки на груди. — Значит, не отрицаешь, что прямо сейчас увлечен кем-то? — Я был уверен, что эта часть — очевидная неправда. — Разве? — Сугавара поджимает губы. — А я в этом сомневаюсь, Цукки. — На лице появляется озорная улыбка. По виду не скажешь, но Суга всегда был тем еще засранцем. В отличие от Хинаты, который был засранцем в открытую. — Как по мне, выглядишь по уши влюбленным. — Он треплет Кея по плечу. — Перестань постоянно трогать губы, это слишком заметно. Если хочешь, можешь поговорить со старшим братиком Сугой. Я с удовольствием помогу тебе. Кей сердито смотрит в пол, на носы своих туфель и шероховатую плитку в костюмерной демонстрационного зала. — Я не… — он проводит языком по зубам. — Я правда был бы рад, если бы все перестали так делать. Сугавара наклоняет голову с искренним удивлением. — Как делать? — Разговаривать со мной свысока о таких вещах. — Он сжимает кулаки. — Я не хочу обсуждать свои чувства или чтобы их как-то интерпретировали. Я не отчаявшийся, не эмоционально недоразвитый или что там еще обо мне думают. Я вполне понимаю эмоции, просто не хочу их. Сугавара делает шаг назад. — Я не… — он кладет руки на бедра, — не говорил с тобой свысока. Просто дразнил. — Он замолкает. — Думаю, это всегда было самым простым способом заставить тебя расслабиться. Знаешь, ты раздражаешься, а потом начинаешь говорить. — Почему я должен говорить? — Кей поднимает голову и встречает открытый взгляд Сугавары. — Почему я должен рассказывать всем о своих мыслях? Почему не могу оставить их при себе? — Слова сами выплескиваются из него. — Почему не могу просто игнорировать? Они только все усложняют, мне это не нужно. — Потому что они грызут тебя изнутри. Да, выглядит эгоистично, но мы хотим помочь и не знаем как. Иногда видно, что тебе надо выговориться, а мы все — твои друзья, твоя группа, — знаем, что ты не попросишь. Так что спрашиваем вместо тебя. Кей делает глубокий вдох. — Больше всего мне хочется, чтобы меня оставили в покое. — Кей и сам не знает, имеет ли он в виду других людей или собственные чувства. И, возможно, больше, чем испытывать эмоции, Кей ненавидит только то, что другие знают о них. Это заставляет его чувствовать себя уязвимым, голым под чужими внимательными взглядами. И, в конце концов, от эмоций никакого толку. Он не хочет быть в центре внимания из-за них, не чувствует себя одиноким и не ищет компании большей, чем у него уже есть. Сугавара открывает рот, чтобы ответить, но в комнату заглядывает Такеда; его глаза сияют. — Давайте… — Он останавливается, переводя взгляд с одного на другого. — Я помешал? — Нет. Мы готовы. — Верно, — кивает Сугавара, но хватает Кея за запястье, когда тот направляется к двери. — Эй, — тихо говорит он, — извини, ладно? — Проехали, — отвечает Кей, но думает об этом разговоре до конца показа. А потом вспоминает ночью, уже собираясь лечь спать, и разворачивает фигурку кота, стоящую на полке с динозаврами, мордой к стене. *** Кей включает шоу Ойкавы по радио, потому что гость сегодняшней программы — Кагеяма, а ничто так не поднимает ему настроение, как Кагеяма, который пытается никому не нагрубить во время интервью. Он бы не стал менять ради этого свои планы. Но сейчас он все равно едет в агентство Укай на репетицию дуэта с Мичимией для программы на TV Asashi во время Золотой недели. Так что он не видит причин отказывать себе в том, чтобы послушать, как Кагеяма выставляет себя идиотом. Когда Кей находит нужную станцию, Ойкава как раз пересказывает слухи насчет свиданий. Что-то о его друге Ивайзуми и какой-то девчонке из агентства Фукуродани, с которым контракт у Бокуто и Акааши. Кагеяма недовольно ворчит до тех пор, пока Ойкаве не приходится обратить на него внимание. — Что-то не так, Тобио? Она тебе тоже нравится? — Нет. Просто я считаю глупостью обсуждать личную жизнь Ивайзуми, когда важно только то, насколько хорошо он делает свою работу. — Какой идеалист! — Голос Ойкавы звучит восхищенно. — Это же не потому, что Ива-чан — твой кумир, да? — У меня нет кумиров, — бормочет Кагеяма, и Кей делает звук погромче, выезжая на скоростную полосу. Он должен быть в агентстве через пятнадцать минут. — Ладно, тогда вот еще одна история, касающаяся кое-кого из конкурентов вашего агентства — Некоматы. — Ойкава задумчиво хмыкает. — В прессу просочились фотографии Куроо Тецуро, приятеля одного из твоих товарищей по группе, Цукишимы, на которых он целуется с Хайбой Алисой, коллегой по съемкам в дораме «Богатый и бедный»! — Он смеется, потом хитро добавляет: — Неужели этот любовный треугольник существует на самом деле? Скажи мне, Тобио, Цукишима тоже влюблен в Хайбу Алису? Кей не слышит ответа Кагеямы, потому что выключает радио раньше, чем успевает осознать, и в машине становится тихо. Куроо и Хайба, думает он, звучит нелепо. Но почему-то теперь он вспоминает, как Куроо приобнимал ее одной рукой на пресс-конференции и называл по имени. Они давно знакомы, и иногда она улыбалась ему так, словно уже привыкла к его кривляниям. Кей никогда не задумывался об этом раньше, но, возможно, это не так уж нереально. Кей делает вдох, только когда легкие начинают гореть, и продолжает дышать, с удивлением замечая, как что-то давит на грудь и как трясутся вцепившиеся в руль руки. Вот почему Тадаши был расстроен, думает Кей, и желудок скручивает узлом. Тадаши говорил, что терпеть не может узнавать о его жизни из новостей. Нет, Кей знает, что не в этом дело — он всегда неплохо разбирался в себе. Услышать по радио что-то о Ячи или Тадаши было бы, безусловно, досадно, но больно ему именно потому, что речь идет о Куроо. Куроо, с которым Кей даже не встречается, да и спать начал только потому, что мог. Куроо, который должен был остаться приключением на одну ночь, а стал соавтором и другом, превратившись в одного из немногих людей, с кем Кею не надо притворяться и что-то из себя изображать. Куроо даже не обязан объяснять, настоящие это фотографии или фейк, потому что Кея это не касается, пусть отчасти хочется, чтобы касалось. Хорошее напоминание, почему он всегда был против привязанностей. Кей на время отдавал Куроо контроль в постели, веря, что тот не воспользуется этим преимуществом, но никогда и ни за что не передал бы кому-то такую власть над собой полностью, навсегда. Он паркуется возле агентства, глушит двигатель и прижимается лбом к рулю, делая глубокий вдох и слушая, как стучит в ушах пульс. Кей знает: вся проблема в том, что все это время Куроо то и дело брал от него понемногу, пока тыкал и изучал, дразнил и искренне спрашивал. И Кей, хоть и не собирался, легко отдавал эти частицы себя, даже понимая, что так нельзя. И сам принимал частицы Куроо в ответ. Именно поэтому он сейчас сидит в машине, и у него физически болит в груди. Потому что вел себя глупо, прекрасно понимая, к чему это приведет. Звонит телефон, и Кей вылавливает его из кармана. Отвечая, он даже не смотрит, кто звонит. — Да? — Цукишима, — высокий обеспокоенный голос Такеды. — Ты опаздываешь! — Я уже на парковке. — Кей кладет руку на грудь и надавливает, будто зажимая рану. — Буду через пять минут. — О боже. Я уже начал волноваться. Ты никогда раньше не опаздывал. В последнее время Кей делает много того, чего не делал раньше. — Пять минут, — повторяет он и обрывает связь. Он бросает еще один взгляд на магнитолу и отстегивает ремень безопасности. *** На следующий день они снимают сцену серьезной ссоры из пятнадцатой серии. Кей приходит ровно к тому моменту, когда надо идти гримироваться, избегает взглядов Куроо и сосредотачивается на том, чтобы еще раз пробежать глазами слова роли. Он водит пальцем вдоль строк и вспоминает, как они репетировали их с Куроо, бросив в результате на полпути потому что отвлекались то на одно, то на другое. Хайбы сегодня нет на съемочной площадке. Кей подслушал перешептывание костюмеров, пока переодевался: вроде бы звонил ее менеджер, предупредил, что она очень расстроена утечкой фотографий и сегодня не придет. Кей чувствует облегчение. Не потому, что недолюбливает Хайбу, к ней он относится хорошо. Но подозревает, что после этих фотографий просто не смог бы сдержать вспышки раздражения всякий раз, как ее маленькая ладонь ложится на шею Куроо. И это обязательно отразилось бы у него на лице. Подготовившись, он выходит на съемочную площадку, где режиссер разговаривает с Куроо, бурно жестикулируя и перегораживая выход. Тот поднимает голову и, заметив Кея, кивает ему; Кей подходит, встает рядом, как будто ничего не случилось. Куроо смотрит на него; Кей чувствует взгляд, но игнорирует, сосредотачивая все внимание на режиссере. От Куроо исходит тепло и запах специй. Кей сглатывает. Это глупо, напоминает он себе, давать кому-то такую власть над собой. Глупо позволить контролировать себя тому, с кем знаком меньше полугода. Кей никогда такого не допускал. — Не забывайте, цель этой сцены — проверка дружбы Широ и Такеши на прочность, — объясняет режиссер. — Цукишима, ты в ярости, потому что увидел Куроо на свидании с девушкой, которая нравилась тебе еще со старшей школы. И сделал он это за твоей спиной, хотя ты доверял ему больше, чем кому-либо. Кей кивает. — Без проблем. Потом режиссер поворачивается к Куроо. — А ты, Куроо, борешься с чувством вины, потому что лгал Цукишиме, а еще — с завистью, которая преследует тебя всю жизнь. Персонажу Цукишимы легко досталось все, чего тебе приходилось добиваться, и отчасти ты рад, что хотя бы тут превзошел его, пусть и знаешь, что Широ всегда относился к тебе как к равному. — Получается, в результате, — говорит Куроо, — все это совсем не связано с Хайбой, так? — Да, — подтверждает Кей. — Не связано. Это о двух людях, совершенно разных по происхождению и целям, которые не понимают друг друга. Куроо вздыхает, разглаживает несуществующую складку на белой рубашке. В ней его плечи кажутся еще шире. — Но они же могут это исправить, разве нет? — Шестнадцатая серия подразумевает, что могут. — Кей осторожно чешет голову кончиком пальца, чтобы не растрепать волосы. — Это дорама, не реальная жизнь. — Он снова смотрит на режиссера. — У вас есть для меня еще какие-нибудь указания? Куроо тих и задумчив, пока они ждут начала записи, но как только режиссер дает отмашку, его лицо меняется с той непринужденной легкостью, которую Кей привык ассоциировать с игрой Куроо. Он бросает реплики из сценария так, словно это его собственные слова, и по спине Кея бегут мурашки, когда он впитывает эту энергию, позволяя собственным эмоциям переплестись с теми, которые должен испытывать его персонаж. — Я ожидал чего-то подобного от других, — разрывает Кей тяжелое молчание между ними. Члены съемочной группы за кадром, кажется, тоже захвачены атмосферой, некоторые прикрывают рты руками. — Но не от тебя. — Позволь мне хотя бы объяснить. — Куроо проводит обеими руками по волосам. Они растрепаны, торчат во все стороны так же, как когда он просыпается по утрам в постели Кея, с простыней, неприлично низко лежащей на бедрах, и сонным взглядом. — Здесь нечего объяснять! — перебивает его Кей, голос срывается, и глаза Куроо едва заметно расширяются. А Кей делает глубокий вдох и повторяет уже спокойнее: — Нечего объяснять. Ты уже решил, что я значу для тебя. Куроо отшатывается, как от удара, и Кей удовлетворенно усмехается, не понимая, его это чувство или персонажа. — Я не позволю ей встать между нами! — кричит Куроо и тянется к его лицу, так же, как на репетиции. Кей тоже поднимает руки, отталкивает, но Куроо хватает его запястья, не давая отстраниться. — Ты для меня важнее всех, Широ! — Будь это так, ты бы не предал меня. — Слова падают как камни на дно озера, тяжело и бесповоротно. Лучи заходящего солнца проникают в квартиру сквозь узкие окна, и глаза Куроо будто светятся. Они словно расплавленное золото, горящие и опасные. Кей думает, что никогда в жизни не видел таких глаз, и, наверно, уже никогда не увидит. Это глупо, напоминает себе Кей, даже думать о таком глупо. — Даже не выслушаешь? Я так мало значу для тебя? — упрекает его Куроо, все еще удерживая за руки, и Кей невольно замечает тонкую линию губ с опущенными уголками вместо привычной усмешки. Он на миг закрывает глаза и выпрямляется в полный рост, немного выше Куроо, прежде чем снова открыть их и встретить его взгляд. — Ты ничего не значишь для меня, — говорит он, снова толкая Куроо в плечо. — Абсолютно ничего, и теперь мне все равно, что ты будешь делать. — Он высвобождает руки, поворачивается на пятках и выбегает из квартиры, хлопнув дверью. Он возвращается обратно, когда режиссер останавливает съемку, и съемочная группа аплодирует. — Думаю, сцена снята. Но нужен еще один дубль финала с лучшим освещением. Можете пока сделать перерыв. — Хорошо. — Кей старательно избегает взгляда Куроо. — Я выйду на минуту, извините. Он идет на балкон в конце коридора. Теплый солнечный день клонится к вечеру, и небо переходит из голубого в оранжевый там, где солнце опускается за горизонт. На балконе нет стульев; Кей садится на согретый солнцем бетон, как ребенок, просовывая ноги между широко поставленными металлическими прутьями решетки, и пытается расслабить спину и плечи. Он слышит шаги и, даже не оглядываясь, знает, кому они принадлежат. — Ну что, — говорит Куроо, садясь рядом и прислоняясь спиной к решетке: кисти сложены на коленях, рука слегка касается Кея, — хорошо сыграно. — Тебе что-то нужно? — Кей смотрит на свои болтающиеся в воздухе ноги. — Хотел поговорить с тобой, но ты весь день меня избегаешь. — Куроо запрокидывает голову, прутья решетки приминают волосы. Когда Кей бросает на него быстрый взгляд, тот смотрит в небо. — Об Алисе. — О, — говорит Кей, хватаясь за прутья. Костяшки белеют от напряжения, но он заставляет себя разжать руки раньше, чем Куроо успел бы заметить. — Почему это должно меня интересовать? Куроо вздрагивает и поворачивает к нему голову, а Кей не отрывает взгляда от персонала, суетящегося внизу, направляя свет на окна, чтобы исправить неровное освещение в квартире, где они сегодня снимают. — Ты злишься? — Нет. С чего бы мне злиться? — Он сглатывает. — И какое тебе дело, злюсь я или нет? — Потому что мы… — Куроо замолкает. — Просто подумал, что должен тебе обо всем рассказать. — Потому что мы что? — Кей наконец поворачивается и смотрит на Куроо, который теперь выглядит растерянным. У него темные круги под глазами и обветренные губы, и, несмотря на грим, Кей видит, насколько он измотан. — Мы хотели друг друга, поэтому трахались. Вот и все. — А еще мы друзья. — Куроо тянется к нему, обхватывает длинными пальцами запястье, и Кей отпускает решетку, чтобы стряхнуть руку. — Не надо, — говорит он резко, и Куроо сразу же отпускает, отводит взгляд. Кей выдыхает. — Перед началом съемок ты сказал, что хочешь заняться сексом, чтобы выбросить меня из головы. Ну вот, — Кей обводит рукой снующий под ними персонал. — Сегодня мы доснимем пятнадцатую серию. Дорама почти закончена. — Глаза жжет. Должно быть, пересохли, пусть он сегодня и не в линзах. Он опускает веки. — Я тебя из своей головы выбросил. — Цукки, — начинает Куроо, и Кей досадливо щелкает языком и поправляет: — Цукишима. Глаза Куроо вспыхивают ярким, прекрасным золотом. — Понятно, — говорит он, его кадык дергается. — Конечно. На балкон выглядывает режиссер. — Пора снимать последнюю часть, когда Цукишима уходит, с другого ракурса. — Цукишима уходит, — шепчет Куроо, вставая. Он засовывает руки в карманы. — Как это символично. Режиссер с интересом смотрит на них, потом пожимает плечами и возвращается обратно в коридор. — Думаю, жестоко держать светлячков в банке просто потому, что тебе нравится их свет. — Куроо судорожно втягивает воздух. — Я не светлячок. Не динозавр. И сделан не изо льда. Я — это просто я. — Да, я это все знаю. Я… — Куроо безрадостно смеется. — Каждый из них был всего лишь новой стороной, которую я открывал в тебе. — Он замолкает ненадолго. — Я чувствую, на самом деле их гораздо больше, но, наверное, это действительно теперь не имеет значения. Он уходит, и Кей остается один на балконе, не понимая, почему чувствует себя таким опустошенным, если сделал, как лучше для него. Кей на миг прижимается лбом к решетке, впитывая ее холод кожей, а потом встает, чтобы идти обратно. *** — Ты слышал, да? — Нишиноя внезапно появляется в комнате отдыха на третьем этаже агентства, словно ужасно взволнованный суслик, и от неожиданности Кей роняет телефон на колени. Сегодня он не получил ни одного сообщения. Это хорошо, потому что Кей ненавидит сообщения. Он не может скучать по тому, что ненавидит. — Слышал что? — Кей стягивает наушники на шею и равнодушно смотрит на Нишиною. — Просто сядь уже рядом, как нормальный человек. — Только если ты назовешь меня семпаем, — говорит Нишиноя. Кей фыркает в ответ. — Ладно, может быть, когда-нибудь это сработает. Почему ты не можешь быть хорошим мальчиком, как Хината? — Хината придурок. Так что я должен был слышать? — Ты ведь идешь сегодня на вечернее шоу? — Нишиноя плюхается на диван, высоко подбрасывая ноги в новых брендовых кроссовках. — И-и-и, Намецу Май тоже. Кей застывает. — Откуда ты об этом узнал? Нишиноя задумывается. — От Рю, а тот — от Асахи, который узнал от Дайчи, узнавшего об этом от Таке-чана. — Он скрещивает ноги, и большой яркий лейбл сверкает на солнце. — Хм-м, — Кей хмурится. — А мне об этом решили не говорить? Дверь в комнату отдыха распахивается, и загнанный Такеда вбегает в зал. — Кто-нибудь видел Цукишиму?! Нишиноя смеется. — Таке-чан, вы как раз вовремя! Такеда улыбается, увидев Кея на диване рядом с Нишиноей. — Цукишима, мне надо с тобой поговорить! — О Намецу? — Кей вытирает ладони о джинсы. — Я уже знаю. Такеда лохматит свои и без того всклоченные волосы и вздыхает. — Укай организовал это совместно с агентством Намецу. Ее все еще слишком часто спрашивают о тебе, и для твоего образа тоже будет полезно, если вы официально помиритесь. — Получается, это тоже надо сыграть на глазах у всех? — Кей пожимает плечами. — Ладно. — Точно? — Такеда внимательно смотрит на Кея. — Ты уверен? — Не я плакал, сидя на улице. — Он обхватывает колени руками. — Если это то, чего от меня ждут, я не возражаю. Такеда кивает и исчезает так же быстро, как появился. Кей с Нишиноей снова остаются наедине. — Раз уж я первый в твоем списке быстрого набора, сообщаю, что не буду против, если ты захочешь поплакать на моем плече о разрыве отношений с такой горячей девчонкой, как Намецу Май. — Я не хочу плакать на твоем плече. — Ты всю неделю выглядишь так, словно тебе надо выплакаться. — Нишиноя осторожно хлопает его по плечу. — Это очень по-мужски — плакать, когда тебя переполняют эмоции. Кей удивленно смотрит на Нишиною. — Всю неделю? — Ага. Это как-то связано с цыпочкой Хайбой Алисой и тем чуваком из Некомы? — Почему меня должно волновать, с кем встречается Хайба Алиса? — Кей трет висок. — Нет, я не про нее. Я думал, у тебя что-то с высоким-темноволосым-симпатичным. — Нишиноя делает жестом кавычки. — Извини, если ошибся! — Он смеется так громко, что по комнате расходится эхо. — Неужели ты думал, будто для нас осталось секретом, что ты по парням, после того, как настолько явно хотел Кагеяму, когда мы были подростками. Кей замерзает изнутри, разбивается вдребезги и снова смерзается обратно совсем неправильно, пока таращится на Нишиною, открыв рот и выпучив глаза. — Это… Нишиноя широко улыбается. — Это?.. Кей собирает мысли и откладывает подальше, чтобы потом тщательно обдумать. — Я не был влюблен в Кагеяму, — отрезает он, и Нишиноя смеется еще громче. — Ладно. Считай, что я тебе поверил! — Он задыхается от смеха и вытирает набежавшие слезы. Кей хмурится. — Ну, если это не тот красавчик и не Намецу, тогда почему у тебя такой унылый вид? Кей не отвечает, и Нишиноя снова разглядывает свои кроссовки, а потом вскакивает: видимо, лимит спокойного сидения на месте уже исчерпан. — Унылый Цукишима, слушай мой бесплатный совет! — Он наставляет на него палец. — Не трать зря лучшие годы! Отрывайся на всю катушку! Влюбляйся! Позвони мне и дай уже сводить тебя пообедать! Воспользуйся быстрым набором! — Это все бесполезные советы, — говорит Кей, сползая по спинке дивана ниже. — Как и чувства. Совсем бесполезные. — Нет. Совершенно точно не бесполезные. Вот что действительно бесполезно, так это сидеть тут с таким видом, будто хочешь поплакать на моем плече, но не делать этого! — Нишиноя опускает палец. — Не надо считать чувства чем-то бесполезным! Ведь чувства — именно то, что сделало твою дораму популярной. В ней у тебя на лице видны все эмоции. Это круто! — Для тебя — возможно, но не для меня. — Дело в том, — продолжает Нишиноя, игнорируя его, — что чувства не обязательно должны быть слабостью. Они также могут помочь тебе стать в чем-то лучше. — Он покачивается с пятки на носок. — Например, в актерском мастерстве. Кей закатывает глаза, пусть желудок и скручивает в морской узел от того, что скрывается за советами Нишинои. — Ты вроде бы собирался уходить? — Да, да, ворчун! — Он наклоняется, оказываясь лицом к лицу с Кеем. — Но не забывай, что всегда можешь мне позвонить. — Забудешь тут. А потом Кей остается в комнате один. Он думает о Намецу и Куроо, и о том, что люди читают его гораздо лучше, чем ему всегда казалось. *** Когда Кей появляется в студии, Намецу уже там. Она одета в короткое розовое платье, волосы собраны сзади в элегантный хвост, духи пахнут жимолостью. Кей садится напротив за длинный стол в комнате ожидания, и она робко улыбается. — Прости, Цукишима. — Ничего страшного. Даже если я не знаю, что должен делать или говорить. — Я тоже не знаю, правда, но разберусь. — Ее улыбка становится немного увереннее. — Было действительно неразумно с моей стороны неожиданно признаться тебе, да? Кей барабанит пальцами по столу, глядя, как она покусывает покрытую розовым блеском нижнюю губу. — Почему ты это сделала? — Почему сделала что? — Она с любопытством наклоняет голову, и Кей думает о том, что Куроо тоже так делал. Только еще приподнимал брови, и его волосы никогда не были такими аккуратными, как у Намецу, — черные пряди, все время беспорядочно торчащие в разные стороны. — Всегда была вероятность получить отказ, и ты знала об этом. Разве это стоило риска? Мгновение она удивленно смотрит на него, потом ее взгляд смягчается. — Ну, ты мне нравился. — Она тоже начинает постукивать накрашенными ногтями. — Как по мне, риск быть отвергнутой определенно стоил шанса, что, может быть, я тебе тоже нравлюсь. — Но почему? — Кея и самого удивляет звучащее в собственном голосе отчаяние и то, как Намецу смотрит на него — словно неожиданно поняла то, что сам он все еще пытается выяснить. — Разве не было бы проще сохранить… фиктивные отношения? — Проще, да. — Намецу хмурится. — А разве для тебя не было бы проще делать что-то другое, вместо того, чтобы стать айдолом? — Я хотел быть айдолом. — Почему? — Потому что… — у Кея было много причин. Желание последовать по стопам Аки, конечно, но и то, что Кей хотел танцевать, сочинять музыку, петь — хотел достаточно сильно, чтобы нежелание родителей отправлять второго сына в Токио не имело значения. Поехать работать по контракту с тяжелыми условиями, жить в общежитии и лишиться возможности быть нормальным старшеклассником ради будущего, которое еще может не сложиться. Он хотел этого и достиг, потому что это делало его счастливым, и… — О. — Теперь понимаешь? — Намецу сжимает тонкие пальцы в кулачки. — Это то же самое. Эмоции определяют многие решения, которые мы принимаем. Даже важные и пугающие. Особенно важные и пугающие. — Люди непредсказуемы. Когда тебе кто-то настолько важен, разве это не пугает? — Кей думает о том, как его сердце остановилось на миг, когда он услышал о Куроо и Хайбе по радио, а потом забилось слишком быстро. О том, как смотрел на Куроо после, чувствуя себя так, будто тонет. — Разве позволить себе любить кого-то не означает, что придется бояться каждый день? — Цукишима… — Он знает, что не сможет выдержать взгляд Намецу. — Да. Но неужели ты не думаешь, что есть люди, которым довериться не страшно? — Кей изучает свои короткие ногти, вспоминая, как те выглядели, впиваясь в бедра Куроо. — Нет. — Кей думает о том, как на показательном выступлении юниоров увидел Аки в зрительном зале среди не прошедших отбор — после того, как тот рассказывал, что стал айдолом. Он вспоминает о четких, хорошего качества фотографиях, на которых пальцы Хайбы запутались в мягких волосах на затылке Куроо. — Не думаю. Намецу покашливает, и Кей снова поднимает на нее взгляд. Лицо у нее спокойное и ласковое. — Кстати, мне правда жаль. Что тогда застала тебя врасплох. — Ты доверяла мне? — Кею хотелось бы, чтобы это прозвучало менее резко, но Намецу знает его достаточно хорошо и только улыбается. — Немного. Кей поправляет очки. — Ты жалеешь об этом? — Нет. — Она вздыхает. — Я жалею, что это привело к стольким неприятностям, но не о том, что поддалась своим чувствам. А то бы и дальше думала: смог бы ты меня полюбить или нет? По-моему, — она хмурит красивые брови, — смелость вознаграждается. Люди не всегда получают то, чего хотят. Но если не попытаться, точно ничего не получишь. Она смотрит серьезно, и Кей вспоминает все, что понравилось в ней при первой встрече — прямолинейность, логическое мышление, обаяние. — Я бы мог полюбить тебя, — говорит Кей после долгого молчания. — Если бы мне нравились девушки. Но это не так. На мгновение лицо Намецу выражает удивление, а потом она смеется. — Значит, те слухи с форумов — не просто слухи? — Она качает головой. — Наверное, мне стоило догадаться. — Наверное, — соглашается Кей и чувствует, как уголок рта тоже приподнимается в улыбке. Потом он вскидывает взгляд на часы. — За нами скоро придут. Намецу кивает. — Надеюсь, они не спросят о твоем друге Куроо и Алисе. Из-за того, что мы с ней подруги, а сейчас это горячая тема. — Она не пришла на съемочную площадку. — Кей продолжает смотреть на часы. — Хайба, в смысле. — Я не удивлена. Они с Куроо расстались почти два года назад, так что эти фотографии, всплывшие сейчас, когда ваша дорама так популярна… Должно быть, это неприятно. Им потребовалось немало времени, чтобы восстановить дружбу. Два года, повторяет про себя Кей, прокручивая слова в голове. Куроо говорил о своей бывшей, пусть и никогда не упоминал, что это Хайба, но как раз это, наверное, и не важно. «Я подумал, что должен тебе обо всем рассказать», — так он сказал, а Кей отказался его выслушать. Испугался, что Куроо имеет над его сердцем ту же власть, что Кей иногда давал ему над своим телом. И этот страх… разве не о нем говорила сейчас Намецу, объясняя, что в определенных обстоятельствах оно того стоит? Кей вспоминает о совете Нишинои, мягком поддразнивании Сугавары. О вопросе Тадаши, честен ли он с собой, и о словах Ячи, что он выглядит счастливым с тех пор, как стал проводить время с Куроо. Все те, кого Кей подпустил к себе, хотя бы немного ближе, за стену, окружающую его сердце, на самом деле постоянно говорили об этом, но он, возможно, был слишком упрям, чтобы обратить внимание. — Цукишима? Он моргает, когда Намецу машет ладонью перед его лицом. — Извини, задумался. — Уже пора, — говорит она, и Кей сглатывает, поднимается и идет за ней в студию ток-шоу. *** Дождь идет всю первую неделю апреля, и съемки последней серии «Богатый и бедный» с учетом расписания каждого из актеров откладываются почти на восемь дней. Кей обнаруживает, что у него на удивление много свободного времени, и его тянет в студию. Он включает оборудование, даже не зная точно, чем собирается заняться. Но первое, что видит, открывая программу, — их с Куроо законченную песню, танцевальный трек, который они решили записать когда-то давно, в декабре, сидя на красных диванах в студии агентства Некомата, соприкасаясь коленями и переделывая саундтрек к дораме. Их голоса и правда хорошо звучат вместе. Кей не может заставить себя выключить песню и вместо того, чтобы начать что-то новое, слушает ее снова и снова. На третий день дождей заходит Тадаши с едой и хмурится, едва бросив на него взгляд. — Что случилось? — Ничего. — Кей забирает пакеты и несет на кухню. — Просто устал от дождя. — Я слышал от Ячи, что съемки отложили. — Ага. Тадаши подходит к холодильнику. — И слышал о Куроо и Хайбе. Кей прислоняется к стене и смотрит, как Тадаши наливает воду из кувшина в стаканы. — Она его бывшая девушка. — О. — Плечи Тадаши немного расслабляются. — Значит, между вами все в порядке? — Я уже говорил, что между нами ничего нет. — Кей отталкивается от стены и идет распаковывать коробки с едой. — Говорил. И я не пытаюсь указывать тебе, какие чувства ты испытываешь, или еще что. Просто ты не так легко сходишься с людьми, а к нему привязался. — Я сказал ему, что больше не хочу, чтобы это продолжалось. — Мокрый из-за дождя целлофан липнет к пальцам, когда Кей пытается развязать пакет. Тадаши ставит два стакана на стол. — Это правда? Пальцы Кея наконец-то справляются с узлом из ручек пакета. — Нет. — Голос дрожит. — Наверно, нет. Тадаши осторожно убирает руки Кея и достает два контейнера с кацудоном. — Тогда что ты собираешься делать? — мягко спрашивает он. — Не знаю, — говорит Кей, и Тадаши коротко касается пальцами его руки, прежде чем пойти к своему месту на другой стороне стола. — Это не так просто… Мне легко выражать свои мысли, но все остальное… — Да, ты всегда был таким. — Тадаши садится и смотрит на все еще стоящего возле стола Кея. — Но мне казалось, Куроо все равно понимал тебя. И да, Кей знает, что Куроо понял бы. Он просто до сих пор не уверен, может ли предложить себя кому-то — даже Куроо. Кей в принципе не ожидал, что кто-то кроме Тадаши сможет понять его настолько хорошо. — А теперь мы можем поесть? — спрашивает Кей, и Тадаши смеется, кивая и прекращая этот разговор. Когда пустые коробки от еды выброшены, Тадаши ушел, и только грязные следы в фойе напоминают о том, что тот приходил, Кей вяло бредет в спальню. Он останавливается на пороге, глядя на полку с динозаврами над кроватью и чистые белые простыни. Его кровать кажется слишком большой для одного после того, как он привык, что в ней легко помещаются двое. Кот, устроившийся между стегозавром и бронтозавром, все еще повернут мордой к стене, и Кей медленно подходит, переползает на коленях через постель и берет его в руки, поворачивая к себе. Он смотрит на кота с его желтыми глазами и выражением, напоминающим Куроо, и вздыхает. — Стоит ли это того? Кот не отвечает, потому что это всего лишь чертова фигурка, но Кей чувствует в ладонях тепло. Согревающее, как Куроо, который освещает всю комнату самодовольными усмешками и наполняет квартиру Кея жизнью. До сих пор он не осознавал, насколько ему этого не хватает. Он ставит кота обратно на полку, носом к комнате, и медленно возвращается в студию. Садится на один из двух стульев и снова слушает их дуэт. Песня действительно хорошая. Будет жаль, если ее не услышат. Он открывает браузер и создает новый аккаунт. *** За два дня до запланированного начала съемок Кей получает сообщение от Куроо. «знаешь, мне стоит подать на тебя в суд» Он минут пять смотрит на экран, не отрываясь, пока наконец не приходит еще одно. «так мы все-таки решили ее выложить? знал, что она тебе нравится» Первые сообщения от Куроо с тех пор, как он ушел с площадки после съемок пятнадцатой серии. Они написаны так, будто все по-прежнему, и Кей не знает, как отвечать. Вообще не очень хорошо ориентируется в таких вещах. «ты говорил, что мы друзья, — приходит третье сообщение через несколько часов. — могу я надеяться сохранить хотя бы это?» Кей говорил и действительно так думал, пусть и признавал неохотно. Так оно и было, потому что Куроо провоцировал и дразнил, но никогда не пытался изменить его, и это… Кей делает глубокий вдох. — Ладно, — громко говорит он. — Хорошо. Как был, в пижаме, он идет к двери, обувается и хватает зонт. * Куроо открывает дверь — без рубашки, в сильно поношенных спортивных штанах. Его волосы не причесаны, а на щеках заметна короткая щетина. Он выглядит усталым и осунувшимся, но мышцы проступают четче после недавней тренировки, и пот, прочертивший дорожки на груди, плечах и ключицах, блестит в свете лампы. — Цукишима? — Куроо облизывает губы. — Что ты здесь делаешь? — Я соврал, — говорит Кей, заставляя себя смотреть Куроо в глаза. — Насчет того, что выбросил тебя из головы. Куроо открывает дверь шире, жестом приглашая зайти. Кей оставляет промокшие насквозь туфли у порога и проходит в гостиную. Оглядывается — так же, как в первый раз, когда Куроо пригласил его выпить, — замечая беспорядок и игровые консоли, разбросанные поверх кип журналов, покрывающих весь кофейный столик. Еще одно их различие. — Почему? — Куроо не пытается коснуться его, но видно, что ему хочется. Кей не знает, связано ли это с тем, как он отреагировал на его последнее прикосновение, или потому что Куроо обижен. Возможно, то и другое, и Кей уже все испортил. — Мне нравится быть одному, — Кей поправляет очки. — Нравится наблюдать за людьми со стороны, я не хочу слишком сближаться и участвовать в их жизни. — Он тяжело вздыхает. — Но ты… я не знаю, что ты со мной сделал. Я подпустил тебя так близко и теперь постоянно думаю о тебе и твоих ужасных шутках, ужасном вкусе. Ты слишком много говоришь. Заставляешь меня терять контроль над собой. Мне все это не нравится, но почему-то … — он запинается. — Почему-то… Куроо смотрит так, словно кроме него в мире ничего нет, и дыхание Кея сбивается. Потом Куроо улыбается, самодовольно, широко, как кот, и его глаза блестят тем удивительным, незабываемым золотом. — Цукки, да ты, кажется, в меня влюбился, — говорит он, и Кею кажется, что земля уходит из-под ног, словно он падает. Но Куроо кладет руку ему на талию, притягивая ближе, и, возможно, Намецу была права насчет страхов, рисков и шансов, даже если Кей никогда не признается ей в этом. — Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не называл меня так? — Виноват, — говорит Куроо, приподнимая второй рукой подбородок Кея. — Не смог удержаться, очкарик. — И Куроо целует его так, будто хочет полностью забрать себе, и Кей позволяет, как позволял всегда. Частью сознания, не поглощенной ощущениями от скользящих между пальцами волос или щетины, царапающей щеки, Кей задумывается: может, на самом деле ему давно хотелось принадлежать Куроо? Когда Куроо отстраняется, его губы покраснели и припухли, и они оба задыхаются. Кей снова смотрит ему прямо в глаза. — Я чуть все не испортил. Не понимаю людей, не знаю, что говорить и делать, чтобы они были счастливы. — Знаю. И ты мне нравишься именно таким. Кей смотрит на него, пытаясь понять, действительно ли Куроо так считает, и осознает, что на самом деле нет способа узнать это наверняка. Просто нужно верить и надеяться на лучшее. Он никогда этого не умел, но, наверное, может попробовать. Кей берет Куроо за запястье, поворачивает его левую руку раскрытой ладонью вверх. А потом аккуратно снимает очки и кладет на нее. Куроо судорожно выдыхает. — Цукишима? — Думаю, — говорит Кей после долгих размышлений, — Цукки звучит лучше, чем очкарик. Куроо смеется, и его смех сворачивается вокруг Кея, как теплый черный кот, урчащий под боком. Свободной рукой Куроо скользит по его боку и груди и останавливается прямо напротив сердца. — Цукки, можно я тебя поцелую? — Думаю… — начинает он, но слова обрываются, когда губы Куроо прижимаются к его. *** Тадаши сидит на крыше, ожидая, когда закончатся съемки дорамы. Он поднимает взгляд на Кея и улыбается. — Ты все исправил, — говорит он, и Кей чувствует, что краснеет. — Возможно, я был неправ. Насчет чувств. — Правда? — Тадаши смеется над ним. Великолепно. В тринадцать Кей и представить такого не мог. — Просто… — Кей смотрит на линию горизонта. — Говори о чем-нибудь. О чем угодно. — Конечно, — соглашается Тадаши и начинает болтать о новичках, пока Кей бережно лелеет маленький огонек в груди, защищая его от ветра на крыше. *** Ойкава Тоору хитро смотрит на него. — Итак, — начинает он, и Кей ерзает в кресле. — С тех пор, как ты последний раз был у меня на шоу, многое изменилось. Популярная дорама, восстановленная дружба с нашей мисс Очарование… Кей думает, что Ойкава не знает и половины. — Да, мне повезло, что я получил роль в такой великолепной дораме. — А по слухам, это дораме повезло, что тебя взяли на роль. Вы с Куроо Тецуро оба выдвинуты на одну и ту же номинацию Никкан Гран-при. Каково это, соревноваться с другом? — Конечно, я хочу победить. — Ойкава удивленно моргает, а потом смеется, словно ему искренне весело, и зрители смеются вместе с ним. Атмосфера на шоу сегодня совсем не такая, как в прошлый раз. — Все говорят о песне, которую вы выложили на вашем новом аккаунте. Совместная работа, так? — Мы собираемся и дальше вместе записывать музыку, — говорит Кей, откидываясь на спинку кресла. Сегодня Ойкава не кажется пугающим, просто любопытным. Кей вполне справляется, пусть ему это и не особо по душе. — Надеемся, она понравится нашим слушателям. — Ого! — Ойкава усмехается. — Осторожнее, Ледяной Принц. Ты заговорил, как настоящий айдол. — Не дай бог, — сухо говорит Кей, снова вызывая у Ойкавы удивленный смех, прежде чем продюсер подает сигнал для перерыва на рекламу. *** Куроо лениво вытягивается поперек кровати Кея; смазка пачкает бедра и поблескивает на свежих царапинах и метках, розовеющих на коже. Он выглядит так уютно, что Кей пробирается по краю кровати, чтобы устроиться в оставленном ему пространстве. Куроо сразу просовывает ногу между его, наклоняется поцеловать и, немного промахнувшись, оставляет влажный след возле рта. — Есть планы на вечер? — хрипло спрашивает он. Куроо всегда говорит слишком много, ничего удивительного, что иногда голос подводит. — Нет. А что? — Сегодня ко мне придет кое-кто. — Куроо обнимает Кея ногой за бедра, притягивая ближе. — Акааши, Бокуто и, может быть, Кенма, правда, не уверен, что его удастся оторвать от MapleStory. — Он наклоняет голову так, что они соприкасаются лбами. — Пойдем? Бокуто уже достал ныть. Если хочешь, можешь пригласить Ямагучи. Кей смотрит на Куроо сквозь ресницы. — Как хочешь, — говорит он и получает в награду счастливую улыбку Куроо. Он начинает привыкать к тому, что готов пойти на многое, лишь бы стать ее причиной. — Твои друзья такие шумные. — Я тоже шумный. — Не всегда. Ты умеешь быть и тихим. — А ты иногда бываешь громким. — Куроо играет бровями, и Кей подумывает, не спихнуть ли его с кровати. Но вместо этого запускает пальцы в волосы Куроо, и тот урчит, подставляясь под прикосновение. Громко звонит телефон, и Кей тянется за ним свободной рукой. Смотрит на экран, проверяя, кто это, и удивленно моргает. — Что-то важное? — спрашивает Куроо, забрасывая руку ему на живот. — Мой брат, — говорит Кей, выпутывая пальцы из вечно лохматых волос. — Ответишь? — он знает, что Куроо ничего такого не имеет в виду, но слышит насмешку, и в том числе поэтому решается встретить проблему лицом к лицу. — Да, — отвечает Кей, глядя на озорную улыбку Куроо и уверенный взгляд сияющих золотом глаз. На самом деле это Куроо похож на светлячка, думает он. Кей принимает звонок и повторяет: — Да?