Пробуждение

Усадьба, утро после сказки. Валентина. Валентина неспешно вымешивала тесто, погруженная в собственные мысли. Дети ещё не проснулись, а Маша, киборг ей в подспорье, возилась с дойкой коров. Именно что возилась. По словам её бывших хозяев у Mary стояли все нужные в хозяйстве прошивки. Только вот хозяйство у них было другое. Отличное от городского. Сколько той квартиры в городе? Да и с одним ребенком заниматься специализированному киборгу проще. А детей у Вали шестеро. И скоро на свет появится седьмой. Фермерша на секунду замерла, уставившись на собственные руки. Когда-то кожа на тыльной стороне ладоней была гладкая, с ровным здоровым загаром, какой бывает у деревенских жителей. Сейчас под ней змеями вздулись голубоватые вены. Суставы распухли, так что обручальное кольцо пришлось снять и носить на цепочке на шее. Когда всё настолько изменилось? Ей всего лишь тридцать лет, а у неё уже семеро детей. Шестеро, поправила она себя мысленно. Пока шестеро. Валя всегда хотела иметь большую крепкую семью. Детей она любила и сама выросла в семье, где, кроме неё, было ещё восьмеро ребятишек. В семье глубоко религиозной, где, как говорил отец, не было ходу бесовскому прогрессу. С Ефремом, её мужем, их обвенчали уже в четырнадцать лет. Тогда она была счастлива и верила, что нашла своё предназначение. Она знала с малолетства, что предназначение женщины — быть подспорьем мужу и служить сосудом для рождения новых душ. А потом её мама забеременела девятым ребенком. Ещё с восьмым — её братиком — у мамы были проблемы во время беременности. Отец не разрешал пойти в больницу, предпочитая молиться и использовать «народные средства». Валя помнила, как маменька ходила как неприкаянная, вздыхая и жалуясь, что живот тяжелый и словно каменеет. Отец на эти жалобы не обращал внимания, говоря что-то вроде: «Родишь — никуда не денешься». А потом приехал дед и забрал маму в больницу. Оттуда она вернулась с розовым, здоровым малышом, но сама осунувшаяся и словно истощенная, с серым изможденным лицом. Этого последнего ребенка отец не любил, говоря, что он не от него, а в больнице им подкинули подменыша. Тогда, глядя на уставшую мать, стыдно сказать, Валя впервые молилась Богу, чтобы мама больше не имела детей. Ведь у них уже есть большая семья. Но её молитвы не были услышаны. Спустя шесть месяцев мама снова забеременела. И ещё спустя пять, её и неродившегося ребенка не стало. И вот Валя стоит на собственной кухне, вымешивает тесто на пирожки, смотря на свои когда-то красивые руки. Да куда же делась эта треклятая Маша? Женщина зло ткнула в тесто, вымещая раздражение на ни в чем не повинной массе. Усадьба. Утро после сказки. Маша. Маша чувствовала, как снова тают её силы. Не в буквальном смысле, конечно. По инструкции ей хватало три часа на отдых, а деревенская еда была сытной и её хорошо кормили. Самой большой проблемой был практически полный запрет на какие-либо технологические устройства. Техника, которая всё же была, использовалась только при необходимости. Ефрем, лицо с правом управления, муж её хозяйки, считал, что если у человека есть руки, он может и должен справляться сам. Стирать, мыть посуду, убирать приходилось полностью вручную. Как же всё было по-другому у её первой хозяйки… Алёна, Алёнушка… Смешная, задорная девочка с яркими глазами и легким нравом. Будет ли она её вспоминать? Расстроится ли, узнав что когда-то любимая нянька продана на аукционе как скот? Или пожмет плечами и забудет? Всё-таки, когда ей исполнилось тринадцать лет, она стала реже ластиться к Маше, реже обнимать. Перестала делиться сокровенными детскими тайнами. Киборг поправила серую косынку, заправив выбившиеся короткие пряди обратно под ткань, и подняла очередное ведро с молоком. Её новая хозяйка злилась на неё. Злилась за нерасторопность. Злилась за медлительность. Пару раз даже ударила мокрой тряпкой по лицу, чтобы быстрее шевелилась. А Маша не могла быстрее. Если бы ей скачали нужные утилиты и пакеты программ, всё было бы намного проще. Но в усадьбе царил запрет на использование инфранета. Маша пыталась зайти, но не смогла подобрать пароль, а хакерских навыков или программ у неё не было. Им мог пользоваться только глава семьи, муж её хозяйки, и делал он это только по вечерам. Дети не имели видеофонов, коммуникаторов, приставок. Не было привычной голоплатформы с передачами. «Это всё бесовские происки, они искушают нас. Но мы не поддадимся, не дадим замарать душу», — говорил Ефрем. Вчера вечером Маша чуть не сошла с ума, с какой-то отчаянной решимостью рассказав девочкам сказку. Про Бабу-Ягу и Алёнушку. Хорошую, яркую Алёнушку… А здесь всё серое. Серая пыль на стропилах. Серая паутина. Серая косынка и серое платье хозяйки, которое болтается на худенькой Мэри и его приходится подвязывать. Серые глаза хозяйки. Серые глазёнки шестерых неугомонных деток, которые уже не вызывают умиления. Иногда Маше казалось, что ей не хватает воздуха, хотя система исправно работала. Иногда даже казалось, что она просто рухнет и больше не включится. Киборг даже мечтала об этом. Но импланты исправно бросали тело к новому фронту работ. Серое, всё серое. Баба-Яга так устала… Усадьба. Утро после сказки. Завтрак. Первой вниз по лестнице задорным колобком сбежала пятилетняя Анфиса. За ней последовали остальные девочки, не иначе как учуяв запах свежих пирожков. — Доброе утро! — просторная кухня заполнилась детскими голосами. — Доброе, доброе… — проворчала Валя, накрывая стол. — Дина, куда с ногами на стул? Сядь по-человечески! Зоя, не лезь руками в общую тарелку! Ну что за дети! Не дети, а Божье наказание… Девчушки смеялись и перемигивались. Мама частенько ворчала, но больше для порядка, а не всерьез. Маша всё ещё отсутствовала, а Ефрем уехал вместе с дэксом отбирать поросят на продажу и под нож, потому Валентина дала отмашку садиться за стол к завтраку. — Мама! А тётя Маша нам сказку рассказала! — непоседе Зое нетерпелось рассказать о странной сказке их няньки. — Какую сказку? — Валя только успела присесть и вытянуть ноги, которые опухли и ныли, хотя день только начался. — Про Бабу-Ягу! — Про Киборг-Ягу! — … и Алёнушку! И Киборг-Яга очень хотела спать! Она с нами очень устала, — не по-детски серьезно сказала старшенькая. Валя недоуменно посмотрела на детей. — Она не может устать. Ваша няня, как бы сказать, пустой сосуд. Без души и Божьей искры. — Устала-устала! — Нет души? А как же она тогда живет? — огорченно спросила самая младшенькая. Валентина закусила губу. Как объяснить детям, что их няня — просто машина? Такая же, как старенький вместительный флаер для поездок в город. Что ещё один киборг ей в подспорье был уступкой мужа, когда он узнал, что она беременна мальчиком. — Вот так и живет. Ешьте давайте! — А Авёнушка, — уже с полным ртом всё-таки сказала старшая дочь, — это её быфсая хозяйка. — Сначала проглоти, а потом уже говори, — сурово одёрнула дочку Валентина. Но одна нехорошая мысль всё-таки закралась в голову женщины. Как их нянька может помнить свою бывшую хозяйку? Все файлы обычно стираются. Откуда эта нелепая сказка? Как киборг мог пожаловаться, что устал? Всё-таки нужно было расспросить няньку. Валя отправила детей на задний двор, старших — собрать яйца у несушек, младших — поиграться и проверить, не поспела ли малина. Конечно, если поспела — утруждать себя её сбором не нужно. Лакомки мигом обнесут все ягоды. Бухнула входная дверь и наконец-то появилась Маша. — Задание выполнено. Жду дальнейших указаний, — киборг таращилась пустыми глазами мимо хозяйки. — Присядь, — Валя указала на стул за столом. Мэри послушно села, сложив руки на подоле юбки. — Ты вчера вечером рассказала детям сказку. Что это за сказка с Бабой-Ягой — киборгом? Маша молчала. Конечно, дети рассказали о той сказке. Глупо было ожидать, что они промолчат. — Я тебя спрашиваю! Что за сказка? — Валя повысила голос. — Сказка о киборге и Алёнушке, — Мэри впервые посмотрела прямо в глаза хозяйке. — Алёнушкой звали мою бывшую хозяйку. Женщина почувствовала, как всё внутри холодеет. И это она говорила, что в их няньке нет Божьей искры? Её глаза были живыми. Слишком живыми для машины. — Сиди тут! Валентина, стараясь не показывать насколько ей страшно, решительно направилась в рабочий кабинет мужа. Единственное место, где можно было узнать больше о киборгах — не лететь же в самом деле в город? — был инфранет. Единственный терминал находился наверху. Это было прямое неподчинение мужу, что сурово каралось по божьим законам, но Валя была обязана знать, что творилось с их Мэри. Уже у самого терминала женщина засомневалась. Может быть ей только кажется? Ну, сказка. Несколько необычная, но продавец заверял, что новая нянька имеет расширенное программное обеспечение, чтобы развлекать детей. Нет, она должна сама убедиться. Муж поймет её. Валя решительно ввела пароль с бумажки, заранее записанный и припрятанный от мужа, на случай, если произойдет что-то необычное. Экран мигнул, услужливо открывая вирт-окно. Валя замерла. Девицы развратного вида с раздвинутыми ногами похотливо смотрели с экрана на женщину. Сами по себе открывались новые окна, где крупным планом показывали срамные места и тайну соития между мужем и женой. Только вот Валя сомневалась, что это были муж и жена. Фермерша снова некстати глянула на свои ладони. Некрасивые, широкие крестьянские ладони. — Хозяин ко мне приставал. Валя испуганно обернулась. В дверях стояла Маша, спокойно смотря на хозяйку. — Что ты несешь? Как он мог приставать к тебе, бесовскому отродью? Машине? — Валя чувствовала, как где-то в груди разгорается пламя. Огонь немилосердно жёг. И при этом Вале хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть навсегда. Как же она устала… Маша не опустила глаз. Она шагнула к своей хозяйке, которая отшатнулась назад, уперевшись о стол. — Я просто устала и хочу спать. Ты тоже устала? — Маша протянула руку, касаясь плеча Валентины. — Что тут происходит?! — рык Ефрема заставил вздрогнуть обеих. Муж стоял в дверях. Судя по тому, как опасно побагровело его лицо, девиц, которые продолжали подмигивать с терминала, он тоже видел. — Пошла вон! — это обращение было уже для Маши. — Стой здесь, — Валя чувствовала какое-то непонятное, странное спокойствие. — Ты противоречишь моим наказам? — мужчина подошел к Вале. — Наказам твоего мужа? Валя почувствовала, как лицо обожгла пощёчина. Муж никогда её сильно не бил, только «воспитывал» хворостиной или пощечинами. Удар получился смазанным, и во рту стало солоновато от крови с разбитой губы. — Маша, иди к соседям, — Валентина старалась говорить спокойно, не делая попыток вытереть кровь с губ. — Вызови полицию. Столько лет она отдала ему. Столько лет она верила, что будет лучше, но лучше не становилось и она шла дальше, с каждым днем, каждым годом чувствуя себя всё больше и больше загнанной клячей. «А у тех девиц с картинок красивые, гладкие руки с аккуратным маникюром», — как-то невпопад подумала женщина. — Стоять! — Ефрем развернулся к киборгу, но той уже не было в комнате. Усадьба. Обед. Год спустя. Валя провела рукой по шее. Волосы были непривычно короткими и ветерок приятно холодил кожу. Хотя к отсутствию тяжести косы женщина так и не привыкла. Она сидела перед усадьбой на скамеечке, а рядом с ней стояла коляска, в которой сладко посапывал ребёнок. Вопреки всем прогнозам: девочка. Развод был тяжелым. Ей стоило очень много сил доказать в суде, что она в состоянии заботиться о детях и большом хозяйстве. Хоть муж и забрал половину скота, всё равно оставалось ещё очень много дел. Пришлось нанять рабочих, но об этом Валя как раз не жалела. Жить стало проще и легче. Сверху, из открытого окна, доносились детские голоса. — … сказку! Про Киборг-Ягу! — И Алёнушку! И про меня! Я окна помыла! Киборг-Яге помогла, чтобы она могла поспать! Укладывать детей ко сну, пусть и обеденному, всё ещё было задачей Маши. — Жила-была Киборг-Яга модели Мэри да Василиса Прекрасная. И было у них семеро деток, которые очень не хотели спать… Валя почувствовала, как и у неё начинают слипаться глаза. Нет, хватит. Женщина решительно встряхнулась. Она проспала практически тридцать лет.