Костёр в лесу

То, что в его лесу посторонний, Искатель понял ещё до того, как увидел гостью воочию. От её ворожбы листва на деревьях заблестела червонным золотом, загорелись яркими сполохами гроздья рябины, окутал травы горьковато-пряный дым. Куда бы она ни шла, влекомая хмельными ароматами диких яблок, Огонь следовал за ней. Нашёл её хозяин на укромной поляне, у костра из сухих веток и листьев. Не замечая молчаливого наблюдателя — или только делая вид? — она гадала на дыме и тихонько напевала что-то на языке летних сумерек и тёплого ветра. То, что она ворвалась в соседские владения, принесла с собой чуждую стихию и взяла ей не принадлежавшее, казалось, её вовсе не смущало. На длинных рыжих волосах лежал кленовый венок, сплетённый одновременно с огненными чарами и песней, и оттого тоже ставший золотым и алым. Кроме этого скромного украшения, россыпи амулетов и нарисованных углём знаков на молочной коже, на ней не осталось ничего. На собраниях совета у Искателя не было времени рассматривать её, а теперь она предстала перед ним во всём очаровании — нага, молода и прекрасна, в полной гармонии со своим ведьмовским искусством. На мгновение он и сам почувствовал себя незваным гостем. Вейся охотничьей пляской лисицы, Жаркого пламени рдяная медь! Брошу на угли шалфей и корицу, Терпкое зелье подвешу кипеть. Будет котлом моё пылкое сердце, Будут отваром в нём слёзы и смех. Духи лесные, слетайтесь погреться, Места у те́плины хватит на всех! Снадобьем горьким иль сладостным ядом Вареву стать — никому не скажу. Словом заветным, дурным чёрным взглядом Я заклинаю — свою госпожу Слушайте, духи, и сердце, и пламя! Ведаю тайну: вы все из огня. Вейся же, будто багряное знамя, Кровь колдовскую по жилам гоня! Искатель Земли дождался, когда она завершит обряд и облачится в белое платье, и вышел к ней. — Приветствую тебя, слышащий шёпот древних камней и спящих под ними трав, — промолвила чародейка, ещё даже не повернувшись к нему. — И я тебя, танцующая с огненными языками. — Ты, верно, гневаешься на меня: я сожгла твои листья, — добавила та скорее кокетливо, чем виновато. — Они не мои, а ясеня и дуба, — ответил он, как ей показалось, тоже со скрытой усмешкой. — Притом, пылает уже почти весь лес. Одной рукой с тяжёлыми самоцветными перстнями он указал вокруг. Тем временем даже на посохе, который он держал в другой, обвитый стебель плюща зарделся, словно раскалённый. Взгляд Искательницы, проследовав за его жестом, стал удивлённо-растерянным, будто до сих пор она не замечала ничего вне видений в пламени и дыме своего костра. Вероятно, она надеялась, что её визит останется тайным... Теперь она поняла, почему хозяин узнал о её присутствии так скоро. Но Искатель поднял маску из черепа отца воронов, чтобы не мешала разговаривать, приглушая голос. И служительница Огня увидела, что в его глазах, неожиданно ясных и живых вопреки слухам о каменном сердце, не было ни капли обиды или гнева. — Знаю, я пришла незваной. Но... примешь ли меня гостьей? Возмёшь ли мой скромный дар? Она протянула в ладонях янтарную фигурку. Неказисто-простую, но неожиданно тёплую, даже горячую на ощупь, светящуюся заключённой внутри искрой и, по-видимому, дорогую ей. Она понимала, что жалкий кусочек затвердевшей смолы не сравнится со всеми богатствами недр, но слышала, что Искатель Земли любил собирать и хранить подобные чудеса. И улыбнулась, видя, как тот, поначалу колеблясь и намереваясь сказать ей оставить маленькое сокровище себе, всё-таки взял его. Принадлежало ли оно Огню, небесным молниям и томлению в полуденной жаре скрытой жизни под терпко пахнущей хвойной корой — или питающей ту Земле, деревьям, камням и времени? Только кедры, сосны да ели и остались нетронуты колдовством Искательницы. Любопытно... — Подарок я принимаю, — промолвил он. — А гостьей назову, если откроешь, зачем явилась. — Спросить у глубоких корней и высоких гор, видели ли они то, что я ищу — вот и всего-то. — Получила ли ты ответ? — А это уже другой вопрос, — заметила она. — Знаю, за лукавством ты скрываешь горечь, что не нашла того, о чём спрашивала. Но до собрания Шестерых-и-Одного осталось совсем недолго. Что же ты предоставишь другим Искателям? Он был прав. Её улыбка потускнела, разоблачая ту же печаль, которая прежде была слышна в её песне у костра. — Скажешь первым ты — скажу и я. — Какие секреты могут быть у нас друг от друга, если все мы идём к одной цели, пусть и разными путями? Изволь: я желал узнать, какие тайны скрывают недра — покоятся ли в них кости забытых богов, пролегают ли опоры мироздания, протекают ли истоки чудесных родников — и отыскал подземные пещеры, тянущиеся на многие тысячи шагов. Это открытие я и представлю остальным. Никто не говорил, что оно должно быть чем-то невероятным, и гораздо важнее, что оно может оказаться полезным. — Ты всегда был более... приземлённым, — пошутила она, впрочем, всё ещё не без тени грусти. — Я не хотела рассказывать никому. По крайней мере, до тех пор, пока не найду. Ты будешь смеяться надо мной... — Не ты ли спорила с нашим ветрокрылым собратом, что заставить меня улыбнуться едва ли легче, чем научить камень летать? Даже малые свершения в нашем деле важны. Обещаю, я отнесусь с серьёзностью и уважением. Мною движет вовсе не праздное любопытство, а надежда, что Шестеро-и-Один всегда будут вместе, не смущаясь ни различий, ни своих благородных побуждений. — Увы, — вздохнула та, — Моя цель не была слишком простой, а наоборот, оказалась мне не по силам... Какая теперь из меня Искательница? Я мечтала найти Вечное Пламя. Но мне нечего предоставить совету: ни малейшего доказательства, ни даже чего-то иного, ведь всё отведённое время я потратила на поиски его одного. Верный слову, Искатель Земли не стал её упрекать. Напротив, искренность признания глубоко тронула его. Вне всяких сомнений, гостья открыла ему нечто значимое, бесконечно более сокровенное, чем обнажённое девственное тело в отсветах костра, и более дорогое, чем любимый янтарный амулет. Вечное Пламя. Источник всей жизни, как она представляла его. Она верила в это, несмотря на скептическое снисхождение прочих Искателей. У неё и в мыслях не было считать их стремления менее достойными, а сомнения — несправедливыми, но в союзе самых могущественных шаманов всех племён просто не могли не возникнуть ростки соперничества. Он искренне желал ей успеха в поисках. Но сам размышлял о том, что искомое часто оказывалось не таким, как они представляли. И не знал, что было для неё важнее: действительно найти его — или всего лишь убедиться, что оно соответствует её мечтам. Она же начинала думать, что, возможно, всё это время искала не там, где нужно. В конце концов, оставалось ещё столько возможных мест: от недостижимо дальних — за пределами известного мироздания, до неправдоподобно близких — в глазах хозяина гор и лесов, мраморно-холодных на первый взгляд, но сияющих теплом, когда она смотрела в них... Был ли это только отблеск её догорающего костра? — Что же мне делать? Срок истекает, — прошептала она самой себе. — Наверное, мне не стоит даже являться на собрание. — Постой... А как же вся эта красота? — спросил Искатель, касаясь рдеющей листвы. Слегка, будто остерегаясь обжечься. — Мастерство алхимии! Слияние Земли и Огня! Сомневаюсь, что такое под силу даже великому вождю. Никогда не видел ничего подобного. Дева оглянулась вокруг. Вдохнула ветер, всё ещё напоенный дымом вместе с утренней сыростью почвы и пряными травами. — Ты вправду так считаешь? Я... даже не думала... не знала, что моя ворожба оставит такой след. Согласись, никто из нас не ведает истинных пределов своих сил. — Не страшись их. Они прекрасны, когда направлены во благо. Смотри! Это... словно медные и золотые сокровища гор, только лучше. Словно погребальный костёр природы. — Ты правишь царством жизни, а говоришь о смерти, — упрекнула она смущённо. — Но вслед за долгим сном следует пробуждение и перерождение. И его обещание горит во всём... как искра Вечного Пламени, — ответил он, взяв её ладони в свои и заглянув в глаза. Она готова была стоять так бесконечно. Будто уже и недосягаемый божественный огонь не нужен был ей, а только этот взгляд и это мгновение. Вдруг, ускользнув, Искательница бросилась прочь, пролетев подолом белого платья над тлеющим костровищем, смеясь и роняя кленовые листья с венка. На щеках и в груди горело пуще раскалённых углей. Босые ноги разметали шелестящий пёстрый ковёр, скрывший тропы. Вспорхнули вспугнутые птицы. А Искатель лишь смотрел ей вслед, сжимая в руке янтарный осколок. В мир впервые пришла осень.