О взгядах, прикосновениях и бывших

Каково это? Приходить каждый день на значимые места для обоих, молча сидеть на одной скамейке по разным сторонам, не решаясь заговорить. Вспоминать моменты из прошлого, смахивать слезы, которых не стесняется ни один, и делать вид, что ничего не произошло. Сколько так может продолжаться? И сколько уже продолжается?.. Неделю, месяц, год?... По ощущениям, уже целую вечность. Вроде у обоих есть девушки, им незачем ворошить прошлое, но всё же каждый вечер и ночь они проводят время не с избранницами, а друг с другом, делая еще больнее. Они бы с радостью бросили эту затею, но чувствовали бы некую тяжесть на такой несуществующей, но ощутимой части тела, как душа. А вдруг он его ждет? И только печальные взгляды и грустные вздохи о прекрасном совместном прошлом могут открыть прежние воспоминания, ощущения ледяной кожи и мягких кудряшек, угловатость тела и приятные очертания, бессонные ночи и вечерние прогулки. Оба тянутся за поцелуем. Тем самым, который опалял шею в темноте спальни; тем самым, который возбуждал; тем самым, который нужен обоим. Как будто все нормально, будто не было той годовой давности ссоры. И стоит только одному открыть глаза, как вся магия момента пропадает, приходит холодная, жестокая реальность, где они уже как год враги для медийного пространства. Где есть лишь разрушенные отношения и дикая неприязнь друг к другу. Где есть лишь мимолетные взгляды и случайные прикосновения, напоминающие о былом прошлом. О былом, где были яркие засосы, глубокие поцелуи, совместные вечера и улыбка Ларина. Улыбка, оставшаяся только в воспоминаниях. Милые фразочки сменились желчными высказываниями, глаза, полные любви и доверия, стали холодными, жестокими. Они неосознанно тянуться друг к другу. И как бы сознание не говорило "Нет!", тело обмануть невозможно. Может специально, а может и нет, их часто замечают в одной и той же блогерской тусовке, в одном и том же баре, в одно и то же время, в одном и том же месте. Они стоят посреди пьяного хаоса, не замечая кого-либо. И тот, и тот пьян, но сознание чувствуется поразительно ясным, напоминая обо всем. О том, когда ни один из них не был трезв, и не важно: из-за алкоголя или любви. Это было просто не важно. Как бы оба не хотели сказать друг другу долгожданное "прости", ведь оба виноваты в этом, никто не может забыть прежние обиды и последний нормальный разговор. – Блять, Юра, это что такое? – Ну, Дим, это нужно было сделать для образа, – пытался оправдаться в хлам пьяный Юрий, валяясь на диване в каком-то баре. – Нужно было наебениться до, фактически, потери памяти? – уже порядком заебавшийся Ларин от нелепых отговорок для пьянки последние три недели нервно ходил вперед-назад, пытаясь не вылить вновь ушат грязи на его любовника. Он следил за Хованским, даже всерьез принялся за его лечение, чтобы он не сдох нахуй через три года, и это получает взамен? – Сука, Юрий, Вы меня окончательно выбесили, я сегодня же забираю все свои вещи из твоей квартиры. Заебал. – Дима, я ж первый раз, – почему-то захотелось хорошенько ударить его за наглое вранье. – Тебе, блять, назвать как минимум еще четыре дня, когда ты говорил мне такую фразу на этой неделе? – Ларин привык к будням, где тот выпивает два-три литра пива за день, но, когда Юра стал откровенно пользоваться добротой, проявляющейся только к нему, картавый не выдержал. – Ну я же тебе не изменяю, – крикнул он в спину уходящем из пустого бара человеку. – О, ты хочешь увидеть фотографию, где ты полуголый обнимаешься с какой-то шкурой? – воспоминания недельной давности резанули по душе критика. Как бы он не искал оправдания, толчка к этому действию он не нашел, так как ясно понимал – Юра полностью осознавал свои деяния. – Но это всего лишь образ, епт, – последнее оправдание было жалкое, как и нынешнее положение "гангстера всея Ютуба". – Ну тогда и ебись со своим образом, раз придуманное ты ценишь больше, чем материальное, – после этой фразы, Дима быстрым шагом направился к выходу, даже не обращая внимания на тонкие дорожки слез. Пьяный шепелявый еще долго не понимал смысл этих слов, но по приезду домой следующим днем вещей и вправду не осталось. Лишь слабый запах от его одеколона выдавал недавнее присутствие другого человека. Ключи на тумбочке в прихожей, отсутствие чужой обуви и ёбаный Уткин, который не берет трубку уже больше суток. Каждый взгляд режет, как бритва. Без разницы, взгляд с любовью, ненавистью, грустью. Он режет, как раскаленный нож. Не сказать, что больно, места со шрамами давно потеряли возможность чувствовать боль. Это как напоминание о прежних словах и ошибках. Ошибках, которые хочется повторять вновь и вновь. Встречи на улице, в студиях, барах... Как будто всё не случайно. Их притягивает, словно противоположные полюса магнита. Прикосновения обжигают не хуже огня. Навевают воспоминания, от которых хочется спрятаться. Прятать румянец, столь не подходящий для серьезного разговора. Никогда не связывайтесь со своими бывшими. Это невероятно больно. Но одновременно так нужно. Как напоминание, как остаток прошлого, который лучше помнить, не повторять его, а учиться. Дима одиноко сидит на диванчике в каком-то баре. Он не помнит его название, да и не нужно. Он больше сюда не вернется. На столике рядом стоит бутылка чего-то высокоградусного, скорее всего ром или коньяк. Примерно половина содержимого была в крови, что стирала все рамки, усыпляло сознание и разум. Ларин не был пьян в хлам, он был в том состоянии, когда обдумываешь свое прошлое, возможное будущее. Когда понимаешь всё, что было, и даже то, что хотел спрятать, выходит на поверхность. Разум не подчиняется законам физики, там нет плотности вещества, поэтому даже самые тяжелые потопленные корабли рано или поздно всплывают на поверхность океана. Рядом кто-то грузно опустился с чем-то алкогольным в руке, что было явно не удивительно для такого места. Хованский также забывался в алкоголе, даже не пытаясь протрезветь на следующее утро, а просто начиная пить по новой. Ларин машинально положил голову на плечо этого человека – ему не тробовались приветствия или облик, он итак знал, кто это. – Я скучаю, – проговорил Юрий тихо, но достаточно громко, чтобы его услышали. – Я тоже, – ответил Дима, чувствуя чужую руку на своей талии. – Ты уверен, что не хочешь вернуться? – голос был удрученным, осипшим, полным надежды и тоски. – Да, – Дмитрий слишком много раз обжигался об людей. Последние серьезные отношения окончательно остудили его эмоции и чувства. – Как бы нам не было хорошо, главное, что это было. А то, что было, уже не вернуть. – Я чувствую, как морально разлагаюсь без тебя. Ты мне нужен. Не как враг, не как человек где-то далеко. Ты нужен мне рядом, – отчаянные попытки разбудить хоть что-то былое. Как жаль, что Юра не знал, как больно было ему смотреть на своего пусть уже бывшего любовника. Чувства не ушли, но рана, которую нанес Хованский, оказалась слишком глубокой. Она заросла ужасным рубцом, напоминающим о душевной боли. – Мы должны забыть друг друга, – спокойно сказал Ларин. Собеседник молча согласился. Никто не знает, кто первый потянулся за поцелуем, но оба знали, что это им необходимо. Поцелуй с привкусом коньяка и пива. В точности отражает их натуру. Они просто друг другу не подходят, а значит остается только отпустить. Волей не волей их замечают в одних и тех же местах, в одних и тех же тусовках, в одно и то же время. Они вроде отпустили, решили забыть прошлое, но взгляды и прикосновения обжигают не хуже, чем раньше.