***
Проснувшись утром, Курган почувствовал, что случилось что-то очень плохое. С Че. Спустившись вниз, он узнал от матери о взрыве, о том, что многих эвакуировали в срочном порядке к ним, и, возможно, будет нужна помощь в госпитале. Единственное, что промелькнуло в его голове – это мысль о Че. Не дослушав мать, он побежал в госпиталь. Очутившись в палате, он едва сдержал слёзы. Его любимый был весь покрыт химическими ожогами, ужасными на вид. Он не приходил в себя несколько дней. Курган помогал складывать перевязочный материал, когда ему сообщили, что Че пришел в себя и хочет его увидеть. В спешке побросав бинты и вату, он побежал к нему. В палате был Свердлов. Было ясно, что этот инцидент не останется без его внимания. Курган опасливо сверлил взглядом его спину в сером пальто, пока, наконец, Свердлов, почувствовав его взгляд не обернулся. - О, сестра. Ничего, что я без халата? Извините, спешу на встречу и сейчас же ухожу. – Добродушно произнес он, и, пожелав Че скорейшего выздоровления, ушел. Курган заметил на столе пакет ярко-оранжевых апельсинов, и ему стало немного стыдно за свое поведение. - Что он тебе сказал? - Ты же сам слышал, сказал поправляться. - И больше ничего? - Это уже мои проблемы. - Нет уж, теперь это и мои проблемы. Ты хоть знаешь, какой выброс радиа!.. – Он не смог договорить, потому что Че зажал его рот поцелуем. Особой чувственности не получилось, потому что он скривился, когда Курган нечаянно задел одну из ран. - Прости! - Да ничего. Сам виноват. – Сказал Че, укладываясь снова на подушки. - Ты рад меня видеть? - До сумасшествия, особенно здесь и в таком виде. - В голосе Кургана чувствовалось раздражение. - Стоило оставить тебя, и на тебе. Взрыв! Брагинский это просто так не оставит, и… - Если это стоило того, чтобы увидеть тебя, я ни о чём не жалею… - Дурак. - Это значит, что мы снова вместе? - Нет, это значит, что ты дурак. – Курган рассерженно отвернулся и принялся складывать полотенца. - И курить тебе теперь нельзя. - Ты не заметил, что Свердлов назвал тебя сестрой? – Че растянул губы в улыбке, что, кстати, было для него редкостью. – Мне нравится твой костюмчик. Может, проведем процедуры? Лицо Кургана приняло цвет спелого помидора. Он швырнул в Че полотенцем, и вылетел из палаты с криком «Не дождёшься!» А Че остался в палате, в недоумении соображая, что возмутительного Курган нашёл в смене повязок на ранах.Часть 1
21 августа 2017 г. в 17:45
Курган, вернувшись домой, застал Че у окна с сигаретой в зубах. Он задумчиво выпускал сизые струйки дыма в ночное небо, подсвеченное огнями города. Звёзд не было видно, их свет поглощал плотный слой смога – нередкое явление дома у Че.
Опустив тяжёлые сумки с продуктами на пол, Курган устало опустился на облезлую табуретку и горько вздохнул. Че наконец заметил его возвращение и сел напротив, заложив за ухо неприкуренную сигарету. От него пахло улицей и дымом. Курган привык к этому запаху и полюбил его, ведь он в его сознании связан с образом любимого. Ему было тяжело глядеть в глаза Че, и он не поднимал головы, разглядывая облупившуюся столешницу и судорожно соображая, как поступить.
Почувствовав неладное, Че подался вперёд и положил большие широкие ладони на ручки Кургана, но он в тот же миг отдёрнул их и положил на колени.
- Что произошло? - Беспокойство Че нарастало с каждой секундой. Курган молчал, словно воды в рот набрал. – Может быть, хотя бы поглядишь на меня? Я в чём-то виноват?
Курган поступил так, как никто не ожидал: сильно зажмурив глаза, он рванулся вперёд и лишь интуитивно губами нашел губы Че. Ошарашенный Че даже забыл закрыть глаза, отвечая на полный исступления и отчаяния поцелуй любимого. Курган, ощутив привкус табачной смолы, пощипывающей кончик языка, едва сдержал слёзы. Ведь этот раз последний.
- Так, может, всё-таки скажешь, что произошло? – Оторвавшись от губ Кургана, задал вопрос Че. Он взял в ладони маленькое бледное личико, большим пальцем вытер слезу, предательски скатившуюся по побледневшей щеке. – Ты меня пугаешь.
Курган, все ещё жмурясь, пытался сообразить, как же ему сказать, то, что, может быть, бесповоротно изменит не только его жизнь, но и жизнь Че. Наконец, набравшись решимости, он широко распахнул изумрудно-зелёные глаза и тихо, но отчетливо произнес:
- Я от тебя ухожу…
Дальше все было, как в нехорошем сне. Скромные пожитки перекочевали с полок старого шкафа в затасканную спортивную сумку. Все время, пока Курган укладывал вещи, Че стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку и с недоумением наблюдая сие действо – он всё ещё не мог поверить в серьёзность заявления Кургана.
Курган шмыгал носом и пытался совладать с подступающими к горлу слезами, ему не хотелось покидать крохотную «хрущёвку», но его природное упрямство было сильнее. Он так боялся показаться слабохарактерным, что не мог повернуть назад, зайдя так далеко.
Че опомнился лишь услышав, как хлопнула входная дверь. В прихожей рядом с телефоном он обнаружил второй комплект ключей.
«Ничего, скоро перебесится и вернётся,» - успокоил он себя. Хорошо изучив характер «зауральца», в прошлом сибиряка, Че понимал, что нельзя ни в коем случае и никаким образом задеть его самолюбие, порой доходившее до болезненности. Надо дать ему подумать.
Выйдя во двор, Курган почувствовал, что больше не может сдерживать слёзы. Они лились в три ручья, но он упрямо шёл, не останавливаясь, ведь прекрасно понимал, что если остановится и оглянется назад, увидит на балконе Че, то уже не сможет уйти. И он продолжал идти по скрипучему снегу, прочь от их маленькой квартирки.
Прошел месяц, два, три. Курган не приходил. Он вернулся в родительский дом и старался начать жить заново. Че губил себя, а Курган устал бороться с его образом жизни.
Че терпеливо ждал. Чего-чего, а терпения у него было достаточно, но и оно начало понемногу истощаться. Всё шло обычным чередом: заводские трубы чадили, каждый день смог сгущался, замешивая иссиня-чёрное ночное небо.
Но одна ночь была особенной. Над городом поднялся столб дыма и пыли, который мерцал оранжево-красным светом.
- Что за чёрт? Не северное же сияние.
Че был крайне взволнован. У него появилось нехорошее предчувствие. И оно себя оправдало: это был взрыв на химкомбинате «Маяк», а никакое не северное сияние.