платите по счетам.

      Это произошло спустя неделю, как Айт выздоровел.       После ночного разговора состояние капитана быстро улучшилось и он смог вернутся к свои обязанностям, которых, кстати, накопилось столько, что ближайшие два дня они не виделись вообще. На этот факт не могло повлиять даже то, что жили они в одной каюте.       Всё это время Ирка была предоставлена сама себе. Она бродила по кораблю, изучала его устройство и его людей, наблюдала, запоминала и — что было не редкостью — отваживала от себя желающих познакомиться с «юной леди». Ещё бы — девушка на корабле, одна, с никем не обозначенным статусом, она становилась привлекательной «добычей». А когда очередной кандидат оказывался чересчур настойчивым, на помощь Ирке приходил Шен. То есть просто появлялся рядом и незадачливый поклонник сразу вспоминал, что у него ещё много дел и спешил убраться подальше от старпома. А то мало ли что. Ирка тогда чуть кивала в знак благодарности, а Шен демонстративно проходил мимо, будто вовсе не из-за неё оказался здесь. Взаимопонимание (а может, взаимотерпимость?) было установлено.       Через два дня Айт наконец разобрался с большей частью дел и собрал всех на верхней палубе. Начинал говорить с обычного: об их планах, куда и когда они прибудут, что неплохо было бы пополнить кошельки. Ирка тогда думает, что это всё, но капитан резко меняет тему. — И в конце, позвольте представить вам нового члена нашей команды — многоуважаемая Ирка из лекарей! Толпа на секунду замирает, а потом начинает возмущённо галдеть. — Женщина на корабле — жди беды! — Если это мешает тебе работать, я обрежу волосы, надену форму и начну ругаться словно портовая стража. — Может ты ещё и палубы драить будешь? — Да, если ты не справишься, — Ирка спокойно кивает и видит, как рядом одобрительно кивает Айт и, о чудо! , слегка улыбается Шен. Толпа завороженно замолкает и конфликт исчерпывает сам себя. Такое всё-таки не каждый день увидишь… Возмутитель спокойствия, поняв, что неожиданно остался в одиночестве, как-то тушуется и на этом всё заканчивается. Теперь она — часть «Стоглавого Дракона».       За следующие несколько дней Ирка переделала на корабле почти всё, что можно было. Она мыла котлы, в которых сама же готовила, лазала по канатам как заправский артист в цирке, лечила, стояла на вахте, но (!) ни разу не драила палубу. И всех это почему-то несказанно смешило. Особенно доставалось матросу, рискнувшему выступить на собрании — команда подшучивала над бедным парнем при каждом удобном случае, а Шен и Айт спокойно кивали, мол, молодец, справляешься со своими обязанностями. Ирка, в противовес, такой участи избежала. Шутить над юной пираткой не рискнул никто, справедливо опасаясь её острого языка и не менее острой шпаги. С последней, кстати, её учили обращаться всем кораблём, и Ирка была благодарной ученицей, к концу недели выиграв у половины своих «учителей». Но самым главным её противником, во всех смыслах, был Тат. Не Айт, с которым хоть они и ругались по каждому поводу, но не враждовали, а его полоумный брат Татальзвум. Ирка всё ещё не понимала, зачем Айт вообще его держит на корабле — убыток от него был столь же велик, сколь мал был его мозг. Сам капитан на этот вопрос неопределённо пожимал плечами или предлагал спросить у самого Тата. В первый раз, не поняв шутки, Ирка действительно пошла и спросила — именно тогда Хортица поняла, насколько велика ненависть капитанского брата к ней. Тат материл её, словно она была предательница, пытался даже бить, благо команда подоспела и до рукоприкладства не дошло, но всё и так было предельно ясно. Больше Ирка с Татом говорить не пыталась, предпочитая избегать его общества.       В конце не-знаю-какого-по-счёту дня она вспомнила, что вообще-то ведьма, и разложила карты.

«Ложь», «Слёзы», «Путь», «Беда»,

      Последнюю карту Ирка так и не раскрыла — не смогла, и без того захлёбываясь подступающим чувством тревоги. Карты не врут — это знает любая ведьма, это непреложная истинна, но сейчас ей до ужаса хотелось верить в обратное, верить, что всё обойдётся. Но карты не врут.       Ирка тогда выбегает из каюты, уже не в силах сдерживать слёзы. Она знает, проклятье! , она всё знает. Она не сомневается в своих догадках. А карты не врут. На столе посреди капитанской каюты остаются лежать карты, и лишь одна из них рубашкой вверх.

«Феникс».

      К Айту она подлетает словно ураган — взъерошенная, с горящими глазами и слезами на щеках. — Скажи мне… скажи, что это не правда! — Что такое, Ир? Что сказать? Что не правда? — Та партия! Ты ведь тогда не раскрыл свои карты! Ты, ты выиграл тогда! — Ирка знает, что она права. Она видит это в отражении Айтовых глаз, сейчас цвета моря в шторм, видит свою правоту в его напряжённой фигуре, в побелевших до боли пальцах. Она не хочет верить, не хочет видеть, но всё равно смотрит. Карты не врут. А вот пираты — ещё как. — Как ты узнала? — Айт тоже это знает, как знает, что отпираться бесполезно. Прямое вранье — это слишком низко для капитана «Стоглавого дракона». Айт напряжён, как никогда. Это легко читается, это ощутил бы даже слепой. Он боится, боится потерять её, потому что знает, что этим всё закончится. Айтварас не глуп, он просто иногда забывает, что Ирка — ведьма.       А она ни слова в ответ не говорит, только слёзы бегут по щекам. Ей больно, больно и страшно, за себя, за свою судьбу, за Айта, за экипаж корабля… Этот страх, он ничто по сравнению с её гордостью! — Ирка, ведьма моя, ну что же ты… — Айт попытался было обнять её, но уже-не-пиратка отпрянула, смотря со смесью ненависти и страха. — Не трогай меня! Ты, грязный, противный, лживый пират! Глаза б мои тебя не видели! Ненавижу, ненавижу тебя!.. — Ирка… — он растерян, он не знает что делать, потому что впервые видит кого бы то ни было в таком состоянии, ему невдомёк, что надо просто подойти и обнять, ломая хрупкое сопротивление. Потому он просто стоит и смотрит, сжимая от бессилия кулаки, как она убегает, стирая слёзы на щеках.       Проходит ещё неделя, прежде чем их корабль встаёт на якорь в каком-то Богами забытом порту. Всё это время Ирка и Айт не разговаривали, да что там, они не виделись всю эту неделю! И если Айт отчаянно искал встречи, то Ирка также отчаянно её избегала. Шен смотрел на это с философским спокойствием, но даже ему была не по душе ссора между капитаном и ведьмой. Больше всех страдала команда «Стоглавого» — бедный пираты получали от нервного капитана, а потом от не менее нервной Ирки, как-будто им и так не хватало Шена. Вечное спокойствие на корабле было подорвано.       А потом Ирка исчезает. Просто уходит, отведя глаза, как умела с самого рождения. Она не взяла н и ч е г о. Ни золото, ни оружие, ни одежду, выданную ей Айтом. Она не оставила ни следа о себе, будто её здесь никогда и не было, мастерски провернув это дело. Только Айт не мог просто забыть. Он помнил всё, каждую мелочь, каждое мгновенье, проведённое с ней — этого не вытравить из памяти никакими заклинаниями, не высечь сталью и не залить ромом. Спокойствие обратилось пеплом.       Ирке было плохо. Просто до одури холодно и одиноко, страшно за себя и за Айта. Как бы она его ни ненавидела, не могла не любить. После предательства дорогого, как казалось, человека собрать себя обратно по кусочкам оказалось невероятно сложно. Вставать с утра, потому что так надо, завтракать не из-за голода, а потому что иначе нельзя. Жить, хотя хочется умереть.       Но какая это, к чёрту, жизнь?! Путь-дорога, да бесконечность впереди, и чудится Ирке — каждый шепчет «Ведьма, умри!». Она топила себя в роме и виски, она словно куртизанка клеилась к каждому встречному, но ей уже не забыть его. Её тело, душа намертво привязаны и от этого ненависть к пирату только росла.       Пятая (а может, пятьдесят пятая?) по счёту деревня на её пути отличалась от всех предыдущих, но Ирка не как не могла сказать, чем именно. Что-то в воздухе заставляло её нервно передёргивать плечами и оборачиваться при каждом шорохе, что-то враждебное и чужое. Она буквально кожей ощущала ненависть и закостенелую вражду, пропитавшие это место. Можно было бы и не ходить сюда, но других мест для ночёвки Ирка не знала, а сгущающиеся сумерки заставляли остановиться.       Жители деревни, на удивление, оказались приветливыми и доброжелательными. Её впустили в дом, накормили и даже денег не взяли, но Ирку всё равно не покидало нарастающие чувство тревоги. Близилась полночь. Через какое-то время все члены семьи, в доме которой ведьма и заночевала, стали собираться. На её вопросы они только удивлённо округляли глаза или коротко отвечали: «В церковь». А Ирка, при всей своей нелюбви к подобным местам, собралась с ними. /Что угодно, лишь бы одной не оставаться здесь/       Церковь… Не то что бы Ирка ненавидела такие места, или они действительно могли с ней что-то сделать, нет. Но царящая в них атмосфера, предубеждения, витавшие в воздухе, претили свободолюбивой ведьме. А потому в церковь Ирка не ходила.       Это было даже не страшно, если не обращать внимание на темноту вокруг. Люди как люди, церковь как церковь, но рука её всё же лежала на эфесе шпаги. И, наверно, всё же не зря, потому что едва она ступила на порог белокаменного здания, на её голову опустилась хорошая такая, деревянная дубина.       Айт был в отчаянии. Он ругал себя, клял последними словами за то, что привязался к ведьме, топил одиночество в роме, срывался на юнгах, но не в силах был заглушить эту боль. Она разъедала его изнутри, грозила затопить с головой. И только Шен, его верный старпом и просто друг и соратник, был почему-то уверен, что они ещё встретятся. Айт был терпелив, но вот сейчас хотелось послать всех к морским дьяволам. Дела тоже валились из рук капитана «Стоглавого Дракона», и, когда они в очередной раз остановились в порту, Шен посоветовал ему сбросить, наконец, напряжение, если не тела, то хотя бы духа. В общем и в целом, он предложил ему бои без правил. Предложение было принято.       В подвале, где был установлен своеобразный ринг и скамьи, народу оказалось неожиданно много. Кого здесь только не было: пахари и ремесленники, горожане, воры и убийцы, и даже пираты. Увидев среди них старых знакомых, Айт чуть поморщился, но большего себе не позволил. Всё же, они могли стать проблемой.       Договориться с распорядителем вызвался Шен, ещё больше удивив своего капитана. Что-то начинало подсказывать Айту, что старпом не с проста ТАК вольно чувствует себя в подобных местах. Впрочем, эта мысль быстро исчезла — прошлое было тем единственным, на что накладывал табу сам капитан «Стоглавого Дракона». Всем им есть что скрывать.       Бои начались. Надо сказать, что зрелище это не для слабонервных — сражающиеся действительно творили всё, что хотели. Но было в этом и что-то завораживающее, что-то, что заставляло по-иному смотреть на окружающих тебя. Было ли это тем необходимым глотком свежего воздуха для Айта? Определённо, нет. Но эта было неплохая его замена. Хотя бы на время.       Когда пришла его очередь выходить, Айт вдруг засомневался. Нехорошее предчувствие плотно засело где-то глубоко и ни как не хотело отпускать. Но пиратская честь и гордость (о чём мы вообще?) не позволяла ему просто уйти, показать себя трусом и слабаком. Песчаный пол на арене был уже порядком притоптан и кое-где залит кровью. Его противником, не иначе, как по шутке самой Судьбы, стал Одноглазый Криб — старый знакомый, с которым его связывала закостенелая вражда. Он может стать опасным противником. — Посмотрите только! Сам Айтварас Жалтис, капитан знаменитого «Стоглавого Дракона», соизволил посетить наше скромное заведение! Нравиться вам у нас? Толпа зашумела. Что и говорить, он был весьма популярен. — Оно станет ещё лучше, как только я выиграю. Толпа засвистела. Победить Одноглазого Криба? А он смельчак! Лишь бы не бахвалился.       Бой был короткий. А потом «глушили водку ледяную…» кто-то закричал: «Всем стоять! Руки вверх!» и сознание Айта начало угасать. Последнее, что он видел — злую, какую-то мстительную улыбку Шена.

Как ты мог?

      Ирке было скучно.       Очень скучно.       И самое противное в этой скуке был он — очаровательный и непобедимый капитан «Стоглавого Дракона» Атварас Жалтис. Его, как и при первом их знакомстве, принесли сюда изрядно побитым, в этот раз ещё и без сознания. А у неё травы, как назло, забрали — видать, они тоже на ошибках учатся. Она ведь не против помочь, да как иначе, когда он израненный весь, и даже гордостью её молчала. Вот только Ирка сейчас бессильна. Что за насмешка Судьбы? И всё, что ей оставалось — сидеть рядом, ждать. Самое, конечно же, страшное.       Айт не хотел приходить в себя. Не хотел возвращаться к реальному миру, с его проблемами и заботами, к миру без неё. И он бы с радостью не просыпался больше никогда, но с Шеном надо было разобраться, команду найти (а есть ли она ещё, эта команда?), Криба победить в честном бою… Да, надо.       Но было что-то странное во всём этом. Он, безусловно, снова лежал в темнице, весь такой побитый, но голова отчего-то не болела привычно, и тепло чьих-то рук чувствовалось неимоверно близко. — Ирка… — он говорил это бессознательно, даже в полубеспамятстве не желая забывать о ней. Руки замирают. — Айт — до боли знакомый голос шепчет его имя. Неужели?       Пират резко вскакивает, тут же морщась от ноющей боли во всём теле, но в упор смотрит на ведьму, и молиться про себя: «Лишь бы правда она, лишь бы не сон». А Ирка вслед за ним поднимается, и смотрит в эти невозможно синие глаза, и утонуть в них хочет. — Ирка… Это правда ты? — Правда. — …       Он не знает, с чего начать. Извиниться за свою ложь? Рассказать о том, как не мог жить без неё? Сказать, что любит? — Ир, я… — Тшш. Ничего не говори. Не надо.       Она видит всё это. Легко читает в глазах, полных муки, в жестах, в мыслях. Она обнимает его, чувствуя, наконец, как сильные руки крепко прижимают её к себе. С ним она действительно ощущала себя в безопасности. — Знаешь, у меня почему-то чувство, словно всё это уже было, — она медленно отстраняется, и Айт видит бесенят в её глазах. — Да, у меня тоже. Сыграем? — он ловко достаёт из-за пояса колоду и видит, как улыбается его ведьма. Во всём мире для него нет ничего важнее. Он ещё успеет ей всё рассказать, тысячу раз извиниться и скажет заветные три слова — времени у них хоть отбавляй. В этот раз их никто не спасёт.       Ирка узнаёт об этом в самый последний момент, и Айтварасу так смешно наблюдать за её эмоциями — сначала она была в бешенстве, потом попыталась придумать план побега, а после и вовсе расплакалась, как маленькая девочка. И пирату ничего не оставалось, кроме как прижимать её к себе, успокаивающе гладить и шептать какие-то глупости. С ней он чувствовал себя всесильным.       Это ощущение пропадает, когда они выходят на эшафот. Айт улыбается, но не может скрыть даже от самого себя — он боится смерти. До дрожи в коленях боится оставить всё как есть, не закончить дела, не поквитаться с врагами и друзьями, боится оставить свою ведьму одну.       Ирка тоже боится, но ей давно уже нечего терять. Она улыбается, не хочет казаться слабой даже в конце. Улыбается, когда её ведут к костру. Улыбается, когда монарх привязывает её к столбу. Айту от этой улыбки хочется выть, но он понимает — он бессилен, и злость от этого только увеличивается. Поэтому он отворачивается, смотрит в толпу, хмуриться.       Не смотрит он и когда всё тот же монарх подносит пылающий факел к костру, продолжая напряжённо всматриваться в толпу людей. Одни Боги знают, как тяжело ему пришлось. Боги и, может быть, Шен. Потому что в следующее мгновенье его голос пронзает тишину: — На абордаж! За Айта! За Дракона!       На эшафоте появились люди. Пираты. Такое их количество, пожалуй, вряд ли когда-нибудь собиралось на казнях, но они пришли сюда отнюдь не умирать — убивать, если придётся. Кто-то отвязал Айта, и он сразу кинулся к Ирке. От боли она потеряла сознание, в нос ударил запах палёной кожи. Лихорадочно, в нелепой попытке защитить, он отвязывает его и прижимает к себе. Рядом возникает Шен. — Чего так долго? — Простите, господин, но предать вас оказалось не так то и легко. Всё же, опыта у меня не так много, — тут старпом позволяет себе немного иронии. Это действительно оказалось тяжело. — Все в сборе? — Да. — Тогда уходим.       И пираты ушли. Как волна накрывает тебя, а после исчезает в море, так и они растворились среди толпы, окольным путями, переулками, закоулками пробрались к гавани. Не оборачиваясь, не останавливаясь, ещё быстрее. Все действовали чётко и слаженно — убегать им было не в первой. Но Айт всё же тормозит возле пристани, чуть не выронив Ирку, потому что своего корабля он не видит. Зато видит другой, меньше и хуже, он даже знает, чей это корабль, под гордым названием «Феникс». А команда бежит всё также, словно всю жизнь они плавали на этом корабле. — Капитан, не стойте! Стража близко! Айт мотает головой, отгоняя страшные ведения, и бросается за своей командой. Конечно, этот корабль не чета прежнему, но пират знает, как использовать это себе во благо. Он улыбается.       Ирке не хочется просыпаться, но ноющая боль никак не даёт заснуть. Ей плохо. У неё жар и, кажется, заражение началось, ей кажется, что она всё ещё там, на костре, под сотней взглядов, пропитанных ненавистью, и выть хочется безумно. Ещё она чувствует холодную кожу Айта, который крепко её обнимает, но даже вода не способна затушить сейчас это пламя. Ирка встаёт, точнее пытается, но уж глаза-то она точно открыла, а всё равно будто во сне. И не небо над ней, не привычные доски капитанской каюты, а что-то другое, чужое. Но Айт мирно спит рядом /или не спит, кто его разберёт/, значит — всё в порядке?       Ирка всё же пытается встать, но её тут прижимают к кровати. — Далеко собралась? — К акулам в гости. Айт едва слышно рассмеялся. Шутка была старая и оттого абсолютно не смешная, но любимая Иркой. — От меня не уйдёшь, ведьма. — Ты меня не поймаешь, пират.