Кукла наследника Тутти

…Вечерело. Над площадью Звезды простиралось свинцовое небо. Впрочем, на западе слой облаков был тоньше, но солнце всё же не могло сквозь них пробиться, и край неба озарялся мрачноватым багровым заревом. На балконе дворца — бывшего дворца, конечно же, — стоял рыжий мускулистый человек в потёртой кожаной куртке, из-под которой выглядывала выцветшая рубаха. Человек щурился, пытаясь то ли угадать в закате очертания окраин города, то ли рассчитать в уме, сколько хлеба полагалось его обитателям на ближайший месяц. Что ни говори, а времена настали тяжёлые… Тоска, тоска и скука — вот что обуревало его сердце. А от тоски приходила безысходная злость, желание напиться или сбежать… или вытворить ещё что-нибудь из ряда вон выходящее. Он произнёс странное имя — как будто раскрыл маленькую деревянную круглую коробочку, которая трудно раскрывается: — Суок!

◌◌◌ ◌◌◌ ◌◌◌

…Балконная дверь скрипнула почти в том же тоне, и к перилам скользнула хрупкая девичья фигурка. — Откормить бы тебя как следует, — заметил невзначай мужчина и ухмыльнулся. — Вон, уже сколько лет, а всё циркачка циркачкой… Девочка смутилась. Она до сих пор не привыкла к мысли о том, что на неё в принципе могут смотреть как на взрослую женщину — тем более старинные друзья и соратники… Между тем, со времён революции прошло уже несколько лет; для Суок и её брата, по законам их родины, приближался возраст совершеннолетия. При этом на Тутти по-прежнему лежало бремя подготовки к государственной деятельности (хотя и на новый лад), а вот его взрослеющая сестрёнка оставалась словно бы куклой. В её задачи входило лишь ободрять и утешать Тутти, который с самого детства был склонен к приступам тревожной меланхолии, вносить оживление в суровые будни соратников и быть любимицей народа. Только вот в последнее время такое положение переставало её устраивать… — А я кто, по-твоему? — буркнула Суок в ответ. — Циркачка и есть!.. — Ну, ну… — умиротворяюще пробурчал Просперо. — Иди сюда, кукла. Если бы не дождь — можно было бы отправить тебя гулять по крышам, радовать народ… Он подхватил ее на могучих руках; однако Суок лишь смутилась ещё больше. Вообще, для него были обычны подобные выходки и грубоватые пролетарские шуточки, и Суок никогда доселе не принимала их на свой счёт. Но сейчас всё было иначе… Казалось, что-то изменилось в самом воздухе — незаметно и неотвратимо. Только вот что? — У нас урожая сейчас — кот наплакал, — продолжал Просперо — прежде оружейник, ныне министр революционного хозяйства. — Просить или требовать не у кого: всё конфискованное проели, отправили на переплавку или продали за границу. Богачей не осталось… Сами через пень-колоду работаем… Так-то хоть на тебя бы все посмотрели, позабавились — да сегодня все крыши мокрые от дождя. — А что мне дождь?.. Я и так могу по крышам прогуляться, — всё так же дерзко отвечала она. — Ты с ума сошла, кукла?.. Поскользнёшься — так навернёшься, что даже наш Гаспар тебе шестерёнки не поправит… — с этими словами Просперо больно ткнул её пальцем в грудь, как ребёнка. — Да чего ты ко мне пристал? — окончательно вспылила она и убежала с балкона. Было больно, а больше — обидно. Да и вообще, в воздухе витало что-то незнакомое, тревожное, неправильное… «Надо послать за доктором Гаспаром, — заключила Суок. — Наверное, я больна». Она бросилась в глубь дворца, мимо заколоченных комнат, где пылились и прели остатки дорогих тканей, утвари и прочего барахла, что осталось от «трёх жирных свиней». — Эй!.. — в просвете коридора мелькнул стройный силуэт. — Тибул! — вскрикнула Суок и кинулась к нему в объятия. — Что случилось? — тепло спросил он. Она замялась, не зная, как объяснить то, что с ней происходит. Тибул много лет знал её и был для неё прямо как родной; но слов отчего-то всё равно не находилось. — Мне плохо, — проговорила она. — Можешь послать за нашим доктором?.. — Послать? — переспросил гимнаст. — Нет уж! Сейчас я сам его приведу, — и он, как в старые добрые времена, вскочил на подоконник. — Я с тобой, — она бросилась следом. — Но тебе же плохо! — Это не то плохо, — мотнула головой Суок. — Просперо запретил мне сегодня гулять по крышам. Не знаю, что на него нашло. — Он в последнее время сам не свой, — согласился гимнаст. — Это всё от государственных забот, надо полагать… Давай-ка я всё-таки слетаю за доктором, а ты подождёшь тут? Тибул ласково взял девочку за подбородок и посмотрел ей в глаза. — Ладно… — пролепетала она, отчего-то снова теряясь. — Спасибо, Тибул… — Я вернусь. Не скучай сильно, — улыбнулся он и вскоре исчез за окном.