мама - сестра

Вот уже год, как Её нет с нами. Август — время заготовок. Сегодня я впервые буду консервировать что-то без Неё. Прежде я бы выбрала лето как любимое время года, только из-за заготовок. А теперь… Я не знаю. Так многое поменялось. Первые две банки стерилизуются над кастрюлями, я мою огурцы, а маленькая Богдаша лежит в своей кроватке. Владик помогает мне и развлекает малышку. Она весело лопочет что-то на своём языке, кусая иногда любимую лошадку за хвостик. Я опять достаю Её тетрадь, ласково провожу рукой по обложке и открываю первую страницу. Её я знаю наизусть, но перечитываю снова, теперь уже через строчку: «…Люблю… Когда не будет меня… Люблю вас всех… Позаботься о семье. Ты моя опора. В шестнадцать лет тебе, моя родная, придётся самой воспитывать маленькую сестру и брата… Ты справишься, я знаю…» Снова слёзы выступают на глаза, но я заставляю их спрятаться обратно. Меняю банки и бегу на плач Богдаши. Во время беременности и вообще в семье мама любила петь нам старые песни. В них Илья Муромец и Ярило, Кощей Бессмертный и Даждьбог, я начинаю с нашей любимой, и непослушная слеза сбегает вниз по щеке. Малышка успокаивается, меняет игрушку и опять начинает весело что-то болтать. В её глаза я вижу такие же смешинки, как у мамы, а губы так же мило растягиваются в улыбке, показываю ещё совсем белые молочные зубки. Песня кончается, а я начинаю читать стихи. Мама в своей тетради писала, что чем больше я буду рассказывать разных сказок и стихов малютке, тем умнее она вырастет. А мне всегда это давалось легко. Опять меняю банки над кастрюлями, забрасываю в остывшие всё необходимое и начинаю заталкивать сами огурцы. Заталкивая, я вспоминаю все указания мамы, её голос оживает у меня в голове: « Большие огурцы — вниз, маленькие — наверх». Тщетно стараюсь сдержать слёзы, но некоторые всё же капают в банку. Строчки стихотворения перепутались в голове, поэтому я начинаю сказку. Пока Алёнушка ищет братца Иванушку у Бабы Яги, уже три банки готовы. Слёзы продолжают капать, но за этот длинный год я научилась плакать тихо, не мешая сказке «литься» из моих губ. Внезапно мой взгляд падает на Владика: в свои тринадцать он возмужал; из-за того, что папа целыми днями работает, брат стал мужчиной в доме. «Рукастый парень!» — хвалит его бабушка, поглаживая по голове дряблой рукой. Этот год изменил нас всех, мы с братом заметно выросли, а бабушка с папой постарели. Кое-где в волосах ещё недавно почти молодого мужчины появилась седина, а бабушка с потерей дочери стала стареть на глазах. Она ещё пыталась держаться ради внуков, ведь больше некому было мне помочь да подсказать, а уход за младенцем — нелёгкая работа, некому было помочь мне и Владу с уроками, некому подсказать даже, сколько соли класть в суп, никто не знал кроме неё. Но она сдавала, нам уже приходилось ждать самого страшного. Сказка сказывалась — дело делалось. На столе уже стояли шесть готовых банок, а на плите начала кипятиться пятилитровая кастрюля с водой. Я опять подглядываю в тетрадь, чтобы уточнить количество соли на каждую банку, как вдруг вижу её слезу. Она тоже плакала, как и я, когда писала эту тетрадь со всеми рецептами, сказками, песнями и советами для меня. Через плечо на эту же страницу подглядывает брат, от вида маминых ровных букв и у него трясётся губа, но он не плачет — он же мужчина. Первое время, сразу после смерти мамы, он просто заперся в комнате и почти не выходил. Мы все переживали по-разному, только мне было некогда переживать. На меня разом обрушилась и забота о младенце, и весь дом. Я старалась готовить убирать, стирать, ухаживать за Богдашей, а иногда в перерывах спать. Сон был так редок, что я со своей обычной пышностью фигуры похудела в щепку. Хорошо, что было лето, и поэтому не было школы. Вспомнились первые дни ещё в роддоме и первое купание. Мама всегда мечтала о большой семье, но так получилось, что третьего ребёнка она рожала уже в 35, и эта девочка стала для нас последней сестрой. Она едва увидела новорожденную, дала ей имя и… И умерла. Её не стало в середине мая, поэтому меня освободили от школы раньше, у меня было почти четыре месяца, чтобы привыкнуть быть старшей женщиной в семье, чтобы научиться заботиться с малышке. Первые две недели я провела в больнице с малышкой, врачи хотели быть уверены, что ребёнок не пострадал. Хотя хотел этого лишь один врач, папин хороший друг, но, так как он был глав врачом, этого захотели и его подчинённые. Богдана была здорова, но отсутствие матери давало о себе знать. Я, хоть и была рядом, хоть она и знала мой голос, не могла для неё стать мамой. Грудничка не обманешь — от меня не пахло молоком. Добрые соседки по палате быстро научили меня некоторым премудростям, уже к вечеру я легко могла запеленать малышку. Хотя первое время её приносили ко мне очень редко, только покормить. Папа незадолго до этого купил сухое молоко для грудничков. Позже время пребывания Богдаши у меня увеличилось, а потом нас и вовсе выписали. Нас встречала вся семья, но счастье от встречи было омрачено, все взрослые пытались улыбаться, дивились на меня, но у всех в глазах стояли слёзы — ведь с ребёнком на руках должна была выйти мама. Остаток дня прошёл почти весело: мы впервые искупали Богдашу, все суетились, только бабушка была почти спокойна, лишь солёные слёзы иногда срывались в корытце с тёплой водой. Малышка смеялась, шлёпала губками и пускала пузыри. Бабушка скоро устала и попыталась передать «эстафету» папе, но он так боялся навредить ребёнку, что отдал мне. Вот тут я окончательно поняла: я стала мамой, женой и самой старшей женщиной в семье, вся ответственность на мне, потому что бабушка стара. Мой маленький братик тихо подкрался ко мне, когда я пела над колыбелькой, обнял и заплакал, уткнувшись мне в бок. Так мы и стояли, он плакал мне в бок, я же обнимала его одной рукой, другой качала кроватку и пыталась допеть песню, хотя горло давили слёзы. А папа стоял в дверном проёме и любовался своей семьёй. Одинокая мужская слеза выкатилась из глаза, но от тут же её вытер. Теперь уже прошёл год, все наладилось и утряслось. Маме недавно установили памятник вместо креста. Теперь она лежит рядом с нашим дедушкой, своим отцом. На фотографии она весело улыбается своей прекрасной улыбкой, которая всегда согревала нас.