Ржа и пепел

Саундвейв издал раздраженный треск и выпустил манипуляторы, тормозя руки Мегатрона болезненными уколами тока. За столько ворн тот мог бы уже запомнить, что Саундвейв всегда снимает навесные модули корпуса сам? Он снизил чувствительность почти до нуля — но все равно на автомате прижал холодную ладонь к оголенному эндоскелету челюстей. Маска-визор поддерживала оптимальную температуру и берегла неизолированные детали от прикосновений воздуха, и Саундвейв предпочел бы не снимать ее вовсе… Слабая, едва идентифицируемая боль переместилась из нижней части фейсплейта в верхнюю, уходя куда-то вглубь головы по выжженному нейроканалу правого оптосенсора и поселяясь в области затылка, будто тисками сдавливая мозговой модуль под шлемом. А может, это заныли напряженные серво, потому что Саундвейву никак не удавалось расслабить шею? Вентсистемы Мегатрона обдали его раскаленным, вызывающим мучительно тягучие спазмы воздухом, и Саундвейв позволил отвести свою ладонь в сторону, неуклюже сцепляя пальцы с чужими толстенными когтями. Он почти надеялся, что Мегатрон сожмет руку слишком сильно — и что эта боль позволит отвлечься от фантомной, вынуждающей думать, что фейсплейт восстановлен, и рефлекторно пытаться стиснуть несуществующие денты. Но нет, сегодня Мегатрон был на диво осторожен. Его клыки коснулись неровной, бугристой поверхности, и глосса заскользила по обломкам эндоскелета, чтобы в следующее мгновение нырнуть в дыру, ведущую к шлюзу. Мегатрону нравилось целовать Саундвейва так — и, пожалуй, «нравилось» было слишком мягким определением. Мегатрон мог делать это долгие клики, урча генераторами, вдавливая Саундвейва в платформу и тщательно изучая глоссой каждый миллиметр бесформенной дыры, заменявшей ему рот. Изуродованные интерфейс-порты волновали Мегатрона меньше; возможно, потому что были восстановлены хотя бы частично. Если Саундвейв и отказался от полной починки фейсплейта, то без возможности полноценного информационного обмена он был бы бесполезен делу десептиконов, и слава Всеискре, Мегатрон это понимал. *** — Старскрим перешел уже всякие границы, — жаловался Мегатрон после совместной перезагрузки, по-прежнему почти утыкаясь оптикой в фейсплейт Саундвейва и тревожа оголенные детали вибрацией от динамиков. — И я до сих пор не могу понять, чего он добивается? То он крадет энергон, то присылает этих дурацких клонов… Если бы на Саундвейве была маска, он не удержался бы и продемонстрировал Мегатрону какой-нибудь земной смайлик из своей коллекции — но увы, в таком состоянии попытка улыбнуться привела бы только к фонтанчикам трансфлюида из расшатанных чужой глоссой смазочных отверстий. Саундвейв не знал точно, как Мегатрон отнесется к заплеванным линзам, и совершенно не хотел спровоцировать второй раунд поцелуев на половину груна. Хорошего понемногу. «Не стоит беспокоиться, мой лорд. Ситуация под контролем, и мои расчеты все еще подтверждают, что действия Старскрима могут быть нам выгодны». Конечно, Саундвейв мог отправить отряд вехиконов на «Предвестник» и вручить Мегатрону мятежного аэрокоммандера. Мог даже ленточкой его перевязать — кажется, что-то подобное он видел недавно в местной инфосети. Вряд ли Старскрим расшифровал бы сравнение с неразумным земным колесным, но Саундвейв и не ожидал, что Старскрим однажды оценит его чувство юмора. Равно как и чье-нибудь еще. Нет уж, давать Старскриму даже призрачный шанс привлечь особое внимание Мегатрона Саундвейв не собирался. А судя по тому, как старательно Старскрим приводил себя в порядок после каждой экзекуции, он явно не понимал, что движется ровно в противоположном направлении от своей заветной мечты. Тем лучше. Чуть сдвинувшись и устроившись под Мегатроном удобнее, Саундвейв обхватил его шлем лапками манипуляторов и ткнул фейсплейтом в свою раскрытую интерфейс-панель. Хватит жаловаться, в самом-то деле! За столько ворн можно и привыкнуть, что Саундвейв всегда контролирует ситуацию, верно? — Не всегда, — прогудел Мегатрон куда-то в глубину его корпуса, и щекотная вибрация проникла во влажные, еще наэлектризованные разъемы. «Не на платформе», — согласился Саундвейв, все-таки испуская мутные фонтанчики трансфлюида, из-за которых смех превращался в какофонию треска, высокочастотного попискивания и бульканья.