Снова

      Рукия как обычно взобралась по стене в открытое окно и удостоверилась предварительно, что никто не мог увидеть этого. Дома никого не должно было быть – так рассказал Кон, когда она заходила к Урахаре. Но рисковать не стоило всё-таки – предусмотрительность не бывает лишней.       Беззвучно спрыгнув с подоконника, Рукия огляделась в поисках чего-нибудь необычного или подозрительного: тонкие занавески колыхались от лёгких дуновений ветра, косые лучи слепили своей яркостью. Всё хорошо. Кроме Ичиго, который сидел за письменным столом, откинувшись на спинку и заложив руки за голову. Подойдя ближе, Рукия поняла, что он просто спит. Во сне он хмурил брови, сжав губы в тонкую линию. Грудь мерно вздымалась на каждом вдохе и опускалась на выдохе. На некоторое время она задержалась, рассматривая его. В обстановке ничем непримечательной комнаты он выделялся на фоне блёклых стен и мебели спокойных цветов.       Она обошла стол и остановилась с другой стороны. Её внимание почему-то привлёк цвет его волос, как обычно стоящих густым ёжиком.       Когда-то давно рыжих называли поцелованными звездой. И теперь стало понятно, почему: солнце, освещая Ичиго, золотило его волосы так, что он словно бы горел. Красиво. Как оказалось, в Обществе душ не ценят красоту так, как здесь. Это прояснилось ещё в школе во время столь редких – раз в неделю или даже две – уроков рисования.       Если бы не он, Рукии не пришлось бы оставаться на такой срок в мире людей, возвращаться вновь, жить как человек, – пускай и спать в шкафу – помогать кому-то здесь не по приказу, а потому, что так хочется. Помогать ему, его друзьям.       Можно было сказать, что длительное пребывание в мире живых меняет. Но нет. Меняют не обстоятельства – меняют люди. Её изменил Ичиго. Своей неуёмной жаждой жизни, обострённым чувством справедливости – не той, которая подвластна каким-то законам – и таким тёпло-ответственным отношением к окружающим: будь то Исида, Рендзи или ещё кто, с кем не вышло подружиться, как с Иноуэ или Чадом – за каждого из них он встанет горой. Даже за Кона и троицу модифицированных душ Урахары он разорвёт на части любого.       Стала ли Рукия ещё больше похожа на обычного человека со своими слабостями и привязанностями? Определённо – да.       Рукия осталась бы ещё в этом ступоре, но медлить не хотелось:       – Куросаки.       Ноль реакции. Ещё раз более настойчиво.       Он никак не откликался. Пришлось его растолкать. Горячий, даже чересчур. Когда он начал что-то невнятно бормотать, она убрала руку с плеча.       Он сощурился:       – Рукия? – и вскочил со своего места, сонно пошатываясь и потирая глаза. – А? Что? Связанные?       – Ты бы уже летел вместе со стулом при таком раскладе.       Он проморгался:       – Так всё нормально?       – Пока что, – пожала она плечами. – Просто пока мы свободны. А нам так и не удалось спокойно поговорить.       – Да, – протянул Ичиго, зевая. – Ещё выходки этих плюшевых придурков.       – Доставили же они хлопот. Ловушки для Связанных, подумать только.       Они так и остались неловко стоять друг напротив друга.       – Так о чём ты хотела поговорить?       – Ичиго. Наши враги довольно опасны, так что не бросайся спасать меня в случае чего, как ты любишь это делать.       – Что? – резко приблизился он на шаг, глядя с высоты своего роста. – Ты в своём уме?       – Из нас двоих скорее ты слабоумен.       – Дура. – И обнял, уткнув лбом себе в грудь.       Она попыталась выпутаться, но получилось только поднять голову.       – Какая же дура.       Ичиго склонился над ней и коснулся губ в лёгком поцелуе. Она могла бы вылить на него тонну возражений, но все слова разбежались по углам. Он не отрывался, пока Рукия не ответила, удивившись его порыву. Затем, отстранившись, он взглянул в глаза. Не улыбался, как стоило бы подростку – смотрел серьёзно, немигающе. Она и не сопротивлялась – стало интересно, как далеко он сможет зайти. Он подхватил её на руки, сделал пару шагов назад, опустился на кровать и усадил верхом.       В этот раз она сама припала к его губам, забыв думать о чём-либо. Он был нежен, но несдержанность проявлялась возрастающим напором: раскрыл её губы своими, касался своим языком её, сжав руки на талии. Всё явственнее ощущалась реяцу Ичиго, мощная, практически непроницаемая теперь, непомерно сильная. Она обостряла все ощущения, поднимая их на тонкую грань между болью и удовольствием. Его окутывало свечение, отражающееся в расширенных зрачках. Рукия обхватила его лицо ладонями, провела кончиками ногтей по шее, задев пульсирующую вену слева, и поднялась на нём.       Ичиго в одно движение перевернул её на спину, сам устроился сверху меж разведённых ног, упираясь возбуждённым членом. Она терялась в его поцелуях, горела в обжигающих руках, скользящих по телу, чувствовала его вес на себе – это всё только сильнее кружило голову. Он медленно двигался, надавливая и немного отодвигаясь. Внизу живота завязался тугой узел, отдавая по всем нервным окончаниям тяжёлой истомой.       Сначала он снял с себя рубашку, дав дотронуться до гладкой кожи, провести легко по широким плечам, спуститься к запястьям, пронизанным голубыми нитями вен. Затем приподнял её, подтолкнув в спину, расстегнул молнию на платье и освободил от него. Рукия рвано выдохнула и прикрыла глаза, когда он потянулся к застёжке бюстгальтера.       Он разогнал прошедший по телу холодок виляющей дорожкой поцелуев от ложбинки между ключиц до пупка, обдавая сбившимся влажным дыханием. Странные новые ощущения. Волна мурашек, покалывая, прокатилась вдоль позвоночника, когда он слегка сжал её груди. Едва уловимо тронул сосок губами, затем языком, взбудораживая тонкую кожу. Рукия заёрзала под ним.       Ичиго не стал медлить. Было слышно, как он торопливо избавляется от оставшейся одежды и бросает её на пол. Он помог ей снять трусики и отправил их вслед за остальным. Рукия открыла глаза, пробежалась взглядом по напряжённым рукам и рельефу мышц его пресса, сходящего к лобку, прикрытому короткими завитками тёмно-медных волос.       Сжимая член у основания, Ичиго провёл несколько раз между влажных складок, Рукия невольно задержала дыхание и опять закрыла глаза.       – Не торопись, так будет приятнее, – прошептала она на ухо, пока он целовал её шею.       Стоило ему попытаться войти в неё, как возникло ощущение, что что-то его не пускает, прошивая между ног режущей болью. Но обволакивающая реяцу Ичиго размывала границы боли, переключая внимание на себя. Желания это не умалило – наоборот: захотелось как можно скорее испытать, что это такое, будучи в гигае. С ним многое воспринималось иначе: что-то – острее, что-то наоборот – притуплялось. Рукия вдохнула и медленно выдохнула, чтобы успокоиться.       Долго и осторожно Ичиго постепенно продвигался глубже. Боль становилась всё тише и незаметнее. Когда он полностью оказался внутри, то замер в таком положении и наклонился ради поцелуя. Рукия охотно поддалась, притягивая его ближе, обвивая ногами за талию.       Он возобновил движения, но теперь уже более уверенно и сильно. При этом протяжно и аккуратно. Неприятные ощущения уступали место чувству приятной тёплой наполненности. Воздействие на некоторые точки отзывалось пьянящими электрическими импульсами по всему телу.       Она уже не старалась сдерживать стоны в унисон глухо долбящему в затылке сердцебиению. А Ичиго ускорил ритм в ответ, уткнулся в шею и прижал к себе. Реяцу, казалось, начала потрескивать как развивающееся пламя, рычать как под порывами ветра.       Через несколько мощных толчков Рукия мысленно рассыпалась в пульсирующем оргазме своего тела, окружённая непроглядной тьмой в мозгу с вкраплениями разноцветных бликов. Словно через толщу воды она услышала шумный выдох Ичиго. Член подрагивал внутри, изливаясь горячей спермой.       Задержавшись так ненадолго, Ичиго медленно поцеловал её, зарываясь пальцами в волосах, и перекатился на бок, не разрывая кольца объятий. Свечение рассеялось так же быстро, как и возникло сначала.       Рукия не могла больше ни о чём думать и положила голову ему на плечо. Закинула ногу на бедро, обнимая покрепче.       Через некоторое время спутанной эйфории накрыло осознание всего произошедшего.       Нет! Нет, так нельзя – это недопустимо. Как бы ни была прекрасна эта близость, оно только ослабляло: выковывало слабое звено, на которое могли бы надавить враги. Нельзя было позволять себе такого.       Но почему тогда она так отчаянно жалась к обнажённому Ичиго?       – Как ты?       – Великолепно, – хрипло ответила Рукия.       – Я рад, – погладил он по ягодице.       Она выпуталась из слабого захвата и начала одеваться.       – Я был так плох? – перевернулся он на спину.       – Нет. Напротив.       – Тогда почему? – с вызовом спросил он.       – Потому что мы так не сможем. Не делай этого больше.       – Тебе не понравилось?       – Какой же ты идиот, Куросаки. Ты бы накинул что-нибудь… Я воспользуюсь твоим душем?       – Пожалуйста, – кинул он, подкладывая под голову руки.       Она бросила последний взгляд на него: волосы светились солнцем, светлая кожа требовала прикосновений, а безмятежное выражение лица навевало спокойствие. Хотелось в последний раз прижаться к нему, как несколько минут назад, но Рукия одёрнула себя.       Она тихонько отворила дверь и спустилась на первый этаж.       Стоя под струями тёплой воды, она думала. Думала, что вот снова. Снова он изменил её, сам того не подозревая, привил ещё одно чувство. Удивительный человек. Она никогда не встречала кого-то похожего. Что это: удача или проклятье? Если учитывать, что он никогда не перестанет помогать близким… Это могло стать проблемой.       Подождав немного, чтобы обсохнуть, и одевшись, Рукия вышла из дома, размышляя, как бы перебороть это всё и заставить себя забыть. Это слишком хорошо. Так не должно было быть. Рукия вполне смогла бы игнорировать эти чувства.       А Ичиго?..