***
— Так, а здесь у нас столовая. Мы едим вместе с пациентами, чтобы быть как можно чаще рядом. Ну знаешь, это хоть и не здание Б, но их лучше не оставлять одних. — Чтобы не перегрызли друг друга? — усмехнулся Томас. Старший санитар Джек Релайбл, старше Томаса лишь на пять лет, проводил второму своего рода экскурсию по второму корпусу (здание А) их больницы. Сегодня первый день отработки Томаса. Вернее, каторги. — Томас, — он запнулся, — Томас, да? — получив утвердительный кивок, парень продолжил, — второй корпус состоит из зданий А и Б. В здании А, — он обвел рукой помещение, — тишь да гладь. Тут лечатся пациенты с неопасными психическими отклонениями или с легкими проявлениями таковых. А вот здание Б, — он кивнул в сторону коридора, в конце которого красовалась тяжелая металлическая дверь, — вот это уже настоящая психушка в известном смысле. — Ну и какая разница? Психи они и в Африке психи. Джек производил впечатление доброго и улыбчивого парня, и Томасу показалось, что тот вообще не способен злиться или быть строгим. Что ж, он ошибся. — Слушай, — строго, но спокойно начал Релайбл, — разница вот в чем: здесь, — он вновь осмотрел помещение, — мы лечим людей, именно лечим. Верь не верь, но я даже на своей практике помню парочку выздоровевших. А там, там у них нет шансов. Они, в каком-то смысле, переступили черту, точка невозврата, как хочешь так и называй. Томас молча кивнул. Его собеседник вздохнул и сочувственно посмотрел на него. — Я понимаю, для тебя это лишь отбывание: скорее начать, скорее закончить. Но они, наши пациенты, они одни не справятся. Им нужна наша поддержка, наша любовь, — он потрепал Тома по плечу, — за каждым из нас закреплены несколько пациентов. То есть следим то мы за всеми, но за закрепленных каждый отвечает сам. Мы с коллегами решили дать тебе ребят полегче. Их будет трое… — Трое?! — Томас был уверен, что и с одним то психом совладать не сможет. — Ага, — Джека его реакция явно забавляла, — но ты не парься, они тихие ребята. Санитар повел его вдоль просторного и чистого коридора со всевозможными цветами, шторами на окнах, рисунками (по-видимому рисунки больных) и прочей уютной атрибутикой. Этот корпус разительно отличался от того, что представлял Томас. Никаких тебе голых белых стен, никаких металлических дверей (кроме той, что вела в здание Б). Все было так же, как и в главном корпусе. Даже уютнее. Чуть-чуть. Они подошли к посту медсестер, где сидела красивая юная девушка и что-то увлеченно читала. Увидев парней, она лучезарно улыбнулась и встала. — Джек, привет, — она приобняла его, — ты Томас? Я как раз для тебя карты заполняю. Таких зайчиков тебе отдаем, прям даже жалко. — Ну я и не настаиваю, — невинно проговорил он в ответ. Девушка звонко рассмеялась. — А ты забавный. Я Соня Хоуп, медсестра, по всем вопросам можешь подходить ко мне. Она протянула ему руку и энергично пожала ее. — Соня, душа моя, будь другом и познакомь Томаса с его подопечными на ближайшее время, мне пора на обход. — С радостью, — она вновь улыбнулась и, поцеловав Джека на прощание в щеку, повела Томаса в другую сторону. «А все не так уж и плохо» — подумал Том, но решил не делать поспешных выводов. Кто знает, каких психов ему еще предстоит оберегать тут. *** — Итак, — радостно начала Соня, — это палата Алби Торпора, — она указала на дверь с номером 320, — с ним вообще никаких проблем, — она даже не смотрела в карты пациентов, было видно, что девушка всех их хорошо знает, — у него затянувшаяся депрессия с наиболее выраженной апатией. Проще говоря, он лежит целыми днями и молчит. Твоя задача кормить его и заставлять ходить в душ, ну или просто ходить. Менять постельное белье, одежду и прочее, об этом молчу, это, само собой. — Не так уж и сложно, — улыбнулся Томас, — я, конечно не любитель возиться с грудничками, терпения как-то не хватает, но хоть бегать за ним по всей территории не нужно. Соня лишь загадочно улыбнулась, что не укрылось от парня. — Что? — Ничего, так и есть. Но побегать все же придется. Она прошла к палате дальше по коридору через несколько дверей от первой и остановилась у номера 328. — Этот пациент поступил полгода назад, но о нем ничего не известно. Его обнаружили у ворот больницы без записок или личных вещей. — Голый что ли лежал? Может у парня выходной, он тусовался, напился и отрубился. А вы его сразу в психушку. — Да, и до этого парня нет никому дела. А еще у него биполярное расстройство с затянувшейся маниакальной стадией. Но вреда от него никакого, только смех один. Томас вопросительно посмотрел на нее. — Потом поймешь, — Соня вновь загадочно улыбнулась, — для бумаг он Джон Доу, но откликается на Носик. — А? Носик? Как нос? — Ага, постоянно про носы говорит. А еще он — твоя возможность побегать. Обожает гулять по парку и бегать по коридорам. Наши санитары считают, что он раньше спортсменом был, но мне так не кажется. — Ну хорошо, этот тоже, — он запнулся, пролистывая карту Джона Доу, — нормальный. — Не очень-то, — усмехнулась Соня. — Ты поняла, о чем я. А кто третий? Девушка растянулась в самой широкой улыбке из всех, что Томасу приходилось видеть. Ее глаза загорелись, и она быстро зашагала к палате с номером 333. — О, он мой любимчик. Такой зайка, так бы и съела, — Томас скривился в подобии усмешки, но девушка проигнорировала его, — При поступлении записан, как Джон Доу тоже. О нем так же ничего неизвестно. — Тоже на пороге валялся? — предположил парень. — Неа, — растянула Соня, — в этом то и загадка. Он сам пришел. Она заключила это с такой интонацией, будто рассказывала о личном гениальном умозаключении и, увидев расширившиеся от удивления глаза Томаса, продолжила с еще большим задором. — Ненормальный… Кто в здравом уме самолично обречет себя на жизнь в психушке? — Это одна из особенностей его болезни. Его диагноз — делирий. Глаза Томаса поползли на лоб. — Это очень редкое заболевание. А как он тогда дошел до больницы? На сколько я помню, при делирии люди плохо ориентируются в пространстве и времени. — Загадка для всех нас, — пожала плечами Соня, — у него слабое проявление делирия. Будь заболевание острее… — Жить ему в здании Б, — закончил Томас, на что получил утвердительный кивок. — Так вот, своего прошлого он не помнит, в том числе имени. Никто его не искал, но личные вещи при нем были. — И что там? — Ничего существенно важного. И так как Джон Доу в нашей больнице уже лечится, хотели дать ему имя Джек Доу. Так и было, пока Джек, санитар Джек, не заметил за пациентом любовь к физике и точным наукам. Тот постоянно читал книги про всяких ученых, но особенно он полюбил Исаака Ньютона. Тогда мы ему предложили взять это имя, на что он ответил, что имя Исаак ему не нравится. — А парень то с характером, — улыбнулся Томас. — Ага, я предложила Ньют, как бы сокращенно он Ньютон, и ему понравилось. Мы уговорили заведующего дать ему это имя на законной основе, в бумагах и тому подобное, и он согласился. Так что прошу любить и жаловать, твой третий и последний подопечный: Ньют Доу. Она объявила это торжественно, и Томас подумал, что для большего эффекта не хватает фанфар. -В общем то, делирий — слишком громко сказано. Галлюцинации крайне редки и, по словам Ньюта, совсем его не пугают, не говорят ничего. Сенестопатия не возникает, как и эмоциональные яростные всплески. Но ярко выражена неспособность ориентироваться в пространстве и времени. А еще… — Что? Говори уж все и сразу, мне же морально подготовиться нужно. Соня помрачнела, она явно не горела желанием говорить следующие слова. Или они ее просто очень сильно огорчали. — Не знаю, относится это к болезни или нет, но… Томас, будь осторожен с ним. — Он кусается и бросается на все живое? — рассмеялся тот. Соня же его веселье не разделяла. — Нет, он добрый и милый, прям как ангелочек, и как ангелочек наивный. Он так доверчив. В буквальном смысле, он верит каждому твоему слову, абсолютно. И он так расстраивается, когда выясняется, что это шутка или, не дай Бог, обман. Когда он узнает, что его обманули, его болезнь обостряется. Он может причинить вред самому себе, Томас, так что прошу тебя, будь с ним честен. Она положила свою тоненькую ручку парню на предплечье и посмотрела ему в глаза. Этот Ньют был дорог ей.***
Пошел второй день отработки Томаса и за это время он убедился, что все не так уж и плохо. А порой даже весело. В первый день, когда Соня ему рассказывала о пациентах, он успел зайти лишь к двум из них (по причине крайней общительности Джона Носика Доу, как окрестил его Томас), и сегодня ему предстоит личное знакомство с третьим и самым интересным. Алби ничего не говорил. Томас даже не был уверен, что его приход вообще заметили. А вот второй очень даже заметил Тома. Первой его фразой, адресованной интерну, стала: «Какой замечательный носик!». После чего последовали многочисленные восхваление вышеупомянутой части лица. И Томас бы ушел, но ему не хотелось расстраивать Джона, ведь тот с таким энтузиазмом рассказывал о том, как он с друзьями любил бегать, особенно по длинным коридорам канализаций. И как бы не было забавно слушать эти бредни, все его мысли заняла странная история третьего больного. Парень заинтересовал Томаса и ему не терпелось увидеть этого ангелочка в живую. И вот сейчас молодой интерн стоит напротив двери с номером 333 и собирается постучать, как вдруг дверь сама открылась, и в Томаса чуть не влетел высокий светловолосый парень. Они удивленно уставились друг на друга, не решаясь сказать первое слово. Томас решил, что обязан первым прервать тишину, он же врач. — Здравствуй, Ньют, тебя закрепили за мной на эти три месяца. Парень пару раз растеряно похлопал глазами, выглянул зачем-то в коридор и посмотрел в обе стороны, после чего приветливо улыбнулся и протянул Томасу руку. — Привет. Я рад, если честно, прошлый санитар мне не очень-то нравился. Томас удивленно посмотрел на нового знакомого, после чего рассмеялся. «А он даже любопытнее, чем я думал» — решил Томас. — Надеюсь, что не разочарую твои ожидания. Я Томас, кстати, Томас Эдисон. Тут глаза Ньюта расширились на столько сильно, что Том испугался, как бы они не выпали из глазниц. — Томас Эдисон? — все-таки выдавил из себя блондин, — тот самый? Молодой интерн сначала не понял, потом до него дошло, и он искренне рассмеялся. Видимо, говоря о наивности, Соня имела в виду именно это. Парень хотел было пошутить, что да, тот самый, вот пришел коллегу навестить, физики как никак, пусть и жили немного в разных столетиях. Но он вовремя оборвал себя, вспоминая печальное лицо Сони. — Нет, мы просто однофамильцы. Родители неудачно пошутили, дав мне и имя такое же. Ньют явно с облегчением вздохнул, а Томас заметил, что все это время его собеседник не дышал. — Отлично, я уж решил, что один в коридоре. Ну знаешь, галлюцинации. Было бы обидно, ведь ты мне даже понравился, — тут он густо покраснел, понимая, что сказал, а Томас попытался скрыть смех, — в смысле, как человек понравился, вот. Но тут Томас опять стал серьезным, вернее озадаченным. — Погоди, ты сказал галлюцинации? — Ну да, так и сказал. — То есть ты осознаешь, что видишь галлюцинации? Ньют нахмурился, задумавшись. И немного погодя ответил. — Ну, я бы так не сказал. Я просто что-то вижу, а потом мне говорят, что этого нет. По началу, я не верил, ведь я же вижу людей там или животных, и они вполне реальны. Но Соня так говорит, и Джек, а им я верю. Томас обещал никогда не врать самому себе, поэтому сейчас он признал, что был расстроен ответом Ньюта. Ведь если бы тот осознавал, что-то, что он видит — нереально, это было бы признаком скорого выздоровления. Хотя Ньют же поверил, что не все увиденное им правда, пусть и не понимает, что именно, а это уже не плохо. — Ау, ты еще здесь? — Ньют помахал рукой перед лицом застывшего Томаса. — Да, прости, можно войти? Ньют кивнул, пропуская гостя в свою палату. Хотя простой палатой помещение назвать было сложно. Это была самая настоящая комната с книжными полками, шкафом, шторами, столом со всякими тетрадками, ручками и прочим барахлом. Кровать была небрежно укрыта вязанным покрывалом, а рядом стояла тумбочка с лампой, книжкой и браслетом. Томас разглядел этот браслет, и это была бирка пациента. — Почему ты снял бирку? — Я ее не снимал, она сама упала. Не хотел ее потерять, вот и оставил на тумбочке. Томас кивнул и посмотрел на парня. Впрочем, ничего удивительного, что бирка соскочила с руки. Ньют ну уж очень худой. — Ты куда-то собирался, я тебе помешал? — Да нет, — беззаботно бросил Ньют, плюхаясь на кровать. Он похлопал по месту рядом с собой и, дождавшись, когда Томас сядет рядом, продолжил, — я услышал, как кто-то остановился у двери, решил посмотреть кто. — А, ясно. Они замолчали. Томасу казалось, что эта пауза относится к тем самым неловким паузам, но похоже Ньют так не считал. Иногда у людей так случается, что фразы сами вылетают из рта. Будто они только и ждут, пока человек откроет свой рот. Но как известно: слово не воробей. Оно улетело, а что делать человеку, сказавшему это слово ни с того ни с сего? Вот так же и Томас, совершенно не хотевший произносить следующие слова, сидел и думал: вот кто его за язык дернул? — Знаешь, ты совершенно не выглядишь больным. Томас мысленно отвесил себе сотню подзатыльников и наверняка жутко покраснел. А Ньют поначалу удивился, а затем и вовсе рассмеялся, вгоняя собеседника в еще большее замешательство. — А ты совершенно не похож на здешних санитаров, — Ньют весело улыбнулся, от чего Томасу стало легче, — ты просто пока меня плохо знаешь. Ада говорит, что я редкостный псих. — Ада? — Ага, моя подруга, заходит частенько, мы болтаем. Сам то я редко выхожу. — Почему? — до Томаса действительно не доходило. Ньют удивленно вздернул брови и посмотрел в глаза интерну. — Томми, вот кто тут врач? Я или ты? Мне казалось врачи должны знать симптомы болезней. В глазах блондина не было осуждения или раздражения. Вся ситуация его забавляла. А Томас наверно обиделся, если бы не это «Томми», сказанное ну уж очень ласково. Или ему показалось. Или ему хотелось так слышать. — У меня проблемы с определением времени, а еще если я выйду из комнаты один, то назад уже не вернусь. Томас только сейчас обратил внимание, что в палате Ньюта очень много часов. Одни, самые большие и круглые, висели над дверью. На тумбочке под биркой пациента лежали тонкие наручные часы. На столе стояли электронные. А круглый будильник со звонком выглядывал из-за шторы. И тогда он наконец вспомнил диагноз Ньюта. А еще слова Сони про два ярко выраженных симптома: ориентирование в пространстве и времени. А пока все эти мысли крутились в голове Томаса, его собеседник продолжал непринужденно болтать. — Хотя я люблю гулять. Прошлый санитар ко мне редко приходил. Мне кажется, ему ни до кого не было дела. Но зато часто приходит Соня или Джек. Ну или Ада, но она никогда со мной не гуляет. — У тебя тут много друзей, — констатировал Томас. — Неа, всего трое: Соня, Джек и Ада. Томас посмотрел на настенные часы и вспомнил, что ему пора на обход. Он не хотел оставлять Ньюта, но пришлось. Парень встал с кровати. — Теперь будет четверо, Ньют. Обещаю, что завтра мы погуляем. А сейчас мне пора идти, — он слегка улыбнулся и вышел из комнаты. Ньют с минуту молчал, а затем тоже улыбнулся. — Буду ждать, Томми.***
Дни проходили незаметно. Работа в психиатрии не была такой ужасной, как ожидал Томас. Он ответственно подходил к своим обязанностям санитара, выполнял все тщательно и аккуратно. Уже через неделю отработки он сдружился с Джеком, с которым проводил много времени, а затем и с Соней. Еще через пару дней Томаса заметил местный заведующий, мистер Дженсон. И хоть этот мужчина ни коим образом не располагал к себе, даже наоборот, отталкивал, он был знатоком своего дела. Томасу нравилось обсуждать с ним различные отклонения и нарушения в мозге человека. Он узнал много нового о психиатрии в целом и стал по-другому относится к больным, понимая, что те не просто психи, а в первую очередь люди, которым нужна помощь. Пару раз Томас приходил в главный корпус, чтобы проведать друзей. Те были ему несказанно рады и сразу же завалили вопросами. — А они часто устраивают драки? — Нет, они вообще спокойные. Только один раз Бренда довела до слез Носика. — Кого? Носика? — Минхо рассмеялся, наигранно вытирая слезы. — Он откликается только на это имя. — А Бренда что такая агрессивная? Зачем же она доводит таких милых пациентов с такими чудными именами? — У нее раздвоение личности. В тот день она была не Брендой. Вообще, она сама по себе конечно не подарок, но ее вторая личность совсем злобный… — Злобный? Она что, еще и мужчина? — глаза Терезы поползли на лоб. — Ага, его зовут Хорхе. На самом деле, это очень интересно. Вы знали, что разные личности одного и того же человека могут уметь делать разные вещи или болеть разными болезнями? Когда Бренда это Бренда, она говорит чисто на английском, а когда она Хорхе, она говорит с испанским акцентом и некоторыми испанскими фразочками. — Я смотрю, тебе там нравится, старик, — улыбнулся азиат. Именно в тот день Томас впервые задумался. Ему действительно очень нравилось в психиатрии. Для него там было гораздо интереснее, нежели в диагностике. И, ему было тяжело признаться в этом самому себе, но он задумался о работе там на постоянной основе. Первый раз об этой мысли Томас рассказал Ньюту. — Но это же замечательно, — воскликнул Ньют, подпрыгивая на кровати и роняя книгу про космические путешествия, — если ты переведешься сюда, мы сможем дольше общаться! — Почему ты думаешь, что мы перестанем общаться, когда моя отработка закончится? Ньют опустился обратно на кровать и как-то печально сказал. — Сюда никто не возвращается, Томми, даже родственники больных. Походят немного, а потом перестают. И ты перестанешь. Зачем тебе друг-псих? — Ты не псих, Ньют, — серьезно сказал Томас, — и я помогу тебе выздороветь, так что мы уйдем от сюда вместе. — Правда? — с детской наивностью спросил блондин и полными надежды глазами посмотрел на Томаса. — Правда. Как он и обещал, парни часто гуляли по парку или просто по коридорам, потому что Ньюту было все равно где гулять. — Не важно где ходить, важно с кем. — Я могу расценивать это как комплимент? — усмехнулся Томас. Но Ньют не ответил, лишь загадочно улыбнулся и забавно покраснел. Время шло, и Томас все больше сближался с Ньютом. Как заметил интерн в первый день их знакомства, блондин не выглядел больным, не считая, конечно, не способности дойти из своей палаты в столовую в одиночку. Томас ни разу не замечал за Ньютом галлюцинаций или вспышек агрессии. Да, он был через чур доверчив, как и сказала Соня, но Томас не относил это к болезни. — Ньют, ты чего сидишь, фильм уже закончился. В тот вечер санитары устроили пациентам просмотр фильма в общей комнате. К выбору фильма подошли ответственно, ведь какой-нибудь триллер или боевик могли вызвать сильные эмоции, чего уж точно никому не нужно. Об ужастиках можно вообще молчать, поэтому остановились на банальной романтической комедии. — Томми, скажи, а в жизни всегда такие красивые истории? — Истории? В каком смысле? — Ну истории любви, — Ньют потупил взгляд, не решаясь спросить, но получив поддерживающий взгляд Томаса, продолжил, — как думаешь, у меня так когда-нибудь будет? Томас удивился такому вопросу, ведь он и о своих историях любви никогда не думал: красиво это или нет. Романтично или нет. Но постарался ответить со всей искренностью. — Думаю да, все истории любви по-своему красивы. — Даже если познакомиться в больнице? — выпалил Ньют и жутко покраснел, чего Томас не заметил. Казалось, он вообще ничего не понял. Потому что он рассмеялся. — Даже в больнице. В этом даже есть своя романтика. Ладно, пойдем в палату. Прошло уже три недели отработки, и брюнет с легкостью назвал бы Ньюта своим хорошим другом. Они говорили обо всем на свете. О науке (Ньют очень любил физику и мог пересказать биографию почти любого ученого), о музыке (как выяснилось, оба парня любят старый рок и рок-н-ролл), о жизни, обо всем на свете. — Пицца или суши? — Пицца. — Книга или тусовка? — Книга. — Ну ты и зануда, — рассмеялся Томас. — Зато я умный, в отличие от некоторых. — Эй! Это ты на что намекаешь? — он наигранно сердито толкнул блондина в бок, вызывая новый приступ смеха. — Рок или попса? — Однозначно рок. — Я тоже, — улыбнулся Томас, — тогда так: The Beatles или драконы? — The Beatles, не в обиду драконам. — Джон Леннон или Пол Маккартни? — Ну ты и загнул. Тебе по бунтарскому духу ближе Джон Леннон. Томас вновь рассмеялся. — Тогда ты Пол Маккартни. Господи, сколько нам лет? — Тебе двадцать два, мне… не помню, пускай тоже будет двадцать два. Да и какая разница? Каждому Полу Маккартни нужен свой Джон Леннон. — Почему? — Ты вообще читал биографию группы? Они дополняют друг друга, мотивируют, раззадоривают. Они разные, но вместе они способны создавать музыкальные шедевры. Ньют был удивительно мудр для человека, не помнящего своего прошлого. И, пожалуй, этот факт больше всего огорчал Томаса и больше всего интересовал. Ведь амнезия не входит в число симптомов болезни делирий. Соня предположила, что Ньют забыл свое прошлое из-за травмы головы, ведь травма, как моральная, так и физическая, может послужить причиной развития этого заболевания. Но голова Ньюта была в полном порядке (Томас смотрел карту). Парень вообще был здоров как бык, не считая делирия и хромоты. — Может я в аварию попал, — как-то вечером предположил Ньют. У Томаса было ночное дежурство, и блондин вызвался составить ему компанию. Делать так, конечно, было нельзя (все пациенты ночью должны находиться в своих палатах), но Джек обещал прикрыть, да и Ньют заработал себе репутацию самого не больного больного, и ему многое прощали. — С чего ты это взял? — Ну я хромаю, а для… как там? делирия нужна травма. Авария это и физическая и моральная травма в одном флаконе. — Бывает много ситуаций с таким исходом, — Томас указал на больную ногу Ньюта, — это не обязательно была авария. Может быть ты, ну не знаю, прыгал с парашюта и неудачно приземлился? — А может я был каскадером в боевиках? — воодушевленно сказал парень. Томас оценивающе оглядел того с головы до ног, прищурился, хмыкнул и наигранно разочарованно сказал: — Щупловат. В ответ на такое заявление (справедливое, надо сказать) Томасу в лицо прилетела диванная подушка. Томас всеми силами хотел помочь Ньюту вспомнить свое прошлое. Он показывал фотографии различных мест города. Когда он показал Ньюту фото из города-призрака Централии недалеко от Филадельфии, тот заявил, что он, Томас, обязан отвезти туда Ньюта. — Ну и зачем тебе туда? Там жарко, опасно и жутко. — Но ты же там был. — Это не причина. Я ездил туда с Минхо еще когда учился. Мы были глупыми и постоянно искали приключений. — Будто сейчас что-то изменилось, мистер люблю-разыгрывать-детишек-в-морге, — недовольно буркнул Ньют. Об этом случае блондин тоже знал, ему рассказала Соня, за что получила от Томаса все той же диванной подушкой. Но один случай все-таки помог Томасу в его попытках воскресить память друга. Дедушка Минхо подарил своему внуку старую гитару в надежде что тот научится на ней играть. Азиат, конечно, поблагодарил доброго дедушку, но учится не стал. Его никогда не привлекала игра на музыкальных инструментах. Когда Томас в разговоре случайно взболтнул об этом Ньюту, у того в глазах пробежала искра. — Томми, кажется я умею играть на гитаре. — Что? С чего ты взял? — Томас удивился такому заявлению, но в душе зародился крохотный лучик надежды. — Я не знаю. Просто ты сказал гитара, и у меня такое ощущение, что я на ней раньше играл. Было видно, что Ньют очень старается вспомнить. Он хмурился, странно перебирал пальцами в воздухе, имитируя взятие аккорда, что-то бормотал. А Томаса тем временем посетила блестящая идея. — Никуда не уходи, я сейчас приду, — но Ньют даже никак не отреагировал на его слова, погруженный в какой-то транс, — алло, Минхо, помнишь ты говорил про ненужную гитару? На следующий день, он притащил инструмент в больницу. — Ого, и зачем же тебе гитара в психиатрии? — удивилась Соня, уже стоявшая на посту. — Ньют сказал, что ему кажется, будто он умеет играть на ней. Вот, решил проверить. Соня тут же побросала все свои дела и полетела в палату Ньюта чуть ли не вперед Томаса, не желая пропустить возможное возвращение памяти. Уже в комнате Ньют с благоговением взял инструмент и долго его рассматривал. Три человека (по пути Соня ухватила с собой Джека) с нетерпение ждали. И тут случилось немыслимое. Ньют легким движением перехватил гитару за гриф и начал играть. Все его движения были отточенными и четкими, создавалось впечатление, что он уже далеко не в первый раз держит инструмент в руке. Позже, после незамысловатого, но красивого вступления, Ньют начал петь. Мелодия была живой, энергичной, игралась на мажорных аккордах, а вот текст нес в себе достаточно печальную мысль. И если бы Томас не знал чуть ли ни каждую песню The Beatles, он бы решил, что это они. Стиль очень похож. Но это не они, и молодой интерн вообще не был уверен, что слышал когда-либо эту песню. Он достал ручку из кармана больничного халата и записал пару строк себе на ладонь. После этого случая Ньют начал вспоминать. Сказать, что Томас был счастлив — не сказать ничего. Он буквально визжал от восторга каждый раз, когда к его другу возвращались кусочки воспоминаний. К сожалению, ничего важного, или того, что помогло бы найти семью парня, Ньют не вспоминал. Будто его мозг намеренно блокировал все то, что поможет хозяину покинуть больницу. Но зато он вспомнил много всяких мелких деталей, например то, что он обожает Звездные Войны, и что дома у него есть костюм штурмовика, в котором парень ходил на Comic-Con в Сан-Диего 2015 ого года. Или то, что по завершению института Ньют страшно напился и почти все забыл на утро. Вот только что это за институт, как бы он ни пытался, вспомнить не мог. А еще Ньют вспомнил, что обожает булочки с корицей и капучино с сахаром, за что сразу же получил от Томаса кличку сладкоежка. Но после случая с гитарой и песней произошло не только чудесное (пусть и частичное) возвращение памяти. Когда Ньют пел, Томас не мог оторваться от него. Он слушал текст песни, и ему казалось, что Ньют поет о нем. Строки песни рассказывали о запретной любви, о том, как человек не сумел вовремя признаться в чувствах, а потом стало слишком поздно, так как его возлюбленная умерла. Но Томас не представлял несчастного парня и прекрасную девушку. Мозг рисовал совершенно иные картинки: как Ньют умирает, а Томас не успевает спасти его. Парень совершенно не мог понять, от куда такие образы в голове, от куда такие мысли, такие страхи? Поэтому он решил запереть все это в самом дальнем уголке сознания и пока что об этом не думать. Но эти мысли решили по-своему. Каждый раз, при встрече Ньюта, они услужливо напоминали о себе. Они лезли в голову надо и не надо, и от них невозможно было избавиться. Поэтому Томас был просто вынужден все обдумать. Но сделать это в одиночку не представлялось возможным, так как Джек, к великому сожалению Томаса, оказался очень проницательным. — Томас, ты сам не свой в последнее время, что случилось? — Ничего. С чего ты так решил? — он старался выглядеть как можно более непринужденным. — С того, что уже восьмая ложка сахара в кофе — многовато даже для Ньюта. Ты задумался. Томас чертыхнулся и вылил испорченный кофе. — Мне что уже, и задуматься нельзя? — наигранно весело спросил он. — Да можно конечно, но не так же часто, — Джек вздохнул, будто перед прыжком в холодную воду и на одном дыхании выпалил, — мне кажется, ты влюбился. Томасу пришлось вылить вторую кружку кофе, так как он просыпал туда сахарницу. — Почем… с чего ты решил? — А с того, что скажи я это Соне, она бы рассмеялась, а ты вон что, — он указал на просыпанный сахар, — Томас, расскажи мне, я часто общаюсь с местным психологом и могу помочь. Томас не знал: смеяться ему или плакать. Да что рассказывать, если сам до конца не разобрался? Джек с надеждой смотрел на него, и Томас решил, что помощь ему в этом вопросе не помешает. Тем более Джек надежный парень, секреты хранить умеет. — Да особо то и рассказывать нечего. Просто… помнишь песню Ньюта? — Джек кивнул, — после нее я постоянно о нем думаю. Но так не должно же быть. Так нельзя. Он же пациент… — И что? Ну пациент, и что теперь? — казалось признание Томаса его ни капли не удивило. — Да, но… погоди, ты что, совсем не удивлен? — А что удивляться? С самого начала была видна химия между вами. Все эти взгляды, шутки, долгие прогулки. Ты из-за этого кругом опаздываешь. Да и Ньюта я никогда таким не видел. Ты будто пробуждаешь что-то в нем. Он же пошел на поправку. — С-серьезно? — Ага, мистер Дженсон тебе не сказал? На последней проверке тесты показали значительное улучшение. Ньют уже почти неделю не путал время. — Погоди, ты хочешь сказать, что Ньют… что я… — Да, дружище, думаю Ньют в тебя влюбился, — спокойно констатировал Джек. — Но этого не может… ты так решил, потому что он начал поправляться? — Нет, просто он постоянно краснеет при упоминании тебя и говорит только о тебе. Томми то, Томми сё. А потом, если ему об этом сказать, все отрицает и резко переключает тему. Да и то, что он тебя Томми называет, тебе вообще ни о чем не говорит? После того разговора, Томас задумался об этом всерьез. Он начал чаще обращать внимание на поведение Ньюта, да и на свое тоже. И к концу половины срока отработки Томас окончательно и точно осознал: он влюбился в Ньюта.***
— Томас, не мог бы ты оторваться от телефона и уделить пару минут твоего драгоценного времени своим друзьям. Тереза, скрестив руки на груди, строго смотрела на Томаса, который пришел к ним час назад, тридцать минут которого просидел в телефоне, хмурясь и что-то читая. — Прости, Терри, это важно, я уже почти… эй! Тереза выхватила у друга телефон и пробежалась глазами по открытой страничке. — Фестиваль начинающих рок групп, — прочитала она, — ну и зачем тебе это? Решил сменить профессию? — скептически спросила она, возвращая телефон. — Ого! Старик, ты решил создать группу и даже не позвал меня? — возмутился Минхо. — Да нет же. Помните я рассказывал про Ньюта? Тереза с Минхо обменялись многозначительными взглядами. — Как не помнить, Том, ты часто о нем говоришь. Томас пропустил намек мимо ушей и продолжил. — Я все искал ту песню, которую он тогда пел, но не мог найти. А потом меня осенило! — Да неужели? — усмехнулся азиат. — Я не мог найти песню, потому что ее нет в сети! Это новая песня! Друзья во второй раз обменялись взглядами, но на этот раз непонимающими. — Том, даже новые песни быстро появляются в интернете. — Да нет же, ну как вы не понимаете? Эта песня не записана, ее можно было услышать в одном единственном месте: фестиваль начинающих рок групп. — Погоди, ты хочешь сказать, что твой Ньют… — Вот именно! Он знал эту песню, потому что сам ее писал. Он выступал на этом фестивале в составе одной из групп гитаристом! — Томас показал друзьям фотографию с концерта. Тереза и Минхо удивленно вздохнули. — А вот там видео, включи. — Сегодня проходит заключительный концерт фестиваля начинающих рок групп. Эта великолепное событие длилось три дня, и я не могу передать словами всю атмосферу. Мне удалось выхватить солиста одной из выступающих групп. Расскажите про вашу группу. Рядом с ведущей стоял высокий симпатичный парень в черной футболке. Он широко улыбался. Хотя его улыбка больше напоминала усмешку. — Ну, мы создали нашу группу два года назад. Хотя такое ощущение, что прошла вечность. Нас всего трое: я — солист и басист, вон тот тощенький, — парень указал куда-то в толпу, и друзья увидели Ньюта. Блондин помахал в камеру, — он гитарист и композитор, и еще Рик — барабанщик, но я его ни где не вижу. Томас остановил видео и невидящим взглядом уставился куда-то в стенку. Его разрывали эмоции. Наконец хоть одна стоящая зацепка! Теперь он сможет помочь Ньюту, по-настоящему помочь. Они найдут эту группу, выяснят, где семья парня. Тогда он начнет все вспоминать быстрее. Ньют поправится, и они смогут… — Томас, прием, ты еще с нами? — Минхо помахал ему перед лицом. — Да, простите ребят, мне нужно к Ньюту, я должен показать ему это, — он уже вскочил и собирался убежать во второй корпус, но Тереза его остановила. — Погоди, Том, не говори ему пока. — Это еще почему? — Ты не задумался, почему эти ребята из группы не ищут Ньюта? Сколько, ты говорил, он тут уже живет? Год? — Почти, — до Томаса начал доходить смысл ее слов. — Я вот что думаю. Не говори пока ему о группе. Сначала найди этих ребят сам и все выясни. — Ты права, ты как всегда права. Он грустно улыбнулся и вышел из комнаты.***
— А потом она так строго посмотрела на меня и сказала, что если я еще раз проберусь на кухню, она не выдаст мне больше ничего сладкого на обед! А поварихам вообще можно отнимать еду у пациентов? Томми? Они уже минут двадцать гуляли по парку, Ньют рассказывал все подряд, начиная с новости о новом воспоминании (как он один раз готовил пиццу) и заканчивая историей про проникновение на кухню (что бы проверить, сможет ли он приготовить пиццу). А Томас все это время не мог выкинуть из головы воспоминания о группе и слова Терезы. Что же произошло? — Томми, что-то случилось? — обеспокоенно спросил Ньют. — А? Не, все хорошо, просто задумался. Ты случайно больше ничего не вспомнил о той песне? Ньют нахмурился и с подозрение посмотрел на друга. — Нет, а что? — Просто интересно. Хорошая песня, думал, может смогу найти ее в интернете и скачать, — соврал Томас. Он мысленно покрывал себя всевозможными проклятиями, потому что обещал никогда не обманывать Ньюта. Но так нужно. Ньют все еще хмурился и внимательно смотрел на друга. Потом ему будто что-то взбрело на ум, но он встряхнул головой, как обычно делают люди, стараясь избавится от навязчивой мысли. Томас хотел было спросит, о чем он подумал, но ему пришло сообщение на больничный пейджер с просьбой прийти на пост. — Ньют, меня вызывают, думаю это быстро, подождешь меня здесь? — Да, конечно, я никуда не тороплюсь. — Только не уходи никуда. Вот скамейка, на ней и сиди. — Есть, мой генерал, — отсалютовал Ньют. Томас рассмеялся и пошел в сторону больницы. — Привет, Соня, вызывала? У поста стояли несколько медсестер, Соня и Джек. Увидев Томаса, они улыбнулись. — Глупый вопрос, Томас, если сообщение приходит на пейджер, значит тебя вызвали, — по-доброму отчитала его девушка, на что тот только закатил глаза, — доктор Дженсон сказал составить характеристики на всех пациентов. Тебе нужно написать на своих троих. — А зачем это? — Не знаю. Может плановая проверка. Хотя так уже давно не делали. — Кажется к нам переводят двух больных из здания Б, — сказал Джек. — Чего?! — в один голос воскликнули Соня и Томас. — У них улучшение, доктора говорят есть надежда на выздоровление. Ну вот доктор Дженсон и сказал: раз будите с бумажками возиться о переводе, обновите заодно и характеристики. — Ясно. А что за больные? — Галли Рэйдж и Бенджамин Мэднесс. — Какой диагноз? — Шизофрения, оба. Утверждают, что слышат голоса. Ну и все вытекающие. — Ну и дела. — Эй хватит трепаться, работать мешаете, — прогудела какая-то огромная медсестра.***
— Ну что там у тебя? — Почти закончил. Вот, заполняю последнюю. — Ньюта? — спросила Соня. Томас вопросительно посмотрел на нее. — Как ты узнала? — Сладкое — напоследок, — усмехнулась девушка. — Ха-ха, очень смешно. Скажи лучше, кого в графу общение писать? Тебя, Джека, меня? Санитаров вообще можно вписывать? — Думаю да, но лучше сначала запиши его друзей пациентов, а только потом нас. — Да писать то нечего. Только Ада. Соня нахмурилась и непонимающим взглядом уставилась на собеседника. — Ада? — Ага, он часто про нее говорит. У него тут только четверо друзей: я, ты, Джек и Ада. Только я ее ни разу не видел. Ньют говорит, что она не любит людей. У нее какая-нибудь социофобия или агорафобия? Девушка посмотрела на Джека, ища поддержку, тот печально покачал головой. — Что? — Томас не понимал странного поведения друзей. — Томас, в нашей больнице нет пациентов по имени Ада. Интерна как током прошибло. Ведь это значит, что… — О нет, — он закрыл лицо ладонями, — он говорит, что общается с ней чуть ли не каждый день. Соня закрыла рот ладонью, на ее глазах навернулись слезы. Джек обнял ее. — Об этом никто не должен узнать. Если врачи прознают, что его галлюцинации постоянны, да еще и разговаривают, Ньюта могут отправить в здания Б. — Но он же совершенно спокойный! Эти глюки не говорят ему там убить кого-нибудь или еще что-то, он просто с ней разговаривает, — Томас еле сдерживал себя, чтобы не сорваться на крик, — он же пошел на поправку, начал вспоминать! — Тише, Томас, — шикнул Джек, — делирий — серьезное заболевание. Доктор Дженсон с самого начала хотел отправить Ньюта туда. Сказал, что хоть один инцидент, и не видеть ему свободных прогулок по парку как своих ушей. — Если вдруг Ньют проявит агрессию, это будет расцениваться, как обострение болезни, и тогда всплывут и галлюцинации. Всем будет плевать, что он вспомнил, ведь амнезия — не симптом делирия, — утирая слезы, тихо добавила Соня. — Но… как же… я ведь нашел его знакомых…- растеряно прошептал Томас. — Ты что сделал? — воскликнул Джек, от чего две медсестры злобно покосились на него, — простите. Томас рассказал им всю историю про фестиваль, показал видео, и передал слова Терезы. — Твоя подруга права, не говори Ньюту. Езжай прямо сейчас и найди этих парней, — решительно проговорил Джек. — Но я оставил Ньюта в парке. Он ждет меня. — Я его приведу. Томас, нужно действовать как можно быстрее. Где написание характеристик, там и плановые тесты. И если вдруг врач узнает о галлюцинациях… — Да, — прервал его Томас, — я помню.***
Найти парней из группы оказалось проще, чем Томас думал. Он досмотрел то видео до конца, и солист говорил, что они обожают зависать в одной кафешке на окраине Филадельфии. Томас решил испытать удачу и отправился прямиком туда. И удача сегодня была явно на его стороне. Два парня, один из которых был знаком интерну по видео, сидели у окна и пили пиво, хотя был только день. Брюнет глубоко вздохнул, набираясь смелости, хотя он сам не знал, чего боялся. Может правды? — Хей, парни, к вам можно? Двое посмотрели на него сначала непонимающим, а затем оценивающим взглядом. — Да, приземляйся. Но Томас не спешил выкладывать все карты. Вот что бы он сказал? Привет, я знаю вашу группу, потому что ваш гитарист лечится в психушке, где я работаю, и я так сильно хочу помочь ему найти его семью, потому что меня угораздило в него влюбиться. Да, я влюбился в гребанного психа! Лучше, конечно, без последней части, но эти двое даже за первые несколько слов его самого посчитают психом. Именно поэтому Томас начал издалека, говоря сначала о музыке, потом о том, что он всегда любил писать песни (ложь), потом, что он отлично играет на гитаре (снова ложь) и в конце концов о том, что всегда мечтал вступить в музыкальную группу. Парни были несказанно рады, так как давно уже искали (вот это неожиданность) гитариста в свою группу. — Парни, вы сказали, что вы как-то уже выступали группой. Но для группы нужен гитарист, где же ваш? — стараясь выглядеть наиболее непринужденным, спросил Томас. Те двое как-то странно переглянулись. — Он ушел из группы, — опустив глаза ответил барабанщик Рик. — Творческие разногласия, — понимающе хмыкнул Томас, конечно понимая, что его обманывают. — Типо того. Понимая, что они ничего не скажут, интерн решил прибегнуть к небольшой хитрости. Он притворился, что получил смс, и включил диктофон. Затем он извинился и направился в туалет. Подождав там несколько минут, Томас вернулся и сказал, что ему уже пора. Парни обменялись номерами, и интерн поспешил обратно в больницу. По пути он прослушал запись. — Мэт, а чего это он про гитариста спросил? — Да расслабься, параноик, от куда ему знать, что произошло. — А вдруг он в курсе. Вдруг он его знает. А что если… — Захлопнись, Рик, таких совпадений не бывает. Почему ты просто не можешь поверить, что нам наконец повезло и мы нашли гитариста в группу? — Не верю я в совпадения. Этот парень… он что-то знает, нутром чую. — Он не может знать, от блондиночки ни слуху, ни духу уже целый год. Если он тогда и выжил, то уж точно ничего не вспомнит. Не сказать, что Томас был удивлен. Он ожидал, что Ньют не мог сам прийти в больницу. И эти ребята точно что-то натворили. Вот только оставался один вопрос: где теперь искать семью Ньюта?***
Томас не знал, что ему теперь делать. Друзья Ньюта оказались ему совсем не друзьями. Сам он, оказывается, видит постоянные галлюцинации, да еще и считает эти глюки своим другом. И если об этом хоть кто-то узнает, Ньюта переведут в здание Б, где Томас уже не сможет ни увидеть парня, ни помочь ему выздороветь. Но самое ужасное, что Ньют сам считает, что поправляется. Он уже строит планы на будущее, в которых они с Томасом будут жить рядом и так же часто видеться. Но и это не все. Кроме всего этого, Томас еще и влюбился в своего психически больного друга парня, которого возможно больше никогда не увидит! Поэтому Томас решил сделать возможно не самое логичное, но самое правильное, по его мнению. Сказать Ньюту правду. Он этого заслуживает. Уже подходя к палате с номером 333, Томас остановился в нерешительности. Ведь следующие несколько минут могут кардинально изменить две жизни. Но тут он услышал голос. — Ты не помогаешь. Что мне делать? Это был голос Ньюта. Обеспокоенные и слегка раздраженный голос Ньюта. — Я должен ему признаться, Ада, я не смогу это больше скрывать. Томас похолодел. Прямо сейчас, за этой дверью, Ньют ловит свой личный приход и говорит сам с собой. — Я скажу ему, как только увижу скажу. Не отговаривай меня. Томас решил, что не станет подслушивать. Поэтому он решительно вошел в палату. — Ньют? Тот от неожиданности подскочил на месте, но, увидев Томаса, широко улыбнулся. — Томми, хорошо, что ты пришел. Мы как раз говорили… О, кстати, познакомься, это Ада, — он указал на место около окна, — помнишь, я говорил о ней. — Да, — проглотив ком в горле, тихо ответил тот. Он посмотрел на место, куда показывал Ньют. Там было пусто. — Прости, — на этот раз он обратился к пустоте, — я знаю, что ты не любишь людей и все такое, — тут он замолчал, будто слушая ответ. В какой-то момент его глаза расширились, и он покраснел, — Ада! Зачем ты… Не слушай ее, Томми, она совершенно не умеет общаться с людьми. У Томаса на глаза навернулись слезы. Он не мог смотреть на это. Он совершенно не так себе все представлял. Ньют действительно видел тут вполне реального человека с именем, характером, привычками и тому подобное. Он на полном серьезе говорил с ней, как говорит с Томасом или Соней, или Джеком. Пора это прекратить. — Ньют. — Да? — он посмотрел на Томаса и его лицо стало обеспокоенным, — что-то случилось? Что с тобой? — Ньют, помнишь ты говорил, что поверил Соне и Джеку, когда они говорили тебе про галлюцинации? — Ну да, помню. Так ты из-за этого переживаешь? — Ньют облегченно выдохнул, — я уж испугался, что что-то случилось. Не волнуйся, Томми, я уже месяца два не видел никаких галлюцинаций. — Ньют, — сдерживать слезы становилось все сложнее. Он набрался смелости и все-таки сказал, — Ньют, мы в комнате вдвоем. После этих слов время будто остановилось. Бывает иногда такое чувство, что все вокруг движется медленнее. И сейчас был как раз такой случай. Ньют замер посреди комнаты. Он неотрывно смотрел на Томаса и в его глазах мелькало множество эмоций: непонимание, озадаченность, отрицание, осознание… — Но… я же вижу, — только и смог сказать он. Томас смотрел на него и не знал, как помочь другу. У того только что развалился кусочек мира, он потерял друга, точнее выяснил, что друга то этого никогда и не было. — Ада, — Ньют говорил очень тихо, каждое слово давалось ему с трудом, — тебя нет? И если бы Томас мог видеть и слышать то, что видит и слышит Ньют, он бы заметил у окна невысокую худенькую девушку со светлыми, как у Ньюта волосами и такими же темными, глубокими глазами. Он бы увидел, как она печально кивает, как подходит к своему другу и в знак поддержки кладет свою руку парню на плечо. — Я умерла, Ньют, давно умерла. Меня нет, я воспоминание. Я прошлое, а он, — она указала на Томаса, и Ньют повернулся к другу, — он — настоящее. Он жив, и это главное. Не держись за прошлое. Его не вернуть, — по ее призрачной щеке потекла призрачная слеза и она обняла блондина, — я люблю тебя, братик. Девушка отступила на шаг и исчезла в вечернем свете из окна. Исчезла навсегда. А Ньют остался и стоял неподвижно еще несколько минут. Щеки стали мокрыми от слез. Томас не решался подойти к нему. — Томми. — Да? — он тут же очутился рядом, готовый сделать все, чтобы помочь другу. — Я вспомнил ее, Томми. Ада не просто галлюцинация. Она — моя сестра. Это было воспоминание, просто воспоминание… — последние капли самообладания покинули юношу и соленые слезы вновь обожгли щеки. Томас не знал, как ему помочь, поэтому не придумал ничего лучше, кроме как обнять Ньюта.***
После того случая прошла неделя. Томас так и не сумел тогда сказать Ньюту всю правду. Тот и так пережил в своем роде эмоциональное потрясение. Но случилось и кое-что хорошее. Ньют перестал видеть галлюцинации. И на этот раз точно. Он вспомнил, что девушка, которую он видел, это его сестра, которая погибла в автокатастрофе полтора года назад, не за долго до его прихода в больницу. Но Ньют не сломался, не лежал целыми днями в палате, уставившись в потолок. Он наоборот, будто стал сильнее. — На самом деле, у меня как камень с души упал, — говорил Ньют, — я всегда чувствовал, что что-то не так, когда с ней говорил. Но знаешь, я даже рад, что смог еще год спокойно общаться с сестрой после ее смерти. Не у каждого есть такая возможность. Они сидели на скамейке в парке вместе с Алби, которого Томас должен был вывести на прогулку. Уж слишком тот залежался. Ньют увязался с ними, сказав, что какая разница, гулять с одним психом или с двумя. И что он хочет поговорить с Томасом, а Алби вообще все равно. — Да, но… не важно, — Томас слегка улыбнулся и поправил воротник Алби на больничной рубашке, — я очень рад, что ты пережил это. Правда, Ньют, ты молодец. — Ну, не смущай меня, — рассмеялся тот в ответ. Тут Томас кое-что вспомнил. — Слушай, помнишь, когда я тогда зашел в палату, Ада тебе что-то сказала, а ты ответил, что она не умеет общаться с людьми, и чтобы я ее не слушал. — Помню. — Что она тогда сказала? Ньют улыбнулся и слегка покраснел. — Ты правда хочешь это узнать? — утвердительный кивок, — ну ладно. Она сказала, что у тебя шикарная задница, и что у меня отличный вкус. Томас рассмеялся так сильно, что даже Алби обратил на него внимание. Но потом до него дошло. — Погоди, в каком смысле у тебя отличный вкус? Ньют покраснел еще больше и потупил взгляд. Он глубоко вздохнул и решительно посмотрел Томасу в глаза. — Томми, я давно хотел… — Эй! Парни резко обернулись на голос. Позади них стояли двое светловолосых парней в больничной одежде. Тот, что был пониже и покрепче подошел ближе к скамейке. — Эй вы! — повторил он, — хватит тут миловаться, это не ваш парк! Томас сумел разглядеть имя на больничной бирке на руке. Галли Рэйдж. Кажется, у них проблемы. — Вы меня слышали, ушлепки? Валите от сюда! — Галли подходил все ближе, а Томас просто остолбенел. Он не представлял, что ему делать с пациентом из здания Б. И вообще, почему они без присмотра? Где их санитар? Томас все еще не мог вымолвить не слова, но Ньют, к сожалению, собрался раньше. — Это общий парк, где хотим, там и сидим, — говорил он с напускным спокойствием. Ох, ну почему люди всегда говорят и только потом думают? Галли рассвирепел еще больше, схватил Ньюта за ворот его рубашки и со всей силой дернул на себя, вынуждая встать. Тут Томаса как током шандорахнуло. Он вскочил с места и резко оттолкнул обидчика в сторону. Но Галли быстро оправился и пошел обратно к Томасу. К Ньюту же начал подходить второй парень, и, как уже догадался интерн, это был Бэн Мэднесс. Алби просто сидел на скамейке. Завязалась потасовка. Томас старался не бить Галли, он же все-таки пациент. Когда ему удалось ненадолго откинуть обидчика в сторону, интерн отправил сообщение с просьбой о помощи по больничному пейджеру. Парень оглянулся на Ньюта и его окатило холодной волной ужаса. Бен загнал парня в угол, а именно к забору, отделяющему территорию больницы, и начал бить блондина. Тот защищался и по возможности давал сдачу, только вот такая возможность выпадала редко. И только Томас побежал на выручку другу, как сзади на него набросился Галли. Интерн от неожиданности повалился вперед, роняя и себя и пациента. Томас попытался вырваться из крепкой хватки, но сделать это было весьма проблематично, так как он оказался придавленным к земле. Галли замахнулся для удара, но чья-то большая смуглая рука его остановила. Томас не знал, чему радоваться больше: что его так и не ударили, или что Алби наконец-то проявил признаки жизни, встал и даже сумел перехватить мощный удар! Вдалеке послышались крики. К потасовке приближались пятеро санитаров, среди которых был Джек. Трое быстро расцепили Галли и Алби, два других оттащили Бена от бесчувственного тела его жертвы. Томас, увидев Ньюта, подскочил с земли и в следующее же мгновение оказался рядом с другом. Тот лежал у забора неподвижно. Из глубокой раны на затылке сочилась кровь, окрашивая светлые волосы (видимо Бен приложил его пару раз головой об забор), на скуле темнел синяк, губа разбита. Томас боялся представить сколько синяков обнаружит, если поднимет рубашку парня. — Эй, Ньют, очнись, давай же, — он пару раз похлопал его по щеке, стараясь привести в чувства. Но тот продолжал лежать неподвижно. Сзади послышался безумный смех Бена.***
— Томас, хорошие новости. Брюнет подскочил как ошпаренный и через мгновение уже стоял около доктора Уолсона, одного из врачей травматологии. — Что, что с Ньютом? Он очнулся? Доктор Уолсон как-то странно улыбнулся. — Я не о нем, прости, приятель. Я про Алби. Он в полном порядке. То есть абсолютно! Мне сказали, что у него затянувшаяся депрессия. Но сейчас все хорошо. Сидит себе, говорит о чем-то с медсестрами, женский угодник, — доктор засмеялся и покачал головой. Томас разочарованно вздохнул. Нет, он, конечно, рад за Алби. Но все его мысли сейчас занимает совершенно другой человек. Как это часто бывает, люди не осознают на сколько им дорог тот или иной человек, пока не потеряют его. Или же пока не появится вполне реальная перспектива потери. Так же произошло и с Томасом. Он, конечно, и раньше понимал, что Ньют ему дорог. Но сейчас он в полной мере осознал на сколько. Он уже час сидит в этом дурацком коридоре, но никто не пускает его в палату, и никто не говорит, что с блондином. Все только сочувствующе хлопают Томаса по плечу и отводят взгляд. И парень бы ни на шутку перепугался, если бы не был врачом. Он понимал, что Ньюту еще как досталось. Сотрясение — это точно, возможно даже ушиб головного мозга. Томас не видел состояние груди и живота, но может предположить, что ребра тоже попали под раздачу. И все эти мысли кое-как успокаивают. Но! Почему его не пускают? Почему никто ничего не говорит? Почему все сочувствующе хлопают по плечу и отводят взгляд?! И он, наверно, еще долго просидел бы на треклятой лавке, если бы не Джек, о благослови Боже этого невозмутимого засранца! — Джек! Что с ним? Ты знаешь? Почему меня не… — Томас, — прервал его парень, — у Ньюта серьезные проблемы. — Ч-что? — все, что смог ответить брюнет. Джек выглядел невероятно измученно и печально, будто у него собака умерла. — Ты знал, что Галли и Бен сыновья каких-то там влиятельных придурков? Их поэтому и перевели к нам, видать папашки подсуетились, — он как-то озлобленно нахмурился, — тебя, кстати, отмазали. Списали все на то, что ты пытался их разнять. Ты молодец, что додумался не бить Галли и написать на пост. — Это не важно. Что с Ньютом? — Томас начинал терять остатки чудом сохранившегося терпения. Джек тяжело вздохнул и сжал кулаки, пытаясь успокоится. Ой, не к добру это. — Ты же знаешь, что у Ньюта никого нет. Он записан, как бездомный. Да даже Ньют — не его имя. О нем ничего не известно. А эти двое — гребанные свихнувшиеся мажоры. За них тут не мало так платят. Поэтому их не переведут обратно за драку и за избиение пациента и двух санитаров. — Двух? — Ага, ты и еще один, которого приставили к ним. Его нашли недалеко от места потасовки без сознания. — Вот почему они были одни, — задумчиво констатировал Томас, — но это же проявление болезни. Необоснованная агрессия. Они опасны, их просто обязаны перевести обратно! — Нет, Томас, их оставляют здесь, а вот Ньюта… Томаса как кувалдой по животу ударили, выбивая весь воздух. Он не мог поверить своим ушам. Так не должно быть. — Но он же ничего не сделал, — прошептал парень, — он даже почти не отбивался. И это он сейчас лежит избитый до полусмерти, а не Бен! — Томас говорил все громче, еле сдерживая крик. — Я знаю. И все знают это… — Тогда почему?! — Тише, Томас, успокойся, — Джек положил руки ему на плечи. Но Томас скинул их. — Я не могу успокоится! Почему его переводят? Его же там просто убьют! Джек вздрогнул от последнего слова и посмотрел Томасу в глаза, поджав губы. Интерна вновь окатила волна ужаса. Нет… — Нет, — повторил он свои мысли, — они не могут… — Отец Бена настоял на том, чтобы Ньюта перевели в здание Б, так как если переведут Бена, это отразится на карьере отца. Но кто-то же должен быть виноват в драке. А Ньют один. Всем просто наплевать на то, что с ним случится. — Мне не плевать. — Я знаю, и мне тоже, но мы не его семья. Мы лишь санитары, чье мнение не будут учитывать. Но это еще не все, — Джек глубоко вздохнул и потер переносицу, — узнав о том, что диагноз Ньюта — делирий, всем стало только проще обвинить его, ведь один из симптомов — агрессия. — Который у Ньюта ни разу не проявился, — Томас пытался сдерживать злость. — Им так и сказали, на что они ответили, что все когда-то случается впервые. Затем его обвинили в нападении на Бена и Галли, сказали, что он опасен для общества. Томас не мог сказать ни слова. Казалось, что стоит ему открыть рот, как оттуда вырвется душераздирающий крик. Он из последних сил сдерживал злость. — Томас, они настаивают на лоботомии. — Чего? Они совсем идиоты? Эту операцию отменили же году в семидесятом. — В семидесятом ее не отменили, а признали малоэффективной. Точной даты отмены нет. В некоторых клиниках до сих пор прибегают к этому методу в исключительных случаях. — И они что, действительно собираются сделать это? — Томас не верил в это, да заведующий просто не даст согласие. Но Джек похоже верил. — Да. — Бред какой-то, — парень схватился за волосы, пытаясь переварить услышанное, — меня пустят к нему? Джек задумался, огляделся по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, тихо сказал. — Мне сказали не пускать тебя к нему, потому что ты необъективен и бла-бла-бла, — Джек закатил глаза, но потом он понизил голос и заговорчески улыбнулся, — но мы то знаем, что тебе плевать на запреты.***
Джек пустил его в палату и встал на стреме. Он сказал, что у них мало времени и, если кто-то будет идти, санитар постучит в дверь условным стуком. Томас не мог поверить во все услышанное. А поверить стоило. Нет, он, конечно, знал, что доктор Дженсон тот еще прохвост, но он никогда не думал, что этот тип окажется продажной мразью. Но не смотря на все это, Томас не боялся, потому что четко решил для себя: если не получится уговорить Дженсона отменить перевод и операцию, то Томас поможет Ньюту сбежать. И плевать что будет потом. Парень подошел к кровати и сел в ноги Ньюта. Тот выглядел просто ужасно: синяк на скуле стал еще больше и еще темнее, новый появился на губе, голова перевязана бинтом из-за травмы на затылке. Но при всем при этом, Ньют улыбался. — Томми, ты пришел, — хрипло сказал он. — Конечно, я пришел, как я мог оставить тебя одного? — Томас попытался улыбнуться и взял Ньюта за руку. — Прости меня. — За что? — Если бы не я, всего бы этого не было. — Не говори глупостей, это Галли все начал. — А я ответил, — улыбка Ньюта сошла на нет, — у тебя проблемы из-за меня? Томас горько рассмеялся. Ньют лежит на больничной койке, избитый и с огромными проблемами, но он спрашивают его, Томаса, нет ли у того неприятностей. — Нет, все хорошо, все будет хорошо, — Томас поднял ладонь Ньюта и прижал ее к себе, пытаясь успокоить. Хотя скорее он успокаивал себя, ведь блондин еще не знает, во что вляпался. — Что-то случилось? — Ньют попытался приподняться, но скривился от боли и оставил попытки. — Еще как. И Томас рассказал Ньюту все. Вообще все. И то, что сказал ему Джек, и про то, как он нашел видео, и про парней из группы, и про запись их разговора. Его как прорвало, он больше не мог все это скрывать от Ньюта. Тот должен знать правду, он заслуживает этого. Томас ожидал чего угодно. Что Ньют закатит истерику, что он может заплакать, что он прогонит Томаса, должен же он как-то отреагировать на все то говно, что вылилось на него только что. Но он никак не реагировал. Он лишь улыбнулся и погладил Томаса по щеке, вынуждая посмотреть ему в глаза. — Если ты подумал, что я рассержусь, то ты придурок. — Но почему? — сказать, что Томас был шокирован — не сказать ничего. — Потому что я не могу злиться на того, кого люблю. — Не говори так, — его сердце сжималось от нестерпимой боли. Он так не хочет ранить Ньюта. Он не может ответить ему тем же, потому что не смог уберечь его. Потому что не рассказал всей правды сразу. Потому что Ньют просто не может любить его, ведь он болен, и то, что он испытывает, просто привязанность к единственному человеку, навещавшему его. А Томас так боится позволить надежде сжечь себя изнутри. — Почему? — Ньют отвел свою руку и непонимающим взглядом посмотрел на Томаса. — Потому что ты обманываешь себя. Ты не любишь меня, потому что… — Потому что я псих? — кажется Ньют начинал сердиться. — Нет, нет, конечно нет. Просто я единственный близкий тебе человек, вот ты и решил, что это, — он запнулся, — что это любовь. — Потому что я псих, — утвердительно заключил блондин, — знаешь, Томми, порой мне кажется, что это не я сошел с ума, а ты! — Ньют не на шутку взбесился, а Томас удивленно смотрел на него, думая лишь о том, что это из-за болезни, — как ты мог такое вообще сказать?! Почему ты не веришь мне? Тебе не кажется, что мне лучше знать, что я чувствую?! Я знаю, что такое любовь, у меня была сестра, и я любил ее, и я знаю, что-то, что я чувствую к тебе это другое, совсем другое, оно сильнее! Ньют почти сорвался на крик на последней фразе, а Томас инстинктивно отпрянул. Ньют, увидев это, замер. — Ты что, боишься меня? — неверующе спросил он, — боишься, что в приступе ярости я наброшусь на тебя? — Нет, Ньют, нет! Я не боюсь тебя, правда, — Томас понимал, как все это выглядело со стороны и понимал, что его реакцию вполне можно было принять за страх. Но он не боится Ньюта, что за бред? Или не бред? Ньют смотрел ему прямо в глаза, и от этого взгляда у Томаса умирала часть души. Интерн попытался прикоснуться к другу, но тот остановил его. В его глазах пропала ярость. — Нет, ты прав, — тихо заговорил Ньют. — Что? В каком смысле? — Томми, — гораздо спокойнее начал Ньют. Удивительно быстрые перемены в настроении. Томасу показалось, что голос его дрогнул, — я — балласт. Обуза. Не поэтому ли парни из группы решили от меня избавиться? А моя семья? Они даже не ищут меня. Я тащу на дно все, к чему прикасаюсь, и тебя за собой утяну. Я не хочу этого, Томми, ты заслуживаешь лучшего, чем псих без прошлого, — теперь интерн был уверен, что голос Ньюта дрожит. С каждым словом, сказанным в тишине больничной палаты, мир Томаса рушился со скоростью ракеты, взлетающей в космос. Но следующие слова Ньюта убили его окончательно. — Они правильно решили сделать лоботомию. Мне нечего тут делать. Не нужно их отговаривать. — Что ты несешь? — теперь начинал злиться уже Томас. — Так будет только лучше, — он был спокоен, как каменная статуя. — Кому будет лучше?! — воскликнул Том. — Всем. Освободится палата, карьере отца Бена ничего не будет угрожать, доктор Дженсон получит деньги, у тебя станет на одну проблему меньше. — Господи, что за чушь, — Томас вскочил с кровати и схватился за волосы, — ты хоть понимаешь, что за бред ты несешь?! Это тебе лекарства в голову ударили или ты окончательно свихнулся?! — парень уже не сдерживался и совершенно не осознавал, что он говорит. Точнее кричит. — Томми, но я никому не нужен, смысл мне держаться за жизнь, которой я даже не помню? — Ты мне нужен, идиот, мне! — крикнул Томас. Он моментально растерял всю свою злость, как только увидел, что у Ньюта на глазах навернулись слезы. Только сейчас он понял, что наговорил, — Боже, Ньют, прости, я совершенно не это имел в… — Кто вам позволил тут находиться?! В палату влетела разъяренная медсестра, а за ней вошел мрачный доктор Дженсон.***
— Доктор Дженсон, но послушайте же вы меня! Вы не можете этого сделать! Лоботомия — старый варварский и жестокий метод! Томас уже час скандалил в каком-то кабинете, куда его завел весь озлобленный доктор Дженсон. — Мистер Эдисон, бывают ситуации, когда это необходимо. — Но это не тот случай! Ньют же мухи не обидит! — Разговор окончен. Если хотите сохранить свое рабочее место, немедленно покиньте мой кабинет и возвращайтесь к своей работе, — отрезал доктор и занялся какими-то бумагами, будто Томаса вообще не существует. Тот, разъяренный и разбитый, вылетел из кабинета. За дверью его поджидали Минхо и Тереза. Они без лишних слов последовали за другом в ординаторскую. Как только дверь небольшой комнатки закрылась, Томас как с цепи сорвался. Он раскидал подушки, пнул столик и даже разбил пару кружек. Когда же он, наконец, успокоился, то обессилено плюхнулся на диван. — Закончил? — спокойно спросил Минхо. Получив кивок, он продолжил, — нам все рассказал твой знакомый Джек. Томас облегченно вздохнул, мысленно благодаря Джека. Он бы просто не сумел рассказать все это друзьям. У него создалось ощущение, что он вообще никогда не сможет больше говорить. — И что ты собираешься делать? Ты же не станешь просто сидеть, смирившись с участью Ньюта, я тебя знаю, — сказала Тереза. Томас закатил глаза и раздраженно посмотрел на нее, как бы говоря: «Ну конечно, же, разве может быть иначе?» — Плевать мне на Дженсона. Ночью помогу Ньюту сбежать и все. — Ты дебил? — больше утвердительно сказал Минхо, — ну и как ты себе это представляешь? Во-первых, тебя уволят, вся больница, наверно, знает о твоих нежных чувствах к блондинчику, и все сразу поймут, кто помог ему сбежать. Во-вторых, даже подойти к палате невозможно, после твоего визита, туда поставили охрану. А в-третьих, если ты и Ньют перейдете дорогу тому богатому чуваку, он вам устроит сладкую жизнь. Так что дерьмо твой план. — Ну спасибо, друг, — надулся Томас, хотя прекрасно понимал, что Минхо прав. — А что тебе мешает просто рассказать все доктору Куперу? — подала голос Тереза, и на нее уставились две пары удивленных глаз, — Что вы так смотрите? Доктор Дженсон, вообще-то, преступление совершает, делая безобидному пациенту операцию с возможными серьезными последствиями, еще и запрещенную операцию, еще и за деньги третьего лица. А доктор Купер, как главврач, способен помешать этому. Он мудрый и справедливый человек, так что он просто не позволит провести лоботомию. Томас встал с дивана и крепко обнял подругу. — Тереза, я люблю тебя. — Прибереги признание для Ньюта, чудик, — рассмеялась девушка — Тер, ты гребанный гений, и как мы сами до этого не додумкали, — восхищенно сказал Минхо. — Даже не знаю, — саркастично протянула девушка, — а теперь беги быстрее. Ньюта вот-вот повезут на операцию. У тебя есть время, пока его будут везти от сюда до второго корпуса. — Спасибо, ребята, вы лучшие, — улыбнулся Томас и выбежал из комнаты. — Господи, влюбился, как школьник. — Заткнись, черствый кусок хлеба, это же так мило. — Они же не котята тебе. Ладно, давай поможем этому чуваку, пропадет же без нас. — Определенно.***
Томас подошел к коридору, где расположена палата Ньюта, чтобы убедиться, что он еще там. Интерн ожидал увидеть охранников, но коридор был пуст. Тогда он подошел к палате. Дверь была не заперта. В комнате было пусто. — Черт. После этого, понимая, что времени у него катастрофически мало, он написал смс и Джеку, и Соне, чтобы они задержали операцию, а сам со скоростью пули направился в кабинет главврача. — Эй, Джек, тут смс от Томаса. — У тебя тоже? — парень удивленно посмотрел на экран телефона девушки. — Боже, нам нужно торопиться, — констатировала девушка, прочитав сообщение. — Ты беги на улицу, вдруг они только вышли из первого корпуса. А я пойду в здание Б. Соня посмотрела парню в глаза, а затем крепко обняла. — Будь осторожен там. — Не волнуйся обо мне. Соня кивнула и побежала на улицу. Ей повезло. Она наткнулась на Ньюта, лежавшего на каталке (привязанного ремнями за руки) и на двух охранников, везущих его. — О! Мальчики, а я как раз вас ищу, — воскликнула девушка, стараясь не смотреть на Ньюта. Благо, она была знакома с охранниками, что значительно облегчало ситуацию. — Не могли бы вы мне помочь? Там в сестринской, — она на мгновение задумалась, — один пациент разгромил все стеллажи, а потом украл некоторые лекарства. Сейчас бегает по всему корпусу и больных пугает. Жуть просто. — Соня, прости, но мы немного заняты, — один из охранников указал взглядом на Ньюта, который шокировано смотрел на девушку. Соня поджала губы и как можно более непринужденно продолжила уговоры. — Я понимаю, но он никуда не убежит, привязан же, а тот еще как убежит. Носится уже минут десять. — А санитары что делают? — чуть раздраженно спросил другой охранник. — Ну, Джек повел одного на процедуры. Томаса закрыли в первом корпусе, чтобы он не лез, — конечно, она все на придумывала, но глаза Ньюта округлились как два блюдца, — еще один в отпуске, Колин на больничном. Джона избили во время потасовки утром. Морис ушел за лекарствами по рецептам. Еще двоих не знаю где черти носят. Остался только Майк, но вы его видели? Он еще более тощий, чем Ньют. И, наверное, охранники поверили бы байкам Сони, если бы мимо них не прошел тот самый Морис, что «ушел за лекарствами». Охранники проводили его удивленными взглядами и, увидев, что у того нет никаких лекарств, грозно посмотрели на побледневшую девушку. — Соня, нам не до шуток сейчас. Если ты так стараешься помешать операции, то это глупо. Уйди с дороги. Соня было вынуждена пропустить их. Как только дверь за ними закрылась, она написала смс Джеку, чтобы тот был готов встретить их. Тем временем Томас пытался добраться до кабинета главврача, но его перехватил доктор Дженсон, чтоб ему пусто было. — Томас, ты куда это собрался, — приторно вежливо поинтересовался тот. Томас начал судорожно придумывать отмазки. — Я… ищу Минхо. Хотел с ним поговорить. — Да что ты. А разве вы не вместе уходили, когда ты вышел после нашего разговора? — Да, но… — Хватит врать, Томас, — лицо Дженсона перекосилось от злости, — я знаю, куда ты направляешься и не позволю тебе исполнить задуманное. — Да ну? И как же вы мне помешаете? — прошипел Томас. За спиной врача он увидел крадущегося Минхо и пытался болтовней отвлечь доктора. Дженсон так мерзко оскалился, что молодого интерна аж передернуло. — Мистер Ким, вы можете не прятаться, я вас прекрасно вижу. — Беги, Минхо! — крикнул Томас, но было поздно. Путь азиату преградил охранник. — Видите, мистер Эдисон, бывают вещи, которых просто невозможно избежать. — Вы поступаете подло! — Я поступаю правильно. Да, этот метод достаточно жесток, но ничего не поделаешь. Некоторые сумасшедшие люди не выздоравливают. Томас кипел от злости. Он попытался вложить во взгляд всю ненависть, чтобы стереть эту ужасную ухмылку с ужасного лица. — Ньют — не сумасшедший. Сумасшедший здесь только вы. Дженсон вздернул брови и наигранно удивился. — Так вот в чем дело, Томас. Все дело в мальчишке. Как жаль, ведь ты мне понравился. Я возлагал на тебя большие надежды, а ты готов все бросить, и ради чего? Ради юношеской влюбленности? — Не только из-за этого, доктор Дженсон, — он выплюнул его имя, как какое-то ругательство, — я делаю это, чтобы не пострадал невинный человек. Дженсон смотрел на него и продолжал мерзко улыбаться. — Что здесь происходит? — разнесся по коридору тяжелый и строгий бас главврача. Доктор Дженсон в мгновение переменился в лице. В глазах промелькнул страх. — Ничего, доктор Купер, все в полном порядке. — Да? А эта молодая девушка считает иначе, — доктор указал на Терезу, стоящую рядом и довольно улыбающуюся. Дженсон выглядел, как загнанный в ловушку олень. Он что-то пролепетал, но его прервал хрипловатый бас главврача. — Замолчите, доктор Дженсон. Вы поступили, как последний негодяй, вы нарушили клятву Гиппократа и опозорили всех врачей! Я отменяю перевод этого юноши в здание Б и операцию. А сейчас мы пройдем в мой кабинет, и я скажу вам, через сколько часов вы должны освободить свой кабинет. Дженсон не мог вымолвить ни слова. Минхо подошел к нему и, взяв за локоть, повел в кабинет. — Мистер Эдисон, — доктор Купер подошел к интерну, — мисс Агнес мне все рассказала, и я хочу сказать, что горжусь вами. Вы и ваши друзья уличили в измене опасного человека. И за это, мистер Эдисон, я прощаю вам вашу выходку в морге. С завтрашнего дня вы можете вернуться к работе в диагностике, — доктор внимательно посмотрел на юношу и, наверно впервые за много лет, улыбнулся, — но что-то подсказывает мне, что вы не хотите возвращаться, мистер Эдисон. — Да, — просто ответил Томас, потупив взгляд. — Что ж, в психиатрии как раз стало на одного врача меньше. Томас неверующе посмотрел на главврача. Тот улыбался. — Спасибо, доктор Купер, я вас не подведу. — Надеюсь, мистер Эдисон, ради вашего же блага. А теперь, мне кажется вам нужно торопиться. Я операцию отменил, но врач, исполняющий ее, этого не знает. — А разве не доктор Дженсон должен был делать операцию? — спросила Тереза. — Думаю, он побоялся бы замарать руки. Дальнейшего разговора Томас не слышал, так как умчался в сторону выхода.***
— Джек! Соня бежала вдоль коридора на встречу санитару. — Джек, они уже там, да? — Да, они, видимо, догадались зачем я там поджидаю их, и меня просто выставили за дверь. — Как давно? — Только что. Хоть бы Томас успел, у него минут десять, пока врачи подготовят все для операции. — Господи, хоть бы он…- девушка не успела договорить, потому что к ним подбежал запыхавшийся интерн, — Томас! — Какая палата? — 513. Томас не ответил и сразу же побежал дальше. — Хоть бы он успел.***
Томас бежал со всех ног, а в голове лишь одна мысль: хоть бы успеть. Каким же он был идиотом, там, в палате Ньюта. Томас пытался думать, что же на него нашло, и пришел к выводу, что он просто испугался. Испугался сложностей, испугался ответственности. Испугался любви. Он винил себя в том, что так и не ответил Ньюту. Винил, что накричал на него, пусть и не безосновательно. Винил, что может так и не успеть. Но вот впереди дверь с номером 513. Ноги болят нещадно, но он не обращает на это внимания. Томас делает последний рывок и вламывается в кабинет. То, что он видит, повергает его в ужас. Врач уже держит иглу и направляет ее в глаз Ньюту. Даже не думая, Томас просто выхватывает иглу и швыряет ее в сторону. — Молодой человек! Что вы себе позволяете?! — Доктор… Купер… отменил опе… операцию, — пытаясь отдышаться, шепчет Томас и сползает по стенке. Он успел.***
Наступил первый день зимы, и вся улица выглядела словно в сказке. В этом году снег пошел рано, так что все дорожки и деревья уже припорошило белоснежными блестками. У Томаса было просто прекрасное настроение. Сегодня он, наконец, увидится с Ньютом. После того, как он прервал операцию, врачи еще долго выясняли в чем дело и все такое. И все это время Ньюта держали в треклятом кабинете, а Томаса грубо выставили за дверь. На следующий день были разборки с Беном и Галли (которых все-таки перевели обратно в здание Б), назначение нового заведующего (им стал приятный и пухленький доктор Форест, которого все давно пророчили на эту должность), и всевозможные проверки Ньюта и его психического состояния. И вот, только сегодня, Томас сможет увидеть Ньюта и извиниться. А еще кое-что сказать. Он подошел к двери с номером 333 и, как и в первый день замер в нерешительности. Его терзали сомнения. А что, если Ньют не ответит ему тем же. Что если он передумал? Но, решив, что он, Томас, все-таки мужчина, а не влюбленная трусливая школьница, интерн решительно открыл дверь и… Палата была пуста. Томаса вновь окатил приступ паники. Он уже начал судорожно придумывать, куда могли деть Ньюта, как сзади кто-то вежливо откашлялся. — Кого-то потерял? — Ньют! — воскликнул Томас и бросился обнимать блондина, вызывая у того приступ смеха. — Ну-ну, только не плачь, — рассмеялся Ньют, при этом все равно крепко прижимая к себе Томаса. — Да иди ты, — улыбнулся тот в ответ. Они еще какое-то время так и простояли, но потом Ньют отстранился и серьезно посмотрел на Томаса. Тот напрягся. — Что-то случилось? — Томми, меня вчера весь день проверяли и… в общем меня выписывают. — Чего? — Томас не мог поверить своим ушам. — Это правда. Они сказали, что делирий чаще всего вызывает какое-то эмоциональное потрясение, а лечится с помощью лекарств и покоя. Но потом мне сказали, что повторное потрясение могло спровоцировать выздоровление, что мне, если честно, кажется бредом, но так и есть. А еще, — он потупил взгляд, — а еще я все вспомнил. — Ты это серьезно? — интерн бы наверно кричал от радости, если бы не был так потрясен. — Да. И, помнишь я сказал, что моя сестра погибла в автокатастрофе? Так вот, погибла не только она. Меня никто не искал все это время, потому что искать было некому. Я тогда был на репетиции с группой, и когда мне позвонили и сказали об этом… в общем я побежал к мотоциклу, да, оказывается я вожу мотоцикл, и упал с лестницы. От сюда и травма ноги. После этого появилась болезнь. А парни, из группы которые, видимо испугались и оставили меня около ворот больницы где-то ночью. На утро я уже ничего не помнил, врачи сказали, что это могла быть своеобразная реакция мозга на такое количество плохого в моей жизни или как-то так. Ну, а дальше ты все знаешь. — Но это же хорошо! То есть, все, что ты рассказал про свое прошлое — плохо, но ты же все вспомнил! Ты же выздоровел! — Томас взял его за плечи, смотря прямо в глаза. Но Ньют был грустным, — что не так? — Просто, меня выписывают, это, конечно, просто замечательно, но… мне некуда идти. Томас облегченно выдохнул. — Я уж испугался, что что-то серьезное, — поймав негодующий взгляд Ньюта, он пояснил, — тебе есть куда идти. Это как раз-таки не проблема. — И куда же? — похоже Ньют действительно не понимал. — Ко мне. Поживешь у меня, потом съедешь, если захочешь, — просто ответил Томас, но потом задумался. А хочет ли Ньют с ним жить? Но все его опасения развеялись, когда Ньют лучезарно улыбнулся. — Правда? — Конечно правда. И… Ньют, слушай, я хотел тебе кое-что сказать. Там, в палате, я много лишнего наговорил, прости меня, а еще я тебе не ответил, — Томас глубоко вздохнул, собираясь с силами, поднял глаза и решительно сказал, — я был не прав, решив, что ты не мог полюбить меня по-настоящему. Я просто испугался. Но теперь я не боюсь. Ньют, я люблю тебя. Действительно люблю. Я осознал это в полной мере, когда чуть не потерял. И больше я тебя никуда не отпущу. — Тебе и не придется, потому что я никуда не собираюсь. Ньют улыбался, а его глаза поблескивали от проступившей влаги, или это просто снег за окном отражался, но это было совершенно не важно. Томас, выкинув все мысли из головы, просто подошел и поцеловал его. И они бы еще долго простояли вот так, посередине комнаты, если бы не медсестра, попросившая Ньюта освободить палату. Но и это было вовсе не важно, ведь теперь Ньют здоров, и они могут пойти куда угодно и делать что угодно. Вместе.