Плащ из змеиной кожи

      1 сентября. Начало нового учебного года в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Но с самого первого дня что-то пошло не так.       Только закончилось распределение первокурсников, как вдруг в коридоре что-то с отчетливым стуком упало, и взгляды всех присутствующих в Большом зале оказались направлены в ту сторону. Массивные двери отворились, и перед всеобщим взором предстал мужчина, едва поднявшийся на ноги и продолживший, неуклюже прыгая и пытаясь удержать равновесие, обычной щёткой очищать подошвы сапог от дорожной пыли и грязи. Он на секунду встрепенулся, заметив всеобщее внимание, обращённое к его персоне. А затем вынул из-под щегольского плаща из тёмно-серой змеиной кожи, едва доходившего ему до колен и поблескивающего двумя рядами посеребрённых пуговиц, часы на цепочке и, взглянув на циферблат, продолжил неторопливо приводить себя в порядок.       Когда сапоги были вычищены до блеска, пришелец снял с себя небольшую сумку, висевшую через плечо, невозмутимо свернул несколько слоёв тёмно-коричневой кожи, словно лист бумаги, так, что она стала размером с ладонь, и сунул сумку во внутренний карман плаща.       Этому странному мужчине удалось произвести впечатление на публику: в зале повисла почти полная тишина, сотни пар глаз ловили каждое его движение. Вот он огладил плащ руками, стряхивая пылинки, вот взъерошил до неприличия короткие, по бокам и на затылке едва скрывавшие правильную форму черепа, неестественно белые, будто выжженные солнцем, волосы, вот вытянулся в струнку и приподнял точёный подбородок, затянутый в длинный воротник чёрной водолазки так, что над тёмной тканью видна только верхняя часть лица: высокий лоб, светлые брови, переносица и странные почти жёлтые глаза.       Он, выровнявшись, широкими выверенными шагами вошёл в зал, и стук обитых металлом низких каблуков о каменный пол начал гулко отскакивать от стен, разрезая повисшую тишину, едва шелестевшую перешёптываниями студентов о загадочном господине. Закрытая часть лица давала много простора для фантазии, но лишала возможности узнать вошедшего или хотя бы определить его возраст.       А незнакомец всё шёл по залу, задрав вверх голову, будто он полководец, с триумфом вернувшийся на родину, а не бывший международный преступник и ни на что не годный дипломат, не сумевший обрести союзников, сорвавший миссию, избитый и изгнанный взашей. Будто это не он две недели лебезил и кланялся перед высшими эльфами, для которых был лишь шутом, которые знали о его прошлом и заведомо не собирались иметь с ним никаких дел.       Вскоре он остановился перед преподавательским столом и, бегло оглядев сидящих за ним волшебников, поздоровался с ними, слегка поклонившись в знак приветствия. В ответ кто-то кивнул головой, кто-то посмотрел на пришельца так, будто впервые его видит, у иных на лице отразилось удивление и они с интересом ждали его дальнейших действий. А мужчина, как ни в чём ни бывало, повернул вправо, намереваясь обойти стол, но путь ему преградила мило улыбавшаяся дама в ярко розовом платье и розовом берете. Едва не столкнувшись с ней, пришелец заметно скривился, будто от яркого цвета у него рябило в глазах. Между тем женщина поставила свою не менее розовую сумочку на стол позади и несколько раз деликатно кашлянула, прежде чем растянуть губы в притворной улыбке.       — Прошу прощения, но здесь расположены места для преподавателей школы чародейства и волшебства Хогвартс, кажется, вы немного ошиблись, — она глядела на него так, будто знала о нём всё, и незаметно намекала, что он не немного, а основательно ошибся. Замком. И ему больше бы подошёл Азкабан. Но он решил не поддаваться на провокацию и изобразил неловкую растерянность. И мысленно пожалел, что после поездки он, помимо прочего, ещё и вынужден играть в этом театре.       — Почему ошибся? — по крайней мере, нужная интонация удалась.       — Ну… кажется, вам самому это известно, — женщина, не переставая улыбаться, красноречиво оглядела его с ног до головы. Нет. Нельзя прозевать первую встречу, это сейчас как первое свидание, потом ощущения будут уже не те. И внутри всё клокочет от злобы, даже руны не помогают.       — Не стоит судить человека по внешности, — вкрадчиво начало он, принимая правила игры и медленно шагая вокруг дамы, — Поверьте, я не раз встречал людей, которые, подобно вам, сладко улыбаются и ходят в розовом, и при этом способны, не переставая улыбаться, всадить кому-нибудь нож в горло, — к концу своей речи пришелец почти сорвался на шипение и вернулся на исходную точку, — и иду я туда, где мне надлежит быть, потому будьте так добры, не стойте у меня на пути. Он надеялся смутить женщину, но попытка не увенчалась успехом, она, казалось, заулыбалась шире прежнего.       — Не могли бы вы показать мне свою левую руку?       — С какой стати?       Колдунью подбодрила его реакция, наверняка за тёмным плащом было что скрывать, и она перешла в наступление.       — Видите ли, в прошлом году в стенах этой школы произошёл пренеприятнейший, вопиющий инцидент, порочащий не только её честь, но и репутацию нашего магического сообщества: человек, называющий себя Пожирателем Смерти смог не только беспрепятственно проникнуть в Хогвартс, но и на протяжении всего учебного года одним своим присутствием в стенах школы подвергал опасности жизни студентов, из-за халатности местного руководства. В свете этого, мне кажется разумным убедиться в том, что вы… не представляете угрозы. — За это время она на несколько шагов приблизилась к мужчине, держа в руках волшебную палочку. Он, скользнув взглядом по тёмному дереву, инкрустированному стеклянным розовым шариком, задрав подбородок и глядя на волшебницу сверху вниз, всё же отступил на шаг и несколько металлических совиных перьев с директорской трибуны кольнули его в спину.       — И кто вы, собственно, такой?       Мужчина поднял голову выше, расправил плечи, посмотрел на неё взглядом, ясно показывающим, что пресмыкаться он перед ней не намерен, и уверенно произнёс: «Персиваль Грейвс, в отстутсвие Рубеуса Хагрида, хранитель ключей и гробниц Хогвартса». Солгал-то он уверенно, но существует ли вне его воображения эта должность? Однако никто его слов е опровергнул, колдунья в розовом подвоха, кажется, не заметила, но палочку не убрала, и это заметно раздражало.       — Так могу я посмотреть вашу руку? - Грейвс скривился.       — Только лишь руку? Быть может, мне полностью раздеться?       — Персиваль, где твои манеры? — донеслось сбоку — Это Долорес Амбридж, заместитель Министра Магии!       — Да хоть королева Великобритании! — гаркнул он так, что женщина и несколько особо впечатлительных студентов вздрогнул, — Я не обязан перед ней отчитываться! К тому же, внешний вид — это ещё не основание для подозрений, а согласно действующему законодательству вы не имеете права безосновательно обвинять меня в пособничестве тёмному волшебнику, в котором вы так жаждете меня уличить. Нельзя считать человека преступником, опираясь лишь на то, что вам не нравится его внешность. Но, если вам так хочется полюбоваться на обнаженные части мужского тела — он понизил тон до заговорщицкого шёпота и сделал значительную паузу, — я могу посоветовать вам пару-тройку неплохих борделей! — поначалу Грейвсу удавалось сохранять хладнокровие и лишь зло сверкать глазами, то к концу его уже потрясывало от гнева и последнюю фразу он буквально прокричал ей в лицо. А затем, не дожидаясь, пока спадёт накрывшее окружающих потрясение, беспрепятственно обогнул стол, извинился, и в тот же самый момент, что оставалось свободное место между Северусом Снейпом и Минервой МакГоннагал, подошёл к появившемуся стулу с высокой спинкой и протянул руку Снейпу. Тот всем своим видом игнорировал его, но когда пауза начала затягиваться, нехотя ответил на рукопожатие, и мужчина опустился на стул, закинув ногу на ногу и недовольно глядя в пространство перед собой.       — Смотри, когда-нибудь надоест терпеть твои выходки, отрежут твой змеиный язык, — едва слышно произнёс Северус, не глядя на собеседника. Грейвс дёрнул головой, по-прежнему зло сверкая глазами.       — Не отрежут, магический мир Великобритании не переживёт такой потери. В ответ на его утверждение, МакГоннагал одарила его таким красноречивым взглядом, что не оставалось сомнений в том, что волшебники вышеупомянутого государства, и она лично, только этого и ждут.       Амбридж тем временем, задыхаясь от возущения, оглянулась на наглеца, посмевшего перечить правой руке Министра, но видимо, решила, что выяснять отношения при нескольких сотнях свидетелей по меньшей мере неприлично, и бросая на Грейвса грозные взгляды, вернулась на место.       Мужчина, в свою очередь, мог торжествовать: ему в первую же встречу с удалось стереть улыбку с лица человека, которого он почитал своим личным врагом. Но он вместо этого лишь хмуро скользил взглядом по лицам ещё оглядывающихся в его сторону студентов и думал о том, что не должен был так, прямо с порога, устраивать этот балаган. С одной стороны, у него и не было повода для конфликта, так как знака приверженности к силам Волан-де-морта у него не имелось, но с другой… По сравнению с тем, что было на его теле, Чёрная метка казалась ребячеством и это вызвало бы много вопросов и, можно сказать без сомнения, навлекло бы новые неприятности.       Так, татуировки с изображением змеи, выползающей из человеческого черепа у него не было и не могло быть по определению — у мужчины просто не было целого участка кожи такого размера, чтобы представлялось возможным нанести подобный рисунок, обе руки были покрыты симметричными, не заживающими полностью шрамами, пересекавшимися крест-накрест, а ровные края их, не допускали мысли о том, что он мог так порезаться самостоятельно.       Но не только шрамы, полученные на протяжении долгих лет заточения, вызывали опасения. Кожа Грейвса была покрыта множеством татуировок: начиная со знака Даров Смерти между ключицами и заканчивая различными символами и рунами, значения которых он не мог разобрать. Причём располагались они почти по всему телу вплоть до фаланг пальцев и внутренней стороны бедра.       Предполагалось, что руны эти должны запереть его магию, обуздать, и сделать его если не шёлковым, то таким, что можно было бы оставить мужчину в общественном месте и не бояться за сохранность жизни окружающих. Наносились символы долго. На протяжении нескольких дней Грейвс провалялся в полубессознательном состоянии, сколько раз он смог прийти в себя настолько, чтобы иметь возможность ориентироваться в пространстве, можно было пересчитать по пальцам одной руки, и то из-за расплывшегося перед глазами мутного марева, самым ярким, что увидел мужчина была зажатая в чьих-то зубах волшебная палочка, из конца которой тянулась серебряная нить и как знакомые пальцы сосредоточенно плели над ним паутину, в определённом порядке завязывая узелки, которые потом оседали на коже и растворялись в ней.       Ему казалось невероятно смешной и нелепой мысль о том, что какие-то рисунки, пусть и подкреплённые магией могут навязать ему прежде не свойственные ему качества. Но через три дня он даже имени своего вспомнить не смог, не то, что своей жизни и людей, с ней связанных. Надо было видеть выражение лица новоявленного тату-мастера — самоучки. Он столько лет потратил, ковыряясь в голове международного преступника, пытаясь вернуть ему человеческий облик, и одним неловким движением обрубил все свои старания на корню, доведя того до состояния тряпичной куклы. Но дело было даже не в этом, не в одном разочаровании учёного, загубившего дело своей жизни, он смотрел на него так, будто только что собственными руками убил самого дорогого для него человека. Во взгляде сквозила такая обречённость, что Грейвс ещё долго видел его по ночам и ворочался в постели, испытывая муки совести, а потом шёл… физически — закутавшись в простынь, ступая босыми ногами по скрипучему деревянному полу, а морально — на коленях, и заползал в чужую постель, отмечая, что не он один не может найти покоя под покровом ночи…       Некоторые рисунки были сведены, остались те, которые не могли повлиять на его память и характер, и то они были сохранены будто бы лишь для собственного успокоения, дескать, все возможные меры приняты, если что-то и натворит, то трагедий с летальным исходом не предвидится. Паутина была переплетена заново, и как результат всё же не лишила Грейвса магии, но заблокировала её так, что без снятия наложенных чар, он не смог бы ею воспользоваться.       — Как переговоры? — мужчина не мог быть уверен в том, что голос преподавателя Зельеварения ему не послышался, тот не обращал на него никакого внимания, что было вполне разумно, сейчас было не место и не время для подобных разговоров. Тем не менее этот вопрос отвлёк Грейвса от воспоминаний.       — Превосходно, — едва слышно прошелестел он в ответ, слегка обернувшись, потянул воротник вниз, и помимо старого, проходившего через уголки губ и далее по щеках, застыв вечной кровавой улыбкой, продемонстрировал Снейпу несколько новых, штрихами пересекавших губы и отсутствие верхнего клыка. — И это только малая часть…       — Могло быть хуже, — резюмировал зельевар, — они могли и вовсе не отпустить тебя обратно живым.       — Я наслышан о том, что этот народ не ведает страха, но не до такой же степени, — Грейвс растянул губы в ухмылке. Нескольким студентам померещилось, что на лице вечно мрачного профессора проскользнула улыбка.       Грейвс с тоской подумал, что едва ли теперь способен на большее, чем устраивать словесные перепалки и от скуки скользил взглядом по медленно парившим в воздухе свечам и время от времени следил боковым зрением за женщиной, сидящей по левую руку от Северуса, которая, кажется, тоже притихла и не предполагала предпринимать ответных действий.       — Добрый вечер, дети. В этом году… Персиваль облокотился головой о спинку стула и мысленно порадовался тому, что тёмная ткань хотя бы частично скрывает его лицо, ибо он совсем не мужественно и несоответствующе своему образу расплылся в улыбке, ощущая, что наконец-то вернулся домой. Но идиллии не было суждено продлиться больше пары минут.       — Кхм-кхм. Благодарю вас директор, за ваши добрые слова приветствия. И как приятно видеть ваши умные, счастливые лица, улыбающиеся мне. Я уверена, мы с вами станем очень хорошими друзьями.       Вновь услышав слащавый голос, Грейвс нахмурился и между бровями его пролегла глубокая складка, даже несмотря на то, что он не мог видеть её лица, мужчина готов был поспорить, что Амбридж сейчас фальшиво улыбается, демонстрируя зубы.       В зале повисла тишина, и если попытаться заглянуть в лица детей, то сколько хватало взгляда, все они смотрели на неё с недоверием. Грейвс счёл бы то своей личной заслугой, если бы из-за разыгранного спектакля, в котором они выступали на равных, студенты отнесли бы колдунью к тому же типу людей, от которых следует держаться подальше, к коему принадлежал и он сам. Северус подтвердил точность его мыслей.       — Из всех присутствующих ты больше всех похож на её друга.       — Я бы посоветовал ей в друзья акромантула.       Грейвс вытащил из кармана небольшую записную книжку и карандаш и принялся конспектировать речь ведьмы, морщась от её голоса.       — Прогресс только ради прогресса поощрять нам не следует. Давайте совершенствовать то, что можно усовершенствовать, беречь то, что можно беречь, и избавляться… от того, что должно быть недопустимо, — она закончила свою речь неуместным смешком и Персиваль поднял на неё взгляд, полный такой ненависти, что, если бы взглядом можно было убить, то она бы моментально упала замертво. Но вскоре он совладал с собой и слегка склонился в сторону профессора Трансфигурации.       — Только дайте ей власть и она превратит эту школу в казарму, подчиняющуюся Министерству. От скольких из нас, Минерва, в первую очередь избавятся, если эта женщина преследует цель всё поменять здесь?       — Как бы то ни было, мы не можем ничего предпринять, пока…       — Пока не станет слишком поздно и здесь не будет установлена диктатура? Хорошо, можно подождать, но, знаете, в кандалах действовать будет несколько труднее.       — Вам не стоит об этом беспокоиться, вас просто казнят, — она надменно поджала губы, показывая, что разговор окончен.       Мужчина, по ряду причин не согласный с подобной перспективой, лишь прошептал сквозь зубы:«Это мы ещё посмотрим».       Между тем Амбридж, с таким видом, будто взяла реванш, вернулась на своё место. Грейвс, пробежав мрачным взглядом по своим записям, сунул книжку в карман. А директор школы, преодолев легкую растерянность, с почти невозмутимым видом, будто не его только что дерзко прервали, поблагодарил нового преподавателя Защиты от Темных Искусств за выступление и продолжил свою речь.       — Чёрт. Неужели она и впрямь будет занимать этот пост? Я до последнего думал, что это провокация.       — А это она и есть. Будто здесь больше нет никого достойного, — Грейвс позволил себе едва заметную ухмылку, его забавляло, как уязвлённое самолюбие звучит едва ли не интонациями детской обиды.       — Поверь моему жизненному опыту, Северус, иногда нужно просто уметь ждать, — теперь настала очередь его собеседника скривить губы в невесёлой усмешке.       — Как же. Он скорее отдаст эту должность первому встречному, или даже… — он обвёл мужчину взглядом и скривился, будто Грейвс был последним кандидатом, что наносило ему лично глубокое оскорбление, -… тебе.       — Если мне поступит такое предложение, я откажусь в твою пользу, — произнёс Персиваль самым серьёзным тоном, а какой только был способен, — только вот прежде сниму проклятье с этой должности, не хотелось бы потерять такого человека, — добавил он, растянув губы в улыбке. Гроза подземелий Хогвартса неожиданно для себя поперхнулся воздухом.       — Ты, что, флиртуешь со мной? Мужчина в ответ стиснул зубы и сдавленно прошипел: «Мерлин тебя дери, Северус, я просто пытаюсь быть доброжелательным!».       Перешёптывания одного из самых нелюдимых профессоров этой школы с какой-то сомнительной личностью, да и просто сам факт того, что Снейп с кем-то переговаривается, иногда улыбаясь, казался неестественным и не поддающимся объяснению. Он и сам временами не мог понять, отчего вдруг начал общаться с ним, потому как изначально он этого мужчину не переносил. Грейвс вёл себя нагло, производя впечатление абсолютно уверенного в том, что за проступки ему ничего не будет, но притом кроме словесных дуэлей, ничего не делал. Он даже не скрывал, какими путями избежал Нюрнбергского процесса, хоть и утверждал, что всё не так, как представляется и причиной тому покровительство человека, взявшего на себя ответственность за него.       Основной точкой соприкосновения у него с Северусом было то, что репутация обоих держалась на честном слове. На честном слове Дамблдора:«Он такой же Пожиратель Смерти, как и я». Звучит наивно, и сказано было достаточно опрометчиво, но общественность разоружало, а большего и не требовалось.       Северус не знал, как Грейвс пытался добиться союза на переговорах и потому не мог оценить его в качестве дипломата, но когда мужчина однажды пришёл к нему в подземелья с бутылкой виски и завёл разговор в духе «мы с тобой одной крови», то есть «мы должны держаться вместе, потому что, кроме одного человека, мы никому не нужны», он был вполне убедителен. Однако это было довольно спорное утверждение, всё же они находились на разных ступенях и Снейп не был до такой степени зависим, как Грейвс. Так или иначе, со временем они нашли общий язык и их общение стало заключаться том, что они взаимно упражнялись друг на друге в сарказме, но надо отдать должное, никогда не переходили на личности и Северус был в какой-то степени благодарен Персивалю за то, что тот не смел насмехаться над личной жизнью зельевара, хотя у Снейпа не было никаких сомнений в том, что Дамблдор сразу же разболтал ему всё о его несчастной любви.       Вскоре объявили о начале ужина и, по обыкновению, на столах уже сами по себе появлялись различные блюда. Грейвс тоскливо оглядел тарелку перед собой и, поморщившись, осторожно коснулся через ткань еще свежих шрамов на лице затянутыми в чёрные перчатки пальцами. Северус поставил перед ним маленький флакончик, явившийся неизвестно откуда. Мужчина едва успел недоумённо приподнять правую бровь и перевести взгляд на зельевара, как услышал непроизнесённое:«Вылей в кубок и подержи губы пару минут в жидкости, зуб, само собой, заново не вырастет, а новые порезы затянутся… А то ведь совсем есть не сможешь…».       — О, Мерлин, Северус, я сейчас расплачусь, — Грейвс в подтверждение своих слов заморгал чаще и шмыгнул носом, — И этот человек обвиняет меня во флирте?       — Это ответный доброжелательный жест.       — Я так и понял, — по интонации было понятно, что Персиваль улыбается. Он помолчал и добавил чуть тише:«Спасибо».       Ему не хотелось обидеть Снейпа, но обнажить перед таким количеством людей свою застывшую кровавую улыбку, достойную искусства компрачикосов*, он не мог, а потому решил воспользоваться советом позже и, понадеявшись на понимание зельевара, резво сунул флакон в карман.       Это было обидно. Только с дороги, уставший, он не имел возможности поужинать так, чтобы не продемонстрировать своё изуродованное лицо, которое, по-прежнему, нравилось лишь одному человеку, и теперь сидел, скромно склонив голову, как девица на выданье. К сожалению, уйти, позорно сдавшись, тоже было нельзя. В какой-то момент взгляд Грейвса упал на столовые приборы, лежащие перед ним, и мужчине едва не зашёлся неуместным хохотом: все потенциально острые края вилки и ножа были безобразно затуплены. Для чего они вообще здесь лежат? При особом желании, и если тело не изменит, он мог бы задушить жертву голыми руками, в случае крайней необходимости. А тут совершенно не пригодные для использования по прямому назначению приборы. Это, очевидно, одно из самых нелепых издевательств в его жизни.       Решив, окончательно поиздеваться над собой, он обратил взгляд в зал и, сам не зная для чего, начал мельком осматривать лица студентов, что в это время было проблематично и, в общем-то, не очень вежливо. Однако через несколько минут, взгляд его задержался на молодом человеке, сидящим за гриффиндорским столом, который неожиданно для мужчины смотрел прямо на него. Грейвс даже покрутил головой по сторонам, зажмурился и нашел странного студента в толпе снова, но тот по-прежнему смотрел на него, улыбаясь.       — Кто это? За ближайшим гриффиндорским, слева, смотрит на нас, — желая услышать имя, он склонился ближе к Снейпу. Зельевар долго вглядывался в лицо юноши, прежде чем невозмутимо бросить:«Впервые вижу».       — Врёшь! — вырвалось у мужчины раньше, чем он успел осознать сказанное. Снейп странно посмотрел на него, но ничего не ответил.       А Грейвс с опаской вглядывался в незнакомые черты, глаза, секунда, и перед мысленным взором Персиваля предстал он сам, несколько минут назад мило беседующий с Северусом, мужчина заметил, что после этого улыбка мальчишки стала шире, а во взгляде хитро прищуренных глаз заплясали черти, обещая ему нескучное будущее.       Грейвс со стоном сполз по спинке стула, закрыв лицо руками и осознавая, как крупно он попал.       — Что с тобой?       — Эх, разжалуют меня опять в домовые эльфы…