"Невинные" цветы

      — Белые… Ромашки, да? А ярко-синие — васильки, кажется?       Смяв в ладони около пяти разноцветных лепестков, Кисе горько улыбнулся и задрал голову вверх. Идея оказалась плохой: в горле запершило, легкие сжались от нехватки воздуха и боли, грудь сдавило.       И снова выматывающий нервы кашель. Кровью и цветами.       Кисе еще с раннего возраста слышал толки и сплетни о какой-то страшной мифической болезни, которой человек заражался от цветов и умирал от них же. Он, будучи маленьким, совсем не понимал, как такие красивые создания — цветы — могут причинить серьезный вред людям.       — Сестренка! — обиженно вопил Рёта и едва сдерживал слезы. В ручках мальчика был зажат маленький букетик простых ромашек. — Почему ты говоришь такие страшные вещи?! Цветочки очень красивые, они не могут убить человека!       — Рёта, солнышко, успокойся, — взволнованно подскочила к нему другая сестра. Быстро всучила еще один букет и поцеловала лоб. — Конечно, это всего лишь сказка. — Быстрый и хмурый взгляд в сторону первой. — Глупости люди болтают, не надо слушать их.       Мальчик вытер с глаз слезы и солнечно улыбнулся.       — Спасибо, сестренка! А знаете, мои любимые цветы — ромашки! Они не такие, как розы. Розы колючие, очень, а ромашки — белые, мягкие и добрые…       Воспоминания счастливого детства — как нож в сердце. Радостные родители, умиленные сестры, его довольное лицо. Рёта посадил целую клумбу цветов, Рёта поливал ее, Рёта вырастил свой собственный «садик» на небольшой клумбе. Он всегда растил ромашки, только их. Любил до безумия за простоту.       А они решили убивать его за любовь к ним.       Прогуляться старой командой по парку оказалось неплохой идеей. Инициатором стал, конечно, Рёта. Обзвонить всех и созвать не составило труда, благо, все были свободны сегодня. Даже вечнозанятой Мидорима пришел без препираний, найдя в «плотном графике» достаточно времени для тисканий Кисе.       Сейчас они всем табором лежали посреди небольшой поляны, полной цветов, и наслаждались обычным бессмысленным разговором. Мурасакибара жевал, Аомине и Рёта привычно дрались на словах, Мидорима вставлял свои пять йен в их перепалку, а Куроко и Акаши с интересом вслушивались в их болтовню.       Очередной ловкий выпад со стороны Дайки, но ответил не Рёта, а Мидорима. Повернув голову, Кисе с неподдельным изумлением посмотрел на товарища.       И этот вроде бы невинный взгляд стал роковым.       Сердце оглушительно стукнуло, дыхание перехватило, Рёта судорожно выдохнул. Мидорима был до безумия красив с этим азартным блеском в глазах, лихорадочным дыханием и жаждой победы в крови. Он желал выиграть лишь в глупом споре с Дайки, но этого оказалось достаточно, чтобы Шинтаро показал всю свою холодную скрытую привлекательность.       — Чего глазеешь на зануду, как на бабу с пятым размером? — бесцеремонно ворвался в его мысли Дайки и сунул под нос какой-то странный, но красивый цветок. Рёта таких ни разу не видел и поэтому с удовольствием понюхал.       Странное ощущение появления в груди чего-то лишнего он успешно проигнорировал.       Первый приступ — самый легкий — стал для Кисе большой неожиданностью. Случившийся глубокой ночью, он вызвал настолько громкую истерику, что в рекордные две минуты были разбужены все соседи. Кисе до сих пор помнил это отравляющее чувство непонимания и беспомощности при виде крови на руках. Простой кашель, почему-то раздирающий горло, резкий привкус металла во рту, темный сгусток на ладони — будто страшный сон.       После четвертого приступа Кисе смирился с «мифической» болезнью. Он действительно любил, болел неразделенной любовью и медленно умирал. Понимание того, что Мидорима никогда не ответит на его чувства, лишь немного задело гордость и вызвало ярость, но это быстро прошло. Во-первых, они оба парни, правильному Шинтаро и мысли в голову не придет о чувствах между ними. Во-вторых, они не подходят друг другу. Умный и занудный педант, любящий одиночество. А с другой стороны — веселый и общительный мальчик с обложки журнала, обожающий большие компании и горячие лучи славы. В-третьих…       — Пора признать, что это злая шутка судьбы, не больше, — просипел себе под нос Кисе и медленно разжал кулак. Под ноги упали смятые белые и синие лепестки.       Странно, но мыслей о суициде он не допускал. Скорее всего, он не хотел таким образом расстраивать родителей. Они и так не обрадуются, когда он умрет, задохнувшись. Но жить с мыслью, что сын наложил на себя руки, а они не доглядели и не спасли, еще тяжелее.       Теперь вместо многочисленных съемок Кисе проводил время с семьей и друзьями. Для всех известие о том, что Кисе Рёта прекратил успешную карьеру модели, стало шоком. Фанаты негодовали, а близкие люди решили не лезть ему в душу. Только Касамацу задал вопрос, но Кисе решил промолчать. И сделать вид, что все прекрасно. Он умел показывать ненастоящие эмоции, мог скрыть злость, боль, печаль, всегда улыбался.       Тем временем приступы случались все чаще. Два-три раза в сутки, причем преимущественно ночью. Спать нормально Кисе почти не мог, быстро начинал задыхаться. Изредка удавалось урвать у личного «сада» в груди пару часов дремы, но это оказывался почти подарок свыше. Синяки под глазами маскировать тональником не получалось, лицо всегда было уставшим, сонным, бледным.       Судорожно выдохнув, Рёта отнял от рта ладонь и поднес ее к глазам. Сквозь мутную пелену все равно было видно, что не красные разве что кончики пальцев.       Окровавленные лепестки, даже целый цветок…       Что? Цветок? Целый раскрывшийся цветок?       Небольшая ромашка, помятая, но не потерявшая от этого своей прелести. Насколько может быть прелестным цветок-убийца…       Рёта усмехнулся. Теперь ясно, что ему перекрывало дыхание, пока он так отчаянно пытался откашляться. Едва не задохнулся.       «Надеюсь, ребята не слышали».       И тут же сзади хрустнула ветка, на макушку опустилась прохладная рука. Рёта вздрогнул и медленно повернул голову, желая посмотреть на того, кто пришел.       — Так вот почему ты такой бледный и слабый, — Акаши присел рядом с ним и уставился на цветок. — Давно у тебя это, как я вижу. Кто?       Одного краткого вопроса хватило, чтобы понять истинные намерения экс-капитана. Он не позволит никому из своих бывших и нынешних товарищей умереть. Пострадает сам, но защитит тех, над кем имеет власть. Рёте было приятно это осознавать, но он не хотел обременять кого-либо своими проблемами. Тем более любовь Мидоримы хотелось получить честно, чтобы он сам рассмотрел в Рёте родственную душу. Держать его рядом с собой, чтобы выжить, будет неправильно.       — Хватит, Кисе. Ты отличный лгун и почти всех смог обвести вокруг пальца. Но долго страдать ты не можешь. Назови мне того, кого любишь. Я позволю тебе сделать выбор самому: жизнь или смерть. Если ты не признаешься сам, это сделаю я. Потому что не могу допустить твоей смерти.       Разумеется, Мидориме он ничего не сказал. Зачем? Он решил все еще тогда, когда Акаши путем ловких и тонких манипуляций заставил его назвать имя. Кисе не хотел видеть обреченного на жизнь с ним Шинтаро. Никто из друзей не желал ему смерти, и Мидорима в том числе, несмотря на многочисленные замечания в сторону его общительности и надоедливости.       Задрав голову, Кисе прищурился и посмотрел на закат. Он едва мог разглядеть красивый и плавный переход одного цвета в другой — мешали черно-алые пятна в глазах, да и солнце еще слепило. Вся картина заходящего светила была сильно смазана и представлена одной лишь желтой гаммой.       — Жаль, что плохо вижу, — с сожалением протянул Кисе. Прижал ладонь ко рту и закашлялся. Крови стало гораздо больше, раскрывшихся бутонов выпало два. — С завтрашнего дня пойдут дожди, до следующего заката я вряд ли доживу…       — Доживешь, куда ты денешься.       Холодный и резкий голос с толикой нетерпения вызвал у Кисе истерический смех. Глупо было надеяться, что он умрет раньше, чем Акаши все расскажет. Сейджуро был идеальным и абсолютным, так что и время его смерти он рассчитал с точностью до дня, ориентируясь на увиденное им тогда количество крови и лепестков. Да, Кисе был отличным лгуном, но провести своего бывшего капитана ему никогда не удастся.       — Мидоримаччи, ты… Недоволен, да? И очень зол? Конечно, о чем я спрашиваю, идиот! И без того всегда бесил тебя, а тут еще и заболел, ну… Ходячая неприятность, вот! — повернувшись лицом к Шинтаро, Кисе нервно рассмеялся, не заметив одной детали. — Ой, а ты почему без талисмана? Завтра и дождя не будет, наверное, если ты разлюбил гороскопы…       — К тебе спешил, дурак, поэтому и оставил впопыхах, — отточенным движением Мидорима поправил очки и подошел к замершему от удивления Кисе. Присел рядом и внимательно посмотрел ему в глаза. — Ты идиот не потому, что вечно задаешь тупые вопросы. Идиот потому, что эгоистично скрыл свою болезнь от всех, от меня в частности. Ребячество с твоей стороны никогда не прекратится?       «М-мидоримаччи… Что?.. Я не должен был?..»       — Хочешь сказать, что мне нужно было рассказать об этом сразу? — голос Кисе дрогнул. Он опустил голову, спрятав лицо от пронизывающего взгляда Шинтаро.       То есть как? Он обязан был сказать все ему после первого приступа? Но ведь специально молчал, не хотел причинять никому неудобств! А теперь выясняется, что он поступил глупо и немного по-детски? Эгоистично даже? Как будто после многочисленных придирок мог сделать как-то по-другому…       — Я догадываюсь, как ты сейчас размышляешь. Думаешь, что болен ТЫ и только ТЫ, поэтому это НИКОГО НЕ КАСАЕТСЯ. Но, прости, твоя болезнь — от влюбленности в меня. Следовательно, я тоже имею право знать, что происходит. Ты боишься услышать либо мягкий отказ, либо жесткий, потому что из-за него все станет только хуже. Но и выбирать мучительную смерть, не узнав правды, тоже неправильно.       Воцарилось молчание. Тишина давила на Кисе, но сказать что-то в ответ он не мог. Просто не знал, что сказать в оправдание, чем защититься. Было приятно, что Мидориме не плевать, но с каждым обвинением в свой адрес Кисе еще больше мучил вопрос: что Шинтаро к нему чувствует? Если ему было все равно, то Кисе не услышал бы ничего кроме: «Идиот, по сторонам меньше глазеть надо да цветы не трогать».       Ответ пришел сам. В весьма несвойственной для Шинтаро форме. Крепко обняв Кисе, он прижал его к себе и коснулся губами его лба.       Организм отреагировал мгновенно. Боль в груди утихла, дышать стало легче и горло не рвали хрипы.       — Я люблю тебя со средней школы, — тихо пробурчал Мидорима и отстранился. — Ты загонял себя зря, идиот.       Кисе не стал отвечать. Только широко и счастливо улыбнулся, обнял Шинтаро сам. Мятые цветы с кровью быстро забылись, хотя приступы еще не закончились: следующие несколько дней Кисе будет выкашливать целые букеты, пока растения полностью не освободят его сердце и легкие.       Но это осталось уже в прошлом. Рядом с ним был тот человек, который спас его от смерти. Человек, которого он любил, только теперь взаимно. Кисе прошел через боль и страдания, долгое время умудрялся хранить это в тайне. Разумеется, уже завтра ему достанется и от семьи, и от Кайджо, и от остальных игроков Поколения Чудес, и от директора модельного агентства. Но это завтра.       А сейчас…       — Люблю тебя, Мидоримаччи!