***
В город наконец добрались солнечные весенние дни — чем не повод для выхода на природу. В школе как раз решили, что это будет отличной идеей. Конец учебного года — все на нервах, просто необходимо сделать передышку от каждодневной рутины. И вот дети в компании учителя и ещё нескольких сопровождающих уже успели разбить палаточный лагерь в лесу неподалёку от города. Весь день прошел хлопотно и весело, и вот сейчас, когда дело близилось к ночи, дети в предвкушении ожидали посиделок у костра, представляли, как будут рассказывать друг другу таинственные страшные истории, как будут вздрагивать от ужаса, когда в кульминации повествования ветер вдруг зашумит особенно сильно, а рядом по ветке пробежится, напугав всех, белка, которой, в общем-то, наплевать на людские страхи и мистическую атмосферу. Девочка по имени Эннис весь вечер просидела вдали от одноклассников на самом краю обширной полянки, с интересом вглядываясь в глубь леса. Она больше всех ожидала этой ночи. Смотря в темноту между деревьями, Эннис все представляла себе невиданных и страшных существ, которые не подходят ближе лишь только из-за большого скопления людей. Девочка любила всем сердцем страшные истории. Сотни раз она представляла себе, как сидит в лесу, вот как сейчас, и её окружают могущественные и беспощадные духи, и как она говорит с ними, умоляя их взять её с собой в их особый потусторонний жуткий мир, куда еще не ступала нога человека. Далекая мечта казалась совершенно несбыточной, но такой близкой сейчас, только протянуть руку… Эннис уверенно встала, смотря прямо в чащу. А что если не ждать ночи? Но её окликнули, стоило сделать только шаг. Эннис обреченно вздохнула, мгновенно узнав голос. Её одноклассница Лили, милая и общительная девочка с голубыми глазами и каштановыми волосами. Сама Эннис тоже любила поболтать, наверное поэтому Лили так к ней привязалась. Единственная, кто вообще общался с ней, единственная кто разглядел её настоящую. Она спросила, как дела. Лили всегда при встрече это говорила, хоть бы и виделись они пять минут назад. Эннис это жутко раздражало, но, обернувшись, она все же выдавила из себя улыбку. Единственный человек, который замечал её, по иронии судьбы ужасно ей не нравился. Лили тоже улыбнулась, но как-то грустно. Жалеет. Она жалеет Эннис, а это-то и не бесит больше всего. Её саму все устраивает, нечего её жалеть! Они совсем немного простояли вместе, а ребята из класса уже кричали Лили: «Не подходи к „кукле-монстру“ — проклянет!» и хохотали, впрочем, быстро отводя глаза, натыкаясь на взгляд Эннис. Никто не хотел смотреть ей в глаза. А она продолжала натянуто улыбаться. Она ненавидела грустить, даже если грустно или больно, она улыбнется всем назло, но из глубин души уже что-то поднималось, что-то несоизмеримо тяжелое и горькое. Она уже все давно решила. Развернувшись, Эннис быстро бросилась в чащу, не обращая внимания на оклики и торопливый бег за спиной. Это точно Лили, побежала за ней первая. Ну и пусть — Эннис убежит. Она ото всех убежит. Эта мысль преследовала её задолго до похода, и вот сейчас она ощущала в ногах неимоверную легкость. Вдруг Эннис ощутила странное волнение. Как будто сам воздух колыхался от бега. Еще ничего не понимая, она бежала дальше и нечто необычное творилось вокруг: она проваливалась в некое пространство с головой, сам мир исказился, как в кривом зеркале, и девочка потеряла сознание.***
Эннис вздрогнула от яркой вспышки света, вдруг резко озарившей всё помещение, и попыталась приоткрыть глаза. Зрение еле уловило странный силуэт в другом конце комнаты. Волнение девочки усилилось, и она изо всех сил попыталась всмотреться в него, но как только глаза привыкли к свету, его тут же заслонила высокая тень. Девочка, не скрывая любопытства, разглядывала странного человека, по крайней мере, он им казался. Интерес почти вытеснил страх, ведь пред ней предстал черно-белый клоун невероятно высокого роста. И тут девочка окончательно поняла, что перед ней не человек. Некое существо, что смотрело прямо на нее, обладало длинными когтями и широко улыбалось заостренными зубами. Его кожа чем-то напоминала резину, а руки свисали почти до пола. Он был словно тряпичная кукла с перьевым воротником на плечах, растрепанными черными волосами и конусом вместо носа. — Ты дух леса? — не дав существу и слова проговорить, восторженно воскликнула девочка, непонятно из чего делая такой странный вывод. — Нет, — клоун лишь слегка удивился, но вдруг его пробрало на смех. А вот девочка была удивлена намного больше — странное существо ответило, да еще и смеётся над ней. — Ну, можно сказать, что я дух. А ты разве не боишься? — Боюсь, — честно ответила девочка, тем самым вызвав новую волну хохота. Эннис и правда боялась того, что произойдет, но не могла скрыть интереса и волнения. — А что это за место? И кто ты? — Я Смеющийся Джек, — представился клоун, разведя руки в стороны, по нему было видно, что он в очень хорошем настроении. — А что это за место, пойди и узнай! С этими словами он растворился в воздухе, оставив девочку в совершенно ошеломленном состоянии. Джека заинтересовала новая жертва. Девочка боялась его, несомненно, но было в ней что-то намного сильнее страха. Своим внешним видом она словно напоминала куклу, особенно необычными глазами. Джеку показалось даже, что она мертва. Но она была живая, из плоти и крови, и он обязательно придумает для неё особую игру.***
Её часто называли «куклой-монстром». При этом никто не смотрел ей в глаза. Внешний вид её всегда вызывал у окружающих недопонимание, а иногда и самый настоящий ужас. Девочка всегда высветляла кожу чуть ли не до идеально белого цвета, что придавало ей вид хрупкой фарфоровой куклы. Зачем девочка так делала, никто не знал, но в сочетании с какой-то даже неестественной худобой впечатление производилось жуткое. Светлые волосы всегда были затянуты в тугой хвост на затылке, открывая вид на лицо, где вокруг глаз были черные тени, что придавали бы ей эффект некой комичности, потому что из-за своей густоты делали девочку похожей на панду, если бы не обрамляли те самые глаза, что навевали на всех ужас. Словно стеклянные, они смотрелись неестественно на лице живого человека. Глаза пустые, без какого-либо живого блеска воистину казались жуткими. Это был природный дефект, из-за которого девочку так сторонились, и который доставлял ей столько неприятностей. Её взгляд казался мертвым, и между её одноклассниками согласовалось своеобразное табу — никогда не смотреть Эннис в глаза. Фарфоровая подделка — это клеймо тяготило, но не угнетало девочку окончательно.***
После долгих блужданий по мрачным коридорам цирка девочка, наконец, выбралась на улицу. Любопытство съедало изнутри, а полное непонимание происходящего то и дело заставляло ускорить шаг. Джек интересовал и пугал её одновременно. Он как будто хотел от неё чего-то, и Эннис, во что бы то ни стало, решила этого чего-то достичь. Перед ней предстал тот мистический потусторонний мир, о котором она так давно мечтала. Еще находясь внутри здания, она поняла, что это цирк. Черно-белый и заброшенный, с кучей странных вещей разбросанных по углам и, что особенно насторожило девочку, иногда попадающимися на пути каплями крови, но все же цирк, в котором этот странный клоун устраивает свои странные представления. Зрелище же, которое открылось перед Эннис, как только та вышла за порог, еще больше поразило её. Снаружи все так же было черно-белым. Огромный парк развлечений, окруженный лесом. Все было ржавым и покосившимся, но от этого зрелище становилось не менее захватывающим. Колесо обозрения, чья вершина тянулась намного дальше к небу, чем даже купол цирка, презирая все законы физики, стояло, накренившись вбок и, казалось, вот-вот готово было упасть. Оно то и дело издавало противный скрежещущий звук и начинало двигаться, но, всегда останавливаясь, не проходя и четверти круга, возвращалось и некоторое время крутилось как маятник. Звук ржавых механизмов был настолько громок, что девочка поражалась, как это она не услышала его раньше. Но самой примечательной чертой этого места, что заставляла кровь стыть в жилах, была кроваво-красная луна, сияющая прямо над самой верхней кабинкой колеса обозрения и озаряющая все небо тусклым алым светом, из-за чего, все вокруг приобретало ещё более мрачный вид. Зловещие тени алых облаков ложились на парк, и казалось, совершенно не двигались с места, оставаясь застывшими реалистичными рисунками на огромном куполе неба. Эннис ходила и осматривалась кругом, как завороженная следя за каждым движением в этом необычном жутком месте. Ей определенно нравилось здесь, но все же настороженность не покидала девочку и она решила проверить одну свою догадку. Пройдя прямо в лес, он начала двигаться все дальше в чащу. Но вопреки её мыслям кажущееся куполом мертвое небо все никак не заканчивалось, и, проходив так некоторое время, она уж было решила возвращаться назад, чтобы не заблудиться в лесу, как вдруг взгляд уловил над верхушками деревьев то самое колесо обозрения. Но она ведь шла прямо? Это привело Эннис в легкое недоумение, и после недолгих умозаключений девочка все же пришла к выводу — это зацикленное пространство. Присев под деревом, девочка погрузилась в свои мысли. Неужели она не сможет вернуться обратно? Связь в этом месте тоже не работала. Но не сюда ли она так стремилась в последнее время? Не она ли сама говорила, что ни за что не пропустит этот поход, что и завел её в это странное место?***
Лили догнала её по возвращении со школы. Путь Эннис до дома проходил прямо рядом с лесом, и она могла каждый день спокойно наслаждаться свежим запахом хвойных деревьев и своими мечтами в полном одиночестве. Если бы это одиночество не нарушали с завидной регулярностью. Лили уже не раз следовала за ней этим маршрутом, ведь ей тоже нравилось ходить рядом с лесом. Дом её был недалеко от дома Эннис, хотя короче было бы все-таки пройти иным маршрутом. Но она всегда искренне считала себя подругой Эннис, потому решила, что нет ничего лучше, чем пройтись и поболтать после школы, а если уж эта энергичная бестия вбила себе что-то в голову — её уже не переубедишь. Она пристроилась рядом с бодро шагающей Эннис, и, как всегда спросив, как у той дела, посчитала своим священным долгом напомнить о вечернем походе. Эннис лишь притворно удивилась, решив не расстраивать Лили, которая с такой гордостью преподнесла эту информацию. Она ненавидела эту девочку намного меньше, чем грусть на лицах окружающих. О походе же забыть она никак не могла. Ей наконец удастся выбраться из четырехлетнего плена того, что раньше считала домом. Выбраться туда, где не будет так больно. Лили хотела завести восторженную речь о пользе отдыха на природе, но осеклась, увидев задумчивость подруги. Она знала её причину, но при всей своей заботливости все же неосторожно бросила фразу: «Ты ведь не сможешь пойти?», о чем быстро пожалела, зная обычную реакцию Эннис. Но в этот раз та её удивила. — Я иду! — злиться в такой прекрасный день не было желания, как и сожалеть. Глаза Эннис горели энтузиазмом. Она пойдет, не смотря ни на что. Даже если придется убегать тайком. Даже если и вовсе не заходить домой.***
Эннис ещё раз взглянула на телефон, рассматривая цифры номера Лили. Тогда она проследовала за ней аж до самого дома. Еще ведь в лесу бежала за ней. И где она сейчас? Сколько же времени прошло с того момента? Стало как-то одиноко, но девочка быстро взяла себя в руки, решив не расстраиваться понапрасну. Здесь не так уж и плохо. Здесь есть странный дух-клоун со своими непонятными тайнами, которые она обязательно разгадает. Возвращаться обратно категорически расхотелось. Порыв ветра расшевелил растрепавшиеся волосы, заставив слегка поежиться от холода. Где-то вдалеке особенно противно скрипнули качели, и девочка перевела на них взгляд. Они давно заинтересовали её, еще когда она входила в лес. Эннис показалось что-то странным в их виде, но слабое зрение не позволяло разглядеть столь далекий объект. Наконец, встав из-под дерева, девочка, вновь слегка поежившись, решила таки выяснить, что там, после чего возвращаться в здание цирка, чтобы согреться. Она осторожно приближалась к странному продолговатому и черному объекту, висевшему на перекладине качели, кажется, на веревке. Вскоре зрение уловило очертания человека, а еще через некоторое время холодок пробежался по коже девочки, но уже вовсе не от прохлады воздуха. Она, наконец, смогла разглядеть, и это заставило её застыть в оцепенении. Там, на привязанной к качели веревке, болтался человек. Мальчик чуть постарше неё самой в черной одежде. Эннис, пошатнувшись, чуть не упала на землю. Развернулась и зашагала прочь, от этого места, двигаясь неестественно, как робот, ещё отказываясь принять очевидную картину. И вдруг остановилась. Ей вдруг показался до смешного нелепым собственный страх перед покойником. От чего она собирается бежать? Девочка немного в исступлении села прямо тут на траве, раздумывая над увиденным. И что же тут все-таки происходит? Странный дух, начавший какую-то свою игру, иное измерение с зацикленным пространством, отсутствие связи и, наконец, следы крови на полу и стенах цирка. Ну конечно, она могла бы догадаться и раньше. Над ней вновь нависла высокая тень, и Эннис слабым голосом проговорила: — Там… труп. — Да ладно? — насмешливо раздалось над ней, и девочка подняла голову. Джек ухмылялся своей жуткой улыбкой и казался еще более устрашающим, чем раньше. — Это ты его сюда повесил? — девочка хотела убедиться во всем наверняка. Осознание собственной участи отчасти пугало её, однако, также и… — Ну фактически он сам, — Джек притворно горестно вздохнул, и вновь расплылся в улыбке. — Но, скажем так, я этому поспособствовал. А отчасти Эннис вздохнула с облегчением. Джек удивленно приподнял брови. — Я умру здесь? — девочка странно улыбалась. Стало вдруг так спокойно. — Что ж, это всяко лучше жизни в том мире. Я умру в прекрасном месте. — Уже собралась умирать? — Джек поморщился от такого смирения, так просто она не умрет, это уж точно. — Что? — Говорю, сейчас ты не умрешь. Если, конечно, захочешь. — Я… — Эннис была удивлена, и вот вдруг заплакала, от чего Джек поморщился еще больше, но все же ответ его удовлетворил. — Я хочу жить! — О! Тогда следуй за мной! Эннис безропотно встала и последовала за клоуном обратно под купол цирка. Она так спокойно приняла смерть, что сейчас ей и самой стало противно от собственного поведения, ведь сейчас ей дали шанс жить. А если бы не дали? Глупо было вот так просто сдаваться, ведь она явственно ощутила, насколько ей не хочется уходить. Она не чувствовала от Джека никакой враждебности и постепенно успокоилась совсем. Он не убьет её. Пусть Джек и был именно таким монстром, о которых девочка так любила читать раньше и каждый раз замирала от ужаса при их описании, но в её душе зародилось некое восхищение этим жутким созданием, и вот сейчас, она, возможно, достигла того, о чем так замечталась, на той лесной полянке, перед тем как сбежать. Джек завел Эннис обратно в подвальные помещения цирка, и они вошли в одну из комнат. В нос ударил сладковатый запах крови, а взгляд быстро выхватил в помещении прикованных к стенам людей. Все они были мертвы и в отвратительном состоянии: с ранами по всему телу, отсутствующими конечностями и внутренностями. Девочка чуть было не вскрикнула, но что-то заставило её смолчать. Она больше не испугается. — Пыточная? — вслух подумала Эннис и тут же вздрогнула под взглядом Джека. — Ты боишься? — повторил он свой вопрос, который задал при первой встрече. — Нет. — А зря, — он подвел её к столу, на котором был прикован ещё живой человек. Это был мальчик лет двенадцати. — Раз уж ты не боишься, тогда сыграем в игру: убей или умри. Все очень просто, но главное, чтоб жертва мучилась как можно дольше. — Только при условии… — Эннис, казалось, совсем осмелела, но на самом деле все было не так. Страх вернулся с новой силой. Однако, к слову «убей» она уже была готова, словно чувствуя заранее — просто так жить ей не позволят. — А ты уверена, что ты в том положении, чтобы ста…? — Мне ведь можно будет остаться здесь, если я убью? — перебила она, посмотрев прямо в лицо клоуну. По ничего не выражающим глазам, нельзя было что-то понять, но Джек решил, что девочка действительно сейчас готова убить, а по сему рассмеялся. — Остаться? — конечно, он даже и не думал её отпускать, но все же решил подыграть. Чего не сделаешь ради развлечения! — Конечно, можешь остаться! — Тогда, — Эннис медленно осмотрела комнату и наткнулась на висящие на стене инструменты. Там было все: начиная со скальпеля и заканчивая огромной кувалдой. Руки тряслись, но девочка упорно подошла к стенке. В этот момент мальчик, что до этого находился без сознания, очнулся. Оценив ситуацию, он готов уже был закричать, но кляп во рту помешал ему это сделать, поэтому Эннис расслышала лишь приглушенное мычание, но и этого хватило, чтобы она выронила уже было схваченную пилу. Джек неотрывно следил за её действиями, не спеша ничего предпринимать, и девочка быстро подхватила упавший предмет, явственно ощущая на спине его взгляд. Она обернулась на жертву и посмотрела прямо тому в глаза. Лучше бы этого не делала. Увидев пустой взгляд и пилу в руках девочки, мальчик истошно замычал и начал активно вырываться из сковывающих руки и ноги креплений, по щекам потекли слёзы. Эннис опустила взгляд в пол, оцепенев от накативших волной страхов и сомнений и, как будто устыдившись собственных глаз, вновь опускаясь в омут собственной памяти, где эти самые глаза стали причиной её одиночества. — И куда же пропала твоя решимость? — Джек раздраженно фыркнул, устав ждать пока девочка, наконец, соберется. Эннис, словно очнувшись ото сна, резко вздрогнула и двинулась прямо к мальчику. Она взяла пилу, подумав о том, что сказал Джек на счет мучений, но абсолютно не подумала, что же будет с ней делать. В конце концов, не придумала ничего лучше, чем отпилить руку. Осторожно приподняв пилу и положив на руку мальчика, она начала двигать ей по предплечью, особо сильно не надавливая, ослабевшие руки просто не позволяли этого сделать. Как только хлынула кровь, мгновенно запачкав лицо и одежду Эннис, она отвела взгляд, но не прекращала пилить до тех пор, пока не наткнулась на кость. Мальчик не прекращал вырываться, еще больше разворачивая образовавшуюся рану. Кровь хлестала непрекращающимся потоком, и девочка в нерешительности перевела взгляд на результат своих действий. По телу прошла дрожь, она чуть сама не заплакала, взглянув в лицо мальчишки, но внимательный взгляд глаз монстра за спиной не дал ей этого сделать. Она откинула все мысли в сторону. Не думать ни о чем. Она подняла пилу чуть выше по руке, не решившись распиливать кость, и вновь принялась за прерванное занятие уже намного активнее. Мальчик стал вырываться слабее, жуткое мычание превратилось в едва слышные стоны, пока не смолкло насовсем. В легком недоумении Эннис вновь посмотрела на лицо мальчика: взгляд застыл, как её собственный, он был абсолютно точно мертв. — Скончался от потери крови и болевого шока, — констатировал Джек, довольно ухмыляясь. — Для начала неплохо. Девочка, не отрываясь, смотрела в пустые глаза мальчика, будто не слыша ничего из того, что говорил Джек. Она вдруг улыбнулась слабо и неуверенно, осматривая навеки застывшую маску страха на юном лице. Тишина. Такая холодная и умиротворенная, что девочка заулыбалась уже увереннее. Никто уже не вырывался и не кричал, волнение и страх исчезли. Труп неподвижно лежал на столе, пустая оболочка некогда чего-то живого. Почему-то ей нравилось это ощущение — такая вот мертвая тишина и пустые остекленевшие глаза. Отнятая ею жизнь превратилась в такую завораживающую своим вечным спокойствием смерть. — Я вижу, тебе понравилось, — Джек окончательно решил поиграть с этой девочкой подольше. — Что ж, пока что живи. С этими словами он исчез, оставив девочку наедине с трупами.***
Однажды, её водили к психологу. Ещё раньше, до перехода в тот класс, где Эннис училась сейчас, а на её лице появился тот жуткий грим. Родители волновались, чтобы недостаток общения, причиной которому такой страх перед дефектом её глаз, не вызвал у девочки каких-нибудь комплексов и отклонений. Больше всего волновалась мать, нервная и импульсивная женщина, которая упорно вбила себе в голову, что такими темпами Эннис вырастет замкнутой и необщительной. Она уже всерьез считала, что её дочь сама ни с кем не хочет общаться. Только отец всегда видел Эннис насквозь. Когда её спрашивали о школе, она всегда молчаливо переводила взгляд в пол, но он знал, что это вовсе не нежелание говорить, просто рассказать было толком нечего. Эннис чувствовала его поддержку и только с ним делилась своими страхами и тревогами. Однако он все же сдался под натиском жены и согласился на один сеанс. Девочка сама прекрасно понимала родителей. Все же они беспокоятся за неё. Непонятно ей было лишь одно: зачем же они переживают больше неё самой? В тот единственный раз психолог не обнаружил никаких отклонений от нормы. Эннис охотно отвечала на вопросы, иногда сама чем-то интересуясь. Психолог, ещё молодая женщина, даже разговорилась с ней о многих и вовсе отвлеченных вещах. Такая энергичность и общительность не оставляли никаких сомнений, девочка отлично переносит своё вынужденное одиночество и даже не считает его чем-то плохим. Родители были рады. Жаль только, после её уже некому было отвести к психологу.***
Девочка бездумно бродила по парку развлечений, упиваясь тишиной, прерываемой лишь скрипом проржавевших механизмов. Сколько прошло времени с того момента, как она попала в это место, ей уже и не вспомнить. Время здесь словно замерло навечно, и над головой, всё так же насмехаясь над самой природой, была кроваво-алая луна и купол мертвых облаков. С тех пор по указке Джека она убила не одного человека и, казалось, вовсе об этом не сожалела. Насвистывая какой-то незамысловатый мотивчик, она наслаждалась одиночеством. С появлением каждой новой жертвы в этом мире, она словно проваливалась в пучины презрения к людям, которые всю жизнь называли её монстром, и спешила поскорее избавиться от них либо сама, либо наблюдая за представлениями Джека, которые, несомненно, были куда ужаснее и изощреннее её собственных убийств, но доставляли ей удовольствие долгим томительным ожиданием неподвижной тишины. Ей никогда не нравился процесс пытки, вид крови, и крики агонии, что вызывало у Джека недоумение и одновременно интерес. Она ждала лишь того момента, когда глаза жертвы застынут навечно, а потом долго смотрела на медленно остывающее тело. «Мертвецы так прекрасно неназойливы», — думая лишь об этом, она иногда сама ощущала себя монстром, которым её так часто называли. Тогда, в той комнате, стоя вся в свежей крови перед своей первой жертвой, она потеряла сознание от нахлынувших новых ощущений и чувств, но сейчас Эннис уже точно с тем спокойствием, которое плескалось в её всегда непроницаемых глазах, ощущала проносящийся по телу потусторонний трепет перед ужасом смерти. Джек единственный, помимо трупов, чьё общество она не презирала. Хоть он часто её словно и не замечал, Эннис любила его молчаливое общество. Иногда, будучи в хорошем настроении, он даже говорил с ней, а она охотно делилась в ответ подробностями своей жизни, словно считая, что ему и правда интересно её слушать. Ни о чем не беспокоясь и беззаботно доверяя этому жуткому существу, она совсем уже позабыла об осторожности, всем сердцем отдаваясь этому иному миру. Иногда Джек приносил ей еду и воду, странную на вид, может, не всегда свежую, но все же благодаря этому она еще могла продолжать жить, но заметно исхудала, хоть и изначально была неестественно хрупкой. По парку она ходила долго, делать пока что все равно нечего: Джек ушел в реальный мир, а здесь остались лишь мертвецы, что уже гнили и источали ужасное зловоние под куполом цирка. Обойдя вокруг колеса обозрения, девочка наткнулась на маленькое неаккуратное кладбище прямо возле леса. Каждый раз, проходя мимо него, Эннис ощущала неприятное чувство тоски, что настигло её и сейчас, мгновенно смывая с лица всю прежнюю веселость. Джек как-то рассказал, что это кладбище вырыла одна очень набожная жертва. Она умоляла похоронить трупы, и Джек позволил, естественно сам не участвуя. Но трупов было слишком много, вскоре жертва сошла с ума и через некоторое время умерла от переутомления, так всех и не захоронив. Да это было попросту и невозможно. Жертвы Джека неисчислимы. Но вовсе не это заставляло девочку погружаться в мрачные мысли при виде этого места, какое ей было дело до очередного несчастного, умершего здесь? Она сама еще не до конца поняла свои чувства, и потому старалась избегать кладбища, но от чего-то сама того не осознавая, возвращалась сюда снова и снова. Она словно чувствовала молчаливое осуждение в этих тяжелых камнях, исполняющих здесь роль надгробий. Её мучили воспоминания, которые раньше приводили в восторг.***
Отец Эннис умер четыре года назад. Отравление. Какой-то конфликт на работе. Виновника быстро поймали, и девочка уже тогда задалась вопросом: а стоило ли ради такого отнимать жизнь? Не понимает и до сих пор. Тогда она долго проплакала над мертвым телом. Притрагивалась, чувствовала неестественный холод остывающей кожи, одёргивала руку и продолжала плакать, пока её не оттащили. На похороны её брать не хотели, но она настояла. Смиренно и тихо смотрела на всю процессию, по ощущениям готовая заплакать, на деле не проронившая больше ни слезинки. На похороны пришли какие-то совершенно незнакомые люди, вроде родственники, но какие-то уж слишком дальние, и от этого становилось даже противно. Что все они тут забыли? Когда гроб закрывали, её мать все плакала, а она продолжала молча смотреть. Слишком много чувств проносилось в её душе, чтобы уловить хоть одно: отвращение к совершенно чужим, но зачем-то пришедшим сюда поглазеть людям, злость на убийцу отца, грусть от смерти столь любимого ею человека. Но больше всего поражало и, поначалу, даже пугало её другое чувство. Она чувствовала необъяснимый трепет перед этим местом, перед всем процессом похорон, и ощущала отчего-то приятное волнение от мысли о мертвецах со всех сторон под землей окружавших сейчас похоронную процессию. Она, не отрываясь, смотрела на кресты и надгробия, взгляд расплывался от чувства необъяснимого страха, который, однако, чем-то был даже интересен и необычен. Невиданное раньше чувство. Ей хотелось смеяться от всего этого помпезного бреда, но в то же время она не могла унять бешеного волнения: невероятную прелесть нашла она в этих мрачных и зловещих полях смерти. Ей хотелось вновь испытать такое чувство. Она, опустив голову, чтобы никто не заметил, улыбалась. Но, увы, это не осталось незамеченным для её матери. Она тогда чуть не сошла с ума. Вернее, все от чего-то решили, что не сошла. Одна Эннис знала правду, но слишком любила мать, чтобы сказать об этом кому-либо. Её мир навеки погрузился в безумие, но не она сама. Нет. Она выдержала, не сломалась, и была готова к любому ужасу. Была…***
А что изменилось сейчас? Кладбище все так же молчит, пугая своей непоколебимой атмосферой и застывшими в пространстве жизнями, здесь погребенными, а девочка больше уже не испытывает того благоговения перед витающей во всем здешнем воздухе смертью. Иногда, убивая в очередной раз, она задумывалась, а чем же так плоха жизнь. Всякий раз прокручивала в голове своё прошлое, но находила вновь лишь разочарование, и опять погружалась с головой в мир смерти. И так по кругу, словно стремясь найти что-то недостающее. Какой-то отсутствующий пазл в этой головоломке, которая, казалось, все больше сводит её с ума. Что-то неумолимо тянуло её обратно, напоминая о себе, лишь изредка, и девочка полностью обманывает себя, полагая, что это чувство не преследовало её ещё с самого начала. Неужели… Неужели она так хочет вернуться к свету того мира? Джек подмечал в девочке изменения. Она все продолжала безропотно убивать, когда он скажет, но с каждым разом её улыбка становилось все тусклее. Наслаждение, раньше приходящее со смертью очередного человека, куда-то бесследно улетучивалось. Джек понял, что игра закономерно подходит к своему финалу. Он узнал о ней достаточно из её же собственных рассказов, чтобы напоследок устроить грандиозное шоу. Он появился перед Эннис как всегда неожиданно, когда она смотрела своим пустым взглядом, казавшимся сейчас еще более стеклянным, на кладбище, и пригласил её последовать за собой. Проследовав уже привычным маршрутом в подвал, она увидела очередную жертву. И всё теперь вновь по кругу. На этот раз молодая девушка, что была без сознания, как марионетка повиснув в кандалах. Многочисленные порезы свидетельствовали о том, что Джек уже принялся за неё. Подойдя к ней, девочка заглянула в её лицо. Еще дышит, значит — живая. Эннис вдруг почувствовала резкое желание убежать. Так сильно она никогда ещё не противилась своему презрению к живым людям. Убивать девушку совершенно расхотелось, возможно, все потому что она слишком много об этом задумывалась. Хотелось найти иной путь. Но он был навеки закрыт неподвижным куполом неба над головой и черно-белой фигурой монстра за спиной, всегда пристально наблюдающей за ней. Бежать некуда. Она жива, пока убивает, а умирать страшно. Страшно и то, что перед смертью её будут ожидать длительные мучения, которые она видела всё это время, наблюдая за Джеком. Она явственно ощутила себя куклой в его руках. И как она могла отрицать это чувство раньше? Она не монстр, монстр тот, кому она наивно доверяла всё это время. И она безумно от этого устала. Девочка взяла нож и сразу вонзила его в сердце жертвы. Будь что будет, но она больше не в силах слышать бесконечные крики и участвовать в отвратительных играх черно-белого клоуна. Все происходившее ранее словно сковало льдом её сердце, но она никогда к этому не стремилась. Она лишь хотела убежать от безумия.***
Эннис дошла до дома, только что попрощавшись с Лили, и внимательно прислушалась к звукам с первого этажа этой небольшой двухэтажной постройки. Она точно знала, когда входить лучше не стоит. Нельзя, потому что снова будет плохо. Внутри царила тишина, и девочка слегка обречённо вздохнула. Только не снова… Она обошла дом и заглянула в окно своей комнаты, которая очень кстати располагалась на первом этаже. Как раз для таких случаев она всегда оставляла окно открытым, лишь слегка прикрывала, чтобы было незаметно. Она прекрасно понимала, что так в дом могут забраться воры, но терять ей все равно нечего. Открыв окно, девочка как можно тише пробралась внутрь. Сейчас надо только прихватить кое-какие вещи, ведь самое необходимое для похода она уже приготовила. Ступив на пол, она услышала жуткий скрип досок. Это было не осторожно — мать Эннис спит очень чутко. Но как только она приступила к сбору вещей, по возможности тихо доковыляв к шкафу, услышала шум из коридора. Сердце ушло в пятки. — Эннис, девочка моя, — раздался слегка сонный, обманчиво мягкий голос с обратной стороны двери. — Как ты вошла? Эннис не ответила, решив притвориться, будто её тут нет. Если она ответит ей, она начнёт просить её выйти. Но девочка не выйдет, зная, что мама всегда не в духе. Но сильнее всего она не в духе после сна. Со сном приходят болезненные воспоминания, которые заставляют содрогаться от ужаса, потом приходит отвращение. Отвращение к дьявольской улыбке на лице ребёнка, что едва удерживалась от смеха на похоронах собственного отца. После смерти мужа мать Эннис обозлилась на весь мир. Кошмары не давали покоя, а единственной за все четыре года, на кого можно выплеснуть свой гнев была её собственная дочь. По ту сторону двери раздался нервный скрежет. Мать Эннис делала так всегда, когда раздражена — начинала медленно и с всё нарастающей громкостью водить по двери ногтем. Эннис задрожала, всей кожей вновь ощущая бывшие побои и крики. Она вылетела из комнаты, не раздумывая, прямо в школьной форме, и прихватив лишь частично собранные вещи, но, несмотря на весь страх, проклиная себя за то, что оставила мать. Она больше не вернется туда никогда. Как бы не любила мать, и какими бы теплыми не были воспоминания о времени ещё до смерти отца. И, если честно, девочка готова была терпеть даже побои, продолжая хранить в памяти счастливые мгновения, но одного она выдержать уже не могла: безумного, отчаявшегося взгляда. Это было больнее всего. Это заставляло понимать, что все никогда не будет как прежде. Что её прежний мир навсегда поглотило безумие. Но она не будет отчаиваться. Теперь её дорога — это тьма потустороннего мира, которая сияет для Эннис ярким светом.***
Так думала она до сего момента, но сейчас она всеми силами хотела оказаться в прошлом и остаться с матерью. Поговорить с ней, или обратиться в больницу, где её обязательно бы вылечили. Если бы она так поступила, безумие исчезло бы навсегда, но она предпочла уйти в ещё более темное безумие. Ошибка, которую уже не исправить. Джек был слегка недоволен быстрой смертью жертвы, но все же решил доиграть в задуманную игру. Девочка ещё в состоянии его развлечь. Её ждёт большой сюрприз. Он повел её за собой к цирковой арене. Даже непроницаемые глаза не способны были скрыть её мысли — она готовится к смерти. Но, даже зная, что её ждет, молча следовала за Джеком, будто еще цепляясь за воспоминания, что принесли ей временное наслаждение, такое короткое и обманчивое. Она осматривалась с безразличием, пока не заметила посреди зала привязанную к тросам фигуру. Не верящим взглядом осматривая её, Эннис прикрыла рот ладонями, чтобы не закричать от ужаса. Джек ухмыльнулся, довольный такой реакцией. Что ж, сама виновата, что так много ему о себе рассказывала. — Условие прежнее — убей или умрешь сама, — Джек, подталкивая к действию, протянул девочке нож. Та взяла его в руки и некоторое время просто смотрела на холодное лезвие, в котором было её собственное отражение. Она похудела настолько, что стало вовсе непонятно, как её еще держали ноги. Щеки впали, а под глазами проявились синяки, что не скрывал уже давно поплывший грим. Он смешался с грязью и кровью, делая картину еще более удручающей. Если бы кто её сейчас увидел, убежал бы, не раздумывая. Но фигура висящая на тросе, её уже вторая жертва за день, лишь приветливо улыбнулась, умело скрывая панику. — Как дела? — знакомый вопрос заставил нервно сжать рукоять ножа. Девочка медленно подошла к Лили и опасливо подняла на неё взгляд. А она все улыбалась, в глазах не отражалось ни капли отвращения или злобы. Словно и вовсе не испугавшись, Лили в упор смотрела на Эннис, чего-то ожидая. Девочка повернулась к Джеку. — Как она здесь…? — А тебя это волнует? Просто оказалась здесь, — он махнул рукой в сторону Лили. — Сейчас твое дело убить. Но на вопрос Эннис ответила сама Лили. — Я искала тебя, прости… — голос на мгновение дрогнул, все же выдавая волнение. — А потом оказалась здесь связанная. — Почему здесь она?! — воскликнула Эннис, вновь обращаясь к Джеку. Шок и волнение медленно перерастали в гнев. — Это ведь та девочка, о которой ты рассказывала, — Джек ничуть не смутился смене тона. — Ты же говорила, что ненавидишь её. — Я… — Эннис замялась. — Мое терпение на исходе! — Замолчи… — очень тихо. — Что? — клоун, похоже, удивился. — Заткнись, — Эннис не понимала, что говорит, но голос звучал уверенно. Злость все больше охватывала её, возвращая из временного оцепенения. Эннис поняла, что проявляет слабость, но эмоции текли через край. А все так хорошо начиналось! Как она вообще могла надеяться, что сможет подружиться с обитателем этого места? — Испугалась? Тебе ведь было весело? — Джек подливал масла в огонь, издеваясь. Эннис поморщилась от напоминания. Но сейчас её больше заботило другое: от чего так бешено колотиться сердце, сейчас, когда она стоит перед Лили? Она ведь и правда презирала её. Ведь правда? — Жалеешь? Тебе ведь так нравится быть монстром! — Нет… молчи! — девочка схватилась руками за голову. Она — монстр? О, всегда, всегда она ненавидела это дурацкое прозвище: «кукла-монстр», и абсолютно всем было плевать, что у этой куклы тоже есть чувства! Настоящий монстр здесь он. А она, не подумав, стала его куклой. Но тут девочка еще больше задрожала от осознания: а имеет ли она право так говорить, когда руки по локоть в крови? — Мда, вижу, дела не очень, — заключила Лили, наблюдая за этой сценой, и чувствуя свою полную беспомощность, попыталась хотя бы развеять обстановку. Бесполезно. Результат был абсолютно противоположный. — Не остри! Не время! — крикнула Эннис. На глазах выступили слёзы. Она ведь прекрасно понимает, насколько сильно на самом деле боится Лили, и сама напугана не меньше. А эта девочка ещё и улыбаться ей пытается! — Зачем ты вообще меня искала? — Прости… я… — Погоди! Не говори ничего! — Эннис чувствовала невероятную тяжесть на сердце. Чувство вины съедало её изнутри. Это все из-за неё! — Я так испугалась, когда ты убежала в лес в тот день, — всё же заговорила Лили, больше не улыбаясь. Она готова была расплакаться, но держалась ради Эннис. Что бы не случилось, она не хотела делать ей больно. — Нет… Не то… Помолчи! — мысли метались в голове, не позволяя успокоиться. — Я ведь… сейчас умру? — услышав это, Эннис так и застыла на месте от ужаса. Лили и сама не ожидала произнести эти слова, они сами рвались из глубины души вместе с еле сдерживаемым страхом. Она быстро пожалела об этих словах, приготовившись к худшему, но Эннис вдруг прошептала: — Нет… — она со странной, болезненной улыбкой посмотрела Лили в глаза. Они обе давно уже плакали, пусть сами и считали, что сдерживаются. Эннис решила одно: — Ты не умрешь! — произнесла она уже громче, искренне уверенная в своих словах, как вдруг сзади услышала хлопки и смех. — Прекрасное представление! Эннис повернулась к Джеку, на ходу проговаривая: — Я не убью её! Я лучше… — она осеклась, увидев, что его нет на прежнем месте. Раздался крик, и стоило Эннис с расширившимися от ужаса и осознания глазами только обернуться, как на лицо хлынула теплая кровь. В груди подруги зияла дыра, а позади стоял Джек, сжимая в руке ещё бьющееся сердце. Сколько боли отражалось в глазах Лили, и Эннис почувствовала, что ту боль, которая никогда не будет видна в её собственных глазах, они словно разделили на двоих. Тишина, которая больше не значила ничего, гулко разнеслась по залу. Эннис закричала. С последним ударом сердца в руке Джека, глаза единственного в жизни человека, которому она была дорога, потухли навеки. Мир словно погрузился во тьму.***
— Пс, привет, — весело, но все же тихо раздалось под окном. Эннис нехотя выглянула на улицу, хоть по голосу уже узнала, кто это, улыбнулась и помогла влезть в комнату. Лили уже знала о матери Эннис, поэтому и пошла сразу искать окно. Так часто она бродила за ней, что та уже просто не могла не отвечать на задаваемые ей вопросы. Когда Лили завела тему родителей, то впервые увидела Эннис в подавленном состоянии. — Что ты здесь делаешь? — Эннис говорила так же тихо, явно недовольная появлением незваной гостьи. — Да ладно, мы ж подружки! — отмахнулась Лили. — Как дела? — Мама спит. Пока что хорошо, — она слегка взволнованно прислушалась. — Да ладно тебе, не услышит! — Она чутко спит. В комнате повисло неловкое молчание. Впрочем, ненадолго. — Давай поиграем, — Лили уже, похоже, распланировала им вечер. — Я тебя не ждала. — Вот как? Неужели, я тебя от чего-то отвлекаю? — неуверенно пролепетала Лили, однако в мыслях не отказываясь от своей идеи. — Я рассказ пишу. — Вот как… и какой? — Крипипасту, — Эннис думала отмазаться от Лили, предполагая, что та не любит ужасы, и просто, наконец, отстанет. На самом деле ничего она сейчас не писала. Вернее, пыталась раньше, но получилось все как-то не так. Сейчас же она просто маялась от безделья. — Здорово! — вдруг воскликнула Лили и хлопнула в ладоши. Такая реакция заставила Эннис удивленно округлить глаза, забыв даже о том, что подруга уж очень расшумелась. — А ты умеешь писать? Слушай! Я придумала! Давай писать вместе. Это тоже как игра — ты пишешь несколько абзацев, затем я пишу. Здорово же будет! К своему собственному удивлению, Эннис поняла, что идея кажется ей не такой уж и плохой. Она подумала и включила свой старенький ноутбук, подаренный когда-то отцом. Игра действительно помогла бы развеять скуку вечера, но, пока прибор включался, за дверью раздались шаги. — Эннис, девочка моя. Кто там у тебя? Эннис вздрогнула, словно её ударило током. — Я… — она не знала, что теперь делать, лишь нервно и как-то виновато улыбалась, глядя в экран. Лили неожиданно для себя поняла, насколько хочет помочь этой девочке. Она вдруг разглядела столько страдания в этих, казалось бы, безразличных глазах, и схватила Эннис за руку. — Что ты?.. — Не бойся. Давай сейчас пойдем ко мне. — Но… Не дав Эннис договорить, Лили потянула её к окну. Та даже не сопротивлялась, одновременно подавленная появлением матери и удивленная поступком подруги. — Эннис! — за дверью раздался уже крик. Лили и сама вздрогнула от этого надорванного, озлобленного тона. — Я… — Эннис словно придавило к земле. — Но разве я могу… вот так. — Не волнуйся! Просто один раз заночуешь у меня! Эннис пыталась что-то ещё возразить, но все это звучало так невнятно, что Лили окончательно уверилась — её надо хоть на один день оградить от этого, от этой боли съедающей душу. Родители Лили были в тот вечер удивлены столь внезапным визитом, но все же не отказали в просьбе дочери оставить у себя на ночь подругу, взяв с неё обещание больше так не делать. А мать Эннис, так и не дождавшись ответа, попросту позабыла, зачем пришла и, дойдя до своей комнаты, мгновенно упала на кровать с жуткой головной болью, не вспоминая о дочери до самого её возвращения. — Ты… я точно могу.? — Эннис всё еще сомневалась, но Лили была непоколебима в своем решении. — Не обращай внимания, просто давай веселиться! Они тогда долго сидели, не спали почти всю ночь. Писали и болтали. Эннис всё же смогла на время забыть о своих проблемах. Тогда у них получилась прекрасная история, правда, мало чем похожая на крипипасту. Слишком уж им было весело. В тот день Эннис впервые проявила перед кем-то слабость. В тот день она всем сердцем хотела жить как обычный ребёнок. Но какая-то странная необоснованная гордость, беспричинная обида, затаённая даже не на конкретного человека, а на весь мир, не позволила ей тогда признать Лили. Действительно раз и навсегда впустить её в своё сердце. Но она не забыла тот миг, когда была по-настоящему счастлива.***
А сейчас уже слишком поздно. Эннис осела на колени. Никогда она не ценила Лили, всегда отталкивала её, и только сейчас осознала, насколько та была важна для неё. Единственная, кто не считал её монстром. Даже увидев всю в грязи и в крови, она лишь улыбнулась. Она больше никогда не сможет улыбаться. Трупы всегда остаются холодны и безмолвны. И почему этот холод так тянул её раньше? Она окончательно познала ту тьму, к которой так стремилась. Теперь уже слишком поздно возвращаться назад. Она лишилась последнего мостка, что связывал её с тем миром. А этот мир принадлежит не ей, и никогда не принадлежал… — Ты проиграла. Теперь ты умрешь, — раздалось прямо над ухом. Тишину цирковой арены прорезал смешок. Еще один. Девочка, что минуту назад рыдала и мучилась от собственного бессилия, вдруг заливисто рассмеялась. Она смеялась всё громче и истеричней, а Джек ждал. Представления продолжалось, похоже, девочка ещё могла его удивить. — Думаешь, я тебя не убью? — с подозрением заглянул он ей в лицо. — Думаю? — резко прекратив смеяться, Эннис подняла на Джека свои ледяные глаза. Она улыбнулась и прищурилась, ощущая какую-то неведомую легкость. Так пусто, так бессмысленно. — Я все думаю, как же мир прекрасен! Она вонзила нож прямо в сердце. Руки опустились, а улыбка на лице странно дернулась в последний раз, расплывшись в ужасный оскал. Именно теперь она выглядит как кукла-монстр: жуткая, искаженная, вся в грязи, в крови многих людей, и вот уже собственная кровь неровной, потрепанной алой розой расцвела на её одежде. Стеклянные глаза лишились жизни окончательно. Джек долго смеялся, откладывая в памяти особое место для такого прекрасного шоу. Эта девочка знатно его повеселила, жаль только, не удалось разобрать её на составляющие еще перед смертью. Зато сейчас её глаза послужат отличным материалом для украшения его новой поделки! Впрочем, возможно, он забудет об этой девочке уже через пару месяцев…